В группе после ее основания играли: естественно, Борис Гребенщиков, Толя Гуницкий (Джордж) – барабаны, Александр Цацаниди – бас, Александр Васильев – клавиши, друг Джорджа Валерий Обгорелов – клавиши и аппарат.
Инструментов, кроме гитары Бориса стоимостью 9 рублей 30 копеек, не было. Группа сидела и сочиняла песни, вдохновленная, помимо "золотого века", песнями группы "Санкт-Петербург" под управлением спортсмена, прыгуна в высоту Владимира Рекшана.
Рекшан был довольно продвинутым парнем на тот момент времени. Он тоже был в курсе музыки Jefferson Airplane и Iron Butterfly, с ним можно было говорить на одном языке, но, главное, "Санкт-Петербург" играл на "сейшенах" – полуподпольных, точнее, "полуофициальных" (рок не запрещен, но и не разрешен) концертах в институтах и кафе.
То, что играл Рекшан, он играет и по сю пору – это был (и есть) такой стопроцентный "русский рок" без какого-либо намека на "свингующий Лондон" и перманентный праздник. Но это был рок – рок на русском языке. И это было очень здорово. Рекшан, здоровенный парняга, громко орал, прыгал, группа играла на настоящих электрических инструментах – в общем, для Ленинграда 1972 года это было почти немыслимо и почти по-настоящему.
Борис, увлеченный музыкой Джорджа Харрисона и вдохновленный "Санкт-Петербургом", стал писать песни на русском языке, самые разные, частично – на стихи Джорджа (Толи Гуницкого).
Замечу, что английским Гребенщиков и тогда уже владел вполне прилично.
Некоторое время с "Аквариумом" репетировал Эдмунд Шклярский, впоследствии создавший "Пикник", который успешно функционирует до сих пор. Шклярский – отличный, постоянно прогрессирующий музыкант, и на первом этапе "Пикник" играл музыку отдаленно, но явно напоминающую ранний Jethro Tull периода "Benefit".
Вместе с Эдмундом в "Пикнике" некоторое время играл Коля Михайлов (будущий президент Ленинградского рок-клуба) и Жак Волощук, записавший в качестве бас-гитариста через десять лет половину второго альбома "Кино" (и тоже работавший в рок-клубе).
Борис учился в Ленинградском государственном университете – там же и репетировала группа. Марат Айрапетян, тоже студент ЛГУ и друг Бориса, присоединился к "Аквариуму" и стал выполнять обязанности аппаратчика и соавтора Бориса – вместе с Маратом БГ написал цикл стихов "Иннокентий" и пьесы "Случай в Версале", "Случай в Индии", "Случай в Антарктиде" и "Случай на Литейном".
Для непетербуржцев стоит пояснить, что "Литейный проспект", или просто "Литейный", может быть именем нарицательным. Здесь, по адресу Литейный, 4, находилось (и находится) Главное управление КГБ, а также садик возле ахматовского дома, в котором очень удобно и приятно было выпивать, среди выпивающих студентов он назывался "Пале-Рояль".
В 1979 году Марат уехал в Ереван, успев поработать в "Аквариуме" достаточно плодотворно, – именно с ним записаны альбомы, ныне позиционирующиеся как "доисторический "Аквариум"".
Поскольку музыканты были, материал имелся и среди членов группы был живой аппаратчик, "Аквариум" приступил к записи первого альбома и очень быстро ее закончил. Происходило все там же, на факультете прикладной математики и процессов управления.
"Искушение святого Аквариума" по духу (здесь и далее все сравнения с западными артистами приводятся не в качестве намека на похожесть и копирование, а лишь для обозначения стиля и этого самого "духа" музыки) – почти то же, что сделал Фрэнк Заппа на "Freak Out!". Во всяком случае, близко по концепции.
Цитата: "Первый лонгплэй – "Искушение святого Аквариума" – представлял собой извращения двух идиотов (БГ и Джорджа), занимавшихся сюрреалистической "аммагаммой": некие непонятные желудочные звуки, стуки пленки задом наперед, петли, стихи, отдельные куплеты песен и фразы. Очень смешно, но очень плохо записано. Для пластинки характерно название последней вещи – "Пение птиц и птичек на могиле сдохшего ума"" (Борис Гребенщиков).
В любом случае, в России такого еще никто не делал – и сейчас, кажется, тоже не делает.
Близко к этому подошли в начале 80-х годов прошлого века московские художники, объединившиеся в группу "Мухоморы", но они не были музыкантами и составляли коллажи из фрагментов советских эстрадных песен и собственных абсурдистских стихов, "Искушение" же было альбомом, записанным музыкантами.
Альбом пошел в народ в виде катушек с магнитофонной лентой, и у группы тут же появились первые фанаты.
Об "Аквариуме" заговорили в "Сайгоне" – известном на всю страну кафе на углу Литейного и Невского проспектов, в котором продавали хороший кофе, здесь и собирались художники, поэты, музыканты и просто хиппи.
Хиппи, студенты, художники и поэты начали приходить на репетиционную базу "Аквариума" и всячески мешать группе сочинять новые песни. Это были первые неприятности, которые приносит слава.
В этот же период времени произошло знакомство Бориса с Фаном (Михаил Файнштейн) и Дюшей (Андрей Романов).
Собирание западных пластинок было в те годы настоящим культом, и люди, причастные к этому – почти противозаконному – увлечению, узнавали друг друга по полиэтиленовым пакетам с пластинками внутри и тут же могли познакомиться, даже подружиться. Человек с пластинкой в пакете не мог быть плохим человеком по определению – вот так все было идеалистично.
Михаил Файнштейн, музыкант группы "Фракция Психоделии", которая играла песни Cream и того же Фрэнка Заппы, как-то шел по вестибюлю станции метро "Московская". БГ, между прочим, жил рядом с "Московской", на Алтайской улице.
Михаил, державший под мышкой пластинку The Moody Blues "Days of Future Passed", увидел рядом с собой молодого человека, который держал в руках пластинку Джона Мэйолла "USA Union". Ясно, что эти молодые люди не могли не познакомиться.
Кстати, примерно так же, при таких же обстоятельствах и в похожем месте (станция городских электричек) произошло знакомство Мика Джаггера и Кита Ричардса.
В тех же условиях, так же абсурдно и легко был записан мини-альбом "Менуэт земледельцу", второе название – "Верблюд-архитектор". Продолжение направления Фрэнка Заппы доминировало – вышла в свет магнитофонная запись с "Менуэтом земледельцу", "Марией-Луизой № 7" и "Я знаю места" ("Герцогиня Колхиды"). Идиотизм текстов не стал менее радикальным, но музыкальные гармонии уже кое-как оформились.
В 1997 году "Я знаю места" в новой версии войдет в альбом "Гиперборея" и будет называться "Ангел дождя", а новая версия "Менуэта земледельцу" появится в 1998-м на сборнике "Кунсткамера".
Андрей Романов (Дюша) играл на фортепиано в группе "Странно растущие деревья", которая посменно репетировала в той же комнате на факультете прикладной математики. Однажды, когда "Аквариум" уже давал небольшие концерты, Борис пригласил малознакомого Дюшу поиграть вместе – с той поры они из "малознакомых" стали друзьями и товарищами по "Аквариуму".
Дюша проиграл в "Аквариуме" до роспуска первого состава группы в 1991 году.
"Аквариум" начал давать редкие концерты, которые по значимости для каждого из музыкантов являлись, по меньшей мере, Вудстокским фестивалем.
Впервые на большую сцену Борис вышел на ночном фестивале в Юкках, с "Аквариумом" же – в ресторане "Трюм". Музыканты получили за выступление 50 рублей, это являлось прямым нарушением закона, и артисты автоматически подпали под статью о "нетрудовых доходах". В ту минуту, когда они взяли деньги, для СССР они перешли в разряд преступников.
Второй большой альбом "Аквариума" "Притчи графа Диффузора" был столь же абсурден, как и первый, но песни в нем были уже более осмысленные. Как и "Искушение", он был акустическим – в силу отсутствия электрических инструментов. Андрей Романов стал осваивать флейту – под влиянием музыки любимого им Яна Андерсона (Jethro Tull).
Группа записала два альбома, давала концерты и была известна хоть и узкому, но авторитетному кругу знакомых. То есть стала уже "настоящей". И тут случилось то, что могло привести к полному исчезновению "Аквариума", причем, в общем, по форме это могло произойти интересно и даже приятно.
На факультете был образован студенческий театр. Джордж все глубже погружался в литературное творчество, и труппа, артистами которой были все участники "Аквариума", ставила пьесы Джорджа, написанные в соавторстве со всеми остальными музыкантами.
Спектакли были самыми что ни на есть хипповскими – представления происходили на ступенях Инженерного замка. Все было весело, свободно и здорово, появился даже почти профессиональный режиссер Эрик Горошевский, театр переехал на факультет, где и состоялся первый показ пьесы Гуницкого "На берегу реки".
После премьеры, на которой присутствовали иностранные журналисты, разразился страшный скандал, и "Аквариум" был торжественно лишен репетиционной базы. Одновременно с этим Михаил Васильев был призван в ряды Советской армии и исчез на два года.
Дюша был загипнотизирован Горошевским и жаждал продолжать работу в опальном театре.
Театр нравился всем – я сужу по воспоминаниям. Но мой личный опыт и долгое пребывание в разных театрах (и в качестве работника, и в качестве зрителя, и даже в качестве артиста) говорит о том, что театральная музыка в 99 % случаев ужасна. Самое страшное, что я слышал в жизни, – это музыка, под которую в ТЮЗе идут "Сказки Пушкина". Я не знаю, кто это пишет и для кого. У композиторов какое-то специфическое представление о театральной музыке. И главное, такое же представление существует у театральных режиссеров.
Разумеется, оперу я исключаю, опера – это совершенно другой театр, и Горошевский с "Аквариумом" оперой не занимался.
С одной стороны, театр – штука очень соблазнительная, и я знаю множество групп, прошедших через это искушение. С другой – я не знаю ни одной группы (ни нашей, ни западной), ни одного артиста, которым удалось бы создать убедительный синтез музыки и театра.
Шоу – да, и чем дальше, тем лучше. Но ни Дэвид Боуи, ни Элис Купер, ни Питер Гэбриел, ни Артур Браун, никто из этих и десятков других шоуменов на своих концертах даже близко не подходил к театру. Пожалуй, что-то похожее на театр делали Pet Shop Boys, но, во-первых, нет правил без исключений, а во-вторых, Pet Shop Boys на сцене не были отягощены электрическими гитарами с тянущимися от них проводами, барабанными установками и микрофонными стойками.
Драматургия театра не основана на музыке, это слово, слово и слово. Слово и актер на сцене. Для того чтобы играть в театре, нужно быть актером. Музыкант и актер – это люди разных профессий.
Поэтому если быть честным, и фильмы с Дэвидом Боуи – это только "фильмы с Дэвидом Боуи", а не "хорошие фильмы". Дэвид – не драматический актер, так же как и Джаггер, и Леннон. Они – высочайшего уровня музыканты, и этого достаточно. Их кинематографическая карьера могла быть, могла и не быть – от отсутствия в прокате фильма "Бегущий по лезвию бритвы" в природе ничего бы не изменилось.
Но театр интересен, он притягивает, в нем хочется поучаствовать. Это соблазн.
Немаловажно еще и то, что существование "в театре" было в СССР куда как безопасней и надежней, чем существование "в рок-группе". Там были свои проблемы, но государство смотрело на театр как на что-то солидное, понятное и легко управляемое – в отличие от рок-групп, которые считались просто волосатой дрянью, и были недостойны существования.
Позже, когда пришла пора каких-то "комсомольских молодежных объединений", на которых подросшие комсомольцы зарабатывали очень приличные деньги, можно было зарегистрировать "театр" и работать под его вывеской, заниматься коммерческими концертами. Несколько групп превратилось в "театры", искренне считая, что смогут делать музыкальные спектакли. Все они очень быстро распревратились обратно – ни у одной из них ничего даже близко похожего на театр не получилось.
Театр – штука очень сильная, самодостаточная и жесткая, театр собой ни с кем никогда делиться не будет, уступать драматургией в пользу хорошей музыке, которая будет перетягивать внимание зрителя на себя, театр не позволит – вне зависимости даже от желания режиссера. У театра есть своя мистика – и он будет диктовать свои условия. Наверное, поэтому в хороших театрах всегда отвратительная музыка. Театр не допускает конкуренции со стороны другого жанра.
Но рок-музыка – штука еще более бескомпромиссная. И тут вспоминается Киплинг с его "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись…"
Борис Гребенщиков очень быстро это почувствовал и с театром расстался – предпочитая сохранить "Аквариум". Чем-то нужно было пожертвовать – либо театром, либо группой – и Борис выбрал группу.
И правильно сделал.
Борис и "Аквариум", включая собирающегося, но еще не ушедшего в армию Михаила (Фана), были людьми крайне "наслушанными", находящимися "в теме", или, как сказали бы сейчас, "в тренде".
Территория охвата, поле, на котором звучала рок-музыка, было столь широко, столь необъятно, хотелось попробовать всего.
И появилась удивительная во всех смыслах "полнометражная" запись, практически альбом, – "Музыка общественных туалетов". Кто и на чем там играл, сейчас достоверно установить уже невозможно, там была и флейта, и перкуссия, и гитара, и еще несколько десятков звучащих приспособлений. По форме это был так называемый "фри-джаз", по сути, как говорит сам Гребенщиков, "…это не заслуживает того, чтобы называться музыкой, – это просто шум; где и когда это было записано – не имею ни малейшего представления, мы могли сесть и в любой момент сделать эту запись".
Однако ведь собрались же где-то и сделали. А делали и делают музыканты "Аквариума" всегда только то, что им хочется. Значит – хотелось. И понятно почему. Подобной музыки, только сыгранной осмысленно, было о ту пору (да и сейчас) достаточно – и была она хорошей, интересной, но – к ней нужно было готовиться. В первую очередь – музыкантам.
Если же подойти к этой записи непредвзято, то она вполне слушабельна – на том же уровне, на каком слушабельны не самые удачные ранние джемовые альбомы (изданные на основе концертных бутлегов) записи Soft Machine.
Джордж Гуницкий в одной из рецензий вообще пишет, что ему "Музыка общественных туалетов" просто-таки нравится.
У "Аквариума" начинает меняться состав. Скоропостижно записан альбом, специально приуроченный к свадьбе Марата, – по одним сведениям, он сделан за пару дней до свадьбы, по другим – прямо на свадьбе.
Из группы ушел Джордж Гуницкий. Он был всеобщим любимцем, но не барабанщиком, и его окончательно утянуло в театр. За барабаны сел Сергей Плотников, которого быстро сменил Майкл Кордюков – он был и барабанщиком, и музыковедом, и музыкоманом (не меломаном, а именно музыкоманом, то есть любил музыку как таковую, прекрасно знал историю музыки 50-х и вообще в музыкальной области был парнем очень разносторонним).
В группе появляется Сева Гаккель, музыкант группы "Акварели". Познакомившись с Борисом на одном из концертов, он пригласил его в гости – на другой день Борис пришел к Севе, они сыграли вместе несколько песен (в том числе "Апокриф"), проговорили весь день, и Сева понял, что в "Акварелях" ему больше делать нечего.
Таким образом был сформирован первый классический состав "Аквариума" – Борис, Сева, Дюша и Фан. В группе играли также музыканты "мемориального" уровня – Александр Александров (Фагот) и уже упомянутый выше Майкл Кордюков.
В 1976 году группа самостоятельно, за свой счет (точнее – почти без счета, поскольку денег ни у кого не было) едет на музыкальный фестиваль в Таллин.
Желание играть перед публикой – самое естественное желание для музыканта, особенно молодого, – приводит группу в отборочную комиссию, которой хватает всего на одну песню, после чего комиссия группу разворачивает, сообщая, что "этот символизм здесь не пройдет".
Однако символизм проходит. Мероприятие заявлено более или менее грандиозное – в масштабах того времени, – а групп, как выяснилось, приехало недостаточно, и "Аквариум" берут в программу.
После концерта Борис знакомится с Андреем Макаревичем – так начинается дружба, которая продолжается до сих пор. "Аквариум" (и Андрей Тропилло, который уже появился на горизонте группы, но пока еще себя не проявил) пригласят "Машину Времени" в Ленинград, где последние произведут фурор и станут одной из самых значимых для города команд, "Машина", в свою очередь, будет помогать с московскими гастролями "Аквариума".
В этом же, 1976 году Борис при поддержке Севы Гаккеля записывает цикл песен, вышедший под названием "С той стороны зеркального стекла".
Сева познакомил Бориса с Яковом Певзнером, музыкантом группы "Акварели". Дома у Якова была собственная студия, по нынешним временам – просто пара магнитофонов и что-то еще, но для конца 70-х это было более чем впечатляюще.
Борис практически один записал "С той стороны зеркального стекла" – совершенно волшебный альбом, именно здесь он выступил "по-настоящему", от себя, здесь в полной мере слышен завораживающий тембр его голоса и умение этим голосом владеть.
Борис писал тогда сложные песни с витиеватыми, возможно, чересчур перегруженными гармониями, но "С той стороны", ныне входящий в состав "доисторического "Аквариума"", – на мой взгляд, первый "настоящий" альбом группы (пусть там и поет-играет один Борис), это уже тот "Аквариум", который мы узнаём и любим, который по звуку уже не спутаешь ни с чем другим.
Кстати, о БГ и "Аквариуме".
"Аквариум" – это не Борис Гребенщиков. Это значительно больше, чем музыкант, автор и сопровождающая группа. Так было с самого начала. Борис, безусловно, лидер – но лидер группы, а не солирующий музыкант, как Эл Стюарт, к примеру. Всегда слышно, когда работает солист и группа сопровождения, а когда – полноценная группа. В группе есть своя химия, свои взаимовлияния, она звучит – если уместно это определение – по-хорошему грязнее, полнее, все звуки, все партии, все мысли каждого из музыкантов проникают друг в друга, сращиваясь в единое полотно, в комок, в единый звуковой удар.
Группа сопровождения чаще всего играет чище, но она всегда существует сама по себе, и каждый из музыкантов в ней – сам по себе. Они играют свои партии, не акцентируя на себе внимания, – делают работу, за которую получают деньги. В группе сопровождения не видно личностей и творческих находок музыкантов, их задача – максимально выдвинуть вперед солиста.
Рок-группа живет и играет по совершенно иным правилам, это сплав индивидуальностей, единый организм, без деления на "солиста" и "сопровождение".
"Аквариум" всегда был такой группой – он всегда имел свой уникальный звук и был "единым целым", какие бы смены состава ни происходили – музыканты брались в группу не просто так, за то, что "хорошо играют". Вернее, таких случаев было много, но никто не назовет Дживана Гаспаряна членом группы "Аквариум". Он был музыкантом, приглашенным на конкретные песни, и работал с группой – с единым целым, единым организмом под названием "Аквариум". Это больше чем семья, больше чем коллектив. Это возможность создавать новый, отличный от всего, что было прежде на сцене, звук и формировать свой, общий, а не персонально от каждого артиста, – месседж, свое общее послание слушателю, свою общую песню.