Вся эта идиллия забавно контрастировала с суперсовременным автобаном. Было не скучно. А часа черездва-три мы добрались до конечной остановки - у озера. Севан расположен высоко в горах. Холодно. Пусто. Пронзительный чистый ветер. Посреди легендарного озера - полуостров, часовня. Длинная узкаядамба с пешеходной тропой. Часовня - резной туф, армянско-византийские кресты. Горящие свечи в самых неожиданных местах расщелин камня. И - НИ ОДОГО ЧЕЛОВЕКА. До сих пор не понимаю - КАК там горелисвечи, неизвестно кем и неизвестно когда зажженные. Но - холодно, однако. Вернулись на "материк". И тут оказалось, что мы понятия не имеем, как добираться назад, в столицу. Электрички уже не ходят,не сезон. Автобусов тоже в ближайшие несколько часов не ожидается. Растерянно стоим у дороги. Восточное гостеприимство. Останавливается "Жигуль", шестерка. Почти в точности повторяется диалог сРафиком. - Вам куда? - В Ереван. - Ай, а я только до Севана (городок у озера). - ... - Ну садитесь. Отвезу. И отвез. Вечером. Добрый водитель оказался главным архитектором города Севан. Сначаладоставил нас к себе домой, напоил чаем и поехал на работу. А после окончания рабочего дня повез в Ереван. Специально поехал. И потом еще не раз всячески помогал... И не только они были такими - Рафики архитектор. Гостеприимство - общая черта. Такие вот у нас остались удивительные впечатления о восточном радушии. Правда, в итоге они были несколько омрачены. Позже Алла призналась мне, что кое-ктоиз гостеприимных "хозяев" в минуты моего отсутствия предлагал ей руку, сердце и кошелек. Она, как я уже писал, в юности была очень эффектна. Особенно, видимо, на восточный вкус. Ыли эта оны в гарахтакые горачие парни? Но вообще это и не важно. Во-первых, приставали не все, а гостеприимство - общее, во-вторых, получив отказ, вели себя корректно. И, в-третьих, помогали все-таки реально. А ещемногие просто ошибались - это в-четвертых. Я в 19 лет на какие-нибудь 16 выглядел (только что здоровый); думали: "дэвушка братца на экскурсыю прывезла". Что же, ошибки простительны.
Мертвыя погребать...
Храм наполнялся громом, сад - дождем, И тишина земли пылала темно. Из этой смерти в новую уйдем, Где по-иному все, но так же полно...Иная твердь в себя приимет гром, Иная скорбь дождя дождется. И тишины иной покой напьется... И жизнь войдет в иного света дом.
Эта история случилась в конце 80-х (кажется, в 1986-м или 1987-м). Был один из пиков жестокого бензинового кризиса, который, как и другие последствия раскачки "колосса на глиняных ногах", случалсятогда регулярно - это существенно для нашего рассказа. В то время мне было тридцать лет от роду и три года от крещения. Возраст в Церкви самый неофитский. Естественно, душе в этом состоянии, словнотелу при гормональных выбросах юношеского созревания, приходится переживать разные экстремальные состояния и перегрузки. То один, то другой вопрос или фактор жизни - по сути дела, вполне ординарный -вдруг приобретает сверхзначимость и, явно вне здоровой иерархии ценностей, поглощает все мысли и чувства. Такие состояния, естественно, переживались и нашей семьей. Впрочем, то, о чем я расскажуниже, как раз не было чем-то слишком уж довлеющим и "волнительным". Тем и замечательней - Господь ответил на "тихий" вопрос: не страстный и настойчивый вопль, но скорее просто недоумение. Анедоумение возникло такое. В какой-то момент воцерковления я задумался о том, как должным образом исполнять дела христианских добродетелей. Список сих добродетелей я прочитал в некой (не помню уж, вкакой) полулегально изданной (репринт с дореволюционного текста) брошюрке. К добродетелям относилось среди прочего: накормить голодного, посетить больного и заключенного, одеть нагого и... совершитьпогребение мертвого. Об этом погребении я крепко и задумался. Понятно, что во времена, когда нищие и бездомные, бывало, умирали прямо под забором, взять на себя хлопоты по погребению теладействительно было подвигом. Но сейчас?.. Меня смущало: восемь дел благочестия, хотя бы теоретически, я совершить могу - а как же девятое? Недоработка. "Нужно - получай", - рече Господь. Покойник былпредоставлен. Еще и как! Феодосий Иванович К., пожилой человек лет семидесяти, был невелик ростом, сухонек и очень спокоен нравом. Его единственная дочь, Ольга Феодосиевна, женщина совершенноодинокая и несколько экстравагантная, некоторое время после нашего крещения "детоводительствовала" нас в Церкви. Отца своего, более всего милостью Божией, а также по его чадолюбию и флегматичности,она привела к Церкви - и слава Богу! Феодосий Иванович в церковь на богослужения хаживал, а в праздники причащался. Был он человеком очень симпатичным. А еще Феодосий Иванович был ветераном ВОВ и"моржом". Ветераном действительно героическим - один из нескольких к тому времени оставшихся в живых защитников Брестской крепости (фортификации на западной границе СССР, гарнизон которой посленачала Отечественной войны еще долгое время держал оборону и отбивался от немцев уже в их глубоком тылу). Естественно, Феодосий Иванович являлся звездой торжественных собраний и пионерских линеек. Ввоенкомате его хорошо знали, привечали и приглашали на многие и разнообразные мероприятия, кои наш герой посещал безропотно, хотя и без особых восторгов. А "моржом" он был по жизни: в компании ещедесятка мужчин близкого возраста он ежедневно до поздней осени, до льда, посещал пляж "Нефтебаза" (несмотря на устрашающее название, пляж вполне приличный и уютный, совсем небольшой, расположенный втруднодоступном месте). Мужички летом там просто купались, а с холодами уже "моржевали" по-настоящему. 21 сентября того года, в праздник Рождества Пресвятой Богородицы, Феодосий Иванович побывал набогослужении в храме, причастился и отправился домой. А после обеда, по обыкновению, пошел на пляж. Вечером позвонила Ольга Феодосиевна: "Отец домой не вернулся!" Немногочисленные в тот день товарищипо купанию ничего особенного не заметили, но... на берегу Феодосий Иванович не появился. Аккуратно сложенная стопка его скромной одежды так и осталась сиротливо лежать на песке. Ольга Феодосиевнасообщила в милицию, те пообещали прислать водолазов, но - утром. Уже смеркалось, и искать тело в мутной и темной речной воде было бесперспективно. Помочь Ольге Феодосиевне было решительно некому.Естественно, она обратилась ко мне. Рано утром, захватив по дороге Ольгу, я приехал на пляж на своей "копейке". День был прохладный, но светлый, солнечный и тихий. Водолазы проявили необыкновеннуюоперативность; не только приступили к работе, но даже и нашли тело. Это меня, нужно сказать, изумило - я думал, что за ночь течение его отнесет далеко, но, слава Богу, этого не произошло. Вскоре телобыло извлечено из воды и уложено на песок, на привезенную мною белую простыню. После этого водолазы быстренько собрались и уехали. Феодосий Иванович выглядел совсем не страшно. Легонький, худой, вчерных плавках, чуть-чуть согнувшийся и очень спокойный. Он довольно быстро обсох и стал как-то совсем не похож на покойника. Лежал себе на берегу, словно загорал. А потом началась чехарда. Изсторожки охранника пляжа я позвонил в милицию и выяснил, что самим тело забирать нельзя. Нужно дождаться следователя прокуратуры, тот должен составить соответствующий акт. После чего тело необходимоотвезти в судебно-медицинский морг. Хорошо, так и поступим. Но не тут-то было! Напоролись мы с Феодосием Ивановичем на топливный кризис. Поочередно все инстанции, куда бы я ни звонил, отказывалисьприехать, мотивируя это отсутствием бензина в машинах. Районная, городская, областная прокуратура. Милиция. "Скорая помощь". Военкомат. Санстанция. Звучит невероятно дико - но именно так и было! Небуду перечислять все мытарства, все уговоры и отговорки; десятки звонков, десятки отказов - все это тянулось много часов. А Феодосий Иванович все так же мирно лежал под ласковым сентябрьскимсолнышком юга. Он терпеливо ждал. Но тут терпение закончилось у меня. Решил я везти Феодосия Ивановича сам, не дожидаясь официального на то разрешения. Замотал его в простыню и посадил на заднеесиденье "копейки". Оля села рядом со мной, впереди. А ехать до морга далеко, через весь город, по длинной его диагонали. Солнце грело машину; по пути стал ощущаться запах мертвого тела. Да и изо ртау Феодосия Ивановича время от времени вытекали остатки речной воды. Новое помещение николаевского судебно-медицинского морга находилось в дальнем конце огромной территории областной больницы, вмикрорайоне Лески. Здание позднесоветского дизайна: двухэтажная плоская бетонная коробка с огромными витринными стеклами фойе по фасаду. Впрочем, за несколько лет функционирования здание успелообветшать, местами оголились бетонные конструкции, проступила ржавчина. Но все же витринные стекла придавали заведению импозантный и совсем не "покойницкий" вид. Я остановился у подъездной дорожки,достал из машины Феодосия Ивановича, положил его на плечо и отправился в морг. Оля кружилась вокруг, но ни ее слов, ни поступков я не запомнил. В морге я предъявил свою ношу меланхоличным людям впочти белой одежде. Однако граждане, общением с покойниками доведенные до полного фатализма и отрешенности, заявили мне, что без бумажки букашка не только я, но и покойник. Без акта прокуратуры телане принимаются. На мое требование вызвать милицию прямо в морг ответили категорическим отказом и предложили доставить тело на место его первоначального пребывания. "Но пахнет уже!" - в ответ улыбка,до предела ироничная: кому рассказываете! "Ах так! Ну что же, я заставлю вас вызвать милицию сюда!" - с этими словами, таща под мышкой Феодосия Ивановича, я повернулся к красе заведения - витриннымстеклам - и начал их одно за другим разбивать ногой. Штук пять успел (правда, бил я в нижнюю часть окна, отделенную от основного рамой, так что осыпалось не все). Заторможенные труженики морга впалив полный ступор. В моей же голове лихорадочно бились мысли: "Так, милиция приедет - факт. И меня тут же заметут минимум на 15 суток. Тоже факт. А кто будет возиться с Феодосием? Нет, так нельзя".
Сэтой мыслью я вновь взваливаю тело на плечо и несусь к машине. Феодосий Иванович опять садится на заднее сиденье, я рву автомобиль с места, Оля теряется позади. Через десять минут я - на площадиЛенина, перед зданием обкома КПСС. Выхожу, огибаю машину, вежливо открываю заднюю дверцу, и вот мы с обернутым в тогу влажной простыни Феодосием Ивановичем поднимаемся по ступеням монументальногоздания. Стоящий при входе постовой милиционер становится похож на работников морга - стеклянные глаза, отвисшая челюсть. "Вот, мы тут к вам с последним защитником Брестской крепости приехали.Пригласите-ка сюда кого-нибудь поначалистей!" Дальнейшее запомнилось фрагментарно. Помню только сидение в каком-то очень мягком кабинете и задушевный разговор, сопровождаемый пронзительнымивзглядами. Удивительно, но нас с Феодосием Ивановичем не только отпустили с миром, но и отправили своим ходом добираться все в тот же морг. Однако обстановка в морге изменилась кардинально. Передвходом стояли три "Волги", а рыбьи глаза "белых халатов" превратились в заячьи. Также присутствовали трое одинаково солидных дядечек - прокуроры области, города и района. И - оцените! - все троедержали три одинаковые, заполненные и подписанные бумаги об осмотре тела и передаче его в судмедморг. Разница была только в подписях - обл, гор, рай. Я выбрал бумагу почему-то городского прокурора(он стоял посередине) и торжественно, держа Феодосия Ивановича на плече, вручил документ главврачу морга. И тут все завертелось. "Белохалатники" забегали, прокуроры испарились, Феодосий Ивановичважно поплыл в глубь святилища на почти новенькой коляске. Хеппи-энд. Естественно, мне пришлось своего личного покойника сопровождать и далее - до его упокоения в земле. Спускаться за телом в жуткиеподвалы-морозильники, в которых на полках, как мешки, лежали "невостребованные трупы" и фрагменты тел. Присутствовать при осмотре Феодосия Ивановича мускулистым патологоанатомом. (Все было как вкино: патологоанатом, покуривая сигаретку, споро резал, рубил, выворачивал, а после - зашивал покойника, ни на минуту не прерывая веселый разговор с женщиной-ассистенткой.) Затем я участвовал вумывании зашитого тела, в его одевании и, конечно же, погребении. Отпели Феодосия, само собой, в церкви - там, где он за три дня до этого причастился... Кстати, патологоанатом сообщил, что ФеодосийИванович не утонул, а умер мгновенно от сердечного приступа. А стекла мне пришлось вставить. За свой счет. Феодосия Ивановича уже рядом не было, и заступиться за меня было некому... Когда же явставлял стекла, то с изумлением заметил, что с трудом переношу сладкий запах морга. Даже в фойе, даже на ступенях у входа. Но пока Феодосий Иванович был со мной, я никакого запаха не замечал вообще.Вот так. Покойников я больше не искал. И старался ко Господу с глупостями больше не приставать. Зато когда уже в качестве приходского священника мне приходилось отпевать усопших, то даже самые"трудные" из них (по состоянию тела) меня не пугали, относился я к ним с большой теплотой...
Антиполиглот
Играет клавесин, и свечи воспевают Янтарный полумрак пустынного дворца; И тени светлые по лестницам летают, И видят сон, и мадригал играют Ночь напролет - с начала до конца.Вещей старинных красота и тайна... И в чутких сводах музыка звучит. Кто забредет сюда случайно, неслучайно - Останется навек и тихо и печально Свой танец жизни тайне посвятит...