ИЗ: БОРИС СТРУГАЦКИЙ ОТВЕЧАЕТ НА ВОПРОСЫ БОРИСА ВИШНЕВСКОГО
- Я и сам хорошо помню эти события - мне было тринадцать лет, я перешел в седьмой класс, и именно тогда у меня начался тот процесс, который у Вас закончился, - расставания с иллюзиями. Было лето, мы с родителями отдыхали на даче, время от времени родители слушали "Голос Америки" и "Би-би-си", где почти круглые сутки говорили о чешских событиях. И для меня было потрясением то, что по радио, оказывается, можно говорить прямо противоположное тому, что пишут в газетах!
- К тому, что такие противоположности могут быть, еще во время венгерских событий я относился достаточно спокойно. Я тогда вообще мало интересовался политикой. И выслушав очередную порцию вранья по советскому радио, мы с Аркадием Натановичем говорили друг другу: все врут, да ну их к черту, давай не будем никогда впутываться в эти дела. У нас свои проблемы, помощнее этих: Вселенная, Космос, Разум, вечное движение к истине… Я очень хорошо помню наш разговор на эту тему, мы были тогда еще очень далеки от текущей политики. Политизированность наступила позднее, где-то во времена Двадцать второго съезда и выноса Сталина из Мавзолея. К тому времени я был уже вполне политизированным человеком. Появились друзья, которых раньше не было, наладился контакт с молодыми писателями - совершенно другими людьми, с другим идеологическим багажом. В моей жизни появились Миша Хейфец, Владлен Травинский (тогдашний ответственный секретарь журнала "Звезда"), великолепно ядовитый Илья Иосифович Варшавский, историк Вадим Борисович Вилинбахов и многие другие. Захватывающие беседы на политические темы сделали меня человеком политическим, чего раньше совсем не было. Вот вы заинтересовались какими-то политическими событиями в седьмом классе - а меня в седьмом классе такие вещи вообще бы не могли заинтересовать! Я был бесконечно далек от политики, она меня совершенно не интересовала, для меня худшего наказания, чем взять в руки газету, и представить было невозможно…
- Ну я-то тоже до чешских событий в газетах читал только спортивные новости…
- А я и спортивных новостей не читал! Вспоминаю вот сейчас замечательную историю о том, как я поступал в аспирантуру. Это очень хорошо характеризует мою прямо-таки патологическую аполитичность. Это был 55-й год, я сдавал экзамен по марксизму-ленинизму (всего экзаменов полагалось три). Теорию марксизма-ленинизма я знал блистательно, ответил так, что от зубов отскакивало, все было замечательно, экзаменаторы были очень довольны… Но вдруг одному из них пришло в голову задать вопрос, который касался политики - текущей политики. Я уже не помню, какой был первый вопрос. Но что-то я, видимо, не так сказал, потому что мне задали второй вопрос - крайне легкий, по их мнению: скажите, пожалуйста, кто у нас первый секретарь ЦК КПСС?
- Неужели Вы этого не знали?
- Ответ мой полностью характеризует мое знание современной политики. "Ну, там их несколько, - сказал я. - Один из них, например, Микоян…" - "Ах, там их несколько? - сказали мне - А кто же еще?" - "Ну, Ворошилов, по-моему, один из них", - ответил я. - "Так-так…" - сказали мне… Потом был задан еще какой-то вопрос, на который я ответил примерно в том же духе, после чего один из экзаменаторов заявил: "Ну, знаете, товарищи, я просто не знаю, что и сказать". Меня попросили выйти, я с ужасным предчувствием вышел и думал, что вообще все завалил. Но все-таки они поставили мне трояк - я получил первую тройку в своей студенческой жизни…
- Сразу вспоминается анекдот - "Бросить бы все к чертовой матери и уехать в этот Урюпинск…"
- Теперь-то я понимаю, как я выглядел тогда! Человек, который блестяще, "от сих до сих" и вдоль-поперек знает все основы марксизма - ленинизма, с цитатами из Ленина и всеми прочими онерами - и, оказывается, не знает, кто у нас первый секретарь!
Летом же датированы и два произведения АБС: повесть "Четвертое царство" - просто "лето 55-го", рассказ "Затерянный в толпе" - 24 августа. И еще один рассказ осенью: "Импровизатор" - 5 октября.
Но вернемся к АНу. Он уже в Москве.
ИЗ: КЕЛЛЕР Н. БОРИС СТРУГАЦКИЙ: С УХОДОМ БРАТА Я СТАЛ ДРУГИМ
Мария Стругацкая:
Когда отец демобилизовался, мама привела его в квартиру родителей в Москве. Дед принял зятя тепло - в институте Аркадий Стругацкий имел репутацию трудяги и способного человека. Папин стол поставили в кабинете деда. Там он работал и писал.
Вместе родители прожили почти сорок лет.
И вот письмо из Москвы в Ленинград. От АНа к БНу. Теперь Москва - уже постоянное место жительства.
ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ И МАТЕРИ, 19 НОЯБРЯ 1955, М. - Л.
Здравствуйте, родные мои!
События разворачиваются столь стремительно, что я не успевал присесть за письмо, и приходилось снова и снова трудиться для их развития в поте лица.
Первое и главное - меня вызвали в ИНИ и с поклоном пригласили поработать у них три месяца по договору с тем, чтобы не выпускать меня из рук. Оклад мой - 1350 р. С началом реорганизации ИНИ (в нач. января) я буду, по-видимому, взят в штат. И мало того: Аркадий Натанович, только недавно еще готовый смиренно трудиться за 830 р., теперь выражает недовольство (вместе со всеми своими сотрудниками, конечно) и требует повышения оклада. Сейчас этот вопрос рассматривается. Как я и ожидал, мне в Москве, в смысле работы, есть из чего выбирать. Тесть настаивает, чтобы я занялся научной деятельностью, и этого, вероятно, не миновать: в скором времени я сведу знакомство с нашими учено-японистскими кругами и буду выбирать тему для диссертации. Работать придется в области японской литературы. В общем, будущее более или менее озарилось приятными розовыми тонами. Живем мы очень хорошо, дружно, Машка растет, сидит, кусается. Скоро зубов у нее будет несть числа. Я занимаюсь по вечерам в одной комнате с И. М., у меня свой стол и пр. Продолжаю брать переводы и рефераты, хотя это довольно трудно - работать после напряженного рабочего дня. В общем - ура! ура!
Пока всё. Крепко вас целую, милая мамуська и Боб,
Ваш всегда Арк.
Бобу: когда ты пришлешь то, что я просил тебя? И еще пришли мою попытку бытовой повести. Еще раз целую, Арк. Привет от Ошаниных и от Ленки.
Есть в архиве Авторов еще одно письмо, точно датировать которое непросто. Но сначала само письмо:
ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, МАЙ 1955 (?), Л.- (?)
Дорогой Аркаша!
Подозреваю, что ты уже успел проникнуться к своему брату величайшим презрением и может быть мысленно даже исключил его из числа концессионеров. А между тем положение дел таково. Я через полторы недели сдаю диамат. Работаю сейчас очень много. Экзамен ужасен - по слухам приблизительно 50 % сдающих обычно получают пары, 30 % - тройки, подавляющее большинство прочих - четверки и редкие единицы - пятерки. С ума они там все, надо думать, посходили. Трепещу. В том-то всё и дело, что трепещу. Конечно, у меня остается свободное время - я валяюсь на диване, курю, думаю, но писать ничего не могу. Видишь ли, ты тоже занят и наверное побольше меня, но ты к писанию обращаешься как к отдыху, чего обо мне сказать сейчас нельзя отнюдь. Ты уж меня не виновать, дай срок. Конечно, первые два срока я, вероятно, нарушу, но зато потом, после первого топя, когда у меня фактически целый месяц будет свободен, я изо всех сил возьмусь за дело - честное слово. Так что ты уж меня не отстраняй от должности, а коли уже похерил, то восстанови вновь - ей-ей буду работать, но чуть попозже.
План твой зачел и обсудил. О части третьей говорить пока не буду - рано. Скажу только, что, пожалуй, надо будет пофундаментальней эту часть обсосать - она самая выигрышная - добавить больше приключений понетривиальней. Но это - потом. Относительно части второй. По-моему, Арк, ты впал в обычную ошибку всех авторов-межпланетчиков, когда предвкушаешь старательное обсасывание всевозможных технических подробностей, которые нужны читателю (по себе и прочим сужу), как цитаты из Маркса. Главный упор, по-моему, надо делать, во-первых, на психологию (не физиологию - всякие там штучки с организмом, хотя и это тоже можно - а именно психологию: переживания простака впервые в жизни оторвавшегося от родимой земли; со смертной тоской и страхом, которого сам не понимаешь, с бессонницей, с локтекусанием и прочими аксессуарами); во-вторых, на всяким сортом приключения (ну, можно и метеоритные поля, и межпланетный СОС, и просачивание космических лучей, никем не предусмотренное, и куча рассказов бывалого пилота… больше не придумал ни хера). Полет будет длиться примерно трое-четверо суток (это подсчитал я); ракета, поднявшись с поверхности Земли, начнет с постоянным ускорением, равным ускорению силы тяжести на Земле, приближаться по кратчайшему пути к месту встречи с Венерой. При среднем расстоянии перелета 125 миллионов километров, через 1,29 суток она достигнет середины пути и начнет замедлять скорость с тем же ускорением. Еще через двое суток она будет около Венеры с приблизительно нулевой скоростью. Максимально достигаемая скорость около 1000 км/сек. Все расчеты весьма приближенны, но дают порядок величины. И план может быть примерно таким:
Глава I (Первые сутки). Хлопоты по отлету. Ракета должна принять груз с ИС Луны. Экипаж занят. А. П. с двумя геологами таскаются по ракете, всем мешают и пристают, "чтобы им показали", пока капитан не посылает их к чертовой матери в каюту. Там они усаживаются, чувствуют себя очень ненужными и жалкими. Ведутся мрачноватые разговоры. Потом толчки, скрежет, беготня за стеной - все бледнеют: катастрофа. Ну, там пара каких-нибудь хохм. Оказывается, происходит переправление груза с небольшой ракетки с ИС Луны на "Хиус".
Всё под соусом критического остроумия А. П. Потом над ними сжаливаются, показывают Луну и Землю. Угнетающее зрелище. Все расходятся спать.
Глава II (Вторые сутки). А. П. просыпается и идет в кают-компанию. Завтрак. Все чувствуют себя прекрасно. Один из пилотов рассказывает какую-нибудь этакую легенду из развеселого бытия космонавтов ("Летучий Голландец", или там жизнерадостную историю как в метеорных полях "наши сети притащили мертвеца" в скафандре - в общем зубодробительное что-нибудь; ведь это уже приблизительно пятидесятый год звездоплавания - наверняка есть и легенды, и хохмы, надо их только придумать). Потом неСпицын начинает "чертовски веселую историйку" о приключениях самаркандского милиционера, и в этот момент на стенах вспыхивают красные лампочки - индикаторы космического излучения. Паника. Появляется Краюхин, командует одеть спецскафандры, но таковых по растяпству не захватили - слишком уж это невероятное происшествие, проникновение космических лучей. Краюхин выражается, пожимает плечами и садится за стол пить чай. Сцена. Все явно ощущают, как в них врезаются протоны. "Еще минут пять - и конец" - замечает К., глядя на секундомер. Через две кошмарных минуты лампочки гаснут. Все успокаиваются, причем никто так и не понял, о конце чего или кого говорил К. Краюхин встает и уходит, увлекая с собой капитана и помощника. Через секунду врывается помощник и обнадеживающе сообщает, что по всему кораблю лампочки горят, а здесь, по-видимому, просто перегорели. Опять сцена. Что-нибудь вроде "Без морали", но в миниатюре и без особых эксцессов. Наконец, лампочки гаснут везде. Все в холодном поту обращаются к чаю. Впоследствии оказывается, что это был громадный взрыв на Солнце, какие бывают в общем не так уж и редко. Мала вероятность только попасть в зону распространения лучей. До вечера развлекаются кто во что горазд, в основном пытаются подсчитать, какую дозу они схватили. Свободный от вахты пилот рассказывает превеселые вещи о людях, схвативших излучения сверх меры. Но - люди молодые, жизнерадостные, все постепенно приходят в себя, а Спицын сообщает, что бы он сделал с теми, кто взял в привычку описывать межпланетные перелеты, как полные увлекательнейших и безопасных приключений. За обедом все оживают, кроме капитана, у которого после разговора с Кр. пропал аппетит. Вечером радист сообщает, что он поймал сигнал о бедствии.
Глава III (Ночь и третьи сутки). В основном посвящена сигналу о бедствии. Где-то почему-то гибнет астроплан. Я этого не обдумал толком, но надо сделать так, чтобы они хотели, но совершенно не могли ему помочь. На тройку непилотов это действует дубинно. Ночью они не спят, а маются в коридоре, вспоминая, как хорошо было на Земле. Тут же краткая личная биография А. П. На следующий последний день полета попадают в небольшой метеорный поток. Краткое описание антиметеорного устройства и того, что было бы с ними, если бы такового не было. Живописные примеры того же словоохотливого пилота. Все облегченно вздыхают, когда им сообщают о том, что полет близится к концу. Вид ИС из окна Хиуса. Подлетает такси. Высадка на такси. Пара хохом - кто-нибудь что-нибудь забывает, новички суетятся, Спицын острит, пилот рассказывает об одном своем знакомом - Дубинин, слыхали? - который забыл второпях одеть штаны под скафандр. Перелет на ИС.
Глава IV (На ИС). Столовая и вообще коротенькое описание ИС глазами А. П., коего влекут ужинать вместе с прочими. Знакомство с доктором-начальником экспедиции, славный парень, большой хохмач. За ужином разговоры о внутренних делах ИС - всякие мелкие сплетни, анекдоты. История о крысах, которые как-то попали на ИС, освоились там, о титанической борьбе с ними героических работников космоса. На другое утро совещание - доклад о положении дел с экспедицией. Официальные представления. Зачтение приказа о смещении начальника ИС. Завтра отлет.
Глава V (Над Венерой). А. П. осведомлен о всевозможных исходах посадки. Его размышления по этому поводу, прерываемые ощущением невесомости - ракета идет на снижение. Ну, там скалы и пр. В общем, ракета села в болото и погрузилась по пояс в дерьмо - выйти невозможно, потому что нижний и средний люк под поверхностью трясины, верхний люк завален полезным грузом - этим люком почти никогда не пользуются. Вообще болото на Венере - новость для всех, даже для старожилов. Несколько неприятных минут. Разгрузка верхних отсеков, люк открывают, и тотчас же вспыхивают индикаторы, прикрепленные к скафандрам, и все лампочки в верхнем отсеке - страшная радиация, совершенно непредвиденных размеров. Все удирают внутрь и устраивают военный совет. Это надо обсосать - т. е. военный совет - в общем, они отправляются в путь, решают рискнуть. Конец II части.
Вот и всё пока. Главная идея главы: показать, что полет в пространство - это не в бирюльки игра и таким образом подготовить читателя к ужасам Страны Багровых туч и поведение наших героев в условиях этой любвеобильной планеты.
Засим припадаю к стопам; брат Борька [подпись]
Привет всем и пожелания.
Всё назад пришли и не без замечаний.
Сомневался в датировке и сам БН, ибо поверх письма, гораздо позже, он написал: "б/даты (до 1.06) 1955? Или 1954?" И еще слова "после первого июня, когда у меня фактически целый месяц будет свободен" подчеркнуты, и сбоку на полях запись БНа: "Видимо, это все-таки 1955 год, госэкзамены, а в августе - экзамены в аспирантуру".
1954 - быть не может, ибо вплотную АБС занялись СБТ в 1956 году. 1955 - тоже, ибо тогда (в мае) АН как раз демобилизовался, и простой расчет по дням не дает возможности даже понять, куда было направлено это письмо, если бы было написано в 55-м. Но датировать это письмо 56-м годом мешает выпускной экзамен по диалектическому материализму - выпускался БН все же в 55-м.
Понять, 55-й или 56-й год, мешает и то, что переписка АБС опять имеет лакуну - до июля 56-го года писем не сохранилось. Причем в дате первого (июльского) своего письма БН тоже сомневается, но об этом - дальше.
1956
Двадцатый съезд КПСС состоялся в Москве 14–25 февраля 1956 г. БН вспоминает:
ИЗ: БНС: "СПРАВЕДЛИВОЕ ОБЩЕСТВО: МИР, В КОТОРОМ КАЖДОМУ - СВОЕ"
1956 год, XX Съезд. Слушаю радио, чешу репу и думаю в некоторой растерянности: да-а, а Ленка-то права!.. Впрочем, к этому моменту мне и так уже понятно, что она права, а я - зеленый идиотик. Вот он - первый, малый, перелом. "Малый" - потому что и пять лет спустя я всё еще зеленый идиотик, со слабыми только проблесками здравого смысла.
Летом АН вновь посещает Ленинград, а затем переписка между братьями возобновляется.
ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 6 ИЮЛЯ 1956, М. - Л.
Дорогой Боб!
Если ты не забыл нашего уговора во время моего приезда в Ленинград, тебя не удивят эти листки. Мы (я и наши ребята, работающие над словарем) ждем твоей помощи и помощи твоих товарищей.
Сейчас я расписываю для словаря японскую математическую энциклопедию. Мы имеем японское выражение и его перевод на английский язык. Но перевести с английского на русский эти термины мы не можем, а наши местные специалисты - дубоваты, не хочется с ними связываться. Вот я тебе и посылаю первую сотню на пробу. Желательно, чтобы ты выполнил работу скорее и на следующих условиях:
пишется (вписывается) русский термин по форме
…..power series - степенные ряды.
В третьей графе указана область, откуда взят этот термин.
2. Просьба не гадать, а давать точный термин. Если сомневаешься - поставь под вопросом.
3. Дай посмотреть Хавину, он в этом деле дока, да передай ему my best complements.
Значит, буду в надежде. Что касается вознаграждения, то (безнадежный жест) самое большее - увидишь свою фамилию в предисловии к словарю. Но уж пожалуй, помоги бескорыстно, потрать время, это очень важно.
Теперь еще одно: ты что, вышел из компании по нашей книге? Прикажешь считать себя автором-одиночкой, или как? Я уже написал шестую главу и начинаю седьмую. Всего в первой части восемь глав. Думаю, до конца июля часть закончить. Вот, пока всё.
Жму руку, твой Арк.
Следующее письмо датировано автором: "28.7.1955". В дате "55" подчеркнуто, и рядом стоят три вопросительных знака. И уже гораздо позже на этом же письме БН написал: "Судя по письму АНа от 31.07.56, БН ухитрился перепутать год. Данное письмо датируется, видимо, 28.07.56. С другой стороны, как успело оно дойти в Москву за 3 дня? Хорошо работала почта. Примечание 17.07.1997 год (41 год спустя)". Путаница в датах этого и предыдущего письма БНа сопровождается еще и тем, что оба письма напечатаны с помощью одной и той же пишущей машинки (и даже лента на них, кажется, одна и та же - "убитая", так что буквы еле-еле просматриваются).