Двуликий Берия - Борис Вадимович Соколов 31 стр.


Нет в тетрадях Васильева и выписок из письма Меркулова Берии от 2 октября 1944 г. А ведь 3-й экземпляр этого письма как раз и должен был храниться в просмотренных Васильевым делах 1-го управления НКГБ, причем под не слишком большим грифом секретности. Логично предположить, что этого письма не существовало вовсе.

Зачем же понадобилось Судоплатову преувеличивать роль НКГБ в успехах советского атомного шпионажа, а кому-то еще и подкреплять его утверждения фальшивым письмом? Думаю, все дело здесь в защите чести чекистского мундира. Ведь главный советский атомный шпион, немецкий физик Клаус Фукс, благодаря которому советская атомная бомба была создана за столь короткий срок, по собственной инициативе вызвался сотрудничать с советскими спецслужбами. Причем вышел он не на госбезопасность, а на соседей - ГРУ. На связь с резидентурой НКГБ Фукс был передан только в январе 1944 г., когда решением ГКО все дела по атомному шпионажу были переведены в НКГБ. Получалось, что успех советской разведки в советском атомном проекте - во многом результат случайности. Если бы не Клаус Фукс с его страстным желанием поделиться секретом атомной бомбы с Советским Союзом, то советские физики вряд ли бы сделали бомбу до смерти Сталина. Вот чтобы замаскировать этот факт и выставить в наилучшем свете родной наркомат госбезопасности и самого себя, Судоплатов придумал версию, будто атомный проект был буквально нашпигован советскими агентами и чуть ли не самого Фукса Оппенгеймер брал на работу исключительно по рекомендациям, исходящим от советских агентов. На самом же деле советский успех в деле овладения американскими атомными секретами можно отнести к разряду случайностей. Фукс, как главный теоретик Манхэттенского проекта, обладал полным объемом информации. Все остальные советские агенты в атомном шпионаже играли лишь вспомогательную роль, а Оппенгеймер и Ферми, вопреки утверждениям Судоплатова и неизвестного автора письма Меркулова к Берии, не только не были советскими шпионами, но никогда не давали никакой информации об американском урановом проекте советской разведке.

Как мы убедились, Лаврентий Павлович и его люди начали заботиться об участниках атомного проекта еще до того, как он единолично возглавил его в конце 1944 года. С одной стороны, Берия создавал ученым все условия для работы, обеспечивал максимально возможный комфорт, предоставлял всю необходимую информацию. Но, с другой стороны, Берия постоянно держал под колпаком не только основных участников проекта, но и их родственников и знакомых. В этом было и свое преимущество. На время работы над бомбой все они имели гарантии от преследований карательных органов. Однако ученые прекрасно понимали, что в случае неудачи гнев Сталина обрушится не только на них, но и на их родственников. И это побуждало отдавать все силы делу сотворения нового сверхоружия.

В письме Курчатова от 29 сентября 1944 года говорилось о резкой нехватке урана, месторождения которого в СССР еще не были открыты. В результате для первых советских атомных бомб пришлось использовать трофейный германский уран, а также сырье, добывавшееся в Саксонии, чешских Судетах и в Родопских горах в Болгарии. Но Берия сразу же позаботился о более доступных и более секретных источниках урана. При Совмине было создано главное управление, занимавшееся поиском и обогащением урановых руд. Как вспоминал научный руководитель комиссии по атомному сырью и начальник занимавшегося ураном сверхсекретного спецсектора № 6 Всесоюзного института минерального сырья профессор Михаил Николаевич Альтгаузен, как-то раз в 1945-м он и другие геологи - специалисты по урану были вызваны на совещание к Берии: "Мы привезли с собой образцы урановых руд, разложили у него на столе. И тут же услышали грязный мат - это помощники наркома были недовольны, что образцами поцарапали стол.

Сам Берия был тактичен и внимателен. Обсуждали весь круг вопросов по разведке, добыче и переработке сырья. Совещание началось часов в 12 ночи, а закончилось к 6 утра (все чиновники подстраивались под ночной образ жизни Сталина. - Б. С.). Нам ни в чем не было отказа - рабочая сила появлялась по первому требованию, продукты и снаряжение выдавались вне очереди. Командировочные, например, нам платили в четыре раза больше, чем другим геологам".

На некоторых урановых рудниках, где руды были особенно концентрированные, а потому опасность заболеть лучевой болезнью - чрезвычайно велика, работали заключенные. Бывший шофер рудника Бутыгичаг на Колыме Петр Хмельницкий вспоминает: "Я работал бесконвойным водителем под номером "3-2-989". Из моей тысячи (номерных "врагов народа" под литером 3–2) за одну зиму 1952 года в живых осталось 36 человек. Умирали от голода, холода, непосильной работы, переоблучения. Если проехать через перевал с символическим названием Подумай, на горном хребте Шайтан встретится самое большое лагерное захоронение, человеческие останки из которого растаскивают звери. Местами дорога изобилует людскими черепами, как яичной скорлупой".

Но на отечественных месторождениях уран стали добывать только в последние годы руководства Берии атомным проектом. Пока же вернемся к истокам "советского Манхэттена".

28 февраля 1945 года за подписью главы НКГБ Меркулова на стол Берии легла докладная записка о ходе работ по созданию атомной бомбы в США, которую Лаврентий Павлович в своей резолюции оценил как "важное". В документе подчеркивалось: "Проведенные силами ведущих научных работников Англии и США исследовательские работы по использованию внутриатомной энергии для создания атомной бомбы показали, что этот вид оружия следует считать практически осуществимым и проблема ее разработки сводится в настоящее время к двум основным задачам:

Производство необходимого количества расщепляемых элементов - урана-235 и плутония.

Конструктивная разработка приведения в действие бомбы".

Теперь Берия занимался главным образом атомными делами. Генерал Петр Семенович Мотинов, доставивший в Москву из Канады образцы урана, полученные от советского агента, физика Аллана Нана Мэя, вспоминал: "На аэродроме меня встречал сам Директор (глава армейской разведки генерал-полковник Ф.Ф. Кузнецов. - Б. С.). С большими предосторожностями я достал из-за пояса драгоценную ампулу с ураном и вручил ее Директору. Он немедля отправился к черной машине, которая стояла тут же, на аэродроме, и передал ампулу в машину.

- А кто там был? - спросил я потом Директора.

- Это Берия, - прошептал Директор.

Через четыре дня появилось сообщение, что Берия стал маршалом. Возмущению фронтовиков не было предела, но протестовали все шепотом".

Ну, рядовым солдатом, думаю, было все равно, кого Сталин решил произвести в маршалы, - Жукова, Берию или Мерецкова, которого, как и Ванникова, Лаврентий Павлович допрашивал "с пристрастием" летом 1941-го. А вот генералам и маршалам, наверное, было обидно, что одинаковую с ними форму и звание носят генералы, а теперь вот и маршал карательного ведомства, не нюхавшие пороха.

Основная информация по атомной бомбе поступила от талантливого немецкого физика Клауса Фукса, придерживавшегося левых убеждений и работавшего на Москву по идейным соображениям. Фукс передал схему американского атомного устройства, которое тщательно скопировали советские ученые. Сталин категорически запретил им заниматься здесь какой-либо самодеятельностью, а то вдруг не взорвется. И Берия неукоснительно следил, чтобы академики не слишком погружались в эмпиреи, а если и вносили какие-то улучшения, то только в рамках основной схемы, заданной американским атомным проектом. В целом ряд частных решений советских ученых, использованных при создании "изделия", оказался проще и рациональнее, чем у их американских коллег. Но это находит свое объяснение. Американцы были первопроходцами, им приходилось действовать методом проб и ошибок. Наши же ученые уже знали путь, пройденный Оппенгеймером и его сотрудниками, и могли спокойно искать оптимальное решение, имея в запасе одно, успешно осуществленное.

Вот, например, как отозвался Курчатов о полученном от Фукса описании метода приведения в действие атомной бомбы (в заключении о присланных разведывательных материалах от 5 марта и 6 апреля 1945 года): "Материал представляет большой интерес: в нем наряду с разрабатываемыми методами и схемами указаны возможности, которые до сих пор у нас не рассматривались. К ним относится… применение "взрыва внутрь" для приведения бомбы в действие…

Изложен метод приведения бомбы в действие "взрывом внутрь" (implosion method), о котором мы узнали совсем недавно и работу над которым только еще начинаем. Однако уже сейчас нам стали ясными все его преимущества перед методом встречного выстрела…

Описаны интересные явления неравномерного действия взрывной волны. Очень ценны указания на то, что эта неравномерность действия может быть устранена соответствующим расположением детонаторов и применением прослоек взрывчатого вещества различного действия…

Ввиду того, что исследования по этому методу у нас совсем еще не продвинулись вперед, сейчас невозможно сформулировать в этой области вопросов, требующих дополнительного освещения…

Я бы считал необходимым показать соответствующий текст проф. Ю.Б. Харитону…"

Фукс также передал многие собственные разработки водородной бомбы, которые советским ученым удалось воплотить в жизнь даже быстрее своих американских коллег. Были у Берии и другие агенты в американском атомном центре в Лос-Аламосе, например механик Дэвид Грингласс, работавший со знаменитым советским резидентом и своим зятем Юлиусом Розенбергом. Позднее Юлиуса сделали главным "козлом отпущения" за утечку американских ядерных секретов и вместе с женой Этель казнили на электрическом стуле, тогда как Фукс был осужден более гуманной британской Фемидой всего лишь на 14 лет тюрьмы, из которых отсидел только 9.

Были и еще неизвестные солдаты той великой битвы за советское ядерное оружие, правда о которых выходит на свет только в последние годы. Вот в 1992 году эмигрировал в Англию бывший архивариус КГБ Василий Митрохин, тайно ненавидевший советский строй и копивший загодя секретный материал (который тайно выносил с работы то ли в ботинках, то ли в носках). Пока британские агенты нашли тайники на митрохинской даче и переправили их диппочтой из Москвы в Лондон, пока контрразведка разбиралась с коллекцией Митрохина, прошло семь лет. И только в 1999 году узнала британская и мировая общественность, что некая Мелита Норвуд, которой в 1999 году, когда последовало разоблачение, было 87 лет, в 40-е годы, будучи секретаршей руководителя английского ядерного проекта, передала советской разведке бесценные сведения об атомной бомбе.

Кое-какие данные по урановой проблеме, а также занимавшихся ею ученых удалось добыть в побежденной Германии. Сразу после немецкой капитуляции заместитель Берии в НКВД генерал-лейтенант А.П. Завенягин отправился в Берлин разыскивать физиков, участвовавших в германском урановом проекте. В СССР в добровольно-принудительном порядке были доставлены специалист по диффузионному разделению изотопов нобелевский лауреат Густав Герц, конструктор электронно-оптических приборов Манфред фон Арденне, специалист по металлургии урана Николай Риль (ему потом присвоили звание Героя Социалистического Труда) и др. Они внесли лепту в создание советской атомной бомбы, в частности, сконструировав сверхскоростную центрифугу для разделения изотопов урана.

Потом была атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки, которая заставила наконец Сталина признать создание ядерного оружия главным приоритетом Советского государства. Участник ядерного проекта профессор Я.П. Терлецкий вспоминал, что Сталин прореагировал на это событие очень нервно: "Оказывается, после взрыва атомной бомбы в Хиросиме Сталин устроил грандиозный разнос, он впервые за время войны вышел из себя, стучал кулаками, топал ногами… Ведь рушилась мечта о распространении социалистической революции на всю Европу, мечта, казавшаяся столь близко осуществимой после капитуляции Германии и как бы перечеркнутая нерадивостью наших атомщиков во главе с Курчатовым". Как свидетельствует Яков Петрович, опыты и выводы Курчатова и его команды были повторением американских и английских разработок, полученных с помощью отдела "С": "При этом теоретики поражались невероятной интуиции Курчатова, который, не будучи теоретиком, точно "предсказывал" им окончательный результат.

Это вряд ли вызывает восторг у тех, кто вслед за Игорем Николаевичем Головиным создали наивный миф о сверхгениальном физике, якобы определившем все основные направления атомной проблемы, который якобы один соединил в своем лице гений Ферми, таланты Бете, Сцилларда, Вигнера, Оппенгеймера и многих других.

Такое изображение Курчатова умаляет его истинные заслуги, как действительно крупного ученого, проявившего феноменальные организаторские способности и сумевшего в нашей стране решить задачу создания атомного оружия в необычайно короткие сроки. Надо ли еще приписывать ему неправдоподобную гениальность в чисто научном плане, чтобы оправдать возвеличивание его имени?.. Миф о сверхгениальности Курчатова несомненно выгоден тем, кто зачисляя себя в его ученики или последователи, переносит на себя сияние его славы…".

В данном случае стоит еще добавить, что, говоря о "феноменальных организаторских способностях" Курчатова, Терлецкий отдает ему и значительную часть заслуг Берии, поскольку хвалить Лаврентия Павловича было не принято, тем более - говорить о нем как о гениальном организаторе. Курчатов же фактически выполнял роль связующего звена между другими академиками-физиками, решавшими конкретные проблемы создания ядерного оружия, и Берией, через которого поступала необходимая разведывательная информация и шли заказы промышленности.

Первое боевое применение атомного оружия заставило Сталина наконец решительно повернуться лицом к советскому ядерному (урановому) проекту и отпустить на его реализацию действительно серьезные средства. Теперь для создания атомной бомбы была мобилизована вся экономика страны. Благо Вторая мировая война уже закончилась и освободившихся людей и мощности можно было направить на разработку и производство нового сверхоружия. Ни денег, ни человеческих жизней для этого не жалели.

Отныне нельзя было надеяться завалить противника трупами, как это произошло в Великой Отечественной войне. О соотношении безвозвратных потерь на Восточном фронте лучше всего судить по соотношению безвозвратных потерь офицеров, которых, в отличие от солдат, не только в Германии, но и в СССР подсчитали достаточно точно. Вермахт в 1941–1944 годах потерял на Востоке 65,2 тыс. офицеров сухопутных сил погибшими и пропавшими без вести. Красная Армия за тот же период (без ВМФ и ВВС и с исключением политического, административного, медицинского, ветеринарного и юридического состава сухопутных сил, представленного в Германии не офицерами, а чиновниками) потеряла около 754 тыс. офицеров только погибшими и не вернувшимися из плена. Это дает соотношение около 11,6:1. Учитывая, что на одного офицера в боевых частях сухопутных сил Красной Армии и вермахта приходилось примерно одинаковое число рядовых, соотношение безвозвратных потерь армий двух стран должно быть близко к соотношению потерь офицеров.

Теперь же, после появления ядерного и ракетного оружия, противостояние с новым потенциальным противником США окончательно перешло в сферу высоких технологий. И отвечать за оснащение советских вооруженных сил новейшими видами вооружений пришлось Берии.

20 августа 1945 года по инициативе Лаврентия Павловича постановлением ГКО был образован Специальный комитет. В него вошли: Л.П. Берия (председатель), Б.Л. Ванников (заместитель председателя, нарком боеприпасов), кандидаты в члены Политбюро Г.М. Маленков (секретарь ЦК) и Н.А. Вознесенский (председатель Госплана и зампред Совмина), А.П. Завенягин (заместитель наркома внутренних дел), М.Г. Первухин (нарком химической промышленности) и "атомные академики" И.В. Курчатов, А.Ф. Иоффе и П.Л. Капица. Членом Спецкомитета и его секретарем стал также заместитель наркома боеприпасов и помощник Берии как члена ГКО В.А. Махнев.

На Спецкомитет возлагалось "руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана: развитие научно-исследовательских работ в этой области; широкое развертывание геологических разведок и создание сырьевой базы СССР по добыче урана, а также использование урановых месторождений за пределами СССР (в Болгарии, Чехословакии и других странах); организация промышленности по переработке урана, производство специального оборудования и материалов, связанных с использованием внутриатомной энергии; а также строительство атомно-энергетических установок и разработка и производство атомной бомбы". Председателем Спецкомитета назначили Берию. По этой линии, как член Спецкомитета, ему подчинялся даже Г.М. Маленков, второй человек в партийном руководстве после Сталина.

На атомный проект Сталин не жалел ни денег, ни людей. Для него в тот момент это была главная задача, сравнимая по своему значению только с победой над Германией. Но и спрос с участников, это Лаврентий Павлович хорошо понимал, будет особый. Если не удастся быстро сделать бомбу, то полетят головы, и его в первую очередь. Объявят американским, британским, мусаватистским или турецким шпионом, заговорщиком, умышленно затягивающим создание столь нужного СССР ядерного оружия - и пожалуйте на тот свет вслед за Генрихом Ягодой и Николаем Ежовым.

И Лаврентий Павлович успел сделать бомбу в кратчайший срок, прежде всего благодаря достижениям советской научно-технической разведки, подчинявшейся в тот период ему лично. 13-й пункт постановления о Спецкомитете так и гласил: "Поручить тов. Берия принять меры к организации закордонной разведывательной работы по получению более полной технической и экономической информации об урановой промышленности и атомных бомбах, возложив на него руководство всей разведывательной работой в этой области, проводимой органами разведки (НКГБ, РУКА (Разведывательное Управление Красной Армии. Хороша аббревиатура! - Б. С.) и др.)". Таким образом Берии тогда была подчинена вся разведывательная работа по сбору информации о ядерном, а потом и о термоядерном оружии. Хотя, формально говоря, в тот момент разведка входила в состав НКГБ, потом, с мая 1947 года, - в состав Комитета информации при Совмине, объединившем все разведывательные службы, а с октября 1949 года - опять в состав МГБ. Однако вплоть до ареста "лубянского маршала" в июне 1953 года все структуры, занимавшиеся атомным шпионажем, подчинялись только Берии.

Тем же постановлением по предложению Лаврентия Павловича создавалось Первое Главное Управление, практически координировавшее деятельность различных ведомств, участвовавших в атомном проекте, и контролировавшееся только Спецкомитетом. Вскоре появилось и Второе Главное Управление, занимавшееся разработкой и производством ракетного оружия, - будущего средства доставки атомных и водородных зарядов. Его деятельность также курировал Спецкомитет и лично Берия.

Под началом Второго Главного Управления работал и сын Берии Серго Лаврентьевич, конструировавший ракеты морского базирования. И, как видно из публикуемого в приложении письма академика Г.В. Коренева, Берия-младший не брезговал банальным плагиатом, вполне возможно, при попустительстве отца. Абсолютная секретность темы тому благоприятствовала. Правда, не исключено, что Лаврентий Павлович все же не знал о проделках своего отпрыска. Тем не менее письмо Коренева объясняет, почему после освобождения Серго Лаврентьевич не рискнул добиваться восстановления своих кандидатской и докторской степеней, а предпочел заново защитить кандидатскую диссертацию на другую тему.

Назад Дальше