Пошел в ближайший магазин грампластинок (это было в Москве) и купил четыре пластинки:"Пер Гюнт" Грига, Вторую и Третью симфонии Чайковского, знаменитые сонаты Бетховена и почему-то Скрябина (которого так никогда и не смог прочувствовать). Через пару лет у меня уже была огромнаяколлекция классической музыки, несколько сотен пластинок. Слушал я их постоянно и с большой радостью. Хотя, конечно, без систематического образования настоящим знатоком классики стать не мог.Пластинки я много лет "крутил" на стареньком "Аккорде-моно", а затем, в 1975-м, купил "Аккорд-стерео" - по тем временам "продвинутую" технику. Кстати, вместе с новым "Аккордом" я обрел и жену, укоторой тоже был "Аккорд-стерео". Второй в нашей семье. Однако все это способностей к самостоятельному музицированию мне не прибавило. Хотя какие-то попытки были и бывают до сих пор. Так, яраспечатал крупным шрифтом большую папку (в трех экземплярах) самых задушевных песен - от романсов: "Эх, дороги", "Трех танкистов" и пр. до произведений Окуджавы, Бориса Гребенщикова и т.п. Закостром народ, бывает, запевает с удовольствием (особенно если утешен бодрящими напитками). Но если к этому подключаюсь и я, то энтузиазм довольно быстро угасает. Певцы закуривают, нервно поеживаясь,один за другим отходят "на минутку"... И не возвращаются... А пару лет назад нам подарили старенькие аккордеоны, почему-то сразу два. Я обрадовался, заказал самоучитель игры на аккордеоне, несколькораз бодро растянул мехи... Однако, как известно, несколько раз в одну реку не войдешь. Результат был предсказуемым: аккордеоны по-прежнему мирно пылятся в своих фанерных гробах...
Часть 2.
А теперь о втором моем врожденном кретинизме. В отношении изучения иностранных языков. Это мое качество было сокрыто довольно долго. Более того, определенными обстоятельствами закамуфлированотак, что сам я распознал сию свою специфику, только будучи уже вполне взрослым. Естественно, в раннем детстве это нельзя было проверить никак. Английский в школе изучали тогда только с четвертогокласса. Когда же я учился во втором классе, родители пригласили заниматься со мной нашего соседа - милейшего человека и хорошего профессионала-переводчика Бориса Ивановича. Борис Иванович применилпередовую методику: у нас в доме появился монструозный аппарат - магнитофон "Днепр-1". Выглядел он как гибрид старинного радиоприемника с таким же старинным комодом; сверху, под подъемной крышкой,крутились огромные бобины с черной, похожей на наждачную бумагу лентой. На ленту Борис Иванович записывал бессмертные образцы английской поэзии, иные из которых помнятся до сих пор: "Кок э дудл ду,кроук дзи кок, дзи бэйби слип, дзи найт из лонг...". То ли я действительно тогда что-то умудрился выучить, то ли родители решили больше ребенка не травмировать и эту тему просто закрыли - не знаю...Во всяком случае, к четвертому классу я знал алфабэт и чем тэйбл отличается от пэнсил. И на том занятия дома прекратились. Эффект это вызвало совершенно неожиданный - в школе учить английский я и непопытался. И так, мол, слишком все хорошо и навсегда знаю. А когда понял, что от класса отстал совершенно безнадежно, было уже поздно. Помню, от изучения "тем" я отделывался рисованием настенных картАнглии и таблиц - это у меня получалось. В институте все было несколько по-другому. Там знаний разговорного английского и не требовали. Нужны были "тысячи" - переводы технических текстов. А посколькуя живо интересовался военным кораблестроением, из-за чего и так просиживал многие часы за изучением малодоступных "Джейнсов", "Нэвис" и пр., то мне это было в удовольствие. Тут я не отставал. Однакоинститут я окончил, английского не зная совершенно, переводить умел только со словарем. К тому времени мой интерес в значительной мере переместился в область истории и литературы античности. Году в80-м я даже решил поступать на истфак ЛГУ и получать второе образование (помешал этому негр из Судана Мохаммед Сек, но об этом, опять же, иная история - почти фантастическая). Одним из вступительныхэкзаменов в универ был иняз и я пошел на вечерние курсы английского. Это весьма не понравилось (или понравилось?) внимательным товарищам из КГБ - уж очень красиво вписывалось в образ австралийскогошпиона. Что же еще изучать тому, кто планирует сбежать в Австралию, как не австралийский? То бишь английский. В общем, пресекли. Но и за недолгий период посещения курсов я впервые (наконец-то!) сизумлением обнаружил в себе полную неспособность к изучению иностранных языков. Впоследствии неоднократно подтвердившуюся. Причем эта моя бездарность распространяется не только на такую абстракцию,как язык жителей Британских островов. Оказалось, что я совершенно не способен выучить даже украинский. Хотя и очень хотел бы. Вернее, одна серьезная попытка изучить язык нации, в среде которой яживу, уже была - в конце 80-х. До этого украинский я не только не учил, но почти и не слышал. Николаев, основанный при Екатерине Великой как судостроительная верфь и заселенный перселенцами изРоссии, был исключительно русскоязычным городом. В школе, правда, уроки украинского языка были. Но, во-первых, в школу я вообще ходил не слишком часто, да и, появляясь, украинский не посещал вообще,был освобожден. Поводом к тому было то, что в Николаев наша семья переехала жить из Ленинграда, и это почему-то давало право на освобождение от изучения местного языка. Почему родители пошли на это?Не знаю, русскими националистами-антиукраинцами они никак не были. Думаю, они решили облегчить для меня учебную нагрузку - ведь четверо моих родных братьев умерли от врожденного порока сердца, да и яв четырехлетнем возрасте год пролежал больным в постели. Так что украинского я не знал. Но на волне демократических перемен решил обязательно изучить. Тогда я голосовал за "Рух" - самая радикальнаяантисовковость представлялась мне единственной правдой. Однако, как учить - не по учебникам же? Соответствующей языковой среды у меня не было. И я придумал отличный выход. С детства я очень многочитал. При этом круг чтения был весьма специфический - в школе я принципиально не читал того, что проходили по программе. Плюшкина, в частности, я ненавидел лютой ненавистью. По негласнойдоговоренности с учительницей литературы (одной из немногих преподававшей нам предмет много лет кряду) я на уроках русского не делал ничего (если бывал), но не безобразничал слишком и не донимал еевопросами типа: "Какие противозачаточные средства использовала княжна Мери в романе "Война и мир"?" Она же мне в благодарность всегда и за все ставила тройки. Так и жили: без любви, но в согласии. Витоге и "Войну и мир" я прочитал, и Чехова очень любил, и Пушкина, но только - не по программе. А все остальное время запоем и в огромных количествах читал фантастику. Саймак, Брэдбери, Азимов, Лем,Стругацкие, позже Филип Дик, Урсула Ле Гуин и др. были моими любимыми писателями. А вот детективы я не читал. И не потому что так уж принципиально их не любил. Как-то не попадались они мне. Возможно,потому, что, кроме советских милицейских детективов, приобрести, даже по блату, что-то читабельное этого жанра было почти невозможно. Почему-то западную фантастику в СССР печатали более массово (еслиэто можно так назвать), чем детективы. Но вот парадокс: неплохие западные детективы - английские, американские - можно было довольно свободно купить в книжных магазинах - на украинском. Это былоостаточным явлением правления на Украине секретаря КПУ Петра Шелеста, пытавшегося создать условия для развития национальной культуры (помню ошарашившие всех николаевцев новоустановленные на магазинахвывески - "Панчохы и шкарпэтки", "Кылымы" и т.п). Ход, нужно сказать, был неглупый - любителей почитать хороший детектив всегда было немало, так что "близкородственный" язык волей-неволей выучивали.Вот и я решил выучить - тем же путем. Купил томик английского детектива на украинском языке. Прекрасно сознавая, что в чтиве такого рода вникать во все нюансы вовсе не обязательно - убийца напредпоследней странице объявится неизбежно, - читал я, не напрягаясь, скользя по смыслу, что-то понимая, что-то нет, но в целом сюжет отслеживая. И по ходу дела как-то запоминая слова. В общем,первую книгу на украинском я кое-как прочитал и остался тем весьма доволен. Купил вторую. Содержания уж и не помню, какой-то детективный роман. Читая его, я все путался в кылымах, краватках икапелюхах. Но это как раз не беда. Проблемой оказалось то, что издана вторая книга была во Львове и переведена на галицийский диалект украинского языка - со всей его специфичностью терминов ипостроения фраз. Вот тут я действительно продирался как сквозь джунгли, иногда даже спрашивая знатоков о значении слов (и не всегда получая ответ). Но в чтении я отличался упорством, иногда доупрямства, и потому проштудировал галицийский роман от корки до корки. И вздохнул с облегчением и удовлетворением. По опыту чтения Рабиновича (об этом еще одна история - далее) я был уверен - потомбудет намного проще. Так и оказалось. Купленная мною третья книга - толстый том американского детектива: три повести Микки Спиллейна и еще кого-то - читалась замечательно легко. Я был в восторге -языковая крепость была мною покорена, и я просто, без всяких мучений, получал удовольствие от захватывающего чтива. И только дочитав до последней страницы и по привычке заглянув в выходные данныекниги, я с изумлением обнаружил - "издание на русском языке"... Разочарование мое было велико. С тех пор я прекратил попытки читать детективы на украинском. Но в итоге стал читать их на русском.Благо (или "не благо"?), в перестройку их начали издавать массово. Правда, была у меня еще одна попытка освоить государственный язык - пробовал говорить в церкви проповеди на украинском. Точнее,читать. Первые годы проповеди я именно читал. И стал тогда для чтения подбирать тексты из толстой подшивки "Православного вестника" - ежемесячника Украинского экзархата, тогда еще филаретовского.Читал я их довольно долго, а пресеклось это просьбой одной нашей прихожанки, милой и доброй Ани из Козырки.Как-то после службы Аня подошла к матушке и, извинившись десять раз, сказала следующее:"Матушенька, простите меня, но не могли бы вы попросить батюшку читать проповеди по-русски? Я сама из Львова, украинка, очень люблю украинский язык, но так, как батюшка читает, я слушать не могу..."Естественно, в последующие годы служения проповеди говорил я уже только по-русски... Впрочем, и доныне я пытаюсь освоить разговорный украинский язык. Получается смешно, но я не унываю: главное, чтоискренне.