- Вот именно! И если бы не это, я бы побирался сейчас, как Гришин. Но ведь и Макс ест колбасу на деньги, которые он зарабатывает именно у моего отца. Работа пустяковая: принеси-отнеси. А платит ему отец приличные "бабки".
- Я знаю, что приносит и уносит Гришин. Это он таскает еду женщинам, а уносит и вываливает в мусорные баки куски мяса зебры…
- Считай, что у него больше нет работы…
- Послушай, Кирилл, да очнись ты! - Маша потрясла его за плечи. - Какая работа?
О чем ты, если сейчас в подземелье освобождают ваших пленниц, а твоего отца наверняка арестовали и повезли в Бутырку? Думаешь, мои родители бездействуют? Ты их просто не знаешь! Никита знает, где я была, и догадывается, что меня могут прятать только здесь, на вашей даче… Ты думаешь, почему я отсюда сбежала? Да потому, что когда ты меня бросил, умчавшись на мотоцикле, я набрела вот на такую же теплицу. И я почувствовала запах супа. Противного супа, который вы варите для своих рабов. Я же не слепая, я сразу поняла, что на вашей даче трудятся десятки людей. Ты оглянись, какая кругом красота…
Она замерла, вдыхая чудесный запах свежих гвоздик, которых здесь, в теплице, было тысячи… Их кроваво-красные густые соцветия составляли такой контраст всему, что творилось в душе стоящего перед ней подростка с красивым именем Кирилл, что Маша даже зажмурилась, в который раз мечтая открыть глаза и оказаться у себя дома.
-… такая красота, - продолжила она, - но создана она ценой страданий многих людей. Они тоже хотят жить по-человечески, и, если они приехали в Москву на заработки, значит, их заставила жизнь.
- Будь они поумнее и посильнее духом, уж давно выбрались бы отсюда, - неожиданно сказал Кирилл. - Но это люди низшего сорта. Так говорит мой отец.
- А что говорит твоя мама? Она такая же жестокая, как и ты?
- Моя настоящая мама давно уехала из Москвы. Отец ее выгнал. А та, что живет с нами, никакая мне не мать. Ладно, хватит говорить. Пошли отсюда. Ты-то не из их породы, - он кивнул куда-то вниз, судя по всему, имея в виду своих рабов. - Так что пользуйся моей добротой…
Они вышли из теплицы и направились к дому.
Сад, залитый лунным светом, представлял собой потрясающее зрелище. Круглые клумбы между деревьями, белые скамейки, голубые шелестящие над головами кроны яблонь и вишен… И как дворец возвышался перед ними дом. Дача Атаевых.
- Если хочешь, то пойди в дом, отдохни. Я тебе приготовлю что-нибудь попить. Сейчас приедет отец. И если ты обещаешь молчать про то, что я тебе сейчас сказал, то уйдешь отсюда живой…
Маша поняла, что разговаривать с ним бесполезно. Атаев-старший, видно, так обработал ему мозги, что никакая логика и здравый смысл не сможет поколебать убежденности в своей правоте и безнаказанности.
- Хорошо. Я буду молчать. Между прочим, я проголодалась. Там, в саду, я видела мангал, мы проходили мимо. По-моему, там торчали шампуры с мясом, а?
- То-то, - хмыкнул Кирилл. - Я знал, что не ошибся в тебе… Я мигом. Только свет не включай. Ни к чему это.
А Маша, взглянув в окно, подумала, что с больной ногой она и на мотоцикле далеко не уедет.
Однако, когда за Кириллом закрылась дверь, она на одной ноге допрыгала до холла, нашла в темноте телефон и, с трудом различая при лунном свете цифры, набрала номер домашнего телефона. Трубку быстро взяла мама. Наверно, она весь вечер ждала этого звонка.
- Мама, ты только не переживай. Я на даче у Атаевых. Это на Николиной горе. У него много теплиц, думаю, что их участок на окраине, сразу после леса, я не очень хорошо ориентируюсь.
- Машенька, доченька, что же это все напасти-то на тебя? Тебя не били?
- Нет, мам, не били…
- А тот, что в милицейской форме был, на самом деле милиционер?
- Нет, мам, не думаю… Мы здесь с Кириллом. Он странный, но будем надеяться, что ничего страшного со мной не сделает… Приезжайте поскорее.
- А ты знаешь, что этих женщин… что в подземелье… освободили?
- Да? Вот это здорово, даже не верится… ну все, мам, я не могу больше говорить… - и Маша, сглотнув слезы, положила трубку.
Когда вернулся Кирилл, она уже взяла себя в руки. Больше того, ей даже удалось проглотить несколько кусков шашлыка.
А чуть позже, когда они с Кириллом все-таки включили свет и начали играть в карты в "дурачка", ей вдруг подумалось, что не Кирилл виноват в том, что стал таким.
- Скажи, а сгоревшая кошка - это твоих рук дело?
- Моих… - Кирилл старался не смотреть ей в глаза.
- Но как же ты мог?
- Да она мертвая была. Хотел живую, отец сказал, что жестокость в себе надо воспитывать. Но не смог. Нашел случайно во дворе уже кем-то убитую или, скорее всего, сбитую машиной. Оттащил ее на пустырь, облил бензином и поджег…
- Мой брат нашел ее в мусорном баке и принял за обгоревшего инопланетянина, - горько усмехнулась Маша. - Вечно он что-нибудь придумает…
- Тебе хорошо, у тебя есть брат. А у меня - никого.
Кирилл своим откровением вызвал у Маши прилив теплого чувства к нему. А она и не знала о том, что та красивая молодая женщина, которую всегда можно встретить в обществе Атаева-старшего, вовсе и не его мать, а вторая жена отца. Так, может, в этом-то все и дело? Хотя, с другой стороны, разве не он издевался над Машей там, в теплице, когда она лежала на холодном полу в метре от рычащей собаки?
- У меня от шашлыка жажда разыгралась. Ты обещал принести попить…
- Гм… Я уйду, а ты бросишься к гаражу, выведешь мотоцикл и деру? - погрозил ей пальцем Кирилл.
- Куда же я с забинтованными ногами…
- Не знаю, кто тебя просил садиться на велосипед… Где он, кстати?
- Я его спрятала.
У нее пропала всякая охота разговаривать с Атаевым. Но он, притащив откуда-то две бутылки холодной фанты, разлил ее по стаканам и протянул один из них Маше: "Пей".
- Ты не думай, я не такой уж бестолковый и понимаю, что отец того… чересчур… Но ведь он мой отец. Я же должен его защищать и оправдывать. Кроме того, у меня взрывной характер. Тоже в отца. Когда я понял, что ты меня "кинула", я чуть с ума не сошел от злости. Носился по всему саду, тебя искал. А уж когда обнаружил пропажу велосипеда - тут уж совсем…
Ладно. Хватит. Надоело. Еще раз вспомнишь, сбегу. И не посмотрю на то, что нога больная. Даже две ноги… Ты - урод, Кирилл. Вот, собственно, что я хотела тебе сказать. И если я клюнула на твои розы, значит, и я тоже дура. Но это все в прошлом. А теперь уже недолго осталось ждать. За мной обязательно приедут. Вот увидишь…
- Не за тобой, а за нами, - поправил ее Кирилл. Лицо его снова приняло угрюмое выражение. - Нас отвезут домой, и ты будешь молчать.
- Пока тебя не было, я позвонила домой и рассказала, где я. Уже совсем скоро меня освободят, а тебя схватят, и тебе придется отвечать за поступки твоего отца.
- Нет, - вскочил он, - ты не могла этого сделать.
- Могла… У тебя же телефон в холле, на подоконнике.
- Да знаешь, кто ты после этого?
- Знаю. Но знаю и кто ты. И не советую…
- Да пошла ты… - он встал. Схватил ее за руку и потащил за собой к выходу. - Захотелось в теплицу?
Маша сопротивлялась изо всех сил. Но Кирилл упорно тянул ее за собой. Тогда, изловчившись, Маша ударила его кулаком прямо в нос. И когда Кирилл, отпустив ее руку, схватился за лицо, потому что из носа хлынула кровь, Маша, превозмогая боль в щиколотке, бросилась к дверям. Она почти скатилась с крыльца и, завернув за угол, побежала к гаражу. Она понимала, что мотоцикл - не велосипед и что без подготовки она не сможет его завести и проехать на нем даже несколько метров. Да и ключей у нее нет, чтобы открыть ворота. Оставалось одно - спрятаться там, в темени гаража среди какого-нибудь неприметного хлама, и ждать приезда родителей. Или милиции.
И она в отчаянии прыгнула в смотровую яму. Прикрылась каким-то засаленным халатом и замерла, ожидая прихода Кирилла.
Маша слышала его шаги на крыльце, шелест травы - он искал ее в саду. Затем шаги стали отчетливее, и она поняла, что Кирилл подошел к гаражу. Он ругался, затем до нее донесся запах сигареты. Ну конечно, Атаев решил покурить, чтобы успокоиться. Прямо в шаге от нее, наверху, лежал оброненный Кириллом спичечный коробок.
Постояв немного в гараже, Кирилл снова ушел на поиски Маши. Он звал ее, кричал, отдаляясь от дома все дальше и дальше и углубляясь, судя по звукам, в сад…
Маша вылезла из ямы, схватила спички и посветила себе. И случилось так, что первое, что она увидела в темном гараже при свете маленькой спички - это канистра, в таких держат бензин.
Маша взяла канистру, спрятала в карман спички и заковыляла к дому.
"Я не буду сидеть в яме и ждать. Пусть тот, кто устроил весь этот кошмар, сидит в яме…"
Так, приговаривая, она поднялась на крыльцо, и ее, залитую лунным светом, всю белую и тоненькую, увидел Кирилл.
- Маша! - он подбежал к крыльцу. - Маша! Я не знаю, что мне делать… И если честно, то и мне на этой даче было противно находиться… Я слышал, я все знал, но что я мог сделать? Это отец и его… жена… Они запрещали мне даже звонить матери…
У него начиналась истерика. Он взлетел на крыльцо и, схватив Машу за плечи, как совсем недавно делала она, начал ее трясти, словно без этого до нее не дошел бы смысл его слов:
- Я знал, что это когда-нибудь случится, но я же не мог сказать об этом отцу. Ты не знаешь его, ты ничего не знаешь… Когда его рабочие начинали болеть, он выкидывал их из подвалов и оставлял умирать… Или же делал уколы… Я сам видел несколько могил в лесу. Отец водил меня и показывал…
- Прекрати, Кирилл. Тебе-то нечего бояться, ты не должен отвечать за поступки отца…
- Но я мог уйти от него. Я и хотел уйти, но отец давал мне деньги… Зачем ты взяла канистру?
- Ни за чем. Чтобы ты не приставал ко мне со своими дурацкими разговорами. У меня и спички есть. Подойдешь ко мне, обольюсь бензином…
Но она не успела договорить. Кирилл схватил канистру, распахнул дверь и ворвался в дом. Его не было несколько минут. А когда он снова выбежал, Маша уже спустилась с крыльца, сидела на скамейке и потирала больную ногу. В воздухе запахло бензином.
Кирилл подошел к ней.
- Можно, я тебя обниму? - спросил он.
- Ты что, с ума сошел? - она уже вообще ничего не понимала.
Но он больше не задавал ей вопросов. Набросился на нее, обнял за плечи, его рука скользнула в ее карман - и сразу же отпрянул. Отбежал, сжимая в руке что-то… И когда Маша поняла, что же такое он выхватил у нее из кармана, было уже поздно.
Кирилл дрожащими руками открыл спичечный коробок, достал спичку, чиркнул ею и, когда она загорелась, поднес к двери дома. Постоял, подумал мгновение и бросил спичку прямо в раскрытую дверь… Затем вернулся к Маше, сел рядом на скамейку и стал ждать.
Маша, понимая, что на ее глазах только что был совершен поступок страшного отчаяния и безысходности, зажала рот рукой, чтобы не закричать.
Запахло гарью, а за стеклом дома на первом этаже появился розовато-оранжевый свет… Казалось, внутри дома разожгли костер.
- Кирилл, что ты сделал? Разве так по-идиотски можно решать свои внутренние проблемы?
- Пошли отсюда, сейчас бабахнет… Там газ…
И Кирилл, словно очнувшись, схватил Машу за руку и потащил за собой в сторону ворот.
Они выбежали за пределы дачи, захлопнули калитку и бросились в темный лес. Маша бежала, ничего не соображая от страха и ужаса. А когда раздался взрыв, они упали на землю. В небо взвилось огненное пышное облако и рассыпалось на миллиарды сверкающих искр… Дом горел, охваченный пламенем, трещал и разваливался.
- К-к-конец, это к-конец, - заикаясь, говорил Кирилл, обхватив голову руками.
И вдруг сквозь этот страшный шум и треск до них донесся еле слышный звук мотора.
- Мама… - Маша спрятала лицо в ладонях и разрыдалась.
Глава 12
ФОССА
В "штабе" собрались лишь через два дня. Все знали о том, что Маша после пережитого ею потрясения и полученных травм целый день провела все же в больнице. Еще сутки ушли на то, чтобы она отоспалась.
Однако выглядела она, несмотря на все треволнения, вполне прилично. Даже новые бинты на ногах и белые кресты пластыря, скрывавшие уже более серьезные ссадины на лице, которые она получила, оказывается, находясь в подвале теплицы, воспринимались ее друзьями не как простые медицинские повязки, а как чуть ли не победные знаки.
- Знаешь, а тебе даже идут эти пластыри, - подбодрил Машу Саша Дронов, впервые увидев после невероятного похищения. - Ты в них такая.
- Брось, Дрон. Не надрывайся… - сегодня Маша была уже не изнеженной барышней "а ля Изабель Юппер", а владеющей всеми видами борьбы Синтией Ротрок, для которой сделать из громилы-парня фарш все равно, что сдунуть со лба локон… - Я знаю, как выгляжу, а потому оставим эту тему. Что у нас сегодня на повестке дня?
- Машка, хватит валять дурака, - не выдержал Никита. - Режь торт! Мы только тебя и ждем!
На столе в гостиной действительно стоял торт. Огромный, весь в розочках, при виде которого можно было забыть все, что еще позавчера заставляло думать об окружающем мире, как о неминуемой пропасти, темной и страшной, как было там, в подвале…
Маша оглянулась, все еще не в силах расстаться со своими тяжелыми воспоминаниями, но, увидев, какими глазами смотрят друзья и на нее, и на торт, умилилась. А ведь там, в теплице, ей в голову лезли самые страшные мысли, что она никогда больше не увидит ни своего милого Пузыречка, ни храброго Горностаева, ни скромнягу-Дрона.
- Вот черт, - прошептала она, беря в руки нож. - Да с таким ножом можно и на медведя… И откуда у нас торт?
- Отец привез, - сказал Горностаев. - Он нам всем привет передает и благодарность… А вот эту кинокамеру привезли утром из зоопарка. Оказывается, под теплицами у Атаевых в клетках была еще одна зебра и две птицы: павлин и фламинго…
- Класс! - Маша отрезала большой кусок торта, положила его на тарелку, ловко подставленную Никиткой, и счастливо вздохнула. - А мы еще сомневались, нужно организовывать наше детективное агентство или нет… Давай сюда свою тарелку, шеф, - она подмигнула Сергею Горностаеву. - Что-то тебя сегодня не слышно.
- А он, увидев тебя, голос потерял… - Сашка расхохотался.
- Главное, чтобы он не потерял рассудок… - заметила Маша, отрезая еще один кусок. - Братец, а тебе не кажется, что ты забыл о своих святых обязанностях?
- О!!! - и Пузырек помчался на кухню. Вернулся с двумя бутылками кока-колы. Затем принес четыре стакана. - Серый, а, Серый, ты чего молчишь? Скажи им, скажи…
Сергей, который сегодня с самого утра чувствовал себя несколько странно после того, что ему продемонстрировал отец, выглядел задумчивым и даже грустным.
Он понимал, что сегодняшний день - день, когда они могут вдоволь посмеяться, порадоваться, наесться до отвала торта и напиться колы, отметить, наконец, свою победу и первый успех их агентства. Но отец, как это ни странно, уже рано утром внес свои коррективы и, вместо того чтобы сразу же повезти Сергея в кондитерскую, где для ребят уже был заказан праздничный торт, отвез его совершенно в другое место. Он говорил об этом и раньше, да только Сергей не обращал на это внимания.
И когда машина въехала в знакомый уже дворик медицинского университета, сердце его сжалось.
Он знал, что Атаева-старшего и его жену арестовали и на них завели уголовное дело; что Кирилла временно определили в интернат, но к нему уже едет мать… То есть все живы. Тогда почему же отец привез его в морг? Узнал что-нибудь об их самостоятельной и дерзкой поездке в Саратов? Но ведь это же было так давно…
- Я не пойду туда. Все, что ты хотел мне показать, ты уже показал… - сказал он, когда отец, выйдя из машины, открыл ему дверцу. Мол, выходи. - Что еще я сделал не так?
Он даже разозлился на отца за то, что тот решил ему испортить настроение в такой день.
- Пойдем, и ты все поймешь сам…
И снова он шагнул в эту обитель смерти. Их шаги гулко отдавались эхом в кафельных стенах морга. И снова этот же человек в фартуке, при виде которого хочется закричать и убежать куда глаза глядят.
- Открой глаза… Ты должен это увидеть… Он открыл, но ничего, кроме черных кусков непонятного вещества, не увидел.
- Я ничего не понимаю, - сказал Сергей. - Что это? Черное… Как…
- Легкие курильщика. Пойдем…
Они вышли на свежий воздух. Сергей стиснул зубы. "Разве можно наказывать таким образом даже за тайные мысли? "
- Я считал сигареты, - сказал отец и закурил.
- Воспитываешь меня, а сам куришь? - буркнул Сергей.
- А ты курить не будешь… Знаешь, сколько пачек ты выкурил за месяц?
- Сколько? - он уже понял, о чем идет речь.
- Восемь! Ты покупал их, помимо того что брал у меня, в нашем ларьке. Мне продавщица все докладывала.
- Я покупал сигареты для Макса Гришина.
И потом уже в машине, когда они ехали из кондитерской, Сергей с тортом на коленях рассказал отцу о Максе. Отец говорил об интернате, но Сергей-то знал, что Макс сбежит в тот же день.
- Тогда ему нужно просто помочь. Он должен питаться, чтобы вырасти. Ты же видишь, какого он маленького роста. А ты, вместо того чтобы давать деньги на пирожки или шоколад, покупал ему сигареты… А что касается того, чтобы ему подработать, так пусть он приходит ко мне, я поговорю с ребятами, они его устроят в нормальную фирму. Пару-тройку часов в день - и он будет сыт и одет. Я помогу…
За эти слова Сергей простил отцу поездку в морг.