Толпа расступилась, и появился крюкастый, за ним гуськом шли сотоварищи Бодлеров, направляясь к яме, где на краю стояли дети. Очевидно, Кевину, Колетт и Хьюго велели одеться в обычные уродские костюмы, а не в подарки Эсме. Они с боязливой улыбкой взглянули на Бодлеров, а потом нервно уставились на рычащих львов. Как только уроды заняли свои места, из толпы начали выходить сообщники Графа Олафа. Эсме Скволор в полосатом костюме и с небольшим солнцезащитным зонтиком послала улыбку зрителям и уселась на стул, принесенный лысым помощником. Он принес также длинную и довольно широкую доску и положил ее на край ямы так, чтобы она торчала над льва-ми на манер выдающегося над бассейном трамплина для прыжков в воду. Наконец вперед выступили две женщины с напудренными лицами, они держали в руках деревянный ящичек с дырой на крышке.
- Я так рад, что сегодня в последний раз надеваю эту дурацкую одежду, - пробормотал Хьюго Бодлерам, показывая на свое неуклюже сидящее пальто. - Только подумать - скоро я стану членом труппы Графа Олафа и никогда больше не буду выглядеть уродом.
- Если только вас не бросят львам, - не удержался Клаус.
- Ты шутишь? - прошептал Хьюго. - Если выбор падет на меня, я столкну в яму Мадам Лулу, как предлагала Эсме.
- Посмотрите внимательно на этих уродов, - крикнул Граф Олаф. Несколько зрителей хихикнули. - Поглядите на нелепую спину Хьюго. Подумайте, до чего глупо, что Колетт может извиваться и принимать всякие неестественные позы. Посмейтесь над нескладными равнодействующими рука-ми и ногами Кевина. Похихикайте над двухголовым уродом Беверли-Эллиотом и похохочите до упаду над Волчонком Чабо.
Толпа разразилась гоготом, люди показывали пальцем на тех, кто им казался смешнее других.
- Посмотрите на дурацкие зубы у Чабо! - закричала женщина, у которой волосы были выкрашены в разные цвета. - Вид у нее самый что ни на есть смешной!
- А по-моему, Кевин смешнее! - возразил ее муж, который ради жены тоже выкрасил волосы. - Надеюсь, именно его бросят в яму. Вот смеху будет, когда он попробует отбиваться обеими руками и обеими ногами!
- А я надеюсь, это будет урод с крюками вместо рук! - заявила женщина, стоявшая позади Бодлеров. - Так будет еще агрессивнее.
- Никакой я не урод! - раздраженно огрызнулся крюкастый. - Я сотрудник Графа Олафа.
- Ой, простите, - извинилась женщина. - Тогда пусть это будет мужчина с прыщавым подбородком.
- Я - зритель! - возмутился прыщавый. - Я не урод. У меня просто кожа неважная.
- А вон та женщина в дурацком костюме? - продолжала зрительница. - Или вон тот тип с одной бровью?
- Я - подружка Графа Олафа, - сообщила Эсме, - и костюм у меня модный, а не дурацкий.
- А мне наплевать, кто тут урод, а кто нет, - выкрикнули в толпе. - Главное, увидеть, как львы будут кого-нибудь пожирать.
- Скоро увидите, - пообещал Граф Олаф. - Сейчас состоится избирательная церемония. Имена всех уродов написаны на бумажках и опущены в ящик, который держат две эти очаровательные дамы.
Две женщины с напудренными лицами подняли кверху ящичек и сделали реверанс.
Эсме бросила на них хмурый взгляд.
- Я не считаю их очаровательными, - заявила она, но из-за громких одобрительных криков толпы ее почти никто не расслышал.
- Сейчас я засуну туда руку, - продолжал Граф Олаф, - вытащу одну бумажку и прочту имя урода вслух. Затем названный урод пройдет по деревянной доске и спрыгнет в яму, а мы все будем наблюдать, как львы его пожирают.
- Или ее, - добавила Эсме. Она поглядела на Мадам Лулу, потом на Бодлеров, а потом на их сотоварищей. Затем она на минуту отложила зонтик, подняла кверху ладони и сделала едва заметное движение, как бы толкая что-то. Этим она хотела напомнить о своем плане.
- Или ее, - повторил Граф Олаф, с любопытством поглядев на Эсме. - Так, есть вопросы или можно начинать?
- Почему именно вы достаете бумажку с именем? - поинтересовался прыщавый мужчина.
- Потому что идея всего представления принадлежит мне, - ответил Граф Олаф.
- У меня вопрос, - сказала женщина с пестрыми волосами. - А это законно?
- Да не порти ты удовольствия, - остановил ее муж. - Ты же хотела сюда прийти и посмотреть, как львы будут есть людей, вот я и взял тебя с собой. Коли собираешься задавать всякие умные вопросы, лучше иди и жди меня в машине.
- Пожалуйста, продолжайте, ваше сиятельство, - проговорила репортерша из "Дейли пунктилио".
- И продолжаю, - отозвался Граф Олаф и еще раз хлестнул львов, прежде чем запустить руку в деревянный ящик. Взглянув с жестокой улыбкой на детей и их коллег, он долго шарил в ящике, пока наконец не вытащил записку, сложенную в несколько раз. Зрители подались вперед, чтобы лучше видеть, а Бодлеры вытянули шеи, чтобы смотреть поверх голов взрослых. Однако Граф Олаф не сразу развернул бумажку. Вместо того он поднял ее как можно выше и одарил публику широкой улыбкой.
- Я буду разворачивать бумажки очень медленно, - объявил он, - чтобы продлить напряженное ожидание.
- Как мудро! - восхитилась репортерша, в возбуждении громко щелкая жвачкой. - Так и вижу заголовок: "Граф Олаф усиливает остроту ожидания".
- Я научился овладевать вниманием зрителей за долгое время моей знаменитой актерской карьеры. - Граф Олаф улыбнулся репортерше, все еще держа кверху записку. - Не забудьте написать об этом.
- Непременно, - задыхаясь, пообещала она и поднесла микрофон к его губам.
- Леди и джентльмены, - вскричал Граф Олаф, - я отворачиваю первую складку!
- Ух ты! - закричало несколько голосов. - Первая складка! Ур-ра!
- Остается пять складок, - объявил Олаф. - Еще пять - и мы узнаем которого урода бросят львам!
- Я так волнуюсь! - воскликнул муж-чина с крашеными волосами.-Сейчас я упаду в обморок!
- Смотри не упади в яму, - отозвалась жена.
- Я отворачиваю вторую складку! - объявил Граф Олаф. - Остается всего четыре!
Львы нетерпеливо зарычали, как будто им надоела эта возня с бумажками, но тол-па приветствовала усиление напряжения и, не обращая внимания на зверей, не спускала глаз с Графа Олафа, который рассылал вокруг улыбки и воздушные поцелуи.
Бодлеры перестали смотреть через головы зрителей на Олафа, который проделывал свои трюки, что означает здесь "усиливал напряженное ожидание, медленно развертывая записку, на которой было на-писано имя того, кому предстояло спрыгнуть в яму со львами". Они воспользовались тем, что никто на них не смотрит, и подошли друг к другу как можно ближе, чтобы никто не подслушал их разговоров.
- Как ты думаешь - могли бы мы прокрасться на другую сторону ямы, где тележки? - спросил Клаус.
- Думаю, тут слишком много народу, - ответила Вайолет. - А вот нельзя ли сделать так, чтобы львы никого не загрызли?
- Нет, уж очень они голодные. - Клаус, прищурившись, заглянул в яму на рычащих животных. - Я прочел книгу про крупных хищников из семейства кошачьих, там говорилось, что если они проголодались, то съедят кого угодно.
- А больше ты там ничего полезного для нас не вычитал?
- Пожалуй, нет. А ты можешь изобрести еще что-нибудь полезное из приводного ремня?
- Боюсь, что нет, - ответила Вайолет упавшим от страха голосом.
- Дежа вю, - шепнула Солнышко, глядя вверх на старших брата и сестру. Она хотела сказать нечто вроде "Должны же мы придумать хоть что-нибудь для своего спасения. Нам не раз удавалось спастись от кровожадной толпы".
- Солнышко права, - сказал Клаус. - Когда мы находились в кошмарной клинике, нам удалось обмануть толпу и оттянуть операцию, которую задумал сделать тебе Олаф.
- А когда мы жили в Городе Почитателей Ворон, - подхватила Вайолет, - мы узнали кое-что о психологии толпы. Это стало возможным благодаря тому, что жители жутко возбудились и перестали соображать. Но что мы можем сделать с этой толпой? Как быть сейчас?
- То же, - пробормотала Солнышко и заворчала на тот случай, если их подслушивают.
- Я снова развертываю записку, - радостно прокричал Граф Олаф.
Ну и вероятно, не требуется повторять, что он еще раз предупредил об оставшихся трех складках или что толпа снова приветствовала его криками, как будто он сделал что-то очень смелое или благородное. Мне, вероятно, не требуется сообщать вам, что он объявлял о последующих трех складках с таким торжеством, будто это были невесть какие волнующие события, или что толпа каждый раз кричала "ура!", с нетерпением ожидая агрессивных действий и неряшливой манеры есть. И мне, вероятно, не надо даже и говорить, что именно было написано на бумажке: если вы дочитали эту злополучную книгу до этого места, то, значит, хорошо знакомы с Бодлерами и уже знаете, каково их уродское везение. Люди с нормальным везением прибыли бы на Карнавал с комфортом, например в двухэтажном автобусе или на слоне, и скорее всего получили бы массу удовольствия от карнавальных развлечений, и к концу пребывания там были бы довольны и счастливы. Но Бодлеры-то прибыли на Карнавал Калигари в багажнике автомобиля, вынуждены были надеть неудобные маскарадные костюмы, принять участие в унизительном представлении, поставили себя в опасные условия и, в полном соответствии с их уродским везением, даже не выяснили того, что хотели узнать. Так что вае, вероятно, не удивит, когда вы услышите, что на бумажке не стояло ни имени Хьюго, написанного рукой Графа Олафа, ни имени Колетт, ни Кевина, который нервно сжимал обе свои равноумелые руки, пока Олаф разворачивал последнюю складку. И вас не удивит, что, когда Граф Олаф объявил имя на записке, глаза всех присутствующих обратились на замаскированных детей. Но если вас и не удивит сообщение Графа Олафа, то, наверное, все-таки удивит заявление одного из детей сразу после этого.
- Леди и джентльмены! - провозгласил Граф Олаф. - Сегодня львам будет брошен двухголовый урод Беверли-Эллиот.
- Леди и джентльмены, - провозгласила Вайолет Бодлер, - мы в восторге от того, что выбор пал на нас!
Глава одиннадцатая
Я знаю еще одного писателя, которого многие считают, как и меня, умершим. Имя его - Уильям Шекспир, и писал он пьесы четырех родов: комедии, любовные пьесы, исторические пьесы и трагедии. В комедиях персонажи, естественно, много шутят и налетают на разные предметы. В любовных пьесах люди влюбляются и даже порой женятся. В исторических пересказываются события, происходившие в действительности, как и у меня в повести о бодлеровских си-ротах. В трагедиях же обычно сперва все идет вполне благополучно, но постепенно обстоятельства ухудшаются, и под конец всех персонажей либо убивают, либо ранят, либо причиняют им те или иные неприятности. Смотреть трагедии вообще не слишком весело, - как из зала, так и находясь на сцене. Но из всех шекспировских трагедий наименьшее веселье доставляет "Король Лир", где рассказывается о короле, который сходит с ума, и о дочерях, которые в это время замышляют убить друг друга, а также некоторых других людей, действующих им на нервы. В конце пьесы один из шекспировских персонажей говорит: "…доживем мы до того, что люди станут пожирать друг друга, как чудища морские", иными словами: "Как печально, что люди кончают тем, что нападают друг на друга, как будто они свирепые морские чудовища". И когда со сцены звучат эти горькие слова, зрители частенько плачут, или вздыхают, или дают себе обещание в следующий раз пойти на комедию.
С огорчением должен поведать, что история бодлеровских сирот достигла той точки, когда уместно воспользоваться удручающей шекспировской фразой, чтобы описать, как чувствовали себя бодлеровские си-роты, обращаясь к толпе, собравшейся на краю ямы со львами, и пытаясь продлить историю своих приключений, не превратив ее в трагедию, хотя все вокруг, казалось, жаждали напасть друг на друга. Граф Олаф и его сообщники жаждали видеть, как Вайолет и Клаус спрыгнут вниз, где их ожидала смерть от съедения, для того чтобы популярность Карнавала Калигари выросла и Мадам Лулу продолжала бы предсказывать Графу Олафу судьбу. Эсме Скволор жаждала, чтобы в яму столкнули Мадам Лулу, а тогда все внимание Олафа досталось бы только ей одной. А бодлеровские коллеги готовы были помочь Эсме в ее замыслах, так как жаждали присоединиться к олафовской труппе. Репортерша из "Дейли пунктилио" и публика жаждали видеть агрессивное поведение и неряшливую манеру есть, чтобы посещение Карнавала не прошло зря. Львы же, которых били хлыстом и морили голодом, жаждали пищи.
Казалось, все представители человечества, собравшиеся в этот день около американских гор, жаждали каких-то ужасов, и когда Вайолет с Клаусом двинулись к доске, притворяясь, будто и они жаждут того же, они все трое чувствовали себя ужасно.
- Спасибо вам, Граф Олаф, за то, что выбрали мою и другую голову первыми жертвами львиного шоу, - торжественно произнес Клаус писклявым голосом.
- Хм, на здоровье, - отозвался Граф Олаф с некоторым недоумением. - Ну, прыгайте в яму, а мы все посмотрим, как вас будут пожирать львы.
- И побыстрее! - добавил мужчина с прыщами на подбородке. - Чтоб я не зря пришел на представление!
- А разве не интереснее смотреть, если кто-то другой столкнет урода в яму, а не сам он спрыгнет? - Вайолет лихорадочно придумывала, что сказать. - Так было бы гораздо агрессивнее.
- Гррр! - заворчала Солнышко, выражая согласие.
- А что, неплохая мысль, - задумчиво заметила одна из женщин с напудренным лицом.
- Да! Да! - закричала женщина с разноцветными волосами. - Я хочу увидеть, как двухголового урода сбросят львам!
- Согласна, - Эсме кинула злобный взгляд на двух старших Бодлеров, а потом на Мадам Лулу, - я бы тоже хотела видеть, как кое-кого сбросят в яму.
Толпа разразилась одобрительными криками, многие захлопали. Солнышко не спускала глаз с брата и сестры, которые сделали шаг к доске, нависавшей над ямой, где в ожидании томились голодные львы. Есть такие зануды, которые твердят, что если вдруг вы оказались в трудном положении, следует остановиться и сообразить, как правильнее поступить. Но трое детей и так знали, как правильнее было бы поступить: броситься к американским горам, впрыгнуть в тележки, пристегнуть приводной ремень и мчаться в Пустошах вместе с Мадам Лулу и ее газетной библиотекой, сперва спокойно объяснив собравшейся толпе, что кровопролитие - не лучший способ развлекаться и что Графа Олафа вместе с его труппой следовало бы немедленно арестовать. Однако в нашем безалаберном мире выпадают моменты, когда сообразить, как поступить правильно, не трудно, но вот поступить соответственно - нет возможности, и тогда приходится поступать как-то по-другому. Трое Бодлеров, стоявших в своих маскарадных костюмах посреди толпы, которая жаждала агрессивности и неряшливого обжорства, знали, что не могут поступить правильно, но они думали, что сумеют до-вести толпу до белого каления и во всеобщей сумятице попытаются улизнуть. Они, правда, не были уверены, правильно ли сейчас применять свое знание психологии толпы и умение оттягивать главное событие, но другого способа им в этот момент не приходило. Но правильно это было или нет, только план их начал срабатывать.
- Потрясающе! - возбужденно выкрикнула репортерша. - Так и вижу заголовок: "Уроды сброшены в львиную яму!" Подождите, вот прочтут это читатели "Дейли пунктилио"!
Солнышко издала самое громкое рычание, на какое была способна, и показала пальчиком на графа Олафа.
- Чабо хочет сказать на своем полуволчьем языке, что столкнуть нас в яму должен Граф Олаф. Ведь именно ему принадлежит идея львиного шоу, - объяснил Клаус.
- А ведь и правда! - воскликнул прыщавый. - Пускай Олаф столкнет Беверли-Эллиота в яму!
Граф Олаф бросил свирепый взгляд на Бодлеров, а потом оскалил свои грязные зубы в улыбке, глядя на толпу.
- Я бесконечно польщен вашим предложением, - он слегка поклонился, - но, боюсь, с этим ничего не получится.
- Почему это? - осведомилась женщина с пестрыми волосами.
Граф Олаф с минуту помедлил, а потом издал короткое пронзительное "апчхи", такое же искусственное, как ворчание Солнышка.
- У меня аллергия на всех кошачьих, - объяснил он. - Слышите? Я уже чихаю, хотя еще не ступил на доску.
- Почему-то аллергия не мешала вам бить львов хлыстом, - заметила Вайолет.
- Верно, - вставил крюкастый. - Первый раз слышу, что у вас аллергия, Олаф.
Граф Олаф сверкнул глазами на своего пособника.
- Леди и джентльмены… - начал он, но толпа больше не желала слушать никаких речей.
- Давай толкай урода в яму, Олаф! - раздался крик, и все одобрительно зашумели.
Граф Олаф нахмурился, но все же схватил Клауса за руку и подвел старших Бодлеров к доске. Толпа вокруг ревела, львы внизу рычали. Бодлерам стало ясно, что Графу Олафу не больше их хочется приближаться к голодным львам.
- Вообще-то сбрасывать людей в ямы не моя работа, - нервно сказал Граф Олаф, обращаясь к толпе. - Я, собственно, актер.
- У меня есть идея, - неожиданно проговорила Эсме фальшиво-сладким голосом. - Мадам Лулу, почему бы вам не пройти по доске и не столкнуть ваших уродов вниз?
- Не моя работа тоже, пожалуйста, - запротестовала Мадам Лулу, с беспокойством глядя на детей. - Я гадаю, а не сбрасываю уродов в яму.
- Не скромничайте, Мадам Лулу, - проговорил Граф Олаф с гадкой усмешкой. - Конечно, идея львиного шоу принадлежит мне, но вы самое главное лицо на Карнавале. Займите мое место на доске, а мы все посмотрим, как кто-то будет падать в яму, где его ждет смерть.
- Какое любезное предложение! - вскричала репортерша. - Вы удивительно великодушный человек, Граф Олаф!
- Сейчас посмотрим, как Мадам Лулу сбросит Беверли-Эллиота к львам! - закричал прыщавый, и все опять поддержали его одобрительными возгласами.
По мере того как начинала срабатывать психология толпы, возбужденные зрители становились все более управляемыми, и гадалку встретил громкий взрыв аплодисментов, когда она, нервничая, заняла место Олафа. Доска затряслась под тяжестью такого количества людей, и Бодлеры с трудом удержались на ногах. Толпа ахнула в напряженном волнении, а затем застонала, когда двум замаскированным детям удалось устоять.
- Ах, как волнующе! - взвизгнула репортерша. - Может, и Лулу тоже упадет?
- Да, - процедила Эсме, - может, и упадет.
- Мне наплевать, кто свалится! - заорал грубиян, раздосадованный задержкой зрелища агрессивности и неряшливого обжорства. Он швырнул стакан с холодным напитком в яму, облив нескольких животных. Недовольные львы зарычали. - По мне так, дамочка в тюрбане такой же урод, как двухголовый. Мне все одно, кто это будет.
- Мне тоже! - присоединился к нему зритель в шляпе, на которой красовалась надпись "Карнавал Калигари". - Прямо не терпится, чтоб шоу началось! Надеюсь, у Мадам Лулу хватит храбрости столкнуть урода в яму.
- При чем тут храбрость? - хихикнул лысый олафовский приспешник. - Все обязаны делать то, чего от них ожидают. Разве у них есть выбор?