Воздух из влажного сделался сухим, и в нем, как часто при близости грозы, попахивало то ли перекаленным электрическим проводом, то ли карамелью, и почему-то от этого запаха становилось намного легче дышать. Зарницы сверкали все чаще и быстрее, грозовая туча раздувалась над островом как огромный воздушный шар, переливающийся, как темная радуга, она уже казалась не тучей, а живым существом…
А потом нас ослепило и заложило уши! Умом мы понимали, что это была всего-навсего молния, но одно дело понимать и совсем другое видеть прямо перед глазами. Это была всем молниям молния! Казалось, весь мир взорвался и остался только этот огромный огненный зигзаг, и мы повалились на землю - то ли от грома такой силы, какого я в жизни не слыхивал, то ли от того, что весь остров содрогнулся от прямого попадания этого миллионноваттного чудовища.
После грохота, ослепительного блеска и дрожи земли под ногами наступила полная тьма. Мы робко приподняли головы. Паленым пахло еще резче, но, вроде, и остров был на месте, и мы все живы.
- Молния посреди снегопада… - пробормотал отец. - Ну и ну…
- Она попала в крест! - заверещал Ванька. - Я точно видел, она попала в крест!
Мы медленно поднимались со снега и отряхивались. Не знаю, как у других, а у меня все плыло и вращалось перед глазами, и вообще было такое смутное чувство, будто я - это не я. Как мерещится иногда, если крепко треснешься головой.
- Естественно, она попала в крест, - сказал дядя Сережа. - Ведь сколько в нем металла, да еще намагниченного… Вот он ее и притянул…
Фантик вдруг всхлипнула раз, другой, героически попыталась сдержать слезы - и разревелась в три ручья. Дядя Сережа ласково ее обнял.
- Ну… Ну… Не переживай, не пугайся… Все позади…
Отец понимающе кивнул:
- От такого шока и взрослому дурно сделается.
- Пойдемте, поглядим, что с крестом! - рванулся Ванька.
- Погоди! - отец положил руку ему на плечо. - Что там такое?
На лугу между крестом и ближним перелеском мы увидели темную фигуру. Человек двигался в направлении креста, торопливо и неловко, то и дело спотыкаясь, падая, поднимаясь и продолжая ковылять в свежем снегу до следующей припорошенной снегом ямки или кочки, за которые зацеплялась его нога. В темноте его невозможно было опознать, но мы были уверены, что знаем, кто это.
- Смотри, наш "охотник" вылез из укрытия! - Ванька толкнул Фантика, а она при этом известии перестала плакать и стала вглядываться вдаль. - Видно, и его эта молния шуганула так, что он теперь родную маму не вспомнит! Во чешет!
Бегущий, заметив нас на взгорке, стал размахивать руками и кричать что-то. Вид у него был настолько комичный, что мы только дивились: неужели это он так нас напугал?
Отец на всякий случай поднял ружье и закричал:
- Стоять на месте! Спокойно! Не двигаться! Мужик застыл как вкопанный, но кричать не перестал:
- Вы видели?.. Видели?.. Это было оно!.. Оно!..
- Идите сюда!.. Без резких движений!.. Не пытайтесь ускользнуть!.. - закричал в ответ отец.
Мужик медленно и осторожно пошел в нашу сторону. Когда он приблизился, у нас отпали последние сомнения: да, это был он, "охотник".
- Добро пожаловать, господин фальшивомонетчик, - сказал отец.
- Погодите!.. Погодите!.. - взмолился "охотник". - Я вам все объясню!
- Григорий, - попросил отец, - свяжи ему руки за спиной, чтобы он чего-нибудь не учудил.
"Охотник" покорно дал связать себе руки, но при этом не переставал восклицать:
- Да вы не понимаете!.. Не понимаете!.. Вы стали свидетелями… свидетелями небывалого! Это же эпохальная точка, поворот в истории человечества!..
- И с поворотами разберемся, - сказал отец. - Веди его, Григорий. И сам погреешься - больше тебе дозор нести незачем.
Мы доставили пленника к нашему очагу, и отец жестом велел ему сесть на лавку. Тот присел.
- Во-первых, как вас зовут? - спросил отец.
- Ипатьев Ярослав Филаретович, - представился, тот. - Я…, - он запнулся.
- Вы помешаны на поисках контактов с внеземными цивилизациями, это мы уже поняли, - кивнул отец. - А кто вы по профессии? Точнее, кем вы были по профессии до того, как стали фальшивомонетчиком?
- Я… - наш пленный задергался. - Я клянусь, что я не фальшивомонетчик… все это - ошибка, накладка, чудовищная накладка…
- А угрожать детям ружьем - это тоже накладка? - сурово вмешался в допрос дядя Сережа.
- Честное слово… - если бы руки "охотника" не были связаны, он прижал бы их к груди. - Я вам все объясню… Я действовал так для их же блага… Ситуация была экстремальная и не только для меня…
- Кстати, насчет детей, - сказал отец. - Вас сильно ранило стрелой?
- Ну… - наш пленник поморщился. - Довольно болезненно.
Отец кивнул.
- Тогда первым делом мне нужно осмотреть вашу рану и, если что, обработать ее. Это будет вполне в духе Женевской конвенции, запрещающей жестокое обращение с пленными.
Наш пленник с сомнением покосился на отца, не зная, шутит он или говорит серьезно. Отец тем временем расстегнул куртку "охотника", продырявленную стрелой, задрал его толстый свитер и обнажил довольно приличную на вид рану в боку.
- Кажется, вам повезло, - сказал отец. - Задало по касательной и только кожу разрезало. Наверно, и толстые одежки сколько-то выручили. Вы чем рану обрабатывали?
- Я снег прикладывал, чтобы кровь перестала идти, - ответил пленник.
- И походной аптечки с собой, конечно, не было?
- Не было, - грустно признался тот.
- Ну, деятель… - отец покачал головой и повернулся к Гришке. - Григорий, не в службу, а в дружбу, принеси из катера аптечку. И заодно прихвати баул со жратвой.
- В один момент! - весело откликнулся Гришка и исчез.
- Вы и еду с собой взяли? - удивилась Фантик.
- Разумеется, - ответил дядя Сережа. - Мы ведь не исключали, что нам придется остаться на острове до утра. И знали, что ваших съестных припасов хватит только на вас самих.
Отец опять посмотрел на рану в боку нашего пленника и покачал головой. Мне было заметно, что он в легкой растерянности - очень редкий для него случай. С одной стороны, Ванька нарушил его категорический запрет и заменил наконечники стрел на "боевые", и к тому же стрелял в человека, а отец взвивался под потолок, когда мы даже в шутку в кого-то целились. Когда в раннем дошкольном детстве мы выскакивали на родителей или знакомых с пластмассовыми ружьями и автоматами и кричали "пиф-паф!" или; "Стой, стреляю!", отец тут же конфисковывал у нас оружие. Как он говорил: "Чтобы у вас в мозгах даже мысли не откладывалось, что можно, целиться в человека". Я как-то спросил его: "Но ведь бывают случаи, когда приходится обороняться, да? И милиция, бывает, стреляет в преступников, и, вообще, хорошим людям иногда приходится стрелять в других не только в кино, но и в жизни, разве нет?" Отец тогда ответил, стараясь подбирать слова как можно точнее и аккуратней: "Видишь ли, в жизни действительно случается всякое. Мой отец, твой дед, был на фронте, где ему, конечно, приходилось стрелять и убивать. Я как-то спросил его об этом, и он ответил мне, что это запретная тема, он никогда и никому не будет об этом рассказывать. Что просто это было очень страшно… Да и в мирной жизни бывают ситуации… Например, когда освободить заложников можно только перебив террористов… Но при этом нормальный человек всегда знает, что оружие - это последнее средство решения проблемы, и выбор в пользу оружия делает только в самом крайнем случае, всегда помня, что стрелять-то придется по живым людям, ему подобным, какими бы плохими они ни были. Скажу честно, что и мне приходилось стрелять, когда раза два я наталкивался на оголтелых браконьеров из тех "отморозков", которые лучше убьют лесника, чем сдадутся, чтобы отвечать по закону. В обоих случаях я метил или в руку, или в ногу, но держал в уме, что, ее та положение станет критическим и мне придется убивать, чтобы спасти свою жизнь, - и по закону я буду прав - никто меня не осудит. В обоих случаях Бог - миловал, как говорится, не пришлось отнимать чужую жизнь. Поэтому я не отрицаю, что в жизни может случиться все, что угодно. Я лишь против того, чтобы человек с детства привыкал, что в людей можно целиться и стрелять, пусть даже в шутку или в игре, чтобы где-то в глубине сознания для него это становилось нормой. Это не норма - вот это вы и должны усвоить. И помнить об этом, если вам когда-нибудь придется стрелять, защищая себя или Родину. Будем надеяться, такого никогда не случится".
Вот такое длинное и серьезное объяснение закатил нам отец. И теперь, сами понимаете, он должен был решить, что делать. Да, Ванька провинился, нарушив его запреты. Но с другой стороны, если бы Ванька их не нарушил и не выстрелил в этого типа, который явно был с мощным задвигом и что угодно мог выкинуть, то еще неизвестно, как дело бы для нас обернулось, поэтому Ваньку никак нельзя было осуждать.
Чтобы разрядить обстановку, я подбросил в огонь еще несколько полешков. Они затрещали, пламя заплясало ярче и веселее, и все как-то расслабились, и дышать стало легче.
А тут и Гришка вернулся с пластиковым чемоданчиком походной аптечки и с баулом со съестным. Отец промыл рану нашего пленника перекисью водорода, и, когда он снял запекшуюся кровь, рана и впрямь оказалась достаточно пустяковым разрезом. Потом он замазал разрез йодом и заклеил бактерицидным лейкопластырем. Пленник постанывал и поскуливал, пока отец занимался его лечением.
- Спокойно, - сказал отец. - Это пустяки, самое неприятное будет сейчас.
Он достал одноразовый шприц и стал его распечатывать.
- Что это? - пролепетал пленник. - Зачем?
- Противостолбнячный укол, - сурово ответил отец. - Неизвестно, какую грязь занесло в вашу ранку и с наконечника стрелы, и с вашей одежды… и когда вы снег прикладывали. А такими вещами не шутят!
Он так быстро и ловко сделал нашему пленнику укол, что тот испуганно вскрикнул лишь задним числом - и скорей от испуга, чем от боли.
- А теперь, - сказал отец, - согласно Женевской конвенции мы будем пленных кормить. А заодно и сами подзаправимся. Я вас развяжу, но смотрите, ни-ни, ни единого лишнего движения! Григорий, сядь так, чтобы ружья были позади тебя и мимо тебя никто не мог до них дотянуться. А вы, - обратился он к пленнику, - сядете между мной и Сергеем и за ужином расскажете нам все, подробно и без утайки!
- Да я только с радостью!.. - возопил тот.
- Вот и хорошо, - сказал отец. - Ребята, расстегивайте баул и накрывайте на стол!
Мы живо взялись за дело и стали расставлять на столе одноразовые тарелки, вилки и ложки, бутыли с клюквенным морсом и с напитками покрепче для взрослых, заранее нарезанную на ломтики и завернутую в фольгу кабанью ветчину, тушеного гуся с картошкой в трехлитровой стеклянной банке - надо было только вытряхнуть жаркое из банки в котелок и в две секунды подогреть на плите - соленые огурцы и помидоры, банку со сметаной и банку с домашним маслом и много всякого разного… Отец любил основательность во всем. Мы старались ни секунды не_ терять, так нам хотелось поскорее услышать рассказ нашего пленника. Мы не сомневались, что рассказ этот должен быть очень интересным.
И мы не обманулись в своих ожиданиях.
Глава двенадцатая. Чудеса продолжаются
Здесь мне хочется перепрыгнуть на два дня вперед. Дело в том, что нам пришлось подробно пересказывать весь рассказ пленника отцу Василию, а потом услышать от отца Василия несколько очень ценных объяснений и добавлений. Вот я и не хочу, условно говоря, разрываться на части. Ну не рассказывать обо всем сначала вам, а потом отцу Василию, а как бы пригласить вас присоединиться к нам в его доме, чтобы вы все услышали одновременно с ним и могли свежим глазом увидеть его реакции.
Мы рассказывали отцу Василию о наших приключениях немного наперебой, но я уберу все лишние охи и ахи и выровняю все шероховатости, которые у нас встречались. Сделаю вид, будто мы рассказывали гладко, плавно и логично, от и до. А то, что в жизни это было не совсем так, вы мне простите. Ведь вам же легче будет читать.
В общем, мы сидели в трапезной при церкви отца Василия - то есть не совсем в трапезной, а в его личном кабинетике при ней - и рассказывали.
- Значит, так, - рассказывали мы. - Этот Ипатьев Ярослав Филаретович оказался учителем физики, преподававшим как раз в той школе, где учился внук Никитишны. Как выяснилось, парня зовут Лешка Хлебников. Похоже, Ипатьев был одним из тех, кого отец называет "тихими городскими сумасшедшими". И сумасшествие которых иногда прорывается наружу. В общем, он давно увлекался проблемой внеземных цивилизаций и отчаянно верил в их существование. Даже писал статейки про НЛО и прочие чудеса космоса в областное издание по этим проблемам - в эту самую "Третью реальность" или как оно там называется? Про крест он слышал уже давно, хотя у него все время не складывалось добраться на остров Буян и поглядеть крест воочию, но он все равно был уверен, что этот крест - след внеземной цивилизации и скорей всего радиомаяк. Заодно он делал всякие свои расчеты. Он был уверен, что невиданная буря, в которую попал архиепископ, возникла оттого, что шел спуск на землю этого радиомаяка и его окончательная регулировка и монтировка, а перенос через, это самое, "подпространство" или "сверхпространство", как он выражался, такой мощной техники, рассылающей такие электромагнитные волны, мог какую хочешь бучу с погодой на земле вызвать! И что инопланетяне вообще выбрали остров как свою перевалочную базу - чем-то он им очень подходил - а поскольку при их взлетах и посадках над островом разражались бури и вихри, разлетавшиеся по округе, хотя, естественно, не все такие сильные, как та, в которую угодил архиепископ, то люди очень заметили и дали острову название Коломак - буян, бузотер по-современному. И, разумеется, как многие люди, повернутые на этих идеях, Ипатьев верил во всеобщую космическую взаимосвязь и в то, следовательно, что в год солнечного затмения все объекты инопланетян на земле должны повести себя как-то иначе, чем всегда. Прошло солнечное затмение, которое он пытался наблюдать дома, в городе, у него не было денег никуда поехать, потому что ему только-только выплатили зарплату за апрель, а летние отпускные обещали погасить в октябре - прошла часть осени, а ничего особенного не происходило. И тут появляется его ученик, Лешка Хлебников, который показывает ему "очень интересные" камешки и спрашивает, может ли он определить их состав и почему они обладают магнитными свойствами. Ну интересно было парню, понимаете, вот он и решил посоветоваться с тем, кто, по его мнению, знает в этом толк. Ипатьев если не с первого взгляда, то со второго определил, что эти "камешки" - метеоритная порода, и у него сердце зашлось. Он выпросил у Хлебникова все камешки на анализ и обследование, а заодно выяснил, что часть "камешков" находится у его бабки. И тогда же он узнал, что эти камешки - осколки и обломки креста. Он обратил внимание на то, как они "фонят", и опять засел за свои расчеты. По его расчетам - отец считает, что он подогнал все эти расчеты под свои идеи, но тут мы своего мнения иметь не можем, ничего в этом не смыслим - во всяком случае, по его расчетам выходило, что, после того как радиомаяк был поврежден и разбит в двадцатые годы, поскольку его считали символом религиозного культа и ничем больше, инопланетяне должны вернуться где-то на рубеже веков, чтобы заново его отремонтировать и отладить. Он исходил из того, что если корабли инопланетян перемещаются с околосветовой скоростью, то в пересчете на земное время им как раз надо лет семьдесят-восемьдесят, чтобы получить сигнал о повреждении радиомаяка и чтобы "ремонтная бригада" добралась до земли. И скорей всего, по его убеждению, это должно случиться в год большого солнечного затмения - мол, в такой год открываются межпространственные каналы, по которым можно переместиться даже быстрей скорости света. Он исходил из теории, что пространство Вселенной - это как гроздь виноградин, часть которых растет внутри друг друга… Но тут мы не очень поняли его объяснения. Как бы то ни было, ему пришла в голову жуткая мысль: для ремонта инопланетянам могут понадобиться все кусочки "креста" (это не мы закавычиваем слово "крест", это он закавычивал его своей интонацией), и поэтому они постараются собрать их все до единого, определяя их местонахождение по радиомагнитному фону, и поэтому, следовательно, все люди, взявшие себе кусочки креста, находятся в жуткой опасности. Ведь если, например, инопланетяне начнут собирать свой радиомаяк воедино при помощи сильного тока, образующего магнитное поле и притягивающего нужные кусочки за сотни километров, то разряд этого тока запросто может убить тех, у кого этих кусочков креста слишком много, ведь чем их больше, тем больший заряд влетит в квартиру или в дом! Ну может, мы не совсем правильно все излагаем, но уж как запомнили. Кроме того, он стал сопоставлять данные грандиозной бури, застигнувшей архиепископа, с другими данными. И у него получилось, что буря грянула как раз в тот день, когда на небе впервые появилась "крестообразная комета", пророчившая, по убеждению всей Руси, смерть Ивана Грозного! Ну тут отец говорит, что комета появилась не совсем тогда и что этот Ипатьев подогнал свои расчеты под свои идеи. Как бы то ни было, Ипатьев пришел к выводу, что и в наш год грянет великая буря, скорей всего, через три-четыре месяца после солнечного затмения, на этом солнечном затмении он был совсем задвинут, потому что именно три-четыре месяца понадобится инопланетянам, чтобы, используя выброс энергии в результате солнечного затмения, войти в атмосферу земли и подчалить к маяку…
- Ну насчет бури он оказался, можно сказать, провидцем, - усмехнулся отец Василий, взявшись сначала поглаживать свою бороду, а потом оставив бороду в покое и залихватски подкрутив длинный ус.