Показал пальцем на дальнюю койку:
- Не того опасались.
Понимающе прикрыв глаза, Пятс подманил его поближе.
На лице третьего пациента - с ухом, приподнятом над подушкой, - возникла мука бессилия от невозможности разобрать чужой язык.
2.
Рано утром в своем кабинете Константин Александрович Понизов подписывал документы, что подкладывала заведующая судебно-психиатрическим отделением Кайдалова.
В дверь, энергично постучав, вошла Гусева. Коротким кивком поздоровалась с обоими.
- Хорошо, что зашли, Ксения Сергеевна! - Понизов поднял тонкую папку, протянул ей. - Князя - фамилию-то настоящую еще не забыли? - готовьте к выписке.
Не сдержал переполнявшего его торжества:
- Добился-таки.
Кайдалова неодобрительно фыркнула:
- И совершенно напрасно. Дерзкий мальчишка, из бывших. Подлечился бы еще годик-другой, только на пользу. Хорошо хоть запросы о родителях перестал в инстанции рассылать.
- Вот видите, - перестал. Стало быть, вылечили, - примирительно пошутил Понизов. Обратил, наконец, внимание на встревоженную Гусеву. - У вас что-то случилось, Ксения Сергеевна?
- У нас у всех случилось. Сегодня ночью скончался пациент Пятс, - Гусева опустилась на стул. - Надо подумать, как его похоронить, как сообщить родственникам.
- Никаким родственникам сообщать не будем! - вскинулась Кайдалова. - Не было такой команды.
Гусева взглядом обратилась за поддержкой к Понизову. Перехватившая взгляд Кайдалова взъярилась не на шутку:
- И по поводу захоронения не надо нагнетать. Похороним как всех! Не хуже.
- Так хуже некуда! - огрызнулась Гусева.
- Потому что время суровое! Война столько соков из страны…
Но и Гусева не отступила:
- Довольно уж! Больше десяти лет прошло, а все на войну киваем! Портки одноразовые для покойников за это время хотя бы можно было наштамповать! Если для нас пациент не человек, то давайте хоть на полшага вперед смотреть. Придут когда-нибудь, спросят, как мы похоронили президента Эстонии. И чем отчитаемся? Тем, что зарыли в общей могиле?
- А почему мы должны за каждого отчитываться? Да еще за кого?! И перед кем? - тонко закричала Кайдалова. - Пятс ваш - преступник! Приговор ему никто не отменял.
- А если отменят? Многих уже реабилитировали.
- Да! Слабаки пришли, - с горечью согласилась Кайдалова.
Обе женщины, горячо споря, даже не смотрели друг на друга. На самом деле апеллировали к хозяину кабинета, каждая стремясь привлечь его на свою сторону.
Было заметно, что Понизов колеблется.
- Легко быть добренькой за чужой счет! - поспешила додавить его Кайдалова. - Помни, Константин Александрович, если что, отвечать не Гусевой. Ответственность всегда на том, кто дает отмашку!
Понизов сделал выбор:
- Что ж, обе вы правы. И впрямь дожили. От безысходности и безденежья хороним кое-как, наспех. Но если есть хоть какая-то возможность похоронить иначе, это надо сделать.
- Какие там возможности? В больнице живых одеть не хватает, - напомнила Кайдалова.
- Потому и приходится изыскивать. Я, пока вы спорили, прикинул. Поношенный костюм у меня есть. И ботинки вполне приличные. Пожалуй, они ему не по размеру. Но…
- Подгоним как-нибудь, - заверила Гусева. - В крайнем случае подрежем. Не носить ведь.
- Вот-вот. И гроб чтоб отдельный. Это за счет больницы. Ну, и… Что там положено? Табличка с датами жизни.
- Он верующий был, - напомнила Гусева. - Так что лучше крест.
Кайдалова поднялась, негодующая:
- Это… Огромная политическая ошибка, - она потрясла пальцем. - Огромная! Врага идейного, можно сказать, на постамент. Попомните оба.
Дверь за ней захлопнулась.
- Звонить пошла, - догадалась Гусева.
- Наверняка, - равнодушно согласился Понизов. - Потому поторопись. Князя в помощь возьми, пока еще здесь. Парень рукастый. К тому ж художник. И вырежет, и шрифт нанесет красивый. Лошадь с телегой должна была за дровами ехать. Я прикажу, чтоб в твое распоряжение.
Придержал Гусеву за рукав:
- Ох, Ксюха! Гонишь себя. А загонишь меня. Под березку хоть придешь поплакаться?
Год 1990
1.
По счастью, Гусева оказалась жива, - нашлась в Первомайском поселке Калинина. И даже работала - на станции переливания крови. Эстонские "экспедиторы" выехали за ней с утра пораньше и уже должны бы вот-вот подъехать. Понизов поглядывал на часы. Его, розыскника по натуре, всё больше увлекала история поиска, что вели упорные эстонцы, и которая, кажется, близилась к счастливой развязке.
Наконец подъехал знакомый "фольксваген". В сопровождении эстонцев в кабинет вошла оживленная пожилая женщина. Несмотря на возраст, сохранившая осанку и привычку к ухоженности. Небогатая цигейковая шубка выглядела на ней добротной, и даже стильной. Из-под кокетливого берета выбивались крашенные под рыжину густые волосы.
На свету она проморгалась.
Николай Понизов шагнул навстречу, протянул лапу, в которой утонула покрытая мелкими морщинками и пятнышками рука. Жадный, изучающий взгляд Гусевой буквально вонзился в председателя поссовета. И - попритух.
- Не похож? - догадался Николай.
- Посмотрим, - непонятно ответила Гусева. - А насчет захоронения… Помогу! - она приободрилась. - Конечно, помогу! Еще бы не помочь. Наконец-то пришло время-времечко, когда начали вспоминать своих мертвых. А ведь как ты к мертвым, так и живые к тебе. Правда? - обратилась она к Николаю.
Озадаченный неожиданной меткостью формулировки, Пони-зов кивнул.
- Вот и мы знали, что обязательно станут разыскивать. Я уж товарищам по дороге рассказала, как всё было. И костюм надели, и ботинки, как сейчас помню, фабрики "Скороход". Ничего ж по тем временам не найти. Так Константин Александрович, ваш батюшка, свое отдал. Он и похоронить достойно скомандовал. Вы запомните фамилию, - обратилась она беспокойно к эстонцам. - А лучше запишите, чтоб не забыть. Сейчас про него, знаю, гадости распускают. А без него ничего бы не было.
Николай про себя улыбался, видя, как трогательно старается старушка подчеркнуть роль любимого человека.
- Место-то не забыли? - забеспокоился Алекс. Поиски близились к концу, и привычная выдержка стала изменять ледяному эстонцу.
- Чай, не выжила еще из ума! - Гусева весело обиделась. - Сама выбирала. Специально, чтоб поприметнее. Меж двух лесочков, с видом на Калинин. Мы гроб на лошади привезли. Крест на могиле поставили, хоть и деревянный. Рядом, помню, лежал летчик - полковник. Тоже, кстати, ориентир. Так что не сомневайтесь: и найдем, и опознаем. По костюму, по обуви. Да, манжетные запонки! И еще верная примета есть! - прибавила она с лукавством. - Крестик нательный у него был. Сама на шее поправляла, перед тем как гроб заколотили. Он-то уж точно не сгнил.
Она в нетерпении глянула на часики:
- Так, может, пойдемте? Чего время теряем? А то смеркаться станет.
2.
Все, воодушевленные, поднялись. Собрался с ними и Николай Понизов, полный любопытства. Но тут заглянувшая Любаня передала: звонили из города. В Бурашево выехал председатель райисполкома Корытько. Велел дожидаться его на месте.
В самом деле, в ту минуту, как "экспедиторы" принялись рассаживаться в "фольксваген", к поссовету подкатила черная "Волга". Лихо, со свистом затормозила. Из машины выбрался худощавый молодящийся мужчина в бежевом вельветовом пальто и длинном, через плечо шарфе - фривольность, какой прежде руководители среднего звена себе не позволяли. Вдохнул раннего весеннего воздуха, с подозрением пригляделся к отъезжающей машине с незнакомыми номерами, потянулся, то ли разминая затекшее тело, то ли давая время председателю поссовета встретить начальство.
Меж тем Николай Понизов, укрытый за занавеской, пытался догадаться, с чем на сей раз приехал председатель райисполкома. Корытько не слишком любил ездить по району и, когда возникала нужда, предпочитал вызывать подчиненных к себе, на ковер. Сам ехал или для публичного разноса, или если хотел подчеркнуть особую доверительность встречи.
Наконец, неодобрительно мотнув головой, он вбежал на крыльцо, и через пару секунд пружинистой походкой вошел к председателю поссовета. Стремительность выдавала в нем спортсмена: Корытько был председателем Калининского яхтклуба.
- Нас не беспокоить, - бросил он на ходу поднявшейся навытяжку Любане.
Тщательно закрыл дверь, - привычку Понизова держать двери нараспашку не одобрял.
- Здравствуй, здравствуй, друже. В какой раз смотрю и дивлюсь твоей хозяйской хватке. Славный домишко отгрохал. Для кого только?
Со значением мазнул взглядом по хозяину. Прошелся вдоль рамок на стене. Постучал желтоватым ногтем сначала о постановление о возбуждении уголовного дела, следом - о постановление о его прекращении.
- Специально на всеобщее обозрение?
- Прокурор приезжал. Он же депутат от нашего округа. К его приезду и повесил.
- И как?
- Пятнами пошел.
- Да, умыли мы их! - с удовольствием припомнил Корытько. - Они тебя уж в тюрьме видели. А тут я им ход конем: раз - и подследственного в председатели и депутаты. И кукиш им в виде депутатской неприкосновенности. Ценишь?
- Ценю, - подтвердил Понизов без особого энтузиазма.
Корытько чуть нахмурился.
- Я ведь до сих пор подробности того случая не знаю. Торопился помочь.
- Подробности нехитрые. Преследовал на мотоцикле группу по вооруженному грабежу. Они на машине, помощней. Понимаю, - уходят. Стреляю по колесам. Машина - в кювет. Труп. Внешне - облом под два метра. А оказалось, месяца до совершеннолетия не хватает. Ну и принялась прокуратура дело вертеть за превышение должностных полномочий в отношении малолетки.
- Да, этих деталей не знал, - подтвердил Корытько. - Зато знаю то, чего ты, кажется, до сих пор не знаешь, - почему прокуратура так рвалась тебя посадить.
- Так они вообще любят ментов сажать.
- Но не всех же! Всё у тебя, Николай, есть, чтоб в большие руководители выйти. Но до чего ж наивен, - Корытько поцокал. - Тебя ведь тогда, сколько знаю, в академию планировали направить - на двухгодичный факультет, на котором начальство лепят. Место от области считанное. И кто вместо тебя поехал?.. А кто начальником райотдела вернулся?.. А чей сын Сипагин - это хоть знаешь?
Понизов угрюмо кивнул.
- То-то, - снисходительно уел его Корытько. - А не спрашивал себя, почему я против такой силы полез? Потому что тоже добро помню. И помню, что не был бы я сейчас тем, кем стал, если б когда-то пацаненок-участковый не покрыл секретарю райкома комсомола пьяную аварию. Я после еще года два приглядывался: станет ли языком полоскать или с просьбами домогаться? А ты нет. Гордый! Будто ничего и не было. Вот тогда и понял, что на такого можно поставить… Ты ведь мой человек?
- Я в вашей команде, - деликатно уточнил Понизов.
- И это хорошо. Потому что командой далеко шагнем. А кто отломится, тот в одиночку и переломится.
Корытько вернулся к окну. Неодобрительно кивнул на гниющий под окнами понизовский ушастый "запорожец":
- Машина-то не по чину!
- Подумываю о "копейке", - признался Понизов. - Сосед продает подержанную. Подкопить только всё никак не выходит.
- О чем ты, Николай? Погоди немного, - на иномарках ездить станем.
Он вернулся к двери, еще подергал, убеждаясь, что не осталось щели:
- Я днями из Москвы. Приглашали. Я ведь тоже в команде. Они меня поднимают, я - тебя. Так и подпираем друг друга как бусинки на ожерелье. Бусинка снизу ту, что сверху, никогда, может, и не видела. Но важно, что в одной связке. В мае, как помнишь, состоится съезд Верховного Совета РСФСР. Есть мнение поддержать Ельцина. Рисковая, конечно, затея. Но если проскочит, перспективы головокружительные. Я сразу во главе облисполкома встану. Тебя планирую для начала на свое место двинуть, чтоб кому чужому не отдать. После за собой дальше потащу. Не против?
- Не против, конечно, - сдержанно подтвердил Понизов, хотя от головокружительной перспективы аж зубы свело. Это ж какие масштабы!
- Пора, пора прежних поджать. Свежего воздуха подпустить, - мечтательно произнес Корытько.
Спохватился, что наговорил лишнего:
- Но тем важнее эти два месяца не дать, как говорится, повода.
Он погрозил пальцем в то место, откуда отъехала машина прибалтов.
Понизов, понявший, наконец, с чем прибыл председатель райисполкома, нахмурился:
- Что? Кайдалова из психбольницы настучала?
- Если б мне напрямую, - полбеды! Она в комитет госбезопасности, в райком сигнализировала. Словом, с утра был у Первого… А что делать? Пока приходится считаться. Собирались тебя на ковер чуть ли не с партбилетом вызывать. Но я заверил, что ситуация под контролем и несанкционированных действий не будет… С чем и приехал. Но не один. Со мной присланы Сипагин и оперуполномоченный КГБ по району Острецов. Они проскочили на кладбище сделать, так сказать, рекогносцировку на местности…
Возле крыльца как раз притормозила "шестерка", из которой выбрались краснолицый, рано облысевший начальник райотдела милиции Сипагин и следом - тучнеющий бодрячок, протиравший на ходу очки.
Вошедший первым Сипагин радушно, по-свойски приобнял Понизова, представил успевшему запыхаться Острецову. Тоненькие золоченые очочки на одутловатом, лоснящемся лице комитетчика смотрелись некстати, будто полосочка бикини на ломовой заднице. Но маленькие глазки из-под стекол постреливали пытливо и недоверчиво.
- Так что обнаружили, мужики? - поинтересовался Корытько.
Сипагин скривился, как человек, жалеющий о потерянном впустую времени. Ответил Острецов:
- Пока ничего опасного. Там на кладбище такая каша, что черт следов не сыщет. Но если что попробуют, мимо нас не проскочат, - сообщил он неожиданным баском. - Рытье могил, эксгумация, коснись, - куда им без разрешения? Первым на председателя поссовета выйдут. Думаю, на нем и сгорят. Как мыслишь, Голова? Выстоишь на передовом рубеже? А то нам уже доложили, что чуть ли не хлопочешь за них. - Он стрельнул острым взглядом.
- Вот этого не надо! За Николая ручаюсь, - жестко вступился Корытько. - И если скажем, как надо, так и будет. Как, Коля?
- Да так, конечно, - добродушно подсказал Сипагин.
Но просто поддакнуть у Понизова не лежала душа.
- Понятно, что указание шефа я выполню, - подтвердил он. - Но, по-моему, мы что-то накручиваем. Мужики разыскивают тело своего соотечественника. В чем криминал-то?
- Вот только не прикидывайся! - Острецов вскинулся с неожиданной в тучном теле энергией. - Не какого-то соотечественника. А буржуазного президента - яростного врага советской власти. С ореолом мученика! Которого осудили и посадили. Ишь, ты, - мужики! Сепаратисты, стремящиеся развалить Союз на части. И которым каждый лишний предлог - на зубок. И не нам им в этом содействовать! Ты погляди на ход событий. Восемьдесят восьмой - Декларация о суверенитете Эстонии; восемьдесят девятый - Народные Прибалтийские фронты. Дальше - больше. Ноябрь восемьдесят девятого - Постановление "О незаконности вхождения Эстонии в СССР 22.07.40 года"! Эва куда! И следом раскручивается - об аннулировании вхождения в СССР. Тенденция, однако! А кто ее идейный вдохновитель? Да вот он, треклятый! В твоей земле упокоен! И письма эти зэковские, что проворонили. С них еще в семидесятые смута началась!
Молчание Понизова ему решительно не нравилось.
- Может, ты против единства СССР?
Но Понизов с изъявлением верноподданичества не спешил:
- Да нет, конечно, - он огладил усики, как делал в моменты колебаний и раздумий. - Но, сколько помню, прибалты всегда на сторону смотрели. Вот мы с вами вроде демократы. Но и они демократы. Тут бы диалог, аргументы. А мы, получается, опять через колено норовим.
- Да, демократы, - нехотя согласился комитетчик. - Но еще и государственники! И не можем допустить, чтоб державу в лохмотья порвали. В одном месте послабку дашь, и - пошла вода в хату!
Он неодобрительно запыхтел.
- В общем, вижу: геополитика - не сельского масштаба дело. Потому давай так! Если начнут наседать насчет разрешений и почувствуешь, что кишка тонка, просто отсылай за согласованием наверх. А дальше они уж сами уткнутся в кого надо! Ну что, по рукам и побежали?
Он перевернул пухлую ручку, лежащую на столе, ладонью вверх.
- По рукам, - прижал его ладонь Корытько.
- По рукам, - прихлопнул их руки своей Сипагин. Подозвал Понизова.
Лапа Понизова обрушилась сверху на пирамиду, так что притиснутая к дереву ладошка комитетчика аж хрустнула. Острецов вскрикнул от боли.