Еще о.Владимир произвел на всех неизгладимое впечатление, когда в начале Петрова поста произнес длиннющую проповедь о том, что православные не умеют правильно поститься, умеют же только индийские йоги. Иобъяснил, как это нужно делать в соответствии с учением йоги. Кроме всего прочего, о. Владимиру ужасно не нравилась и сама Богдановка. Ему не нравилось все - село, храм, приход и, главное, отсутствиесущественного дохода. Он постоянно на это роптал, жаловался, просил и ожидал перевода. Кстати, с о. Владимиром-йогом связана и весьма поучительная для меня история. Приехал я как-то домой к отцуБорису Рубановичу (тогда он уже служил в городе) и стал эмоционально жаловаться на о. Владимира. Когда же о. Борис попросил привести пример того, как же чудит о. Владимир, я в качестве таковогопривел только то, что он отказывается служить литургию, если просфоры испечены небрежно, и на их крышечках не видно положенных букв имени Господа - ИС ХС НИ КА (Иисус Христос Победитель). Отец Бориспожал плечами и сказал, что о. Владимир, по сути, прав. Я растерялся. Только став священником, я узнал, что если строго следовать чину совершения Божественной литургии, то действительно нельзяразделить Агнец, не различив эту надпись, ибо разные Его части предназначены для различного употребления. Так что из всех многочисленных "чудачеств" о. Владимира это как раз имело под собой серьезноеоснование. Вот так: осудил - и сам "сел в лужу". Таких случаев - когда любое, даже, как казалось, самое обоснованное осуждение оказывалось обманом лукавого - в моей жизни было немало. Об этомподробнее написано в рассказах "Чехи", "Нудисты", "Как полюбить гомосексуалистов".
Часть 6.
Таким образом, получилось, что наша семья стала основным контингентом прихожан Свято-Никольской церкви, а я, фактически, и псаломщиком, и чтецом, и пономарем, и уставщиком. В конце июня 1990года я в очередной раз уехал с бригадой (в которой еще продолжал работать) на выездной монтаж, и в Старой Богдановке отсутствовал более недели. По моем возвращении староста Степан Игнатьевич снекоторой хитрецой (на что я тогда внимания не обратил) сообщил: в мое отсутствие приезжала комиссия в составе благочинного отца Бориса Мартынюка и Шурыгина. Замечаний нет. Но благочинный просил менясрочно позвонить. Когда я добрался до телефона (а в Старой Богдановке работающий телефон был только в одном доме) - сразу позвонил. И отец Борис меня ошарашил вопросом: "А ты подрясник и крест ужеприобрел?" После некоторой паузы и нечленораздельных звуков я спросил: "А зачем?" На что последовал ответ: "Ты что, ничего не знаешь? На 12 июля назначено твое рукоположение в Кировограде". - Как?Почему? - Тебе говорили, что мы приезжали в Богдановку? - Да... - Так ведь староста и прихожане попросили, чтобы тебя им рукоположили священником. Ты что, действительно ничего не знаешь? - Нет... -Ну, теперь вот знаешь. Быстро собирай необходимые документы, покупай крест и езжай в Кировоград. Это сообщение было для меня настоящим шоком. Конечно, после благословения владыки Севастьяна яподумывал о пути священнического служения, хотя бы и в будущем. При этом представление у меня было такое: пока я живу в городе и являюсь, так сказать, "вольной птицей", сие может произойти в любоймомент - если Господь благословит. Но, решившись на переезд в село, т.е. на привязку к определенному месту, я навсегда отказываюсь от мечты служения в иерейском сане. Об этом в своей печерскойпоездке я говорил и отцу Тавриону, когда обсуждали возможность нашего переезда в село. Батюшка тогда ответил: - На все воля Божия. Не нужно ни от чего зарекаться. Отец Иоанн сказал: "Готовиться -готовься, а там как уж Бог даст"; может быть, скоро, а может быть, и никогда. Сам ничего не решай и возложи все на Господа. Если будет Его воля, то никакие житейские обстоятельства тому не помеха.Конечно, я эти слова о. Тавриона помнил, но внутренне как-то сжился с мыслью, что священником мне не быть. Переезжая жить в Старую Богдановку, думал завести фермерское хозяйство, теплицы - изарабатывать выращиванием помидоров (что, кстати, сравнительно неплохо у меня получалось). Так что слова о. Бориса стали для меня полной неожиданностью. Однако среагировал я на них адекватно. Взялбилет на самолет до Москвы, оттуда поездом в Печоры и уже через день беседовал с моим духовником: - Что же, это и есть ясно выраженная воля Божия. Езжай, принимай рукоположение и служи в СтаройБогдановке. Но была еще одна проблема. Моя мама - чудесная, замечательная, самоотверженная в истинно христианском смысле женщина, была очень негативно настроена по отношению к нашему воцерковлению.Папа относился к этому гораздо спокойней, даже, может быть, и положительно. А мама переживала очень глубоко - даже не то, что мы по своей жизни выпали из стандартной структуры советского общества, аименно то, что наши убеждения стали как будто изменой тем идеалам, с которыми они, мои родители, жили - по-своему искренне и добродетельно. И я спросил о. Тавриона - что же делать с мамой: она ведьскорее всего не только не поймет мой выбор, но и воспримет его крайне негативно. Батюшка против своего обыкновения ответил очень жестко: "Это уже не имеет никакого значения. Господь призвал кслужению в Церкви, и человеческие отношения не могут быть тому препятствиям. Даже если она тебя проклянет - это будет не важно". Однако, несмотря на твердое наставление батюшки, к маме по приезде яобратился с большим трепетом. "Мамочка, прости меня и пойми, но... Пришло время... На днях меня рукополагают в священники..." Мама смотрела на меня округлившимися глазами, а затем... подняла дрожащуюруку, перекрестила (!!!) и сказала: "Благословляю тебя, сын". И уже через несколько лет она мне рассказала, что именно В ТОТ МОМЕНТ, в момент благословения, она стала ВЕРУЮЩЕЙ. И это действительнотак - буквально в течение нескольких месяцев мама совершенно воцерковилась и стала столь ревностной и искренней прихожанкой православной церкви, что можно было подумать, будто она выросла в этом смладенчества. Искренность ее веры, ревность и естественное благочестие служат и доныне мне примером простого и здравого христианства...Часть 7.
Но вернемся к нашему повествованию. Я поехал в Кировоград. Десятого июля был на месте, привезя с собой рекомендацию от о. Валентина Сехи и им же когда-то собственноручно изготовленныйиерейский крест (который до сих пор хранится у меня в Красном углу). Подрясник я одолжил у заштатного батюшки, старичка о. Игоря. Что-то с покроем этого подрясника было не так. Талия располагаласьпочему-то совсем под мышками, из-за чего вид был исключительно комичный. Во всяком случае, все соборное духовенство очень веселилось, глядя на меня. Но это было позже. А пока я явился в приемнуюепископа Василия, сменившего ушедшего на покой в конце 80-х владыку Севастьяна. В приемной сидела секретарша Тоня - милая девочка с серьезным дефектом ноги, из-за которого она сильно хромала. Япредставился, Тоня пошелестела бумагами и, вынув какую-то папочку, отправилась за закрытую дверь, к владыке. Разговор их я слышал хорошо: "Приехал Шполянский на рукоположение. Привез рекомендацию". -"Добре. Скажи ему, чтобы ехал в Николаев и привез разрешение от аппарата уполномоченных". - "Разрешение Шурыгина уже есть в его документах". - "Да? Тогда пусть сегодня идет на ставленническуюисповедь. Рукоположение будет послезавтра. Передай ему, пусть готовится". Тонечка мне это повторила. Ставленническую исповедь у духовника епархии, о. Петра, я прошел. А что делал после того -совершенно не помню. Также плохо помню и день дьяконского рукоположения. Но факт - это произошло 12 июля, в день положения ризы Пресвятой Богородицы во Влахерне. Тогда-то, только на самомрукоположении, я впервые и увидел владыку Василия, который стал отцом моего иерейства в Церкви. И уже после того я узнал, что, по кировоградским правилам, положено было хорошо отблагодарить(финансово) за участие в моем рукоположении большой хор, дьякона и служителей. После некоторого недоумения и разъяснений по этому вопросу мне пришлось созваниваться с Николаевом и просить друзей обочередном вспомоществовании. Мне, конечно, не отказали. Правда, Володя - главный мой тогдашний "спонсор" - воспринял это с большой грустью: "Началось..." Дело в том, что он был очень не рад потерятьработника и, когда я сообщил ему о своем решении рукополагаться, отнесся к этому весьма скептически: "Теперь нам всю твою семью придется кормить..." А тут его худшие подозрения подтвердились - я ещене успел стать священником, а вспомоществования уже требую. Но что делать - дружба. Он помог. Я вернулся в Кировоград, на этот раз взяв с собой Аллу. Поселились мы в той же гостинице вблизи собора,где я останавливался и в первый приезд. Из пребывания в гостинице запомнился один эпизод - с мышкой. Как и абсолютное большинство женщин, Алла панически боится мышей. А в номере, по-советскиаскетичном, жила маленькая мышка. Норка ее была в дальнем, открытом углу комнаты. С мышкой этой я уже был знаком по своему первому приезду. Вот решил познакомить с ней и Аллу. Приготовил оченьтвердый крупный сухарик, который ни разгрызть, ни разломать было невозможно, и положил его возле норки. Вечером, когда мы с Аллой уже легли на свои кровати, я не выключал свет, пока на вкусный ржанойзапах не явилась мышка. Со всеми предосторожностями показал ее Алле. Нужно отдать должное - с паникой она справилась успешно. И стала рассматривать гостью. А мышка, взяв сухарик передними лапками иискоса поглядывая на нас, принялась его грызть. И так она делала это ловко и споро, такая она была малюсенькая, безобидная, так живо поблескивали бусинки ее глаз, что и Алла расслабилась и дажеумилилась. Не скажу, чтобы с тех пор мышей она полюбила, но относиться к мышиному племени стала гораздо спокойней. Впрочем, знакомством с мышкой не ограничилась польза от поездки Аллы в Кировоград.Она за меня и за всех нас молилась. А что может быть более важным?.. 17 июля я отслужил единственную в своей жизни службу в диаконском чине.18 июля, в день памяти столь чтимого всей Русской Церковьюи нашей семьей, в частности, преподобного отца нашего, игумена земли Русской, святого Сергия Радонежского Чудотворца, на Божественной литургии в кафедральном соборе епархии Кировоградской иНиколаевской я был посвящен в сан иерея. Каких-либо особенностей службы я не запомнил - меня водили вокруг престола, хор пел "Аксиос", народ привычно умилялся... А сразу после службы соборныйпротодиакон отец Николай - "лицо особо приближенное к императору", то бишь к владыке, - зашел за одну из колонн собора и обнаружил там сидящую на стульчике и горько рыдающую молодую женщину. "Чего тыплачешь, чадо? - ласково спросил отец дьякон. - Кто ты?" - Моего мужа только что рукополагали в священники... - А-а-а-а, - понял отец диакон и тут же задал вопрос, тогда Аллой не понятый: - А петь тыумеешь? Не умеешь? Ну учись, учись... 19 июля я отслужил первую мою и единственную в Кировограде Божественную литургию. Тогда же отец протодиакон имел беседу и со мной. Он все изумлялся, что ясогласен идти служить на приход в Старой Богдановке, и именно от него я узнал о роли этого прихода как ссылки. "Образованные священники нам нужны в центре, времена сейчас меняются; давайте, батюшка,мы вас в собор определим". О каком образовании говорил отец протодиакон, я так и не знаю. Не о кораблестроительном же. Но в глобальном смысле - о перемене времен - его слова оказались пророческими:через месяц ухнуло ГКЧП, и вся железобетонная система советской государственной машины в одночасье рухнула в небытие. Но вот в отношении прихода мне выбирать было нечего: я был призван прихожанами кслужению в Свято-Никольском храме села Старая Богдановка и не собирался изменять своему призванию. Отец протодиакон вздохнул, зашел в кабинет к владыке (я туда так и не попал) и спустя несколькоминут вышел с напечатанным и подписанным указом: "С 20 июля с.г. Вы определяетесь настоятелем Свято-Николаевской церкви села Старая Богдановка. К исполнению обязанностей настоятеля Вам предлагаетсяприступить немедленно". И так далее. И меня отправили на приход.