Достаточно послушать альбомы "Аквариума", а потом – официальные сольные альбомы БГ ("Песни А. Вертинского" (1994), "Чубчик" (1996), "Песни Б. Окуджавы" (1999), "Прибежище" (1998), "Переправа" (2002), "Без слов" (2004)) – все слышно более чем явно, это не "Аквариум", это Борис Гребенщиков – звук и посыл совершенно иной.
Отдельная история с альбомом "Лилит" (1997), на котором записана музыка, сыгранная Борисом и группой The Band. Здесь нет даже намека на "Аквариум".
Абсурдно говорить, что "Аквариум" – это Борис Гребенщиков.
"Лилит" звучит так, как и должен звучать современный The Band с новым художественным (читай – музыкальным) руководителем. Сухой, фирменный звук группы, привычный слушателям еще с 1968 года – с альбома "Music From Big Pink". Это очень сильный альбом, один из моих любимых, но это – не альбом "Аквариума".
"С той стороны зеркального стекла" выделяется из группы сольных альбомов – он удивительным образом звучит как "Аквариум", с теми же тембрами, тем же настроением, у него та же звуковая ткань.
Тем, кто не знаком с "Аквариумом" в принципе (наверное, есть и такие люди), я бы рекомендовал начинать знакомство с группой (если, конечно, есть настроение слушать в хронологическом порядке) даже не с "Синего альбома", а именно отсюда, с этой стороны зеркального стекла.
Некоторое время "Аквариум" валяет дурака – с первого взгляда, хотя на самом деле занимается важнейшим для любой группы мира делом – играет рок-н-роллы на танцах. Без игры рок-н-роллов на танцах не может состояться ни одна группа. С этого начинали даже Yes – при всей их последовавшей затем расплывчатости и медлительности. Группа должна почувствовать, провоцирует ли ее музыка движение, заставляет ли она слушателя притопывать и прихлопывать – танцевать то есть. Она должна попробовать это чудесное взаимодействие, взаимообмен с залом – обмен эмоциями, которые в музыке куда важнее мыслей.
К группе "Аквариум" подключился культовый барабанщик СССР – Евгений Губерман, образовалась временная команда – "Вокально-инструментальная группировка имени Чака Берри".
Кроме музыкантов "Аквариума" с Губерманом за барабанами (что невероятно усилило группу) в "группировке" играл и Майк Науменко – большой знаток, любитель и специалист в области ритм-энд-блюза и рок-н-ролла.
Играли на студенческих вечеринках (читай – танцах), на школьных вечерах, играли песни Чака Берри, T. Rex и Rolling Stones, по общим воспоминаниям играли плохо, упрощенно – почти по-панковски, – но очень весело.
"Любую группу, которая проваливается в клубе в пятницу вечером, необходимо расстреливать", – сказал известный мастер рок-н-ролла Каб Кода.
"Вокально-инструментальная группировка" не проваливалась, и ее не расстреляли – всем нам на радость.
Майк, большой любитель ритм-энд-блюза, англоговорящий и, соответственно, способный читать те редкие экземпляры "MNE" или "Rolling Stone", что иногда оказывались в Ленинграде, познакомился с Борисом еще до основания "Группировки имени Чака Берри".
Он играл на бас-гитаре в группе со столь же тяжеловесным названием – "Союз любителей музыки рок" – под управлением Владимира Козлова, хорошего гитариста, который чуть позже тоже засветится в "Аквариуме".
Майк – чрезвычайно интеллигентный, тихий и умный парень, при этом страстный поклонник рок-н-ролла в лучших его проявлениях – от T. Rex и Rolling Stones до Лу Рида и Леонарда Коэна, – стал другом Бориса и общим любимцем, он органично влился в компанию "Аквариума".
Майк тоже сочинял. Борис вспоминал, что как-то летом они вдвоем сидели на поляне возле СКК (тогда это было еще практически дикое место – огромное, пустое, заросшее травой пространство) и пели друг другу новые песни – по-доброму хвастаясь свежим материалом. Они были совершенно на одной волне, любили одну и ту же музыку и понимали ее одинаково.
Такое взаимопонимание и общность интересов привели к записи совместного альбома – Майк и Борис – "Все братья – сестры". Это было, вероятно, первым "настоящим" альбомом – с "фирменной" обложкой, выполненной фотографом-художником Андреем "Вилли" Усовым (который оформлял потом многие альбомы "Аквариума").
Обложка наклеивалась на коробку с магнитофонной лентой – коробка мгновенно приобретала такой "настоящий рок-вид", что ее немедленно хотелось иметь на полках своей фонотеки любому так или иначе слушающему музыку человеку.
Впрочем, музыка на альбоме "Все братья – сестры" тоже была самой что ни на есть настоящей рок-музыкой.
Кажется, что запись планировалась как сборник баллад, навеянных творчеством Дилана, – на второй стороне обложки фотография музыкантов – Майк с бутылкой сухого вина и длинноволосый Борис с книжкой Дилана под мышкой (причем книжка держится так, чтобы зритель мог прочитать фамилию автора – Dylan). То есть еще на обложке задается настроение, существует прямой отсыл к первоисточнику. В том, что касалось творчества, Борис и Майк никогда ничего не делали просто так, и Дилан на обложке – конечно же, осознанный акт.
Но получилось не совсем то, чего ожидаешь после изучения бэк-сайда кавера.
В "диланизмах" здесь больше отличился Майк, понимавший звук и структуру песен Боба более формально, нежели БГ, и поэтому он более стилево явен – Дилан в его песнях более читаем. Вдобавок Майк преувеличенно загнусавил, чтобы усилить похожесть, – при этом песни он спел очень хорошие.
У Бориса же в чистом виде продолжение Дилана – "Укравший дождь" и "Пески Петербурга" – крепкие, динамичные баллады, но… Дилан вдруг куда-то пропал, и явились на свет божий настоящие шедевры (я не говорю о том, что Дилан шедевров не создавал, еще какие создавал, каждому бы так, но здесь – другое) – "Моей звезде", "Сталь" и "Почему не падает небо".
Если мне вдруг придет в голову составлять список ста лучших песен XX века, эти три в него непременно войдут.
Это такой удар, такая мощь, что даже сейчас, спустя тридцать пять или сколько там лет, пробирает не на шутку.
Великолепная мелодика, мелодика, какой в нашей музыке поискать, "Моей звезде" – идеальное сочетание мелодии и слова, точнейший текст, в котором не то что слова не поменяешь, а и запятую не уберешь. Удивительный ритм, в который слова ложатся каждое на свое место, в свою долю, фонетика настоящей большой поэзии, и при этом – идеальная пропорция; это, опять-таки, не стихи, положенные на музыку, это песни – такие, какими песни вообще должны быть.
Нечетные размеры, полнейшая, взрослая осмысленность балладного повествования в "Стали" и невероятно личные, понятные каждому "Моей звезде" и "Почему не падает небо", мелодии, которые "ложатся" сразу, которые воспринимаешь без какого-либо напряжения, плывешь по ним, – это Мелодии с большой буквы. И – удивительная легкость. Кажется, что автор написал это все сразу, "одним куском", как стихи Пушкина, – неизвестно, сколько труда затрачено автором, чтобы достичь этой легкости, но в конечной версии этого труда не видно и не слышно – это и есть подлинное искусство.
Парень с гитарой пришел, спел подряд три классические песни, три совершенно вневременных шедевра – и ушел, а потрясенные слушатели молча застыли на берегу Невы…
Ну да. Запись и происходила на берегу Невы, за Смольным собором, на магнитофон "Маяк" – провод тянулся из полуподвального окна одного из служебных помещений, где находились "ведомственные" квартиры.
На перкуссии играл Михаил Васильев, на гитарах и губной гармошке – Майк и Борис. Все было легко и просто, "играючи" и весело, со значительным количеством сухого вина (день записи выпал на день рождения дочери Бориса – Алисы). Так легко родились шедевры, показывающие, что история только начинается и обещает быть очень долгой и серьезной. Серьезной в смысле – хорошей.
Борис затеял издание музыкального журнала – в компании с Гуницким, Александром Старцевым, Юрием Ильченко, Наташей Васильевой и Майком Науменко.
Журнал, само собой, был чистым самиздатом, и, соответственно, привлек к себе внимание КГБ – хотя был посвящен исключительно музыке и ничему другому: музыке западной (рецензии на выходящие, вернее, доходящие до СССР альбомы) и музыке отечественной, о которой большинство желающих не могли узнать ниоткуда, кроме как из журнала.
Журнал печатался на машинке и выходил микроскопическим тиражом, однако неприятности издатели получили вполне серьезные, в особенности Старцев, который журнал не бросил, – впоследствии издание переродилось в "Бюллетени Ленинградского рок-клуба" (впрочем, долго он и там не протянул, журналистика – отдельная профессия, которой никто из первоначальных издателей не учился – и слава богу).
Повторилась история с театром: нужно было выбирать, чем заниматься, и останавливаться на какой-то одной профессии.
В марте 1979 года Борис познакомился с Андреем Тропилло.
Андрей – даже не энтузиаст звукозаписи. В нем профессионализм и искренний интерес к музыке сочетается с каким-то хитрым, но добрым аферизмом, который в результате всем идет только на пользу.
Достаточно начать с того, что Андрей еще в середине 70-х всерьез хотел устроить в подвалах Ленинградского государственного университета цех по производству виниловых пластинок и изобретал собственные технологии, оптимизирующие производство.
Впоследствии он действительно стал издавать винил и даже на какое-то время возглавил Ленинградское отделение фирмы "Мелодия", но до этого было еще далеко – пока Андрей вел кружок звукозаписи при Доме пионеров Красногвардейского района, на улице Панфилова. Кроме этого Андрей был одним из первых устроителей концертов "Машины Времени" в Ленинграде.
Фирма "Мелодия" поставляла в Дом пионеров списанное или устаревшее звукозаписывающее оборудование, и в результате долгих занятий рукоделием, доведением списанных магнитофонов и пульта до нужной кондиции студия Тропилло была вполне пригодна для записи.
Вся эта история со студией выглядела достаточно сомнительно, но кто мог тогда подумать, что Тропилло – парень очень серьезный, и первые альбомы "Аквариума", "Кино", "Зоопарка" и "Алисы" будут записаны именно здесь – в Доме пионеров на улице Панфилова.
Среди учеников Тропилло был Леша Вишня, который жил совсем рядом со студией, присутствовал на записях и который потом скажет: "Я ненавижу Гребенщикова, он испортил мне всю жизнь. Если бы не его песни, я был бы сейчас нормальным инженером, а не стал бы не пойми кем, ходил бы себе на работу и с работы, а теперь я пишу какие-то альбомы, сочиняю песни, занимаюсь неведомо чем и для чего…"
Конечно, все это Лешка скажет иронично, любя, – он был по-настоящему влюблен в "Аквариум" и в "Кино" и сам записал несколько отличных пластинок.
КГБ уже довольно целево занимался "Аквариумом": группа развила слишком активную деятельность, но это не главное – шевелились в Ленинграде не только они, десяток групп периодически устраивали "сейшены" и пели свои громкие, но довольно бессмысленные песни. Беда была в том, что "Аквариум" был слишком умным. А умных в России, так уж повелось, не шибко привечают. Особенно все те, кто так или иначе связан с милицией. А тут еще история с самиздатовским журналом, демонстративное чтение англоязычной прессы (все те же музыкальные газеты и журналы), спекуляция пластинками и песни – совершенно непонятные для милицейского уха, а поэтому потенциально опасные.
"Аквариум", уже вполне ощущавший себя рок-группой, решает устроить мини-фестиваль на ступенях Инженерного замка.
Фестиваль не фестиваль, просто музыканты вместе с Георгием Ордановским (группа "Россияне") решили "посидеть поиграть" на солнышке, в удобном и красивом месте – поиграть и попеть для своих поклонников, которых, в общем, на тот момент времени было не слишком много.
Фестиваль-посиделки закончился, не начавшись.
Большинство собравшихся зрителей было задержано милицией, доставлено в отделения и допрошено на предмет "чего делали у Инженерного замка".
Члены группы "Аквариум" были арестованы на следующий день и имели дело уже с КГБ.
Участников несостоявшегося фестиваля хотели, вероятно, не то изолировать-посадить, не то крепко взять на крючок: вменялось им, ни много ни мало, уничтожение статуй Летнего сада.
Позже выяснилось, что никаких статуй никто не разбивал, и дело как-то нивелировалось, но нервы музыкантам потрепали изрядно, КГБ – это уже не шутки.
В ноябре 1979 года Борис знакомится с московским журналистом Артемием Троицким, сыгравшим более чем значительную роль в судьбе "Аквариума" и большинства ленинградских групп.
Артем устраивает "Аквариуму" концерт в издательстве "Молодая гвардия". (Артисты поехали на фестиваль в Черноголовку, но он по неизвестным причинам отменился. Впрочем, тогда отменами концертов удивить было трудно, удивление вызывал скорее факт состоявшегося концерта или фестиваля.)
В это время постоянным участником группы становится Евгений Губерман – если раньше он был "сессионным музыкантом", то теперь стал законным членом коллектива.
Губерман, личность вполне легендарная, проработал он в "Аквариуме" до 1982 года – немного, но громко и качественно. Кроме "Аквариума" Евгений работал в великом множестве групп, включая "Воскресение", "Зоопарк", "Телевизор", "Август", "Облачный край", джаз-ансамбль Давида Голощекина, квинтет Игоря Бутмана.
По рекомендации Артемия Троицкого группа поехала на тбилисский фестиваль "Весенние ритмы".
О тбилисском фестивале написано много – и правильно, в этой истории есть над чем поразмышлять и чем позабавиться. Был создан небывалый прецедент: в официальный и официозный фестиваль советской песни вторглись какие-то невероятные, настоящие рок-музыканты – не то панки, не то гаражный бэнд с Западного побережья, не то просто сумасшедшие (жюри под руководством Юрия Саульского во время выступления группы демонстративно покинуло зал).
"Аквариум" искал и впитывал всю музыкальную информацию, которую только можно было раздобыть в СССР, и панк-рок очаровал Бориса со товарищи – хоть и не на длительное время, но достаточно серьезно.
Собственно, панк-рок "Аквариум" никогда не играл, Борис никогда не писал панк-песен – это достаточно узкий, вполне определенный жанр, и лучшие группы направления очень быстро выходили из его тесных рамок – те же The Clash уже на "London Calling" никакой панк-рок не играли, от него там остался только антураж. PIL Джонни Роттена, в котором переиграли такие музыканты, как Джинджер Бейкер, Джа Уоббл и даже Стив Вай, тоже панком можно назвать очень условно – это настоящий музыкальный авангард, если существует такое определение, как "фри-джаз", то работы Роттена после пары лет существования в Seх Pistols можно назвать "фри-рок". Икона панк-рока Игги Поп вообще никогда не играл панк-рок, оставаясь верен своему замечательному гаражному звуку с залетами в авангардистские штучки.
Вот именно такой "фри-рок" и дали на чопорном тбилисском фестивале музыканты "Аквариума". Часть концерта, сыгранного в городе Гори, запечатлена на первой стороне альбома "Электричество", речь о котором пойдет значительно ниже.
По возвращении в Ленинград Гребенщиков был выгнан из комсомола, а группа окончательно перешла в разряд "провокационных", "антисоветских" и вообще – "врагов народа".
Однако "Аквариум" каким-то мистическим образом продолжал давать редкие концерты. На одном из них я был – выйдя на сцену в черных панковских очках и узком черном костюме, Борис сказал: "Старую программу мы уже не играем, а новая еще не готова, но мы постараемся, чтобы было интересно", и вышедший следом Фагот с фаготом загудел что-то такое минут на десять. Песни, правда, тоже были – и все было действительно хорошо и интересно.
В январе 1981 года Андрей Тропилло привел музыкантов "Аквариума" в кружок звукозаписи в свой Дом пионеров – под видом пионеров, вероятно.
В записи не участвовали Фагот (Александр Александров) и Женя Губерман.
Борис Гребенщиков жил той зимой в поселке Солнечное под Ленинградом, на заливе, снимал комнату с печкой и добирался до города на электричке. В этой электричке и родилась песня "Железнодорожная вода".
От Финляндского вокзала до улицы Панфилова хоть и не слишком далеко, но на советском общественном транспорте ехать довольно утомительно. Однако запись началась и полетела – "Синий альбом", записанный у Тропилло, стал первым "настоящим" альбомом "Аквариума": песни были расставлены в нужном порядке, в записи принимали участие все основные члены группы, музыка была записана в профессиональной студии. Поучаствовал и приятель музыкантов (приятель, кажется, всех музыкантов Ленинграда) – Дима "Рыжий черт", он подудел в губную гармошку в своем собственном, сметающем все агрессивном стиле – но удивительным образом попадая в тональность.
"Синий альбом" – больше чем первый "настоящий" альбом "Аквариума". По-моему, это вообще первый полноценный альбом рок-музыки на русском языке.
При отсутствии полноценной ритм-секции он потрясающе ритмичен. Несмотря на то что перкуссия иногда играет мимо доли. Ритм задается голосом – так же, как у The Rolling Stones, ритмом управляет не барабанщик и даже не басист, а гитарист.
Гребенщиков поет здесь очень развязно, мощно и ритмично, иногда даже срывающимся голосом – чего больше позволять себе не будет, но все это прекрасно укладывается в канву развязного и при этом камерного, очень мощного (куда мощней, чем, скажем, "Акустика") диска.
Ритмическая, перкуссионно-гитарная вязь "Молодой шпаны" раскручивает и закручивает слушателя, тащит за собой вперед и вперед – даже у современного "Аквариума" мало таких беспредельно ритмичных песен. И – еще раз – сверхритмичное, почти черное пение БГ просто ошеломляюще. В Ленинграде и в России тогда так вообще не пели.
Сразу за "Шпаной" – еще одна фирменно-мелодичная вещь, "Гость" с прекрасной лаконичной партией флейты, сыгранной Дюшей, и опять – мелодика высшей пробы и голос Гребенщикова – открытый и ясный, он удивительно профессионально ведет мелодию.
Дюша связывает эту чудесную вещь с "Электрическим псом" абстрактным коротким инструменталом, добавляя в альбом необходимый концепт, а в "Псе" есть ритмические сбивки – чистый брак, удивительно похожий на брак в песне Дилана "Hurricane" с альбома "Disire", – и там и там этот брак вошел в релиз, значит, правильный брак.
Здесь вообще все правильно – и шагающий бас Фана, и скупые соло Дюши, неожиданно заигравшего и на гитаре, и песни. Монументальная "Все, что я хочу" в другой аранжировке могла бы стать каким-то проколхарумовским арт-роком (если ее сыграть в другом темпе и заменить акустическую гитару на рояль, ее запросто мог петь Гари Брукер), она переходит в легкомысленный "Чай" – почти мюзик-холльный номер, напоминающий о "Сержанте Пеппере", в котором после грандиозной ситарной вещи Харрисона начинается кабаре Маккартни. Сюрреалистическая "Плоскость", откровенное дурачество "Рутмана", потом – спетая с интонациями и неожиданно открывшимся в голосе БГ ленноновским тембром "В подобную ночь", фортепианная баллада "Единственный дом" – совершенно "фирменно" спетая, и реггей "Река", с огромным кайфом исполняющаяся на концертах, – заводная, гимнообразная штука.
"Синий альбом" частью публики был принят с восторгом, частью – со злобной завистью и раздражением, частью (а именно КГБ) – с пониманием опасности момента и необходимости усилить контроль над слишком уж распоясавшейся группой бездельников.