- К тебе, конечно. Чаем угостишь. Я тебя, как-никак, выручил. Значит, на чай заработал. Честно говоря, с утра ничего не ел.
- Пошли, конечно, - Гриша засуетился. - И чай найдем, и бутербродов сделаем. Чая у нас это… Всегда навалом.
- Вот и славно, - невесело вздохнул Степа. - Чай - штука сытная.
* * *
Они рисовали. Степа на подоконнике, Гриша за столом.
То есть сначала был, конечно чай с бутерами, с этим Гришка своего спасителя не обманул, а вот потом… Потом пришлось признаваться, что рисунков для Альберта Игнатьевича у него нет, что все его художество отец под горячую руку как-то смел в ведро и выбросил.
- Психованный? - Степа понимающе кивнул. - На моего тоже частенько накатывало. Неглупый вроде и все понимает, а бесится. На любое начальство мог рыкнуть. И сельские мужики боялись при нем химичить.
- Химичить?
- Ага, жить-то как-то нужно, лесхоз развалился, работы никакой, вот люди и промышляют кто чем. Торфоблоков тонну-другую свистнут, дачникам перепродадут. Или сруб бесхозный разберут - и с приветом, столбы от старой телефонки повалят… - Степан уловил недоумение на лице Гриши, терпеливо пояснил: - Сруб - это изба по-вашему. Бревенчатая основа. Она как конструктор - пронумеровал, разобрал аккуратненько и перевози куда хочешь. А там снова собирай - и живи себе на здоровье.
- А эта… Телефонка твоя?
- Ну, вообще-то она не моя, а государственная. Только провода там давным-давно поснимали, а столбы остались. Вполне приличные. Вот их и корчуют умельцы. - Степан вздохнул. - У нас этого добра валом, если поискать. Заброшенные элеваторы, техника на полях, узкоколейки заброшенные. С одной стороны, вроде государственное имущество, а с другой - никому почему-то не нужное. Вот и растаскивают почем зря. Зимой, скажем, пиломатериалы хорошо расходятся. Леса-то повырубали, хорошего дерева не найдешь. А на лесопилке можно договориться. Только наши и договариваться не пробуют. Ночью приезжают и тырят. Потом пропивают за неделю и снова принимаются мозговать, где бы что нахимичить. А отец такие разговоры на корню пресекал. А если что ловил краем уха, сразу в ярость впадал. А когда он в таком состоянии, ему хоть трое, хоть десятеро, - все равно как слон пойдет в лобовую. И все на своем пути разнесет.
- Да-а… - протянул Гриша. - Твоему хоть причина нужна, а мой и без причины злой.
- Совсем без причины не бывает. Значит, есть причина, только ты не в курсе.
- Да? - Гриша задумался. - Вообще-то у него на работе какие-то заморочки. То одно, то другое.
- Вот видишь!
- И спину недавно повредил, все никак не проходит. На днях шкаф хотел сдвинуть - сразу прихватило. На меня, понятно, наорал. А я виноват, что шкаф тяжелый?
- Этот, что ли? - Степан кивнул в сторону стены.
- Ага. Там вроде как место пропадает, и пыль выгребать неудобно… - Гриша указал на закуток у стены, нервно теребнул подбородок. Рассказывать о том, что он и поныне там частенько прячется, не хотелось.
- Ты бы не чесался, инфекцию занесешь, - задумчиво прогудел Степа, отложив рисунок, приблизился к шкафу, склонил голову набок. - Ножки вроде прочные, это хорошо, но без войлока, это плохо… Тряпку бы надо.
- Что? - не понял Гриша.
- Тряпку намочи и принеси сюда.
По-прежнему не понимая, что именно задумал его новый друг, Гриша принес из ванной мокрую тряпку.
- Годится. - Степан, нагнувшись, подцепил руками низ шкафа, присел на ногах. - Теперь так: я поднимаю, а ты тряпку под ножки суй.
- Ага…
Коротко выдохнув, Степа медленно привстал, и правый угол шкафа, о чудо! - поднялся над полом.
- Давай! - хрипло напомнил оторопевшему пареньку Степа. - Тряпку!..
Суетливо Гриша сунул тряпку под ножки, боязливо отдернул руки.
- Вот… - Степа опустил шкаф. - И впрямь тяжеленный.
Гриша ошарашено молчал.
- Теперь смазка есть, осталось подтолкнуть. - Зайдя с другой стороны, Степа навалился плечом. - Опа!.. Видал? Поехало вроде. Даже второй тряпки не понадобилось.
Шкаф действительно заскользил по полу, помаленьку перемещаясь к стене. Еще немного, и ножки уперлись в плинтус, закутка не стало.
- Аут! - Степа осмотрел пол. - Ничего вроде не поцарапали?
- Здорово! - Гришка показал большой палец.
- Сейчас еще разок подниму, а ты тряпку убирай.
- Ага.
- Между прочим, кое-кто из ученых до сих пор верит, что в древности таким способом глыбы каменные передвигали. Стелы там мексиканские, пирамиды в Египте и прочие дела. Смачивали водой катки деревянные - и катили.
- А я в одной передаче слышал, что их телекинезом поднимали, - припомнил Гриша. - Прямо по воздуху перемещали.
- Ну, может, кто и умеет по воздуху, а нам сподручнее с помощью тряпок. - Степа усмехнулся. - Давай, телепат…
Когда со шкафом было покончено, он звучно отряхнул ладони.
- Видишь! Работа для мужиков - все. Не заладится с ней, будут дома психовать, на родных злость срывать.
Гриша поглядел на Степу с удивлением. Подобных рассуждений от одноклассников он никогда не слышал.
- Ты прямо как взрослый рассуждаешь.
- А я и есть и взрослый. Кто семью-то кормит?
- Неужели ты?
- Кто же еще? Отец в больнице, мать с сеструхами малолетними сидит, а я на заводе.
- Правда, что ли? - не поверил Гриша.
- Кривда. Здесь-то у вас с работой полегче, сразу устроился. Это у нас там полная разруха. Ни работы, ничего, как хочешь, так и живи.
- Как же вы кормились?
- А вот так. Рыбачили с отцом, огородничали, на охоту ходили.
- И ты охотился? - поразился Гриша.
- А что такого? Недавно волков отстреливал вместе со всеми. Знаешь, сколько их в последние годы развелось! То есть раньше их особо не трогали, а тут пошла напасть. Коров местных стали драть, коз утаскивали. А как старика одного чуть не загрызли, нам разрешение на отстрел дали. Еще и с денежной премией.
- Ух ты!
- Волки - что. С медведем куда страшнее.
- Ты что, и с медведем встречался?
- Я - нет, разве что издали, а у отца были встречи.
- И как?
- Никак. Когда миром расходились, когда нет. Хорошо, батя у меня рявкать умеет. Голосина - чистый бас. Вот голосом и отпугивал.
- Разве так можно?
- Еще как! Думаешь, зачем звери рычат? Для охоты тишина нужна, а они рычат. - Степа улыбнулся. - Змея глухая - и та шипит. А ласки с росомахами, если с лисой или человеком встречаются, такой визг поднимают, оглохнуть можно. Тоже на испуг берут.
- И срабатывает?
- По-разному. Голоса - они ведь у всех разные. Я вон крикну, так медведь обделается от смеха, а от отца эти увальни наутек пускались.
Гриша припомнил, как совсем недавно новый друг его единственной фразой осадил Саймона и подумал, что Степа скромничает. Мог, наверное, тоже при случае рыкнуть так, что и медведь бы призадумался. Правда, что страшнее - Саймон или медведь, - на это у Гриши точного ответа не было. То есть разница, понятно, существовала, но лучше бы ему, простому смертному, этой разницы не знать.
- В лесу совсем без ничего трудно, - рассуждал Степа. - Либо голос нужен, либо ружьишко. Хотя и это не всегда спасает. Меня вот рысь однажды чуть не порвала. А вроде нож, ружье - все при мне было.
- Рысь? Настоящая?! - ахнул Гриша.
- Само собой. Я, видать, мимо логова проходил, она и сиганула сверху. Коготки такие, что разом весь полушубок располосовала. Он, считай, и спас.
- А дальше?
- Что дальше. Упал на спину, подмял ее под себя, стукнул пару раз посильнее.
- Убил?
- Зачем? Отпустил. То есть зацепила бы сильнее, может, и разозлился, а так… Полушубок потом зашили, - сам видел, в нем теперь и хожу. Зачем же убивать кисулю? - Степан хмыкнул. - Рот закрой, муха залетит.
Гриша щелкнул челюстью. Заслушавшись, он и впрямь открыл рот. Не каждый день сверстники рассказывали о таком. И грозный Саймон съежился совсем уж до лилипутских размеров. Если человек рысь дикую усмирил, на волков охотился, что ему какая-то дворовая шпана!
- Ладно, заболтались, - Степан взглянул на часы. В отличие от Гриши, обходившегося вовсе без часов, он носил огромный "командирский" хронометр - еще старых времен, с пружинным подзаводом. - Давай-ка, брат, дальше рисовать…
Они продолжили. Чтобы было, что нести в клуб. Заодно решили проверить и Альберта Игнатьевича. Показать, скажем, с пяток рисунков, а после посмотреть на реакцию. В смысле - сумеет или нет взрослый художник разобрать, кто и что нарисовал. Гришка считал, что разобрать будет сложно и Альберт Игнатьевич сядет в лужу, Степа не сомневался, что бородатый руководитель раскусит их трюк проще простого.
Словом, Степа сопел над ватманом, а Гриша украдкой поглядывал на него и недоумевал. Потому что с появлением Степы что-то в комнате явно переменилось. Съежилась она, что ли? Во всяком случае, плечистому и широкогрудому Степе она была явно маловата. То есть до притолки гость не доставал и мебели локтями не касался, но ощущение собственной малости у Гриши нет-нет да появлялось. Было в его новом знакомом нечто особое - несуетное и крупное - в манерах, в мимике, даже в походке. Он и в фас выглядел совершенно другим. То есть Гриша давно уже задумывался над тем, почему одни люди в фас на себя больше похожи, чем в профиль, а другие наоборот. Вот Степан, если зайти сбоку, становился совсем взрослым. Не четырнадцатилетним крепышом, а настоящим мужчиной, работягой. Даже жесткость какая-то угадывалась в лице - ястребиное что-то. В фас - обычный добродушный парнишка, а в профиль - герой вестерна. И делалось понятно, почему дал слабину Саймон. Перед ним бы, Гришкой, этот бандюган в жизнь бы не спасовал. Даже возьми он в руки лом или боевой автомат. А вот перед Степой кексанул…
Пока Степан набрасывал на листе стоящий на подоконнике кактус, Гриша успел махом навалять несколько рисунков. Помогал не только прищур, помогало настроение. Хотелось, наверное, блеснуть перед гостем. Не победами над лесным зверьем, так хоть такой малостью. Благо нашлась у Гриши своя фишечка - в кои-то веки! Отчего же не постараться!
На первом листе он нарисовал кота Базилио, на втором - огромную океанскую волну, накрывающую островок с пальмами, на третьем - жуткого Карибского монстра с бородой из змей. Фломастер скользил по бумаге легко и быстро, методика прищуривания не подводила и здесь. Покончив с тираннозавром из "Парка Юрского периода", Гриша подумал, что не хватает чего-то реалистичного. Хотя бы из того, что находится в комнате. Самым реалистичным (не считая кактуса, конечно) показался ему Степа, - за него Гриша и взялся. На этот раз работал карандашами, прищур перемежал с оригиналом. И странно - реальности снова не получилось. Вместо расслабленной руки вышел напряженный кулак, а выражение задумчивости вытеснила гримаса ярости. Гриша прямо ахнул.
Воин!..
Вот кого рисовало воображение Гриши, и ничего другого он представить себе не мог. Сами собой на заднем плане прочертились трибуны Колизея с фигурками зрителей, а на арене в доспехах застыл Степа. Коротенький меч в правой руке, пальцы левой сжаты в кулак. А против него… Гриша протер глаз и снова прищурился. Рисовать Саймона решительно не хотелось, тигра же вообразить никак не получалось. Не рысь же рисовать! Гриша склонял голову и так и этак, но нужный образ не всплывал. В конце концов он решил оставить все как есть.
- Ну ты даешь! - Степа, оказывается, стоял уже рядом. - Как это у тебя получается?
- Ммм… - Гриша смутился. - Я же говорю, прищуриваюсь, а потом воображаю.
- Ничего себе - навоображал!
- Так это вроде и не я. Вон, сколько фильмов про гладиаторов наснимали. Десятка два, наверное.
- Может, и наснимали, только не про меня. - Степа взял Гришино художество в руки.
- А у тебя что вышло?
- Да так, ерунда…
Гриша поглядел на кактус, нарисованный Степой. Горшок самый обычный - с очень даже знакомой трещинкой, а вот растение… Тут, пожалуй, Степа ошибался. Или скромничал…
С неожиданной ясностью Гриша вдруг понял, что при всех своих прищурах ему такой кактус ни за что не нарисовать. Да он просто не сумел бы себе такого представить! Потому что Степа не кактус рисовал, а сказочное существо. Иголки шаровидного растения сливались в сияющую ауру, отдельные пробивающиеся шипы только усиливали ощущение света. Внутри ауры, как в прозрачном мху, скрывался этакий грибок-боровичок, вроде и похожий и в то же время совсем не похожий на своего земного собрата. Маленькое инопланетное создание. Без губ, без глаз, вообще без лица, но все равно со своим особым выражением. Даже казалось - глядит с бумаги и улыбается.
- Круто! - выдохнул он. - Я и не знал, что так можно.
- Шутишь? - Степа не удержался от улыбки. - Это все Альберт Игнатьевич. Его школа.
- Как это?
- Да очень просто. Скучно же рисовать горшки, стаканы там разные, - вот он и посоветовал одушевлять предметы.
- Одушевлять?
- Ага. Как если бы они были живые. Одуванчик, скажем, это маленький гномик, ложечка - младенец в люльке, облако на небе - чудище какое-нибудь, и так далее.
- А ты вместо кактуса что вообразил? Лампочку?
- Светлячка. Мне про Кавказ такое рассказывали. Будто летают там крохотные жучки и вспыхивают огоньками. Ночью да издалека можно за свечку принять, - Степа задумался. - Свечка горящая - она ведь тоже будто живая. Вздыхает, сопит, потрескивает. И ерзает огоньком туда-сюда, все равно как человек на верблюде. И так ему не сидится, и этак.
Гриша только головой в изумлении покачал. А в следующую секунду испугано ойкнул.
- Чего ты?
- Родители!
Он был прав. Из прихожей долетел металлический скрежет, - в замке проворачивался ключ. Уже по звуку Гриша обычно понимал, кто именно пришел. На этот раз металлический проворот был предельно стремительным. Подобным образом дверь открывал только отец.
* * *
С такой амплитудой Гриша не дрожал уже давно. И зубы клацали, и колени тряслись. Хорошо хоть веки не дергались. Сказывалось сегодняшнее напряжение. Стресс, как любили выражаться взрослые. Денек-то выдался нехилый. Сначала клуб с его непонятками, затем кодла Саймона, теперь вот отец. Синяков с тумаками Гриша уже не боялся, - одной взбучкой больше, только и всего. Но Саймон с Лешим казнили просто - сбивали наземь, месили ногами и отпускали восвояси, здесь же, дома, было совсем другое. И не за себя он даже боялся - за Степу…
Из коридора донесся раздраженный голос отца, Гриша втянул голову в плечи. Дураку было ясно, что приближается буря. Они же к этой буре оказались совершенно не готовы. Более того, среди разбросанных рисунков да еще возле сдвинутого с места шкафа нахальнейшим образом сидел незваный гость. То есть Гриша его, понятно, звал и приглашал, но родители-то понятия о нем не имели. Кроме того, по поводу гостей Грише давно было говорено: никаких одноклассников и дворовых дружков! Никаких кошек и собак! Сказанное отцом следовало воспринимать как приказ, как не обсуждаемую аксиому. Гриша и не пытался что-либо обсуждать. Потому и дрожал теперь, как дворовый пес на морозе. Потому что без всякого прищура видел, как после всего случившегося, после драки и клуба, после всех замечательных разговоров - отец берет Степана за шиворот и вышвыривает за порог. Можно сказать, первого его друга. Первого и, конечно, последнего…
- Это что за бардак?
Отец вошел в комнату. Выражение его лица не сулило ничего доброго.
- Я друг Гриши, - Степан спокойно поднялся и так же спокойно шагнул к отцу. - Зашел вот познакомиться. Заодно обрадовать.
- Обрадовать? - чуть помешкав, отец пожал протянутую руку. На эту же руку оторопело взглянул мгновением позже. - Крепко, однако…
- Извините, - Степа улыбнулся. - Мы ведь из клуба пришли. Студия живописи "Домино". Так вот, наш руководитель смотрел Гришину работу и пришел в полный восторг.
- С чего бы это? - отец метнул в сторону сына настороженный взор. Он все еще ждал неведомого подвоха.
- Ну, если в двух словах, то Гришка ваш талант. Ему рисовать и рисовать. - Степа тряхнул головой. - Другие годами учатся, и ничего не выходит, а он пришел и с ходу всех переплюнул.
- Вот как… - отец явно не знал, что сказать. Зато вперед шагнула мама, она тоже все слышала.
- Так это же замечательно! - она строго посмотрела на сына. - Надеюсь, ты угостил своего гостя? Простите, как вас зовут?
- Степан. И можно на ты. Чаем меня Григорий уже угостил.
- Чаем! - фыркнул отец. - Скоро ужинать пора, а они - чаю. Давай-ка, мать, приготовь что-нибудь посерьезнее.
Мама отправилась на кухню. Отец двинулся было за ней, но у порога споткнулся. Конечно, заметил передвинутый шкаф.
- А это что?
- Это… - Гриша шагнул вперед и тут же отступил назад. - Ты же говорил, что мешает. Вот Степан и помог передвинуть.
Отец огладил полированный бок шкафа, посмотрел на ребят, однако ничего не сказал. Молча прошествовал в ванную.
- Уфф… - выдохнул Гришка. И утер взмокший лоб.
- Что? Думал, ругаться будем? - Степа усмешливо подмигнул. - Не умирай раньше времени, кекс. Сейчас наведем мосты с твоим папашей.
- Думаешь, получится? - шепнул Гришка.
- Вот увидишь. Психованные - они тоже люди. Сам из таких - знаю…
Все дальнейшее для Григория протекало, словно калейдоскоп японских загадочных картинок. Титры к ним тоже писались не иначе как иероглифами, и это окончательно выбивало из колеи. Потому что ВЧЕТВЕРОМ они сидели на маленькой кухоньке - сидели и ужинали. Да не просто ужинали - еще и беседовали! То есть Степан вроде и говорил немного, но слушали его внимательнейшим образом! Даже кивали в ответ, поддакивали, то и дело предлагали добавки. Как-то незаметно Степа успел и рецепт борща у мамы выспросить, и насчет двухтомника "Порт-Артура" с отцом договориться. Более того, на ближайшее будущее ему было уже обещано полное собрание сочинений Василя Быкова - любимого отцовского автора. То есть Степан и не выпрашивал ничего, но так получалось, что родители сами начинали предлагать. И это тоже казалось удивительным. То есть понятно, если бы они приседали в книксене перед красавицей Алкой или забредшим на огонек депутатом Госдумы, но чем обаял их рукастый широкоплечий Степа, было совершенно не ясно. А еще забавнее было то, что они и на Гришку успели Степе пожаловаться. Точно надеялись, что парень возьмется за перевоспитание сына.
- Не ест ничего, худющий, - говорила мама.