"Из тылов к передовой…"
Из тылов к передовой
Конь бежит по первопутку.
Конопатый ездовой
Важно крутит самокрутку.Конь везет запас гранат.
На груди, под красным бантом,
У него висит плакат:
"Смерть немецким оккупантам!"
1943
МАЙ
Один сказал, что это бьет
Гвардейский миномет.
Другой - что рявкают опять
Калибры двести пять.- Форты, наверно, говорят,-
Поправил я ребят.
А недобрившийся комбат
Сказал, что нас бомбят.Потом на воздух всей гурьбой
Мы вышли вчетвером
И услыхали над собой
Чудесный майский гром.
1943
САД
Здесь каждая былинка и сучок
Исполнены военного значенья:Улитка тащит бронеколпачок;
Ползут кроты по ходу сообщенья;
Резиновым вращая хоботком,
Что мы в стихах отметим, как в приказе,
Кузнечик под коричневым грибком,
Как часовой, стоит в противогазе.И если сын попросит: расскажи! -
Я расскажу, что вот - пока не сбиты,
Как "юнкерсы", пикируют стрижи,
И комары звенят, как "мессершмитты";Что тянет провод желтый паучок,
Что, как связист, он не лишен сноровки
И что напрасно ночью светлячок
Не соблюдает светомаскировки.
1943
ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ СТАТУЯ
"Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила".
Косоприцельным огнем бил из дворца пулемет.
Мы, отступая последними, в пушкинском парке
Деву, под звяканье пуль, в землю успели зарыть.Время настанет - придем. И безмолвно
под липой столетней
Десять саперных лопат в рыхлую землю вонзим.
"Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны
разбитой" -
Льется, смывая следы крови, костров и копыт.
1943
ПАРТИЗАН
Он стоит на лесной прогалинке,
Неприметен и невысок.
На ногах - самокатки-валенки,
Шапка - с лентой наискосок.Прислонясь к косолапой елочке,
За спиною он чует лес.
И глаза у него как щелочки,
Пугачевский у них разрез.Под шатром ветвей, как у притолки,
Он с заплечным стоит мешком,
С автоматом немецкой выделки,
С пистолетом за ремешком.И качается-расступается
И шумит молодой лесок,
И заря над ним занимается
Красной лентой - наискосок.
1944
ПОЛЯРНАЯ ЗВЕЗДА
Средь ночи тронулась ударная,
И танки движутся, бряцая,
А над плечом звезда Полярная
Горит, колеблясь и мерцая.Не весь металл, видать, расплавила,
Когда, сверканье в волны сея,
К отчизне долгожданной правила
Крылатый парус Одиссея.С тех пор легенда перекроена:
Забыла прялку Пенелопа
И перевязывает воина
На дне глубокого окопа…Средь ночи тронулась ударная,
И, нас на битву посылая.
Взошла, взошла звезда Полярная,
Холодным пламенем пылая!Своим лучом неиссякающим,
Как луч ацетилена - белым,
Она сопутствует шагающим
И покровительствует смелым.
1944
РОЩА
По этой роще смерть бродила.
Ее обуглила война.
Тоскливым запахом тротила
Она еще напоена.Безмолвно движутся обозы.
И не до песен больше нам,
Когда безрукие березы
Плывут, плывут по сторонам.
1944
"Мимо дымных застав…"
Мимо дымных застав
Шел товарный состав
И ревел на последнем своем перегоне,
И, привыкший к боям,
Заливался баян
В полутемном, карболкой пропахшем вагоне.Там под песни и свист
Спал усталый радист,
Разметав на соломе разутые ноги,
И ворочался он,
Сквозь томительный сон
Волоча за собой груз вчерашней тревоги.Он под грохот колес
Околесицу нес
И твердил, выводя весь вагон из терпенья:
"Говорит Ленинград,
Назовите квадрат,
Назовите квадрат своего нахожденья!.."Шел состав с ветерком,
Дым летел кувырком,
И щемило в груди от зеленой махорки.
Я молчал, как сурок,
И сырой ветерок
Пробивался за ворот моей гимнастерки.А внизу скрежетал
Разогретый металл.
Было шумно в вагоне, и жарко, и тесно,
А потом - темнота,
И витала в ней та,
Что еще далека и совсем неизвестна.То ли явь, то ли сон,
Звезды шли колесом,
И привык с той норы повторять каждый день я
"Говорит Ленинград,
Назовите квадрат,
Назовите квадрат своего нахожденья!.."
1944
"Огнем озарился ночной Ленинград…"
Огнем озарился ночной Ленинград,
Ты шапку сними и замри:
На Невском горят, на Литейном горят,
Горят по ночам фонари!Пускай еще тускло мерцают они,
Но твердо я знаю одно:
Что если горят в Ленинграде огни,
То, значит, в Берлине темно!
1944
КОРАБЛИК НАД ГОРОДОМ
Нет команды на нем.
Он нигде якорей не бросает.
В полдень - солнце над ним,
В полночь - месяца копаный серп.
Он бушпритом, как шпагой,
Недобрые тучи пронзает,
Вознесен над Невой,
Словно города нашего герб.И когда на границе
Свершилось ночное злодейство
И на лоб Ленинграда
Был тяжкий надвинут шелом,
Ты поспешно прошла
Коридорами Адмиралтейства,
Поднялась по игле
И накрыла кораблик чехлом.Но и там,
В темноте,
Золотой и крылатый, как птица,
Он покоя не знал -
Он летел, разрывая кольцо.
Он в блокадную ночь
Так сумел ленинградцу присниться,
Словно глянул боец
Лучезарной победе в лицо…По граненой игле,
Вознесенной мечтою Захарова,
Ты сегодня опять
Поднялась на заре в небеса.
Сброшен серый чехол!..
Вновь над нами, из золота ярого,
Расправляет кораблик
Литые свои паруса!
1945
ФОТОГРАФ
В ложбине, где танков чернеют скелеты,
Убило фотографа нашей газеты.
Мы звали его по-гражданскому: Яшей.
Он первая жертва в редакции нашей.Бойцы принесли его, сдали нам "лейку",
И сумку, и пленки засвеченной змейку.
Но, кроме бойцами загубленной пленки,
Нашли мы другую у Яши в котомке…А Яша, мечтавший вернуться к обеду,
Любивший газету, друзей и беседу,
Когда, вдохновенно по карте постукав,
Теснил он фашистов быстрее, чем Жуков,-
Теперь в гимнастерке своей неизменной
Лежал нелюдимый, бесстрастный,
надменный…Мы Яшу пойдем хоронить на рассвете,
О нем некролог поместим мы в газете.
Мы в ней напечатаем Яшино фото:
Пусть помнит о Яше родная пехота!..Но рылись мы в Яшином каждом кармане,
В планшете его и в его чемодане,
Увы! Своего не имел он портрета.
Без Яшиной карточки выйдет газета.черный рулончик отщелканной пленки,
Что вынули мы у него из котомки,
О нем мы, признаться, сперва позабыли,
Потом спохватились, нашли, проявили.И снова идут на страницах газеты
Армейских героев лихие портреты:
Разведчик в пятнистом тигровом халате,
Стрелок, чья рука на стальном автомате,
И повар, что важно колдует над кашей,
И снайпер, чья грудь колесом перед Яшей.Пусть, Яша, они на тебя не похожи.
Ведь, если подумать поглубже, построже,-
Газета твои помещает портреты,
О, скромный фотограф армейской газеты!
1945
"Я вас хочу предостеречь…"
Я вас хочу предостеречь
От громких слов, от пышных встреч -
Солдатам этого не надо.
Они поймут без слов, со взгляда:
Снимать ли им котомку с плеч.
1945
1946–1956
ПОГИБШЕМУ ДРУГУ
Прости меня за то, что я живу.
Я тоже мог остаться в этом рву.Я тоже был от смерти на вершок.
Тому свидетель - рваный мой мешок.Прости меня за то, что я хожу.
Прости меня за то, что я гляжу.За то, что ты лежишь, а я дышу,
Я у тебя прощения прошу…О дружбе тысяч говорим мы вслух,
Но в дружбе тысяч есть и дружба двух.Не мудрено, что в горький тот денек
И среди тысяч был я одинок.Тайком я снял с твоей винтовки штык,
К моей винтовке он уже привык.И верю я, что там, в далеком рву,
Меня простят за то, что я живу.
1946
"Вот карточка…"
Вот карточка. На ней мы сняты вместе.
Нас четверо. Троих уж нынче нет…
Еще не вторглось в карточку известье
О том, что взвихрен, взорван белый свет.Еще наш город давней той порою
На ней хранит покой и красоту.
Еще стоят, смеются эти трое,
Дурачатся на Троицком мосту…Ну что ж, ты жив! Но ты себя не мучай.
Ты за собой не ведаешь вины.
Ты знаешь сам, что это только случай.
Слепая арифметика войны.Но как смириться с тем, что где-то в Бресте,
Или в Смоленске, или где-нибудь
Перед войной снимались люди вместе -
И некому на карточку взглянуть?
1946
ДОМОЙ
Люблю товарные вагоны!
Кирпичный прочный их загар,
И грохот крыши раскаленной,
И желтизну сосновых нар.
Люблю их запах корабельный,
И вкось летящий небосклон,
И путь полуторанедельный,
Когда жилищем стал вагон!Качает утлую квартирку
На гребнях строк,
На гребнях дамб,
А дробь колес -
Она впритирку
Вошла в четырехстопный ямб!
Дымок струится вдоль откоса,
На рельсы капает мазут.
Велеречивые колеса
Меня на родину везут.Они привыкли к долгим маршам -
И днем и ночью на ходу.
И паровоз несет, как маршал,
Пятиконечную звезду.Домой, домой, из дальней дали!
Мы вместе побыли в огне.
Вы как солдаты воевали
И умирали на войне.
И сквозь обугленные ребра
Тех, что упали под откос,
Мерцают лужицы недобро,
Камыш коленчатый пророс.А эти живы.
Этих много!
Они стремятся по прямой.
И "далека ты, путь-дорога!.."
Хоть далека ты, но домой!..
На горизонте вырос город.
Возник.
Пропал.
О нем забудь.
И дверь распахнута, как ворот.
И ветерок щекочет грудь.А у вагонов
График,
Нормы,
Они бегут, не чуя ног,
Бегут товарные платформы -
Чернорабочие дорог.
На встречных -
Сложенные ровно,
Плывут оранжевые бревна,
Стальные фермы,
Камень,
Бут,
Во все концы они бегут!А в нашем - сена душный ворох,
Зари пылающий костер,
А в этом сене шорох, шорох
И приглушенный разговор.
И чей-то ворот нараспашку,
И чей-то дом уж недалек,
И кто-то просит на затяжку,
И кто-то подал уголек…Нас двадцать восемь человек.
В вагон могло вместиться больше.
Еще вчера - под небом Польши,
Сегодня - под родным навек,
Под милым небом Украины.
О, предвечерние долины!..
О, синева прохладных рек!..А в сене шепот, в сене шорох.
Как хорошо горчит ковыль!
В лицо соседу въелся порох,
А может, угольная пыль?..
Так что же это въелось прочно
В лицо соседу моему?
Вчера бы смог ответить точно,
А вот сегодня - не пойму…До Ирмино осталось двести.
Соседке - дальше, на восток.
Они сойдут, конечно, вместе!
Недаром синий василек
Застрял под звездочкой погона…Я ноги свесил из вагона.
Мой путь… Он так еще далек!Он так еще далек и труден -
Не до калитки и крыльца,
А до стихов, которым люди
Навстречу распахнут сердца.
До тех, звенящих, словно стремя,
Поющих бой, и труд, и кровь,
До тех, куда - настанет время -
И ты войдешь, моя любовь.
1946
ЛЮБА
Ах, как любо, любо, любо
Зазвенели бубенцы!..
Едет Люба, Люба, Люба
Из Любани в Люберцы.От Берлина до Любани
Громыхали поезда,
А в Любани дали сани,
Говорят: - Садись сюда!Нынче снегу по колено.
Полушубок - словно печь.
Навалили в сани сена,-
Можно сесть, а можно лечь.Только Любе не лежится,
Не сидится нипочем.
То соскочит, пробежится,
То поет бог весть о чем:Как на Тихом океане
Мы закончили поход,
Как в Берлине о Любани
Вспоминала в прошлый год.Подхватила Люба вожжи -
Копь по насту как понес!
Только ветер аж до дрожи,
А морозец аж до слез!Мимо елки,
Мимо дуба,
В вихре жгущейся пыльцы,
Едет Люба, Люба, Люба
Из Любани в Люберцы!Три медали,
Два раненья,
Сто загубленных сердец
И одно стихотворенье,
Что сложил о ней боец…
1946
КОБОНЫ
Я раньше не знал про селенье Кобоны.
Бесшумно подходят к нему эшелоны.Безмолвные люди крутом копошатся,
И лишь паровозы спешат отдышаться.В вагонах - мешки, и корзины, и туши,
И бомбы лежат, как чугунные груши.Я пробыл неделю в морозных Кобонах,
И я расскажу вам об этих вагонах:На стенках - осколков корявые метки,
На крышах - зенитки и хвойные ветки.И мелом (к стоящим пока в обороне):
"Привет ленинградцам!" - на каждом
вагоне.Мешки из Сибири. Из Вологды - туши.
Из города Энска - чугунные груши.Но мел, что оставил свой след на вагоне,
Не весь ли парод подержал на ладони?
1946
АПРЕЛЬ
Метель расчесывает косы.
Свистит поземка среди льдов.
Не на такие ли торосы
Взбирался некогда Седов?Не заскрипят ли снова нарты?
Не посчастливится ль найти
Нам хоть обрывок старой карты
С пунктиром славного пути?Нет, мы на Ладоге… И берег
Совсем не так от нас далек.
И все же ни Седов, ни Беринг
Таких не ведали тревог!Апрельский лед. Во льду - дорожка.
Столбы с пучком фанерных стрел.
Когда темно - идет бомбежка,
Когда светло - идет обстрел.На целый взвод - одна краюха.
Лед под водою. Снегопад.
И грузовик, - в воде по брюхо -
Почти плывущий в Ленинград.
1946
НЕМЕЦКИЙ ТАНК
Предстало мне время, когда, среди пашен,
Ни взрослым, ни детям, ни птицам
не страшен,
Забытый при бегстве на нашей земле,
Он станет подобен замшелой скале.Как только лишили его экипажа,
Он замер - и даже не портит пейзажа.
В распахнутом люке - то снег, то вода,
То пыль. И летят за годами года…И вот мимо танка, - что может быть
проще? -
Грибов насбиравши в осиновой роще,
Старик поспешает за стайкой внучат.
И он утомился, и дети молчат.Тяжелая пыль раскаленной дороги
Печет и щекочет разутые ноги.
От рощи до дому не близок их путь.
У танка решают они отдохнуть.Внучатам неведом, но деду понятен
Язык почерневших зазубрин и вмятин.
Старик побывал на Великой Войне.
Он сядет от гусениц чуть в стороне.А дети шагнут на горячую пашню,
Потрогают бак и обследуют башню
И, прячась от солнца в медвяной траве,
Под танком уснут - голова к голове.
1946
МЦXЕТА
Из-под города Мцхета,
Где предков зарыты останки,
Предо мною монета
Старинной квадратной чеканки.
Предо мною кольцо
И секира из бронзы зеленой.
Вечность веет в лицо
От могильной плиты запыленной.Что-то куплено было
И вновь перепродано где-то:
Неустанно бродила
По белому свету монета.
Сквозь литое кольцо
Протекли-прошуршали столетья
Раскаленной пыльцой,
На которую мог поглядеть я!..Спит с оружьем у ног
Погребенный с секирою воин.
Головой на восток
Он лежит, молчалив и спокоен.
Честь ему и хвала!
Опустил он тяжелые веки,
Чтоб отчизна была
Молодой и свободной навеки!..Надо мной небеса.
Там летит одинокая птица.
Подо мною леса.
И холмы. И река серебрится.
И крестьянки идут
Мимо древнего города Мцхета
И в корзинах несут
Золотое грузинское лето.
1947
ХЕВСУРСКОЕ СЕЛЕНЬЕ
Поглядите, как лежат на круче
Длинные сиреневые тучи,
Как растут среди дубов жилища,
Будто и у них есть корневища!Поглядите, как они багровы -
Тучные хевсурские коровы,
Как в пыли сережкою двоится
Нежный след овечьего копытца.На коне старик проехал с внучкой,
Нам ребенок машет смуглой ручкой…
Хорошо, что мы заночевали
На крутом Гомборском перевале!
1947
МАША
Этой тихою ночью -
Один на один,-
В догорающий глядя костер,
Трактористы Ткаченко и Виктор
Шульгин
Беспощадный ведут разговор.- Отступись,-
Попросил Шульгина бригадир
И прутом потянулся к углю.Жестким взглядом
Ткаченку Шульгин наградил
И ответил:
- Не выйдет… Люблю…- Берегись,-
Глуховато сказал бригадир,-
Переходишь дорожку мою.Нежным взглядом
Шульгин по огню побродил
И певуче сказал:
- Отобью…Неужель, вопреки неразлучным годам,
Вся их дружба пойдет под откос?..
Я солгать не хочу
И ответа не дам.
Жизнь ответит
На этот вопрос.Ночь рубильником звезды включила
вокруг.
Серебрится ковыль при луне.В сладко пахнущем сене,
Средь спящих подруг,
Улыбается Маша во сне.Как мальчишка, смугла и сильна
Звеньевая второго звена.Весела и со всеми ровна -
Крепче всех засыпает она.