– Вот и славно, борись за нее и не сдавайся, даже если будет казаться, что весь мир ополчился против тебя. Только будь осторожна, загадывая желания. Знал я одного паренька – он, насмотревшись на богатое убранство господского дома и беспечную жизнь молодого баронета, его ровесника, пожелал, чтобы его окружали россыпи драгоценных камней. И уже через полгода горбатился в Самоцветных горах, – старик печально усмехнулся.
– А вам доводилось слышать что-нибудь о Искобальде? – отважилась спросить Сашка.
Услышав имя мага, старик отшатнулся и бросил на нее изумленный взгляд.
– Что ты, что ты, деточка! – быстро зашептал он. – В уме ли ты? Это имя вслух… Не смотри, что мы по лесной тропе бредем, неизвестно, что за звери тут обитают… Упаси тебя бог расспрашивать о нем у первого встречного! Сгинешь как в тумане – только поминай как звали. Обожди, найдем спокойный привал, расскажу что знаю.
Когда солнце стояло в зените, они остановились на опушке леса. В тени развесистых деревьев весело журчал ручеек, петляя между огромных, поросших мхом валунов. А на полянке, где пригревало полуденное солнце, стрекотали кузнечики и щебетали пичужки. Сашка в изнеможении растянулась на лужайке и с удовольствием вздохнула душистые запахи разнотравья, от которых слегка кружилась голова. Она заметила, что под листочками прячутся ягоды лесной земляники – ароматные, с тонкой кислинкой, – и быстро набрала полные ладони. Меж тем Римдал (так назвался старик) достал из котомки остатки каравая и разделил хлеб на равные половинки.
– К закату выйдем к деревеньке, авось приютят странников, – сказал он.
– А далеко до твоего дома, Римдал? – спросила Сашка.
– Да как поглядеть. Дорога домой всегда полна неожиданностей, тут и загадывать не должно. Иногда мне кажется, что моим уделом будут лишь скитания по свету, – с грустью ответил старик.
Сашка заметила на тыльной стороне ладони Римдала маленький знак – круг, в который был вписан высокий треугольник без основания.
– Что это значит? – заинтересовалась она.
– Ишь, глазастая какая, – улыбнулся старик. – Это знак моего клана. Только никого уж в этом мире не осталось, я один.
Когда с нехитрым обедом было покончено, он привалился спиной к огромному валуну, прогретому солнцем, и, сплетая коробок из ивовой коры, начал рассказ:
– То имя, которое ты, деточка, произнесла, – под запретом. Когда-то очень давно, в прежние времена, люди жили в мире и друг с другом, и с существами из сопредельных миров. Забравшись глубоко в лес, можно было случайно встретить речную нимфу, цветочных фей, проказников пикси – это такие чудные создания, похожие на пятилапых кроликов. Лесные или озерные феи могли подшутить над человеком, заморочить ему голову, заманить в непроходимое болото или заставить до одури гоняться за ускользающим кладом. Но обитатели разных миров не враждовали.
Маг, имя которого ты произнесла, был самым могущественным из всех, кто странствовал в подлунном мире. Для него не существовало преград, он мог принимать любой облик, какой вздумается. Он жил так долго, что никто уже не мог сказать наверняка, сколько ему лет – сто, триста или все семьсот. Мне однажды довелось услышать песнь странствующего барда, где рассказывалось, что он родился в королевстве лесных нимф. Его мать имела неосторожность полюбить простого смертного, а он разбил ей сердце. Королева нимф сурово покарала ее за запретную любовь, превратив заплаканную деву в водопад. Сказывают, если искупаться в его водах, можно излечиться от неразделенной любви. Но при виде осиротевшего орущего крепыша сердце королевы дрогнуло, и она позволила лесным нимфам воспитать младенца и обучить его всем премудростям.
– А почему его имя оказалось под запретом?
– Все изменилось, когда старый Оберон отправился к праотцам. За полвека, которые он провел на троне (и надо признать, он был не самым плохим правителем за историю Гриндольфа), все настолько свыклись с заведенным порядком вещей, что он считался извечным, незыблемым. Королевские причуды и внезапные перемены настроения казались сродни капризам погоды, на которые грех сетовать и обижаться – нужно просто принять как данность. И так как Оберон всегда отличался любвеобильностью, среди многочисленных наследников тут же началась грызня за трон. Эта междоусобица длилась несколько десятилетий и обескровила страну. Все прямые потомки великого короля и его ближайшая родня были вырезаны как стадо баранов.
– А давно он умер? – спросила Сашка.
– Да, почитай, уж больше ста лет назад, – задумался Римдал. – Так вот, в конце концов после череды коронаций наиболее пробивных прямых и кривых потомков на троне оказался малолетний Пафнукай – хилый, скрученный тысячей недугов и целыми неделями не вылезающий из пуховой постели. И пока его оберегают от малейшего сквозняка и волнения с десяток нянюшек и толпа разномастных целителей, которые своими снадобьями уморили бы и пышущего здоровьем бугая, страну держит в железном кулаке лорд-канцлер Кронк. Фелфиола, мать наследника, всецело доверяет ему, и он умело пользуется ее расположением. Никто и никогда не слышал смеха Кронка, не видел искренней доброжелательной улыбки на его губах. Он – словно восковая фигура, бездушная, чуждая человеческих радостей и печалей. Поговаривают, он сам присутствует на пытках, и ни один мускул не дрогнет на его лице, сколько бы ни кричал и ни корчился от боли несчастный.
Сашка невольно поежилась, словно от порыва холодного ветра.
– Ох, язык мой – враг мой, прежде ума рыщет, беды ищет, – пробормотал Римдал. – Вишь, разлился соловьем на рассвете.
– Нет, продолжай! – воскликнула Сашка.
– Так вот, сказывают, что Кронку в детстве вещунья предсказала мучительную смерть от девушки-чужестранки. И он с тех пор на дух не выносит чужаков, да и на девицу никогда милостиво не взглянет, как бы миловидна та ни была. Но пуще всего пострадали предсказатели, волхвы, странствующие сказители да целители-травники. Никто не уцелел: заморили в застенках, замучили в пытках. Сказывают, – тут старец понизил голос до едва слышного шепота, – что чем безраздельнее становится власть Кронка, тем более одолевает его страх за собственную жизнь. Вот он и пытается выведать у тех, кто знал непознанное, нет ли верного средства, чтобы изменить предначертанную судьбу. Сотни бесславно сгинули в этих гонениях. Пропал и Искобальд. Люди разное сказывают: кто-то утверждает, что соглядатаям Кронка удалось-таки выследить и волшебника. Я бы многое дал, чтобы взглянуть на это! – И старик заливисто, от души, расхохотался. – Вот потеха! С копьями и пищалями – против магии Искобальда!
Отсмеявшись вволю и вытерев глаза тыльной стороной ладони, Римдал серьезно посмотрел на Сашу.
– Я думаю, ушел он потому, что тошно ему стало смотреть на мракобесие, что вокруг творится, – задумчиво добавил старик. – Но он вернется. Люди ждут и втайне надеются. Не может он обмануть, растоптать огонек их веры.
Сашка вздохнула. Ну вот, час от часу не легче – оказывается, Искобальд словно сквозь землю провалился. Она, конечно, не рассчитывала увидеть дорогу, вымощенную желтым кирпичом, которая приведет к мудрецу-чародею, но теперь и слабая надежда растаяла – ищи ветра в поле. "Нужно Серого разыскать и рассказать, как все тут переменилось за время его жизни на земле", – устало подумала Сашка.
Солнце уже не припекало в самую маковку. Римдал поднялся, чтобы продолжить путь, и Саше ничего не оставалось, как плестись за ним следом в надежде, что в деревне удастся разузнать хоть что-то про отважного коня.
Деревеньку Блюмсдейрибрю можно было окинуть взглядом быстрее, чем произнести ее название. Полтора десятка домиков, крытых соломой, теснились у излучины быстрой реки. Стоя на вершине холма, Сашка невольно залюбовалась красотой заката – и река, и лес, и окрестные луга заливало мягкое золотое сияние. Таким покоем и безмятежностью дышало все вокруг, что тиски тревоги, сжимавшие сердце Саши, ослабили хватку.
– Пойдем, стоит поторопиться, после наступления сумерек дверь ни одного дома в деревне уже не откроют, – предупредил Римдал.
Сашка сбежала с холма, раскинув руки, стремясь ощутить ладонями ласковые прикосновения высоких луговых трав.
– Помни, ты – моя внучка. В разговоры не мешайся и держи ушки на макушке, – дал последнее наставление Римдал, прежде чем постучать в окошко крайнего дома.
На стук из-за двери выглянула дородная женщина. Рукава ее простого платья были закатаны до локтя, открывая запачканные мукой большие руки, а за подол крепко уцепились трое чумазых ребятишек. Она окинула путников хмурым взглядом.
– Чего?
– Мы бедные странники, пусти переночевать, хозяюшка, – примирительно сказал Римдал.
– И самим тесно, семья большая, – отрезала селянка.
– Мы с внучкой в уголке притулимся, никого не стесним. Кстати, Тобиас шлет вам сердечный привет.
Женщина изменилась в лице, быстрым взглядом окинула окрестные холмы и посторонилась, впуская их в дом. Муж и старшие сыновья селянки уже вернулись с поля, и Римдала пригласили за стол. Сашку дети затащили в свой закуток, чтобы похвастаться сокровищами: перламутровыми двустворчатыми раковинами, найденными на речном мелководье, разноцветными камушками и старой жестянкой, в которой хранилась почти истлевшая страница книги с изящной рукописной вязью и миниатюрой. На ней была изображена прекрасная дева, которая расчесывала гребнем золотые волосы, сидя над обрывом у реки.
– Что здесь написано? Ты умеешь читать? – спросила она у старшей девочки.
Та испуганно посмотрела на нее и быстро оглянулась на мать.
– Нет, никто из моих детей, слава премудрой заботе Верховного Правителя, грамоте не обучен, – поспешно отрезала та.
Сашка заметила, как Римдал грустно покачал головой.
Возясь с малышней, девочка чутко прислушивалась к разговору за столом. Только ничего разобрать было невозможно: взрослые словно дурачились, выдавая одну заковыристую загадку за другой. Головы их сдвинулись над столом, а беседа велась едва слышным шепотком.
– Сокол гнездо свил да птенцов выводит. Но лето уж на убыль пошло, каждый день на счету, успеет ли поднять их на крыло? – спрашивал хозяин.
– Зерно уродится – и птицы высоко летать станут, – отвечал старик.
– Урожай-то хорош, только повадились вороны его клевать, – вставил хозяин.
– Сыновья у тебя крепкие, неужто оборониться не в силах?
– Да боюсь, как бы им вороны глаза не выклевали, – ответил хозяин.
Закончив трапезу, глава семьи набил трубку, расположившись у тлеющего очага, а хозяйка принесла детям ржаной хлеб и теплое молоко. Быстро умяв нехитрый ужин, они тесным кружком расселись на полу у ног Римдала, задумчиво смотревшего в догорающие угли.
– Что, детки, рассказать вам предание про стародавние времена? – спросил старик.
– Да! Да! – наперебой закричали дети, словно только и ждали этого вопроса.
И странник начал повествование:
– Давным-давно, в те далекие времена, когда народы еще не вели летописей, а передавали сказания из уст в уста, в одном селении, стоящем на обочине большой торговой дороги, в семье настолько бедной, что хлеб пекли только по праздникам, появился на свет мальчик. Повитуха, взглянув на хилого сморщенного младенца, лишь горестно покачала головой и плюнула в угол, чтобы отогнать злых духов. Впрочем, против ее ожиданий, заморыш цепко ухватился за жизнь и к семи годам вырос в неказистого, но смышленого и шустрого мальчугана. Правда, был он нелюдимым и со сверстниками дружбы не водил. Деревенские мальчишки высмеивали и шпыняли его почем зря. Милее всего его сердцу было убежать из бедной лачуги, забраться на край высокого обрыва над рекой и грезить о великих подвигах и несметном богатстве.
Однажды с ветки дикой яблони, в тени которой он прилег в знойный полдень, упало и подкатилось прямо к его ногам спелое яблоко. И было оно столь соблазнительно на вид – золотистое, с румяным бочком и душистым ароматом, что мальчик тут же схватил его и жадно поднес к губам. Но когда зубы вонзились в сочную мякоть, он ощутил во рту лишь горечь и затхлость: яблоко оказалось изъедено червоточиной. Со злостью он отшвырнул его в сторону и вдруг заметил, как в надкушенном плоде извивается червячок. Преодолев брезгливость, он с любопытством склонился над яблоком и стал его разглядывать. И вдруг червячок вытянулся, как стрелка часов, и начал медленно раскачиваться из стороны в сторону.
– Ты призван править миром, – произнес странный голос, глухой и тихий, словно он доносился из-под земли. Мальчик в изумлении оглянулся по сторонам, пытаясь понять, кто разыграл с ним злую шутку, но вокруг не было ни одной живой души.
– Это я, да приглядись же повнимательнее, я прямо перед тобой, – требовательно взывал голос.
Все еще не веря своим глазам, мальчик медленно протянул руку, поднял яблоко и поднес его к глазам. Червяк все так же продолжал раскачиваться, немыслимым образом удерживая равновесие на самом кончике хвоста.
– Повторяю: ты рожден править миром, одерживать победы в кровопролитных битвах и порабощать целые народы. Ты будешь жить в поразительной красоты дворце, окруженный роскошью и угодливыми слугами, готовыми явиться по легкому щелчку пальцев и исполнить любой каприз. Самые прекрасные девы будут добиваться твоего расположения, ловить каждый твой взгляд, внимать каждому слову. У тебя будет слава, богатство и абсолютная власть. Нужен лишь грамотный и мудрый советник, который будет тебя направлять…
Завороженный обольстительными речами червя, которые трогали самые потаенные струны его души, превосходя по размаху даже самые честолюбивые помыслы, мальчик как завороженный склонился к яблоку, боясь пропустить хоть слово. Воспользовавшись моментом, червь тихо скользнул в его ухо. Мальчик вздрогнул, вскочил и запрыгал на одной ноге, пытаясь вытряхнуть незваного гостя. Его переполняло противное, гадливое ощущение, словно он нечаянно прикоснулся к чему-то нечистому, зловонному. Мальчика вырвало от отвращения и страха. Но через некоторое время тревога улеглась, и на смену ей пришла неведомая ранее уверенность в собственных силах, в своем праве на превосходство.
Парень вернулся домой и ни единым словом не обмолвился об этом удивительном происшествии.
Однако с того памятного дня его жизнь потекла по совершенно иному руслу. Он обрел невиданную власть над сверстниками, которые еще вчера потешались над ним. Его речи завораживали и зажигали, он быстро научился управлять деревенскими детьми, точно послушными марионетками, играя на их страхах и слабостях. Разумеется, мальчик приписывал все свои успехи лишь собственным талантам, которые наконец-то раскрылись в полной мере, а тихий присвистывающий шепот, который время от времени звучал в его голове, считал голосом здравого смысла. Он и сам не замечал, что с каждым днем этот шепот становится все более властным, настойчивым, требовательным, подавляя его желания и порывы, и вскоре уже не мог разделить, где его собственные мысли, а где – чужие, нашептанные червем. Червь проник в его мозг и с каждым днем рос, выгрызая все новое пространство.
Прошли годы. Мальчик вырос, возмужал – он не остался в родном городке, а подался в столицу и вскоре достиг высокого положения при дворе правителя. Год за годом юноша укреплял свои позиции, вербовал сторонников, просчитывал ситуацию, словно шахматную партию, и наконец свергнул благодетеля и сам стал верховным правителем той страны. Он правил жесткой рукой, люди трепетали при одном его упоминании. Но ни один приближенный не смел называть своего правителя по имени, прикасаться к нему, прямо смотреть в глаза. Вокруг него была пустота, мертвая зона – так под тенью кроны большого дерева не растет трава. И хотя его окружало множество людей – придворная знать, министры, законописцы, дворцовая гвардия и целая тьма слуг, – он был одинок, как солнце на небосводе. Сосредоточив в своих руках неограниченную власть и богатство, он лишился живых чувств, его сердце словно покрылось ледяной коркой. Змей день за днем выгрызал из его памяти светлые воспоминания о прекрасных, трогательных моментах.
С годами люди стали замечать, что их повелитель совершенно не старится: лицо превратилось в неподвижную холодную маску, а вынужденная улыбка напоминала механический оскал. Он отгородился от мира за стенами замка и жил там, словно узник. Бесконечные захватнические войны истощили его страну: хотя очертания империи на карте уже напоминали огромную жирную жабу, он гнал войска все дальше.
И вот однажды он ужинал в одиночестве, в дурном расположении духа, отослав слуг. И вдруг ему в горло впилась острая рыбья кость. Он закашлялся, лицо налилось кровью и побагровело, глаза вылезли из орбит, он открывал рот, как выброшенная на берег рыба, но не в силах был крикнуть или позвонить в колокольчик, чтобы позвать на помощь. Когда спустя пару часов встревоженные слуги все же решились приоткрыть двери, они увидели распростертое на полу бездыханное тело. Но самое страшное и загадочное заключалось в том, что после смерти он почернел и ссохся, как изюм, и хоронить его пришлось в спешке и великой тайне.
Старик усмехнулся, обводя взглядом потрясенные лица детей.
– Ну все, пора по лавкам – чуть свет вставать! – устало проговорила хозяйка, глубоко вздохнув и заправив выбившиеся седеющие пряди под чепчик.
Ребятня, как стайка воробьев, прыснула из дома – в летнюю пору дети спали в ветхом амбаре, примыкавшем к срубу. По хлипкой приставной лестнице Сашка забралась на сеновал, напоенный сладковато-терпким запахом лежалого сена, от которого защипало в носу. Дети орущей гурьбой повалились в сухую траву. Вскоре все смолкли, лишь изредка доносился шепоток. Через щели в старой деревянной крыше просвечивало ночное небо. Мириады звезд источали мягкий свет и заговорщически перемигивались. "Где же Серый?" – с грустью думала Сашка. За весь вечер ей так и не представилось удобного случая расспросить деревенских ребят, не видел ли кто серого в яблоках коня, забредшего из леса.
Едва забрезжил рассвет, хозяйка подняла детей, чтобы отправить в поле – в разгаре был сенокос, и любые руки были не лишними. А Сашку у порога уже дожидался Римдал.
– Хуже нет замешкавшихся постояльцев, – пояснил он. – Все чужаки в этих местах сразу на виду, но про твоего приятеля никто не слышал. Видно, рано нам еще прощаться. – И старик лукаво улыбнулся.
Ноги у Сашки гудели после вчерашней прогулки, но настроение было приподнятым – она предвкушала, какие красоты откроет перед ними раннее утро на просторе лугов Гриндольфа. В придорожных зарослях прятались безвестные пичужки, приветствуя разгорающийся день веселыми трелями. Сашка шла задумавшись и пожевывая сладкую травинку. На пути то и дело попадались земляничные полянки, и она отставала, чтобы набрать в лист лопуха ароматные ягоды.
Бросив случайный взгляд на дорогу, девочка увидела облако пыли, которое быстро росло. Вскоре уже можно было различить одетых в черное всадников на вороных конях. Сашка хотела крикнуть, предупредить Римдала, силуэт которого виднелся вдалеке, но он сам, почувствовав опасность, резко обернулся. Старик махнул рукой, и Сашка, повинуясь его знаку, ухнула в густую траву у обочины. Вскоре она различила громкие всхрапывания разгоряченных коней, гортанные крики всадников и свист хлыста, рассекающего воздух.
Когда звуки стихли, она чуть приподняла голову и увидела, как всадники удаляются прочь, волоча старика на веревке, притороченной к седлу. Сашка всхлипнула и зажала рот ладонью, провожая взглядом быстро удаляющиеся фигуры.