Валерия в этот момент ставила на стол чугунок с ароматными щавелевыми щами.
- Садитесь и ешьте! - распорядилась она. - Алешка, сходи за папой и Кузьмой.
- А где они?
- Курят у амбара.
- А как же Игорь? - забеспокоилась Софья, которая очень привязалась к молодому ученому после того, как он надарил ей уйму всевозможных диковинок.
- Я сама потом отнесу ему еду. - Сказала Валерия.
После возвращения из Москвы они ни разу не оставались наедине, и вообще вели себя так, словно между ними ничего не произошло. Однако Валерия чувствовала, что Игорь силой воли заставляет вести себя с ней отчужденно, и от своих принципов отступать не собирается. Она же безмерно страдала от неразделенной любви, и ей, положа руку на сердце, вовсе не хотелось мириться с тем, что они по возвращении домой больше никогда не увидятся.
- Неужели вскоре все это исчезнет, словно сон, оставив в ее душе только горестные воспоминания? - с болью в сердце думала она. - Да, быть такого не может! А, почему, собственно, не может? - Может! На что ей надеяться, если он даже боится взглянуть в ее сторону?
А если попросить у него телефон, сказать, что просто так, на всякий случай? Ведь здесь, в далеком прошлом, куда забросила их судьба, они оставили часть своей жизни, так почему бы не вспомнить об этом как-нибудь на досуге? - Нет! - тут же говорила она себе. Ибо уязвленная девичья гордость брала верх над ее страданием.
Сегодня же, в последний день перед возвращением, Валерия, две ночи подряд копившая слезы в подушку, не выдержала.
Сам случай предоставил ей шанс остаться с ним наедине! - рассуждала девушка, - и если она его упустит по собственной глупости, никогда себе этого не простит!
Она, едва притронувшись к еде, поспешно вышла из-за стола и, отыскав в сенях объемное лукошко, принялась собирать в него еду.
- Ты, что, уже поела? - удивилась Елена Марковна.
- Я больше не хочу, мама, у меня что-то желудок побаливает.
Настя с Алексеем, после этих слов многозначительно переглянулись. Они еще в ту ночь заметили, что во время купания между Игорем и Валерией что-то произошло, и, теряясь в догадках, наблюдали за ними все это время.
Валерия, взяв лукошко, вышла из избы и направилась к поляне, находящейся у самой опушки леса, где стояла машина Игоря. Поляна располагалась на возвышенном месте и хорошо просматривалась еще из села, и Валерия, пройдя три встречных двора, уже издалека увидела блестящий, залитый жарким послеполуденным солнцем, "Фольцваген", вольготно расположившийся среди зеленых кустарников. И как только эта картина предстала перед ней, сердце ее учащенно забилось, а шаги из быстрых и решительных, превратились в медленные и неуверенные.
- Зачем? - тут же возник вопрос. - Чтобы еще раз услышать отказ?
- Ну и пусть! - упрямо ответила она самой себе. - Ну и пусть! Мне все равно терять нечего!
- А вдруг…? А вдруг в последний момент перед расставанием он передумает? Вдруг чувства все же возьмут верх над его дурацкими старомодными принципами? Вдруг…? - Я только загляну ему в глаза! Только загляну! И если увижу в них хоть малейший намек на чувство, пусть даже запрятанное где-то в глубине, непременно постараюсь его отыскать и вытащить наружу! - с надеждой, упрямо пробивающей себе путь среди предательских сомнений, и вновь придающей уверенность, тут же подумала она. И, спустя минуту, вооружившись своей решимостью, перекинула лукошко из одной руки в другую, и решительно направилась навстречу предполагаемой удаче!
Она подошла к машине и окликнула Игоря, который в это время копался в салоне, но молодой ученый ее не услышал. Он был всецело увлечен своим занятием, да к тому же в внутри "Фольцвагена" что-то шумело и искрилось.
Она устремила на него свой взгляд, и через некоторое время почувствовала, как волнение вновь охватывает ее, а уверенность предательски уступает ему дорогу.
- Может уйти, пока он ее не заметил? - тут же промелькнула в голове трусливая мысль. - А лукошко? Что за бред! Не оставит же она его возле машины, а сама исчезнет без следа! А если вернуться с ним назад в деревню, как объяснить это маме и всем остальным? Господи, бред какой-то!
Она начинала злиться на свою нерешительность, и это обстоятельство придало ей силы. Шагнув поближе к машине, она больше ни о чем не раздумывая, открыла дверцу.
Игорь, не ожидавший хлопка, вздрогнул от неожиданности. Он повернул голову в ее сторону и тут же отключил шумную аппаратуру. А потом вышел из машины.
- Привет! - как можно непринужденней сказала Валерия, стараясь скрыть от него свое волнение.
- Привет! - ответил Игорь. - Что случилось?
- Ничего! Просто все беспокоились, что ты остался голодным, и отправили меня к тебе.
Она поставила перед ним лукошко с едой.
- Ты, что, принесла мне обед?
- Принесла!
Он благодарно ей улыбнулся.
- Вот здорово!
- Но он, кажется, остыл по дороге!
- Какая мелочь! Да я такой голодный, что даже и не замечу этого! Спасибо, Валерка, ты настоящий друг!
- Пожалуйста! - Валерия достала из лукошка мыльницу и полиэтиленовую бутылку с водой.
- Давай мыть руки.
Пока она поливала ему на руки, они оба молчали. Валерия от того, что окончательно растерялась и не знала что сказать, а Игорь, помимо волнения, которое ему с трудом удалось скрыть за парой незначительных фраз, испытывал еще и конфуз. Ведь он совсем не ожидал увидеть ее в этот миг! Однако пауза, усиливающая их обоюдное волнение, затягивалась, и Игорь спросил первое, что пришло ему на ум.
- И что у нас сегодня на обед? Из лукошка доносится такой аромат, что голова кружится.
- А… это мое первое серьезное кулинарное произведение. Рагу из лосятины, а на гарнир, увы, традиционная пшенка! И еще мамины щи!
- Отлично! - Игорь, стряхнув воду с ладоней, подошел к лукошку.
- Сколько же времени, часа три? Неужели я так безнадежно опоздал к обеду?
Валерия взглянула на свои ручные часы.
- Половина пятого.
- Ничего себе! - присвистнул он и уселся на траву.
Она расстелила перед ним льняную салфетку и принялась выкладывать на нее еду.
- Ты не составишь мне компанию?
- Спасибо, я уже пообедала. Ты ешь, а я пока прогуляюсь к ручью. - Ответила Валерия, чувствуя, что больше не в силах справляться со своим волнением.
Пока она спускалась с пологого овражка к ручью, протекающему у самого его основания, погода резко поменялась. Солнце скрылось за тучей, и через несколько мгновений, ясный, не предвещавший никакой перемены день, превратился в хмурый и пасмурный, который усугубил ее унылое настроение.
- Господи, ну почему, почему я так растерялась?! Вот ненормальная!
- Загляну в глаза, загляну в глаза! А сама даже головы поднять не осмелилась! - переживала Валерия, сетуя на самое себя!
Она принялась нервно расхаживать вдоль овражка и теребить в руке носовой платок, оказавшийся в кармане сарафана. А потом присела на корточки перед журчащим извилистым ручейком, уверенно пробивающим себе путь среди густых мшистых зарослей травы, и принялась наблюдать за движением сухих листьев ольховника, которые, друг за другом, сама же и подбрасывала в воду. За этим занятием ее и застал Игорь, спустившийся к ручью вслед за ней через некоторое время.
- Спасибо, все было очень вкусно! - произнес он традиционную фразу благодарности.
- Она ничего ему на это не ответила, и, кинув очередной листик в игривый поток воды, тяжело вздохнула.
Он опустился рядом с ней на корточки, сорвал сухую былинку и тоже бросил ее в воду.
- Надо полагать, ты пришла для того, чтобы попрощаться со мной перед отъездом?
- Надо полагать! - ответила Валерия, и, осмелившись, заглянула ему в глаза. Однако ей не удалось увидеть в них того, чего она так хотела. Его взгляд был грустным, и ничего кроме отчаянного чувства вины в нем не читалось.
- Валерка, ты… Ты прости меня!
- За что?
- За то, что вынуждена сейчас испытывать то, что испытываешь!
- Сейчас? Можно подумать, что потом я буду испытывать что-то другое! - горестно усмехнулась девушка. - Да я всегда теперь буду испытывать то, что испытываю, а потому, никогда тебя не прощу!
- Не простишь?
- Нет!
- Совсем, совсем?
- Совсем!
- Нисколечко?
- Ну, может, самую малость! - попыталась она отшутиться.
Игорь улыбнулся.
- Спасибо и на этом!
- Пожалуйста! - ответила она, и, отвернувшись от него, бросила очередной листик в воду.
Крупные, разлапистые капли дождя, пробивающие первый путь грозящему ненастью, уже изредка касались ее обнаженных плеч, заставляя съеживаться от озноба.
- Тебе холодно? - спросил Игорь.
- Нет!
Он улыбнулся и покачал головой, удивляясь ее ребячеству, а потом снял с себя футболку и прикрыл Валерии плечи и спину.
- Спасибо! - сухо сказала она, даже не повернув к нему головы.
- Не дуйся, тебе это совсем не идет! А, Валерка? Мне больше нравится, когда ты пикантно отшучиваешься!
- Разве тебе не все равно?
- Конечно, нет! Мне вовсе не хочется вспоминать тебя такой вот надутой индюшкой.
- А ты еще и вспоминать меня будешь?
- Непременно! Ты будешь самым сказочным моим воспоминанием.
- Почему сказочным?
- Потому, что сказки никогда не сбываются!
Валерия усмехнулась.
- Я не сказка, я реальная, сбыточная, но ты сам не желаешь признавать этой реальности!
- А, может, я ее боюсь? Может она мне не под силу?!
- Конечно! Да я в этом нисколько не сомневалась! Отказаться, это ведь всегда легче! Зачем создавать себе лишние трудности?! Ты, наверное, думаешь, - что я стану делать с этой девчонкой, когда у меня и своих дел по горло?!
Он засмеялся.
- И, что же я стану делать с этой девчонкой?
Она снова вздохнула.
- Любить ее!
Игорь нежно положил руку ей на плечо.
- По моему, мы уже обсуждали это!
- По моему, тоже! Ну, что ж, тогда еще раз прости за навязчивость!
Она резко приподнялась, и, стянув влажную футболку со своих плеч, сунула ее в руки Игорю.
- Я пойду! Посуду сам принесешь! - и больше не взглянув в его сторону, отправилась в деревню.
Он же стоял и смотрел ей вслед до тех пор, пока густая пелена зачастившего дождя, окончательно не скрыла ее из виду. Он стоял, предоставив себя безжалостному ненастью, и думал о том, какую нелепую штуку сыграла с ним судьба, да где?! - В семнадцатом столетии, куда он, подвергая себя непредсказуемому риску, и попал-то по своей собственной воле!
Ему был тридцать один год, и за все это время он никогда не любил так, как теперь! Конечно, его неоднократно посещала краткосрочная влюбленность, а отсюда и такие же увлечения, для которых он с трудом отыскивал время при своей неистребимой жажде к работе. Но сейчас! Сейчас это было совсем другое!
Им овладело глубокое чувство к этой девочке, великое до самозабвения и такое устойчивое по своей силе, что захватывало дух! И теперь, глядя на ее удаляющийся силуэт, то исчезающий в туманном дождливом потоке, то вновь выплывающий из его редеющей пелены, и радующий его в этот миг своим внезапным появлением, он понимал, что будет любить ее вечно! Что чувство это может быть радужным и ярким, таким, как теперь, оттого, что она все еще находится рядом, и он испытывает несказанное наслаждение, глядя на нее. А может быть и скрытым, затаенным, мучительным, со щемящими сердце воспоминаниями, после того, как они расстанутся.
Ах, как хотелось ему сейчас сорваться с места, и, догнав ее мокрую от слез и дождя, заключить в свои объятия, да так, чтоб уж никогда не отпускать!
Но!!! Но она была молода! Слишком молода, чтобы он мог быть уверенным в ее ответных чувствах! И чтобы он мог позволить себе посягнуть на ее молодость!
….До отправления оставалось несколько минут, а они все еще не могли распрощаться друг с другом. Елена Марковна давала медицинские напутствия Онисье, а та благодарила ее от всей души.
- Ах, Еленочка! Да ты меня так вразумила, что я теперь и сама знахаркой стала!
- Вот эти таблетки особенно необходимы Сенечке. Запомни, будешь давать только по половинке! Он еще слишком мал. Дуняше дашь еще две таблетки из зеленой коробочки, я тебе ее крестиком пометила!
- Спасибо тебе, Елена, благодетельница ты наша!
- Сама же будешь принимать витамины. И не вздумай переутомляться, как в прошлый раз, а не то я твоего своевольного Кузьму с неба достану!
Онисья засмеялась и принялась осыпать Елену Марковну поцелуями.
Виктор Владимирович с Алексеем что-то поспешно объясняли Кузьме на прощание, и уже в который раз поочередно жали ему руку, пытаясь уйти. Валерия утешала Софью, у которой стояли слезы в глазах.
- Ах, Софьюшка, да будет тебе плакать! Ты жди и мы, может, снова к тебе в гости наведаемся. - Обнадежила она девчушку, и озорно потеребила ее за косу. Потом подошла к Марийке и с пониманием на нее взглянула. Лицо девушки было бледным, казалось, что она тоже вот, вот расплачется.
- Эта понимает, что мы уже никогда не вернемся, - подумала Валерия и участливо положила руку на плечо Марийке.
- Она несчастна точно так же, как и я. И угораздило же ее втюриться в Алешку! Это ж такой черствяк! Ведь у него даже не хватает ума подойти к ней и попрощаться!
Марийка поймала участливый взгляд Валерии, и гордо выпрямив спину, с вызовом на нее посмотрела. - Нечего меня жалеть! - Говорил ее взгляд, - переживу как-нибудь!
Валерия улыбнулась.
- Прощай, Марийка. Я очень тебя люблю, и буду по тебе скучать. - Она поцеловала подругу в щеку, и отвернулась, чтобы уйти.
Марийка, не выдержав, бросилась ей на шею.
- Я никогда тебя не забуду, никогда!
Они обнялись, а потом Валерия сняла с себя плеер и наушники.
- Вот, возьми на память!
- Не! - возразила Марийка и даже сделала шаг назад в знак протеста.
- Возьми! - Валерия накинула ей на шею свой подарок.
- И это возьми! - она вытащила из кармана два диска.
Потом попутно попрощалось с остальными зареченцами, пришедшими их проводить, отыскивая глазами Борьку. Но, так и не обнаружив паренька, пожелала удачи всем остальным и направилась в сторону машин, стоящих на окраине поляны.
Игорь в этот момент вышел из своего "Фольцвагена".
- Виктор Владимирович, нам пора! - крикнул он находящемуся дальше всех от него отцу Валерии.
- Мама, пошли! - сказала Валерия, и, взяв Елену Марковну за руку, потянула за собой.
Когда все расселись по машинам, Игорь заставил зареченцев отправиться восвояси.
- Быстро все от машины, в деревню! - скомандовал он. - На нас даже смотреть нельзя, а не то, все как один угодите на небо!
Как только люди скрылись из виду, Игорь включил свое оборудование и через несколько минут свист сирены оповестил участников эксперимента о начале перемещения, а потом они испытали незабываемое ощущение всех его последующих этапов, пока, наконец, не очнувшись от забытья, поняли, что находятся в родной столице!
Зареченцы стояли у опушки деревни, прислушиваясь к свисту, доносящемуся с поляны, и вскоре, открыв рты от изумления, увидели, как три загадочных объекта незнакомцев дружно, друг за другом, поднялись ввысь, стремительно превратившись в туманные коконы, а потом в едва заметные точки и исчезли из виду.
- Ну и чудеса! - изумленно воскликнул дед Борис, и покачал головой.
- Это ж надо, чего привелось увидеть на старости лет!
- Да! - вторил ему Степка юродивый. - Вот те и диво, как на ладошке! Скажи какому незнакомцу, нипочем не поверит!
- А, что, Кузьма Митрофанович, не сказывали они тебе об том, что, может, когда и возвернуться? - осмелившись, спросил у титуна дед Борис.
- Не сказывали! - сухо ответил ему Кузьма и нахмурил брови.
- Улетели и улетели! Чего почем зря языками-то молоть! - строго заметил он односельчанам. - Расходитесь ужо, да и за дела принимайтесь, нечего тут стоять!
Люди, неохотно вняв его повелению, медленно потянулись к деревне, то и дело оглядываясь назад, словно ожидали еще какого-то чуда, и, переговариваясь между собой, обсуждали исчезновение загадочных незнакомцев.
- И ты кончай реветь! - строго прикрикнул Кузьма на Софью, у которой по щекам катились слезы.
Онисья, которая и сама была расстроена не меньше дочери, участливо положила руку ей на плечо.
- Успокойся, Софьюшка, будет ужо! - нежно прошептала она девочке на ухо. - Вишь тятя сердится, ему это не по нраву!
И тут, Марийка, все еще стоящая лицом к поляне, и не сводящая взгляда с небосклона, словно очнувшись от забытья, неистово зарыдала.
- Да вы, что, все с ума посходили?! - строго воскликнул Кузьма. - Развылись, будто на похоронах!
Онисья подошла к Марийке и обняла ее.
- Ой, мамка, ой! - еще пуще зарыдала Марийка и уткнулась мокрым лицом Онисье в плечо.
- Да, что ты рыдаешь-то, они тебе чай не родня! - слегка смягчился Кузьма, глядя на неистовое горе, охватившее старшую дочь.
- Ой, тятенька! Люб он мне! Ой, как люб!
Кузьма удивленно поднял брови.
- Ну, что ты так смотришь? - упрекнула его Онисья. - Неужто и сам не приметил, как она, бедняжка моя, к нему присохла?
- К Алешке что ли?
- А то к кому ж еще?!
И Онисья, махнув на мужа рукой, уткнулась в плечо Марийке, а потом и сама зарыдала.
Кузьма же, глядя на своих рыдающих женщин, досадливо поморщился, и резко от них отвернувшись, направился к дому.
Они все еще стояли на опушке и утешали Марийку, когда до их слуха долетел отдаленный цокот копыт.
Онисья выпустила из объятий дочь и устремила взор на тропу, уходящую вдаль.
- Никак кто-то скачет?! - сказала она, увидев показавшихся вдалеке всадников.
Софья тоже вгляделась вдаль.
- Скачут прямо сюда! - подтвердила она. - Кажись, четверо их.
- Успокойся, дочка! - повелительно сказала Онисья Марийке. - Не след тебе перед чужими людьми слезы-то выказывать.
Марийка послушно выпрямила голову, подставляя соленое лицо ласковому ветерку.
- Вот так-то оно лучше! - подбодрила ее Онисья.
- Да, это кажись Никита Владимирович! - воскликнула Софья. - Слышь, мамка?!
- Точно! - кивнула Онисья, узнав боярина.
Никита Куренцов тоже узнал их и издалека помахал рукой.
Всадники остановили коней, а Никита спешился и подошел к женщинам.
Онисья склонилась перед ним в поклоне.
- Добро пожаловать, Никита Владимирович! - сказала она.
- И тебе добро, Онисьюшка! - ответил боярин и похлопал ее по плечу. А потом вдруг увидел, что лица всех троих его холопок заплаканы.
- Что-то невесело вы меня встречаете? - насторожился он, - уж не стряслось ли чего с Кузьмой?
- Да нет! - тут же успокоила его Онисья. - Он, Слава Богу, жив и здоров.
- Так чего ж вы такие расстроенные?
- Да так, девичьи капризы, Никита Владимирович. - Онисья небрежно махнула рукой в знак несерьезного отношения к слезам дочерей.
- Ну, ладно, ладно! - согласился с ее доводами Никита. - Оно всяко бывает, а у вас, у баб, слеза по всякому поводу про запас имеется.