Только успел сказать, как выскочили на полянку зайцы, в лапках по большому белому грибу держат, сложили все грибы в Анютину корзину, сели рядышком. А молодец сказал:
- Отнеси, Аннушка, грибы хозяину в последний раз, а сама с братцем к нам приходи, вместе жить станем. Хозяину накажи, чтоб в лес не показывался, не то худо ему будет.
Поклонилась, хотела было корзину взять, да где ж ей такую тяжесть унести? Молодец взглянул на корзину, да так пристально, что она сразу в маленькое лукошко превратилась. Подал Анютке и сказал:
- Неси домой, да не ставь где-нибудь на дороге, не то опять в большую превратится - не донесёшь.
Поклонилась Анютка в пояс, взяла лукошко и пошла в село. А как вернулась, лукошко на крыльцо поставила, так оно в большую корзину на глазах превратилось: с места не сдвинешь.
Выскочили хозяин с хозяйкой на крыльцо, за ними Федька-дурак с жирными сёстрами, еле втащили корзину в избу. Крысан совсем задурил от алчности, орёт на весь двор:
- Запрягай лошадей, Фёдор. В лес поедем, найдём, где она грибы прячет.
Анютка вспомнила наказ молодца, чтоб хозяин в лес не показывался. Хотела сказать, но тот слушать не хочет, кричит:
- Несите короба, да побольше, враз увезти надо, чтоб другим не досталось!
Фёдор лошадь в сани запряг, подвёл к крыльцу. Сел Крысан, Анютке приказал садиться. Но та стоит, ехать не хочет. "Нельзя, - говорит, - и все тут". Схватил тогда Крысан кнут, хлестанул Анютку. Упала она от боли на землю, но слова не вымолвила.
Братец Васятка увидел, что сестрёнку бьют, вцепился ручонками в хозяина, плачет:
- Не бей сестрёнку! Не бей родненькую!
Крысан понял, что Анютка ничего не скажет, схватил Васятку, засверкал глазами, зарычал:
- Не поедешь - ему достанется!
Делать нечего - взяла Васятку на руки, прижала к груди, села в сани. Обрадовался Крысан, махнул Федьке рукой - гони, мол, быстрее. Въехали в лес.
- Показывай, - говорит Крысан, - где грибы брала?
Анютка туда-сюда глядит, а полянки той нет. Увидит ель большую, подъедут - ан нет, место не то. Крутил, крутил Крысан по тайге, разозлился вконец, схватил Анютку за косу - хотел кнутом по спине хлестануть, да Федюха заорал дурным голосом. Оглянулся Крысан, и ноги от страха к земле приросли: стоит перед ним огромный медведь, пасть оскалил, вот-вот лапой ухватит. Закричала тогда Анютка:
- Не надо, медведушка, не надо, батюшка, бог с ним, пусть живет - человек ведь!
Но медведь зарычал грозно:
- Не может он человеком называться, коли душу злую имеет. Нет такому прощения!
Взглянул медведь в глаза Крысановы, да так пристально, что Крысан вдруг уменьшаться в росте стал. Нос удлинился, руки к плечам подобрались, ещё немного и… в крысу превратился. Засверкал злыми глазёнками, зубами защёлкал, побежал в кусты. А хвост длинный, будто кнут, за ним поволочился.
Охнул Федюха, глаза выпучил и погнал лошадь из леса.
А медведь обернулся молодцем, подошел к Анютке, успокоил ласковым голосом и повёл ее с братцем на полянку заветную.
Золотые рога
Жил в одном селе охотник Кузьма с женой Устиньей и сыном Свиридкой, а с ними - дедка старый, Егор. Как-то уехал Кузьма с женой в город. Свиридка с дедом остался. А в это время купцы богатые охотиться приехали - шуму в тайге понаделали.
Сидят вечером Егор со Свиридкой в избе. Дед валенки чинит, байки шутейные рассказывает. Внук хохочет, заливается. Вдруг под окном топоток, будто жеребчик прыгает. Выскочил на крыльцо Егор с ружьём, за ним Свиридка, глядят - лосёнок, мордой к ним тычется, ревёт жалостно.
Парнишка стал просить:
- Оставим лосёнка, поди, мамку потерял, а утром выпустим.
Дед глянул на внука, улыбнулся. Так и оставили. Утром Егор в тайгу ушел, а вернулся черней тучи. Свиридка к нему:
- Нашел мамку лосиную?
Промолчал старик, но Свиридка не отстаёт:
- Сказывай, чего молчишь?!
Егор махнул рукой сокрушённо:
- Нет у него теперь мамки - те купцы, что намедни приезжали, сгубили её. Губы, звери, отрезали, а самою в овраг сбросили.
Заплакал Свиридка, побежал во двор, за шею лосёнка обнял: "Бедненький".
Вскоре отец с матерью вернулись, узнали, в чём дело. Теперь уже дед со внуком за лосёнка просят:
- Куда ж ему без мамки? В тайге снег скоро ляжет. Пусть вместе с коровой в стайке живет.
Отец с матерью пожалели, оставили.
Вскоре осень прошла, зима наступила. Лосёнок выше Свиридки подрос, на голове рожки проглянули, поблескивают, будто позолоченные. Соседи и говорят:
- Ишь, золоторогий какой!
Вырос лосёнок, и рога выросли, только темней стали, потом совсем потускнели, но люди всё равно его золоторогим кликали. А Свиридка вместо коня стал запрягать. За вожжи возьмёт, сам на лыжи встанет, помчит его лосёнок по глубокому снегу - обоим забава!
Люди их дружбе дивуются: куда один - туда и другой. Свиридку так и прозвали: "Лосиный пастух".
Но вот зима отбуранила. Свиридка подрос, вытянулся, а дружок его в здоровенного лося вымахал, рожищи огромные накинул.
Весной те купцы, что осенью в тайге безобразили, опять приехали. Увидели - лось парнишку на себе по селу катает, пристали к отцу Свиридкиному:
- Продай,- говорят,- лося, мы его в тайге выпустим и охоту на него устроим…
Кузьма помрачнел, Устинья брови нахмурила. А купцы, знай, уговаривают, деньги большие сулят. Не выдержал тут старый Егор, соскочил с печи, закричал:
- Я вот вам устрою охоту! Уж так устрою!..
Схватил берданку со стены и в потолок выпалил.
Купцов только и видели… А Свиридка на всякий случай лося подальше в тайгу увел, да и выпустил.
…Скоро лето пролетело, за ним осень забагрянилась. А потом и новая зима наступила. Свиридка сам уж на охоту стал ходить, да и забрел однажды в глушь. А дело к вечеру. Сумерки над тайгой сгущаются, сосны да кедры чёрной стеной стоят, сучья корявые за шубейку цепляются, и снег глубокий. Устал шибко, но вот луна взошла, идти легче. Свиридка меж деревьями полянку увидел, лунным светом залитую. Вдруг впереди огоньки зеленые вспыхнули и засуетились. Волки!
Кинулся Свиридка в сторону, да разве от стаи уйдешь? Хитрость нужна.
Глядит, впереди овражек небольшой, за ним сосна кривая - забраться легко. А с неё палить по волкам из берданы.
Покатил Свиридка вниз, да ногой зацепил о коряжину - полетел кубарем, головой о пенёк ударился, в глазах потемнело.
Долго лежал, только почувствовал вдруг дыхание на лице тёплое. Открыл глаза - перед ним лось огромный, губами влажными щеки его трогает.
"Да ведь это лосенок мой, - обрадовался . Свиридка. - Ишь какой вымахал! А где волки?"
Пошевелил он руками, ногами - вроде целы. Привстал и ахнул - рядом три матерых волчища лежат, у одного череп снесен, у других брюха распороты. Но и у лося бока в крови.
Понял Свиридка, кому жизнью обязан, обнял лося за шею. Сохатый привстал на колени, Свиридка на спину ему вскарабкался. И побежал лось по глубокому снегу в село…
Свиридка деду и отцу с матерью рассказал всё, как было, а те уж и не знают, чем сохатому угодить: хлебца ему дают, овсеца в корчаге подсовывают. Так лось опять у них зиму и весну прожил, но летом все чаще в лес поглядывать стал.
Как-то к осени вёз верхом Свиридку по вырубке, навстречу две лосихи из леса вышли, увидели Свиридку и за деревьями скрылись. Лось за ними и кинулся. Насилу Свиридка друга удержал, а вечером деду все рассказал.
Старый Егор прищурился, крякнул в кулак и сказал:
- Вот ведь, Свиря, дело какое: тебе шашнадцатый годок только, а к девчатам вечерком ты давно стрекаешь. Не к дружкам, не отмахивайся; вот и сохатому без подружек скучно. Пустил бы его?
Не стал Свиридка спорить, вывел лося за село, дал краюху напоследок, хлопнул по боку:
- Беги, друг!
Лось головой помотал, затрубил и побежал. Лишь у леса остановился, оглянулся и исчез за деревьями.
А тем летом в наших местах люди россыпи золотые обнаружили. Многие промысел охотничий бросили. Золотишко в речках доброе намывали, И скоро приметили: где лось на водопой ходил, у реки об сосну иль кедр рогами тёрся, - там россыпь богатая.
Люди Кузьме с Егором не раз говаривали:
- Не ваш ли сохатый золото указывает?
Те отмахивались и в золото не шибко верили. Но как новая зима прошла, Кузьма не выдержал и тоже подался в старатели: "Авось повезёт!" Да только другим фартило, Кузьма лишь песок пустой черпал. Все лето промотался зазря, домой вернулся - ругается:
- Время потерял, лучше б овса лишнюю десятину засеял!
А Свиридка летом дома деду с матерью помогал, по лесу бродил, друга искал. Следы частенько встречал, но на глаза лось так и не показывался. Как-то в декабре уехали отел с матерью и дедом в соседнюю деревню в гости. Свиридка один остался. Вечером пошел сенца корове подбросить, глядит - у ворот сохатый стоит, рогами трётся. Свиридка обрадовался, выскочил к другу, завёл во двор. Тот потёрся рогами об угол дома, мотнул головой - рога у него и отпали, он копытом их к Свиридке подвинул, будто сказать хотел - возьми, мол, в подарок. А тот лося по шее погладил, сенца ему дал. Пожевал сохатый, Свиридкину щёку губами потрогал, вздохнул глубоко и побежал в лес. Кинулся было Свиридка за ним, да разве ж догнать. Вернулся в избу, присел на лавку да прикорнул.
И видит во сне - сидит он у дома на брёвнышке, вдруг подъехала тройка, из саней вышел богатырь-молодец, в шелк да парчу одетый, на голове корона золотая. Глядит ласково. Снял корону, подал Свиридке, а она тяжелая - не удержать. Свиридка ее наземь поставил, а богатырь вдруг исчез, и тройка исчезла. Глянул он на корону, а она задымилась; потом дым рассеялся, и вместо короны рога лежат закопчённые…
Проснулся Свиридка, слышит - в дверь, потом в окно колотит кто-то. Выглянул, а это родители из гостей приехали. Дед с отцом коня распрягают, мать в окошко стучит. Свиридка на крыльцо выскочил, мать по голове его потрепала:
- Сохатый, гляди-ка, приходил, рога оставил.
Отел подошел, улыбается:
- А мы их в горницу приладим, для красоты будут.
- Да больно уж черные, - заметил старый Егор, - будто копоть на них.
- Отчистим, - ответил Кузьма, взял рога, внес в избу.
Вечером, как поужинали, стал Свиридка рога чистить, потер тряпочкой, убрал копоть, и…. засверкали они концами острыми.
Устинья ухват уронила, Кузьма с Егором руками развели:
- Ай да рога - концы будто золотые блестят!
На другой день всё село к ним приходило - охали да ахали:
- Каки здоровы да красивы!
А тут купцы опять охотиться приехали, прослышали про чудо-рога. Пришли, тоже любуются. Одному захотелось к себе их увесть, он и давай сговаривать:
- Чего у вас будут висеть? У меня сам губернатор бывает. Пусть подивится трофеям моим. Я денег не пожалею…
Свиридка не хотел расставаться, но дедка его урезонил:
- .Сохатый каждый год рога сбрасывает - дай срок, еще такие же будут, а случая упускать не следоват.
И заявил купцу:
- Парня женить скоро надобно: коня покупать и ещё кой-што по хозяйству, а грошей не хватает, вот - ровно четверть от ста.
Купец ухмыльнулся - для него, богатея, сущий пустяк. Но тут уж и другой купец не пожелал лицом в грязь ударить - губернатор, вишь, и к нему заезжал иногда отобедать. Егора толкнул тихо в бок, полсотенный посулил. А за ним третий ввязался, еще сто накинул, а там и четвертый за деньгами полез. Егор и говорит купцу первому:
- Вот, мил человек, с энтими господами ещё вчерась сговорились, по такой-то цене, мол.
А купцу охота душу свою утешить, да и престиж терять нежелательно: "Как так? Товар на глазах .перекупливают!"
Он и взревел, чтоб других одним махом отбить:
- Тыщу рублёв выкладываю и ешо ружьё отдаю аглицкое!
Сунул Свиридке в руки "винчестер", достал пачку денег толстенную, кинул на стол, сграбастал рога и понес довольный. Остальные облизнулись только и за ним потрусили.
Кузьма с женой как стояли, так и остались на месте, глазами хлопают; Свиридка ружьё любовно оглядывает, а Егор рукавом пот со лба вытер, взял деньги, на свет поглядел:
- Настоящие!
И пустился в пляс - экое богачество привалило.
С тех пор хозяйство у них поправилось, в гору пошло. Лось к Свиридке и Егору потом не раз приходил, те отборным овсом накормят его и выпустят, а старик поглядит вслед сохатому и скажет:
- Не зря люди золоторогим прозвали, для нас-то его рога и впрямь золотыми оказались.
Барсучьи корешки
Так уж издавна у нас повелось - подрастет парнишка, его к делу приставят: кому охотником быть, кому бондарем, а кому землю пахать - хлебушко выращивать. Отцу с матерью радостно - сынишка кормильцем растёт, и перед соседями лестно.
Но в одной семье радости такой не было: мужицкое-то дело силу требует, а мальчонка ростом не вышел, хворь в ногах, да и горбик - малышом со скамейки упал. А парнишка смышлёный, грамоту у дьячка рано выучил: старушонкам поминальники писал, мужикам- письма челобитные.
Взрослые и дети жалели его, Николушкой ласково кликали. Но кой-кому не нравился - горбунком дразнили.
Время шло. Ребята-годки с девчатами вечерами на гулянье ходить стали. Разожгут костёр, хороводы водят, Николушку всегда принимали. Но как под гармонь парами плясать начнут, Николе тоскливо - какая-ж с убогим пойдет. Но пуще сердце у него надрывалось, когда на гулянье девчонка одна приходила: Ксюшкой-вертушкой звали, ясноглазая, сама легкая да вёрткая. Одна приходила…
Однажды Никола набрался храбрости, подошел к ней, плясать пригласил. А Ксюша только что парню долговязому отказала. Взглянула на Николку строго, а у того от волнения губы трясутся. Ксюша и пожалела его - схватила за руку, побежала в круг, отплясала бойко.
А тот парень, с которым она плясать не пошла, давай над Николкой посмеиваться: "Горбун, а губа не дура. Да и та хороша - с уродом плясать вздумала!"
Ксюша вспыхнула; подлетела к болвану и шлепнула по щеке со всего маху, и убежала домой, расплакавшись; Николушка склонил голову, под хохоток побрел куда глаза глядят. А уж ночь наступила. Дороги не разобрал, в тайгу забрёл. Оступился и покатился куда-то вниз. Лежит в траве, думает; "Помереть бы сейчас, хоть маяться перестану".
Так ночь прошла, а как рассвет забрезжил, увидел, что лежит он в ложке зелёном. На дне ручеёк журчит, по берегам папоротник высокий. Вдруг услышал невдалеке плеск звонкий. Раздвинул папоротник и ахнул - в ручейке барсучонок барахтается, на бережок крутой забирается, скользит и опять в воду плюхается.
Вытащил он барсучонка, на землю опустил. Тот пофыркал, отряхнулся и побежал. Николка за ним.
Глядит, барсучонок наверх вскарабкался. У самого края нора широкая, у норы большой барсук на задних лапах сидит, корешки перебирает. А подле ещё два маленьких.
Барсучонок к большому барсуку подбежал, заурчал ему на ухо. Тот привстал сразу, схватил корешки и в нору. Барсучата за ним юркнули.
Хотел Николушка уйти, повернулся было, да услышал голосок скрипучий:
- Погоди, парень, куда спешишь?
Оглянулся - нет никого. А голос опять:
- Вниз погляди.
Посмотрел Николка и удивился: у норы человек в пёстром кафтане стоит, в руках корешок держит. Нос у него остренький, глаза маленькие, и в очках, словно писарь.
Сказал:
- Куда тебе торопиться? Загляни ко мне.
Николка за ним на четвереньках полез, перед глазами пещерки свод открылся. Посередине корешков кучка, вокруг неё мальчишки в пёстрых кафтанчиках корешки перебирают. Один - в одну кучу, другой - в другую.
Мужичок и говорит:
- Садись с нами корешки есть.
Николка взял корешок, пожевал: горько.
А мужичок хохочет:
- Чего морщишься? В корнях сила земная.
Доел парень корешок и вправду почувствовал силу в руках, плечи хотел расправить, да горбик мешает.
Мужичок это заметил, покряхтел, в кучке порылся, отыскал нужный корешок, подал Николке:
- Вот тебе корень, всем корням корень. Съешь его на глазах у суженой, тогда и горб пропадет.
Потом упал вдруг на спину и давай хохотать:
- Ой, спинушка чешется, бока зудятся.
И в барсука опять превратился. Мальчишки схватили гребешки, стали отцу спину чесать. Целый ком шерсти начесали. А барсук опять мужичком стал, подал пряжу Ни колке:
- Это невесте твоей в подарок, но до времени не вспоминай о нём.
Никола положил шерсть за пазуху, поблагодарил барсучка, нагнулся, вылез кое-как из норы, а ноги пуще ноют. Тут барсук опять высунулся и сказал напоследок:
- Сила земная в тебе есть, а хворь сам выбьешь. Иди по ручью, там и найдёшь исцеление.
Отправился Никола, и чем дальше идет, тем ручей мутней становится. Сунул в него руку и отдернул - вода-то горячая.
Побрел дальше, глядит - ручей в озеро впадает, а по берегам грязь. Никола увяз по колено и подумал: "Неужели обманул меня мужичок-барсучок. Какой толк в грязи?"
Да вскоре почувствовал - боль в ногах потихоньку утихла.
Вышел Николка на сухое место, прилег отдохнуть. На душе у него спокойно. Долго лежал, но к вечеру опять загудели ноги.
Построил Николка шалашик, стал в нем жить, в озере ноги лечить. По утрам орехи для пропитания добывал, вечерами по грязи бродил. Так до осени и пробыл в тайге. Ноги у него совсем болеть перестали, а холода наступили - решил домой вернуться.
Вошёл в село, бабы меж собой переговариваются:
- Что за парень такой высокий да плечистый, к кому приехал? Поди, Никола пропавший? Но у того вроде горбик побольше, сам ростом поменьше, да и хроменький.
А Никола к дому родителей ровной походкой сразу направился… Отец-то приглядывался, крестился: "Свят! Свят! Свят!" А мать сразу признала, на шею кинулась. Никола обнял её, к отцу спиной невзначай повернулся, тот горбик увидел и присел:
- Николушка!
…Старики довольны, что сын живой из тайги возвернулся, а Никола не весел - всё про Ксюшу думает.
А к той парни сватов каждый день засылали. Особливо детина, что над Николой смеялся. Но Ксюша всем почему-то отказывала, а потом с ней беда приключилась - с остуды занедужила, которую неделю неподвижно лежит, не ест ничего, словно былинка высохла. Женихи сразу и отступили.
А Никола узнал про это и к любимой сразу отправился. Зашел в дом. Глядит - на кровати она лежит, щеки ввалились, глаза в одну точку уставились. Подсел он, а слова мужичка-барсучка в ушах звоном звенят: "Съешь корешок на глазах у суженой, тогда и горб отпадет".
Достал корешок, подумал: "Лучше век горбатым останусь, чем любимой погибнуть дам".
Вздохнул глубоко и сказал ласково:
- А ну-ка погрызи корень
Ксюше занятно стало - взяла, словно зайчишка морковку, схрумкала. Вскоре повеселела: запросила есть. У родителей чего только не наготовлено! Подали ей кашки сладенькой с пирожком сдобненьким, а она и говорит:
- А Николушке чего же не дали?
Те руками всплеснули: