Правый глаз у Дамира практически заплыл. Но он молчал, безотрывно глядя в окно, словно превратившись в каменное изваяние.
– Да брось, стоит ли из-за такой ерунды расстраиваться! – Сашка шутливо толкнула друга в плечо.
– Из-за ерунды?! – Дамир взвился как ужаленный. – Действительно, п-полная ерунда! Было б о чем разговаривать! Я, как последний д-дурак, битый час в сугробе просидел, шевельнуться боялся. А потом начался цирк: сначала прикатил п-пузатый цыган на "Мерсе", орал, что сейчас порешит тут всех.
– Это Дмитрий Сергеевич, – вздохнула Сашка.
– Да нет, говорю же тебе, настоящий цыганский б-барон, я по телику таких видел, по НТВ.
– Да неважно! – Сашка устало махнула рукой. – Давай, рассказывай толком.
– А потом вообще менты п-приехали. С собакой! Та давай все закоулки обнюхивать. Ну, я не стал дожидаться, пока меня из с-сугроба откопают и в отделении чаем с малиновым вареньем отогреют, вскочил на велик – и деру. Пока гнал – думал: где ты? Засекли все-таки, или случилось что? Заглянул в окно – а ты дома давно, чаи распиваешь.
– Дамир, ну прости! Я правда очень виновата. Там лошади такой шум подняли – пришлось через забор сматываться, некогда было с воротами возиться. И представляешь: там высота – почти два метра, а Серый ее на раз перемахнул!
– Да ну тебя, Иноземцева, тебе же лошади дороже людей! Я тебе говорю, что нас уже по всему городу с собаками разыскивают, а ты мне опять про коня своего…
– Да потому что лошади поумнее некоторых людей будут! – взвилась Сашка.
Дамир схватил портфель и быстро ушел.
Сашка тут же пожалела о сказанном, но решила, что сейчас пытаться что-то объяснить бесполезно. "Завтра я подойду и извинюсь, и все будет по-прежнему", – с надеждой подумала она.
Кое-как высидев оставшиеся три урока, она помчалась в парк – навестить Серого. Конь встретил ее приветственным ржанием и благодарно захрустел сахаром. Сашка высыпала в старое ведро, которое нашла в углу, пять упаковок зерновой смеси для кроликов – все, что удалось найти в зоомагазине, – и накрыла коня теплым одеялом.
– Потерпи еще денек – завтра пятница, а в выходные мы что-нибудь обязательно придумаем. У тебя будет новый дом, просторный и теплый. И овса всегда вдоволь.
Серый всхрапнул, и Сашка любовно похлопала его по изогнутой шее.
– Ну, все, не до нежностей, я уже с ног валюсь… До завтра!
Едва оказавшись в своей комнате, она с облегчением рухнула на диван, не в силах даже стянуть джинсы.
А на следующее утро, зайдя в класс, она сразу же отыскала взглядом Дамира, но тот сидел, демонстративно отвернувшись к окну. "Ну и ладно. На надутых воду возят", – нахмурилась Сашка.
Закончился первый урок, и в коридоре, запруженной галдящей на перемене мелюзгой, Сашка догнала друга и поймала его руку. Но он смерил ее таким холодным и насмешливым взглядом, что она осеклась и не нашлась что сказать. Дамир выдернул ладонь из ее руки и ушел, так и не сказав ни слова. Словно оплеванная, она поплелась в класс.
Математика уже подходила к концу, когда в кабинет вошли двое незнакомых мужчин. Если минуту назад Сашке казалось, что хуже быть уже не может, то сейчас стало очевидно, как сильно она заблуждалась.
– Добрый день, кто здесь Александра Иноземцева? – вежливо поинтересовался молодой лейтенант.
Услышав свое имя, Сашка стала медленно сползать под парту.
– А в чем, собственно, дело? На каком основании вы прерываете урок? – изогнула бровь математичка.
– Районный отдел управления внутренних дел. Лейтенант Петренко. Вчера из частной конюшни был похищен племенной жеребец. Пострадавший в заявлении указал на Александру Иноземцеву как на возможного ценного свидетеля. Так что нам хотелось бы задать ей пару вопросов.
Неожиданно из папки, которую держал лейтенант под мышкой, рассыпались документы, и Сашка увидела пакетик с лоскутком красной материи. Он смутно напомнил ей что-то очень знакомое…
Спиной чувствуя буравящие взгляды одноклассников, Сашка медленно встала. Сердце ее металось, как жук в ладони, а язык присох к небу. "Все, прискакали", – обреченно подумала она, на негнущихся коленях подходя к двери.
И вдруг свет лампы стал ярким, просто нестерпимо ярким, до рези в глазах. "Ну, не хватало еще в обморок грохнуться при всех!", – промелькнуло в мыслях у Сашки. В классе поднялась невообразимая суматоха. Все бросились к окнам – в это невозможно было поверить, но в небе летел огненный шар, оставляя за собой широкий двойной след из белого дыма. Когда болид, летевший в сторону Челябинска, скрылся с небосклона, все, словно не в силах осознать, что действительно видели это своими глазами, разом загалдели:
– Самолет упал!
– А может, это метеорит?!
– Или корабль пришельцев?
– Нет, это ракета, война началась!
– Дурак!
– Сам дурак!
И вдруг раздалась оглушительная канонада, словно неподалеку взорвался склад с боеприпасами. Стекла в огромных окнах прыснули мелкими осколками, и все как по команде упали на пол, прикрывая голову. На улице истошно завыли автомобильные сигналки.
Среди всеобщей сумятицы и криков поднялась незыблемая, как айсберг, математичка и перекрыла гвалт громовым: "Встали в пары! Организованно! Идем! К выходу!". В коридоре, запруженном школьниками, сновали взволнованные учителя, напоминая жалкие островки в бурлящем потоке.
В раздевалке Сашка схватила с вешалки пуховик – и вдруг увидела разорванный рукав. Так вот почему лоскут ткани показался ей таким знакомым! "Видимо, зацепилась за гвоздь в конюшне той ночью", – холодея, догадалась Сашка. Вывернув куртку наизнанку, она вышла на улицу и со всех ног припустила домой. Пуховик был приметный – ярко-красный, канадский – только пару недель назад посылка от мамы пришла. Обычно после школы она заскакивала домой, чтобы перекусить и переодеться в старую куртку. А в ту злополучную ночь, как назло, она была в нем – да уж, просто мастер конспирации. "Вспоминай, вспоминай, была ли ты хоть раз в нем днем на конюшне", – твердила себе Сашка. Ясно, что Дамир не выдаст, как бы на нее ни злился. А остальные? Словом, пуховик, который превратился в важнейшую улику, необходимо было спрятать, и немедленно.
Заскочив домой – к счастью, Веры Георгиевны не было – она быстро переоделась, сунула пуховик в черный пакет и выбросила в мусорный бак в соседнем дворе, а потом со всех ног помчалась в парк.
"Серый, наверное, перепугался до смерти… А вдруг его тоже… выследили?!" – сердце Сашки сжимала тревога.
Но когда она вышла по тропинке к заветной прогалине, колени ее подкосились: на месте сторожки была лишь бесформенная груда обломков. То ли от ударной волны, то ли просто под грузом выпавшего за ночь снега старый тополь рухнул на ветхое строение, и оно сложилось как карточный домик.
– Серый, Серенький, – слабым голосом позвала Сашка, все еще надеясь услышать хоть какой-то отклик. Но в ответ – тишина. Звенящая в ушах тишина.
Сашка бросилась к завалу и, обдирая пальцы в кровь, попыталась приподнять ствол, называя Серого тысячей ласковых имен. Она выбилась из сил, но так и не смогла сдвинуть тяжелые обломки. Поднялась, пошатываясь, и побрела по колено в снегу, не разбирая дороги. Глаза застилала пелена слез.
– Прости меня. Прости! Я лишь хотела спасти тебя… Как же так, Серый?
До сумерек она бродила по безлюдным аллеям парка, насквозь продуваемого сырым февральским ветром, а затем поплелась домой. "Я должна все рассказать маме. Только она сумеет все расставить по местам", – обреченно подумала Сашка.
Во дворе слонялся Дамир. Заметив Сашку, он бросился к ней.
– Ты где опять пропадала? Твоя бабка вся на нервах, валокордина три пачки уже умяла, даже к моей матери с расспросами приходила, – тараторил он. – А та – вообще в шоке. Представляешь, она все это время думала, что Сашка – это мой новый приятель со двора! Умереть не встать! Постой… – Дамир только сейчас заметил ее опухшие от слез глаза. – Что случилось?
– Данька… Серый погиб, – прошептала Сашка, и слезы снова хлынули из глаз. – Это я во всем виновата, я одна…
Дамир подавленно молчал.
– Выходит, все было напрасно? – вздохнул он. – Судьба, значит, у него такая, Саша…
Сашка покачала головой.
– Это я одна во всем виновата. Мне и отвечать.
– Так, давай только без глупого геройства и жертв! Кончай тут театр разыгрывать. Иди домой и выспись хорошенько. И бабку успокой – она, поди, места себе не находит!
Сашка бесшумно повернула ключ в дверном замке и вошла. Вера Георгиевна сидела за кухонным столом, запустив пальцы во взлохмаченную царственную прическу и глядя перед собой остановившимся взглядом.
– Я… Я вернулась, Вера Георгиевна. Все в порядке, – охрипшим от слез голосом произнесла Сашка.
Вера Георгиевна вздрогнула, словно в шаге от нее разорвалась петарда.
– Хорошо. Иди к себе. Все разговоры отложим на завтра, – глухо произнесла она.
Сашка, облегченно выдохнув, проскользнула в комнату и включила ноутбук. Открыла окошко "Скайпа", но мамы в сети не было. "В Монреале же сейчас четыре часа утра, она спит, конечно", – догадалась Сашка.
Спать не хотелось, и, чтобы хоть как-то отвлечься, она зашла в соцсеть. В ленте все события прошедшего дня затмил собой метеорит. Все одноклассники и ребята со двора спешили поделиться, где и как их настиг этот эпохальный момент, выкладывали и делали перепост фоток и видео с камер мобильных телефонов и авторегистраторов, а также бравурных виршей – "Ничего так не бодрит, как с утра метеорит" – и шуточек вроде "Ну, и кто вчера обещал подарить любимой звезду?!"
"Мама, наверное, дико переживает – ведь в новостях, как обычно, раздули из мухи слона, что тут город чуть ли не в руинах лежит", – подумала Сашка и снова с тревогой посмотрела на значок "Скайпа". Словно услышав ее горячий призыв, он зазвонил, и открылось окно видеосвязи. Но вместо родного маминого лица она увидела Николь – встревоженную, осунувшуюся. Сердце Сашки сжалось от дурных предчувствий.
– Что случилось, Ники? – невольно вскрикнула она. – Где мама?
– Мама… Понимаешь, Саша… Жизнь иногда несп-гаведлива, так неспгаведлива…
И Николь зарыдала, спрятав лицо в ладонях.
– Боже, Николь, да что случилось?!
– Она согвалась… Обычная газминка перед вечегним выступлением. Она же всегда выкладывалась на полную катушку, не жалела себя. Лонжа обогвалась. Несчастный случай. Кто бы мог знать… Я звонила, звонила тебе – и вчега, и сегодня, но никак не могла пго-биться…
Николь все продолжала что-то говорить, говорить, перескакивая в волнении с ломаного русского, который никак ей не давался, то на французский, то на английский. Но Сашка ее уже не слышала. Оказывается, пока она тут играла в Зорро, ее мама…
– Она… умерла? – тихо спросила Сашка.
– Нет, нет! – почти закричала Николь. – Она сейчас в больнице Сан-Мигеле. Вгач говорит, что надежда есть. Слышишь, Саша, надежда есть. Она всегда должна быть, пока бьется сегце. И мы с тобой должны надеяться и вегить!
– Да, конечно… Спасибо, Николь, спасибо за все. Я должна поговорить с Верой Георгиевной. До связи.
Она закрыла ноутбук и спрятала лицо в ладонях. "Мама, мама, где ты, слышишь ли ты меня?!"
Вера Георгиевна так и сидела за кухонным столом, обхватив голову руками.
– Вы все знали, не так ли? – сухо спросила Сашк. – Знали – и не сказали мне ни слова!
– Я… не могла.
– Я должна быть там, с ней. Я знаю, что нужна ей.
– Она не приходит в сознание. Перелет очень дорогой. У нас нет лишних денег.
– И как только я могла предположить!.. В вас же не осталось ничего живого, человеческого! У вас часы с кукушкой вместо сердца!
Не в силах больше сдерживать слезы, Сашка бросилась в свою комнату, рухнула на диван и зарыдала, яростно колотя кулаками подушку: "Старая, мерзкая, злая ведьма!"
Девочка сотрясалась от рыданий – ей казалось, что сердце сейчас вот-вот разорвется пополам, и не было сил даже сделать полный вдох. Но затем она впала в странное отупение и незаметно провалилась в беспросветное забытье…
Дождавшись, пока в соседней комнате все стихнет, Вера Георгиевна тяжело поднялась и взяла телефонную трубку.
– Антон Борисович, доброй ночи. Бога ради, простите за поздний звонок. Я по поводу той иконы, которая вас так интересовала, помните?.. Ваше предложение еще в силе? Да, можно прямо завтра. И, голубчик, не могли бы вы рекомендовать мне толкового риелтора? Одной из моих давних подруг нужно срочно продать квартиру. Да, минутку, записываю…
Попрощавшись, она прислушалась к тишине, а затем осторожно приотворила дверь, вошла и села на край дивана. Провела рукой по спутанным волосам Сашки, убрала с лица мокрую от слез прядку.
– Девочка моя, как же многого ты еще не понимаешь… Ей нужны лекарства, уход. Каждый день в клинике стоит уйму денег, а перелета через океан она не выдержит… Я последнюю рубашку сниму и продам, чтобы она жила… Чтобы ты не стала сиротой…
Проснувшись среди ночи, Сашка долго лежала, вглядываясь в темноту. Вот было бы счастье, если бы оказалось, что все это сон, лишь страшный сон – и гибель Серого, и травма мамы.
"Который час? По ощущениям – давно за полночь…". Она на ощупь нашла под подушкой мобильник и нажала кнопку. Даже слабый голубоватый свет экрана заставил ее зажмуриться от рези в опухших от слез глазах. Голова раскалывалась, сухие губы растрескались. Забыть бы весь этот ужас хоть на мгновение, не чувствовать зияющей раны в груди.
Вдруг Сашка заметила, как на оконной занавеске в лунном луче мелькнула большая смутная тень. Ее сердце ухнуло вниз. Переборов страх, она на цыпочках подкралась к окну и отогнула край шторы. Ей пришлось зажать рот ладонями, чтобы сдержать вскрик: там, по колено в сугробе, стоял Серый. Не веря своим глазам, Сашка всмотрелась, силясь понять, что же так сильно изменилось в его облике. В лунном свете конь казался серебристым, почти белым, и искрился, словно весь был соткан из лунного сияния.
"Призрак!" – ужаснулась Сашка. Но Серый, словно заметив ее, притаившуюся за шторой, нетерпеливо всхрапнул. Сашка распахнула окно и сиганула в сугроб. Она порывисто обняла коня за шею и уткнулась лицом в пахнущую морозом гриву.
– Что ты, что случилось? – раздался приятный, с хрипотцой баритон. Сашка отшатнулась. – Не пугайся! Это я. Да ты же босая!
Сашка машинально опустила взгляд – а ведь и правда, как была в постели, так и выскочила…
– Давай, забирайся! – сказал Серый.
Сашка легко вскочила на него, и конь подвез ее к распахнутому окну. Натянув колючие шерстяные носки, она уселась на подоконник, обхватив руками острые коленки.
– Как тебе удалось спастись?
– Я ждал знака, и когда небо озарилось, понял: пора! Ну, и вдарил по двери копытами со всей дури. А потом еще разок, на прощанье. Ну, сторожка и развалилась…
– При чем тут метеорит? – непонимающе переспросила Сашка.
– Ну… это долгая история. Главное, что я отбыл наказание и могу вернуться.
– Куда?
– Домой. В Гриндольф.
– Это… где-то в Англии? – наугад спросила Сашка.
– Нет. Это… чуть дальше. Но метеорит – это верный знак, что я заслужил прощение и сегодня ночью мне откроется лунная дорога. Так что я пришел проститься… Знаешь, – после долгого молчания тихо проговорил лунный конь. – Я без сожаления покидаю ваш безумный мир, в котором прожил больше ста лет. И единственное, что я уношу в своем сердце, – это ты, Воробушек.
Сашка вздрогнула – так в детстве называла ее мама, ероша дочкины непослушные волосы.
– Откуда ты знаешь? – выдохнула она.
– Люди даже не догадываются, насколько лошади чутки к волнениям их души. Стоит лишь настроиться на нужную волну – и можно читать мысли, как открытую книгу.
– Кто ты, Серый? На самом деле?
– Человек. Надеюсь, что все еще человек… Хотя сейчас в это трудно поверить. Впрочем, за время своей жизни тут, на Земле, я сотни раз сомневался в том, что существа, которые выглядят как люди, имеют право ими называться.
– Так что, ты заколдованный? Еще скажи, что тебя просто поцеловать нужно, как лягушку-царевну, чтобы спали колдовские чары, – Сашка невесело усмехнулась и осеклась, вспомнив, что не раз чмокала коня на прощанье.
– Нет, – сказал конь, словно уловив ее мысли. – Все, к сожалению, не так просто. Я лишился человеческого облика и был изгнан из родных мест в наказание за один поступок, при воспоминании о котором на меня накатывает стыд. Но мое изгнание подошло к концу.
– Ну что ж… Я… так рада за тебя, Серый. Правда. Расставаться всегда тяжело, но если вспомнить, что еще час назад я была уверена в твоей гибели… Лучше уж так. Прощай!
Конь медлил, переминаясь с ноги на ногу.
– Я не могу оставить тебя одну сейчас, когда тебе так плохо.
– Понимаешь, Серый… Мама… Она там, может быть, умирает. А я – здесь… И ничем не могу ей помочь! Знаешь, может, это и глупо, но мне кажется, если бы я сейчас была с ней, если бы могла просто взять за руку, рассказать, как сильно я люблю ее, как она нужна мне, она обязательно нашла бы в себе силы и открыла глаза.
Конь слушал, понурив голову.
– Она там совсем одна; провода, трубки, приборы – и врачи кругом! Она ни разу в жизни не ходила к врачам, даже простудой никогда не болела…
Серый на мгновение устало прикрыл веки и замер, словно прислушиваясь к едва слышному шороху.
– Она спит. Ей было больно. Очень. Сейчас боль ушла. Но она измотана, устала бороться. Мечтает стать свободной, крылатой.
– Нет, нет, нет, нет! – потрясенно зашептала Сашка. – Я должна ее спасти, вернуть! Что же делать?! Что же делать, Серый?!
– Ее так сильно манит свет дальних звезд… Ее уже не удержать, Саша…
– Нет, нет, – твердила она. – Должен быть какой-то выход! Обязательно должен быть! Она же сама учила меня: не сдавайся, никогда не сдавайся!
Серый помолчал, словно терзаемый сомнениями.
– Если кто и может помочь, то он один. Он все может, – тихо сказал он.
– Кто? Да говори же, не молчи!
– Искобальд. Он живет в моем мире – по крайней мере, там я его встретил, на свою беду, сто лет назад. Но не волнуйся – по моим сведениям, ему на тот момент уже стукнуло лет семьсот, так что шанс застать его в добром здравии еще есть.
– Он врач?
– Маг.
– Маг? В смысле – волшебник?
– Ну да.
– Ты проводишь меня к нему?
– Да. Только… А впрочем, будь что будет, терять мне уже нечего!
Огромная луна выглянула из-за тучи и залила все призрачным серебристым сиянием.
– Надо спешить! – взволнованно сказал конь.
– Дай мне минуту!
Сашка одним махом вытряхнула все из школьного рюкзака, затолкала шерстяные носки, свитер, карманный фонарик, спички. После секундного колебания она взяла клочок бумаги и черкнула пару торопливых строк – оставить Веру Георгиевну в полном неведении было бы бесчеловечно. "Я скоро вернусь. Не волнуйтесь, все будет хорошо".
Поставив уверенную точку, она еще раз пробежала глазами записку, накинула куртку и пулей вылетела в окно.