Женщины, которые любили Есенина - Грибанов Борис Тимофеевич 5 стр.


Зинаида Райх была на два года старше Есенина, она родилась в 1894 году в Одессе в семье, где "все смешалось". Мать ее, Анна Ивановна Викторова, происходила из дворянской семьи, хотя и обедневшей, но весьма образованной и культурной. Достаточно сказать, что ее дядя был известным ученым-лингвистом, первым секретарем отдела рукописей Румянцевской библиотеки в Москве. Анна Ивановна была очаровательной блондинкой, да еще с музыкальным дарованием. В Орле, где она жила, Анна Ивановна познакомилась с Августом Райхом, выходцем из Силезии, в жилах которого, по утверждениям некоторых исследователей, текла и еврейская кровь. Во всяком случае, Есенин впоследствии говорил, что его жена еврейка. Август Райх был высококвалифицированным механиком, отличным слесарем. Он влюбился в Анну Ивановну и, чтобы получить возможность жениться на ней, перешел из католичества в православие. При крещении по православному обряду он получил имя Николай Андреевич.

В Орле, где и состоялось его знакомство с Анной Ивановной Викторовой, он оказался по воле весьма "романтического" случая - там он скрывался от полиции из-за участия в революционном движении.

Его старшая любимая дочь Зинаида выросла под влиянием отца. В гимназии она участвовала в подпольном кружке, распространяла революционную литературу. Эти ее увлечения не остались незамеченными гимназическим начальством - когда она окончила гимназию, ей не было выдано свидетельство о политической благонадежности, что лишало ее права поступать в российские университеты. Зинаида Райх приехала в Петроград, где училась на "приватных" женских курсах. Ее отец, пытавшийся последовать за дочерью в Петроград, не сумел там обосноваться и уехал с семьей в Орел, где сестра Анны Ивановны владела собственным домом.

Зинаида Райх осталась в Петрограде и пыталась обрести себя - училась в скульптурной мастерской, а одно время даже хотела стать сестрой милосердия. Попутно она в совершенстве освоила машинопись. Здесь необходимо отметить, что она была девушка хорошо образованная, знала французский и немецкий языки, латынь.

Ее метания кончились тем, что весной 1917 года она устроилась секретарем-машинисткой в редакцию левоэсеровской газеты "Дело народа".

Здесь и произошла ее встреча с Сергеем Есениным.

Все, знавшие Зинаиду Райх в то время, единодушно отмечали ее удивительную женственность и красоту. Художница Софья Вишневецкая, например, писала: "Мне нравилась ее внешность, ее прелестные, как вишни, глаза и веки, как два лепестка… необыкновенная матовая кожа и абсолютная женственность".

Не следует думать, что до знакомства с Сергеем Есениным мужчины обходили Зинаиду Райх вниманием. Как раз тогда, летом 1917 года, в нее был влюблен поэт Алексей Ганин, приятель Есенина. Он ухаживал за Зинаидой Райх, посвящал ей стихи. Вот он-то и предложил Есенину и Зинаиде Райх поехать вместе с ним на север, в его родную деревню Коншино в Вологодской губернии. Они оба с восторгом приняли его предложение.

Путешествие оказалось весьма романтическим и увлекательным. Русский Север покорил их своей суровой, непривычной красотой. Они побывали в Архангельске, Мурманске, посетили Соловки.

Сергей Есенин и Алексей Ганин наперебой ухаживали за Зинаидой Николаевной, но по общему молчаливому уговору она считалась "девушкой Ганина".

Трудно сказать, действительно ли в течение этого путешествия Есенин всерьез влюбился в Зинаиду Райх или его подтолкнула атмосфера соперничества с Алексеем Ганиным - Есенин всегда и во всем хотел быть первым, - но он сделал ей предложение, что было несколько неожиданно, поскольку предшествовавший объяснению ход событий не предусматривал такой развязки.

Татьяна Есенина, дочь поэта и Зинаиды Райх, так описывала со слов матери эту поездку:

"Со дня знакомства до дня венчания прошло примерно три месяца. Все это время отношения были сдержанными, будущие супруги оставались на "вы", встречались на людях. Случайные эпизоды, о которых вспоминала мать, ничего не говорили о сближении.

Уже на обратном пути, в поезде, Сергей Александрович сделал матери предложение, сказав громким шепотом:

- Я хочу на вас жениться".

Ответ "Дайте подумать" Есенина несколько рассердил. Некоторые колебания Зинаиды Николаевны, надо полагать, объяснялись тем, что в Петрограде у нее был жених, хотя свадьба еще не была назначена.

Есенина эта задержка выводила из себя, он нервничал - не мог понять, как девушка может колебаться, когда руку и сердце ей предлагает такой красивый мужчина и к тому же уже достаточно известный поэт. Есенин хорошо знал, насколько он привлекателен, и был уверен в своей неотразимости.

Наконец Зинаида Николаевна дала Есенину согласие стать его женой. Решено было венчаться немедленно. Все четверо сошли в Вологде. Денег ни у кого не было. В ответ на телеграмму "Вышли сто, венчаюсь" их выслал из Орла, не требуя объяснений, отец Зинаиды Николаевны. Купили обручальные кольца.

Венчание состоялось 4 августа 1917 года в Кирико-Улитовской церкви под Вологдой. Шафером на свадьбе был Алексей Ганин. На Зинаиде Николаевне не было свадебного платья, она была одета в белую блестящую кофточку и черную шуршащую юбку.

А букет для невесты Есенин нарвал по дороге на лужайке перед церковью. Возможно, ему это показалось добрым знаком - единением с землей, словно сама природа благословляла их брак, - не вычурный букет, купленный в магазине, как это принято в городе, а простые цветы, сорванные его собственными руками.

Однако их брак дал трещину в первую же ночь. Мариенгоф писал в своих воспоминаниях:

"Зинаида сказала ему, что он ее первый мужчина. Она солгала. И вот этого - по крестьянской своей натуре - он никогда не мог простить ей. Трагически, фатально, но не мог простить".

Однако на поверхности эта трещина затянулась.

Погостив некоторое время в Орле, Есенин с Зинаидой Райх вернулись в Петроград и поселились в двухкомнатной квартирке на втором этаже дома № 33 по Литейному проспекту. Окна выходили во двор.

Начала налаживаться нормальная семейная жизнь. Очень точно воспроизвел атмосферу этой первой есенинской квартиры поэт и тогдашний друг Сергея Владимир Чернявский:

"Жили они без особенного комфорта (тогда было не до этого), но со своего рода домашним укладом и не очень бедно. Сергей много печатался, и ему платили как поэту большого масштаба. И он, и Зинаида Николаевна умели быть, несмотря на начавшуюся голодовку, приветливыми хлебосолами. По всей повадке они были по-настоящему "молодыми". Сергею доставляло большое удовольствие повторять рассказ о своем сватовстве, связанном с поездкой на пароходе, о том, как он "окрутился" на лоне северного пейзажа. Его, тогда еще не очень избалованного чудесами, восхищала эта неприхотливая романтика и тешило право на простые слова: "У меня есть жена". Мне впервые открылись в нем черточки "избяного хозяина" и главы своего очага. Как-никак тут был его первый личный дом, закладка его собственной семьи, и он, играя иногда во внешнюю нелюбовь ко всем "порядкам" и ворча на сковывающие мелочи семейных отношений, внутренне придавал укладу жизни большое значение. Если в его характере и поведении мелькали уже изломы и вспышки, предрекавшие непрочность этих устоев, - их все-таки нельзя было считать угрожающими".

Между тем такие вспышки случались. Дочь Есенина и Зинаиды Райх Татьяна записала со слов матери рассказ о крупной ссоре, происшедшей уже в первые месяцы их совместной жизни в Петрограде. Зинаида Николаевна поведала дочери, как она пришла с работы. "В комнате, где он обычно работал за обеденным столом, был полный разгром: на полу валялись раскрытые чемоданы, вещи смяты, раскиданы, повсюду листы исписанной бумаги. Топилась печь, он сидел перед нею на корточках и не сразу обернулся - продолжал засовывать в топку скомканные листы. Она успела рассмотреть, что он сжигает рукопись пьесы. Но вот он поднялся ей навстречу. Чужое лицо - такого она еще не видела. На нее посыпались ужасные, оскорбительные слова - она не знала, что он способен их произносить. Она упала на пол - не в обморок, просто упала и разрыдалась Он не подошел. Когда поднялась, он, держа в руках какую–то коробочку, крикнул: "Подарки от любовников принимаешь?" Швырнул коробочку на стол. Она доплелась до стола, опустилась на стул и впала в оцепенение - не могла ни говорить, ни двигаться.

Они помирились в тот же вечер. Но они перешагнули какую-то грань, и восстановить прежнюю идиллию было уже невозможно. В их бытность в Петрограде крупных ссор больше не было, но он, осерчав на что-то, уже мог ее оскорбить".

Короче говоря, в их отношениях появилась новая трещина.

Но в общем, семейная жизнь налаживалась. Зинаида Николаевна оказалась вполне хозяйственной женой - она была деловита, аккуратна, хорошо готовила. Есенин это ее достоинство весьма ценил и впоследствии, когда они уже были в разводе, не раз, тоскуя по нормальной семейной жизни, вспоминал, как вкусно готовила Райх.

Домостроевские наклонности Есенина, проявившиеся еще при его совместной жизни с Анной Изрядновой, дали себя знать и в браке с Зинаидой Райх. Первое, что он сделал, так это потребовал, чтобы Зинаида Николаевна ушла из редакции "Дело народа". Когда Райх рассказала ему, что увлекается скульптурой и занимается в скульптурной мастерской, он жестко сказал: "Тебе надо рожать, а не скульптуры лепить".

Райх не противилась - она уже была беременна. Но обрекать себя на роль домашней хозяйки и покорной жены, чье предназначение рожать детей, Зинаида Николаевна отнюдь не собиралась.

Из редакции она по настоянию мужа ушла, но поступила на работу в наркомат продовольствия в качестве машинистки. Через некоторое время она уже оказалась в секретариате самого наркома Цурюпы.

Здесь необходимо отметить, что осенние месяцы 1917 года и зимы 1918 года были самым счастливым временем в жизни Есенина. Рюрик Ивнев, частенько заглядывавший в квартирку Есенина на Литейном проспекте, был немало удивлен переменами в Сергее Александровиче: "Мне было довольно странно видеть Есенина "женатым". Когда мы сиживали за столом и пили чай, каждый раз, когда Зинаида Николаевна отлучалась на минуту из комнаты, Сергей начинал шутливо говорить мне, подмигивая при этом: "Ты понимаешь, теперь я женат. Тебе нравится моя жена? Давай, говори, не скромничай - может быть, она тебе не нравится?"

Перемены в облике Есенина в те месяцы подметил и Владимир Чернявский. Он утверждал, что этот короткий период времени был самым безоблачным в непростой биографии Есенина. Зинаида Райх была тогда молода, прекрасна и безмятежна. А Есенин, писал Чернявский, выглядел совершенно иначе, чем раньше. "Он казался мужественнее, выпрямленнее, взволнованно-серьезнее. Ничто больше не вызывало его на лукавство, никто не рассматривал его в лорнет, сам он перестал смотреть людям в глаза с пытливостью и осторожностью".

О том, как изменился Есенин внешне, вспоминал и поэт Петр Орешин, который в то время был близок с Есениным. "Засунув обе руки в карманы, - писал Орешин о Сергее Александровиче, - он прошелся по большой комнате по ковру, и тут я впервые увидел "легкую походку" - есенинскую. Никто так легко не умел ходить, как Есенин… На цветистом ковре, под электрической лампочкой, в прекрасно сшитом костюме Есенин больше походил на изящного джентльмена, чем на крестьянского поэта, воспевающего тальянку и клюевскую хату, где "из углов щенки кудлатые заползают в хомуты".

Однажды в четыре часа утра Сергей Есенин уходил от Петра Орешина. Прощаясь с хозяином, он сказал: "Я люблю свою жену, брат. Человек не может жить один!"

Впрочем, на этот безоблачный небосвод порой набегали тучки, предвещавшие будущие грозы. Приятель Есенина по Петрограду Мурашев пишет в воспоминаниях: "Есенин только что вернулся из деревни, приехал ко мне и не захотел возвращаться к себе на квартиру, где его ждала молодая жена Зинаида Николаевна Райх. Позвонил ей по телефону. Она приехала и увезла Сергея".

В марте 1918 года советское правительство приняло решение перенести столицу из Петрограда в Москву. Наркомат продовольствия, естественно, тоже перебрался в Первопрестольную. В числе его сотрудников, погрузившихся в один из поездов, отправлявшихся в Москву, была и машинистка-секретарь Зинаида Райх со своим мужем поэтом Сергеем Есениным. В Москве их поселили в гостиничных номерах на Тверской.

Подруга Зинаиды Николаевны Зинаида Гейман, дочь видного большевика, вспоминала: "Сергей Есенин с Зинаидой жили в плохоньком номере какой-то гостиницы. У них было неуютно, мрачно, по-богемному… На столе крошки, вода, разбросано. У нас роскошно, номер в две комнаты и ванна, свой телефон, бархатная скатерть на круглом столе, который покрывался белоснежной полотняной скатертью, когда официант приносил блестящий металлический чайный сервиз… Словом, было уютно, и к нам вечерами часто приходил Сергей с Зинаидой. Она беременна Татьяной. В черном платье с высоким воротом. Он, в сереньком костюме с галстуком бантиком, приносил балалайку, пел и читал стихи. Тогда жилось впроголодь, но мы получали паек - черный хлеб и сахар были у нас вдоволь, и мы их угощали".

И все-таки, несмотря на все бытовые трудности, это было прекрасное время. Уже упоминавшийся Петр Орешин вспоминал: "Весной восемнадцатого года мы перекочевали из Петрограда в Москву, и для Есенина эта весна и этот год были исключительно счастливыми временами. О нем говорили на всех перекрестках литературы того времени. Каждое его стихотворение находило отклик. На каждое его стихотворение обрушивались потоки похвал и ругательств. Есенин работал неутомимо, развивался и расцветал своим великолепным талантом с необыкновенной силой".

Не следует забывать, что эти "исключительно счастливые времена" для Есенина, о которых пишет Орешин, совпали с поистине тектоническими сдвигами в истории России. В феврале 1917 года было свергнуто самодержавие, а в октябре большевики захватили власть в Петрограде, а потом и в стране.

Молодой, горячий, импульсивный Сергей Есенин не мог остаться в стороне от этих событий. В своей "Автобиографии" 1923 года он в следующих словах описал свою причастность к революции: "В революцию покинул самовольно армию Керенского и, проживая дезертиром, работал с эсерами не как партийный, а как поэт.

При расколе партии пошел с левой группой и в октябре был в их боевой дружине".

В другой "Автобиографии" (1924 года) Есенин писал более откровенно: "Первый период революции встретил сочувственно, но больше стихийно, чем сознательно". В краткой заметке "О себе" (1925 год) он уточнил: "В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по-своему, с крестьянским уклоном".

Примечательны в этом плане воспоминания И. Эренбурга: "Мы несколько раз встречались в Москве: говорили о стихах, о событиях. В отличие от Клюева, он менял роли… не играть он не мог (или не хотел). Часто я слышал, как, поглядывая своими небесными глазами, он с легкой издевкой отвечал собеседнику: "Я уж не знаю, как у вас, а у нас в Рязанской…" В мае 1918 года он говорил мне, что нужно все повалить, изменить строение вселенной, что крестьяне пустят петуха и мир сгорит". В эту встречу Есенин подарил Эренбургу свою книгу "Голубень" с очень характерной дарственной надписью, в которой отразились расхождения во взглядах Есенина и Эренбурга на многие жгучие проблемы того времени: "Милому недругу в наших воззрениях на Русь и Бурю. И. Эренбургу на добрую память от искренне любящего С. Есенина. Мая Москва 1918".

Надо сказать, что в биографии Есенина имеются белые пятна, какие-то отрезки времени, окутанные дымкой неизвестности. К таким периодам можно отнести месяцы перед Октябрьской революцией и после нее. Почему-то не опубликовано ни одного письма, относящегося к этому периоду. Трудно поверить, что Есенин, который всегда вел активную переписку с друзьями, в это время вдруг без видимых причин прекратил писать близким ему людям. Западные исследователи высказывают предположения, что письма-то были, но в них, возможно, содержались нежелательные для властей мысли поэта. Возможно…

Сохранились отрывочные и большей частью косвенные свидетельства истинных настроений Есенина и его отношения к большевистской диктатуре. Во-первых, Есенин в ту пору находился под сильным влиянием Иванова-Разумника, своего духовного наставника, который восставал против марксистского "зверя": "Этот зверь, притворявшийся первое время лисицей, сумел проглотить по очереди всех: в январе 1918 года Учредительное собрание и правое крыло эсеров, в апреле - анархистов, в июне - левое крыло эсеров". В другом случае он утверждал: "Искусство свободно и не может держаться на штыках".

Поэта Есенина прежде всего волновало отношение новой власти к личности художника. В сентябре 1924 года Есенин заявил: "Писать в соответствии с продиктованной линией абсолютно невозможно". Об одном своем приятеле, члене партии, он отозвался так: "Единственная его беда заключается в том, что он любит коммунизм больше, чем литературу".

Есенин был рад переезду из Петрограда в Москву. Конечно, когда он два с лишним года назад приехал в столицу Российской империи, петроградские литературные круги встретили никому не известного поэта из деревни вполне благожелательно - его яркий талант бросался в глаза. Есенину грех было жаловаться. Но, несмотря на все, Есенина никогда не покидало ощущение, что в снобистской атмосфере петроградских салонов он чужой. Поэт Георгий Адамович вспоминал, какой прием в свое время оказали Есенину: "Есенин приехал в Петербург… и писатели встретили его с ироническим удивлением… Мнение Сологуба о нем было совершенно непечатным, Кузьмин хмурился, Гумилев пожимал плечами, Гиппиус, глянув на его валенки сквозь свой лорнет, спросила: "Что это у вас за гетры?"

Петроград оставался для Есенина интеллектуально изысканной столицей, Москва же казалась более русским городом, не таким европейским, как Петроград. Кроме того, в Петрограде за Есениным закрепилась репутация ученика Клюева. В Москве же он мог начинать как бы заново, с чистого листа, да и соперников на поэтическом ристалище здесь было меньше.

Тихое семейное счастье Сергея Есенина и Зинаиды Райх в Москве длилось недолго. Вскоре Зинаида Николаевна, которая собиралась рожать, уехала в Орел к родителям, а Есенин остался в Москве, где открылась новая страница его литературной биографии.

Дочка Таня родилась 29 мая 1918 года.

Как и три с половиной года назад, когда Анна Изряднова родила сына Юрия, Есенин и на этот раз не выказал особых отцовских чувств.

В Орле Зинаида Николаевна вскоре после рождения дочери пошла работать. Сначала она служила инспектором, потом заведующей театрально-кинематографической секцией окружного военного комиссариата, заведовала красноармейским клубом. Потом она перешла на должность заведующей подотделом искусств губернского отдела народного образования.

Вернулась Зинаида Николаевна в Москву только осенью 1919 года. Эти полтора года оказались переломными в семейной жизни Сергея Есенина и Зинаиды Райх. Впрочем, дело было, видимо, не в долгой разлуке - она не раз за это время наезжала в Москву, и c дочкой Танечкой на руках, и без нее.

Есенин ютился тогда в маленьком чуланчике дома Пролеткульта в бывшем особняке купцов Морозовых, построенного в псевдомавританском стиле. Чуланчик был завален старой разбитой мебелью и всяческим скарбом. Можно себе представить, как чувствовала себя Зинаида Райх в этом бедламе.

Но о том, как складывались отношения между супругами в тот период, рассказ впереди. А сейчас самое время обратиться к новому этапу в жизни Есенина - московскому, имажинистскому.

Назад Дальше