СРЕДИ СКАЗОК
По прибытию я снова завернул в станционный буфет – не то, чтобы аппетит разгулялся, но все же ночь на свежем воздухе, да и просто захотелось с утра прогреться, выпить горячего кофейку.
Здесь в витринной стойке перекатывались в точности такие же Колобки; некоторые сонно хлопали глазами и лениво переругивались, зевая. Так что я мог бы и не тащить их с собой. Но кто же знал, что прогресс и сюда докатился?
"Интересно, – подумал я, – берет их кто-нибудь, чтобы съесть, или они просто для витрины? Ты его покупаешь, а он от тебя укатывается – как от дедушки с бабушкой – и возвращается назад. И оборот обеспечен. Доход стабильный".
Но, кроме колобков, увидел я здесь и кое-что еще: жареные лебеди, вареные раки и копченые щуки; уха a la Demian; копченый эзопов язык; золотые яички, варенные вкрутую.
"Да сказки ли это? – усомнился я. – Может, буфет из басен? Или же он у них вроде как по обмену опытом? Какая-то эклектика, смешение стилей. Или у них здесь, в буфете, всегда так было? Жаль, не знаю я – редко бывать приходилось".
Как было в прошлый раз, я не запомнил, а ведь буфет, я считаю, всюду самое главное.
Но спрашивать, а тем более вмешиваться, я пока ни во что не собирался, желая побыть хоть немного инкогнито. Как по просьбе шефа, так и по собственному желанию. Отметить увиденное отметил, и в памяти отложил, но делать с налета ничего не хотел, не стоило: рано. Хотя силы в себе я чувствовал великие, так и тянуло их куда-то применить. Но я сдерживался, помня совет шефа не торопиться.
Наскоро перекусив (стакан томатного сока, зеленый борщ, биточки с макаронами и чашка кофе с песочным пирожным), я вышел.
Легкий утренний туман расстилался передо мной, укрывая окрестности. Тишина не нарушалась ни единым звуком: все спало. И само солнце пока не показывалось из-за горизонта.
Дорога передо мной лежала только одна и потому я не стал вытаскивать шарик: ну куда он меня поведет, как не по этой же дороге? Я что-то никогда не слышал, чтобы подобные путеводители тащились по бездорожью: проходимость у них не та. Не встречалось в сказках ничего подобного.
Я шел и не узнавал местность. Конечно, я здесь появлялся всего два или три раза – больше пропадал на анекдотах, да и трудно городскому жителю ориентироваться в пересеченной лесистой местности, но хоть что-то же я должен был да помнить? Как-то она не сказочно выглядела, что ли – больше походила на окрестности лесоразработок: валялись обломки сучьев, куски коры, пучки оборванных листьев. Но не всюду, а местами. Кое-где трава осталась нетронутой, чистой и непримятой.
Вдруг откуда-то из туманной дали послышался глухой четвероногий топот и огромный серый волк с черными таксистскими шашечками на боку резко затормозил передо мной, попеременно мигая зелеными глазами.
– Такси не желаете? – хрипло осведомился он.
– А ты по маршруту, или как?
– По маршруту гуси-лебеди летают, – огрызнулся он. – Поехали?
– Другим разом, – успокоил я его, – пешком пока пройдусь, подышу свежим воздухом.
– Ну-ну, – ухмыльнулся он, – пройдись-пройдись, если ног не жалеешь, – и, резко газанув, скрылся за поворотом дороги.
Не понравилась мне его ухмылка. Может, он по совместительству серым разбойником промышляет? Ну, мне-то его опасаться нечего… но вот как остальные? Надо будет выяснить: нет ли на него жалоб?
Солнце выкатилось из-за горизонта и резво побежало по небу, заметно преодолев едва ли не половину положенного ему на день пути. Ого! Ну и солнце тут… борзое. Или это сказка началась?
Так, а куда идти? Я миновал поворот, за которым скрылся волк и остановился: дорога раздваивалась: одна уходила в лес, вторая пошла вдоль его кромки. Куда сейчас-то идти? Указателей никаких нет. Вот тут-то шарик и пригодится.
– Беги, беги, – пробормотал я, оглядывая окрестность – как бы вслед Серому Волку, которого уже не было видно. – У меня свои провожатые есть.
С этими словами я достал из кармана медный шарик и бросил перед собой.
Шарик весело засверкал на солнце боками, завертелся на месте, словно выбирая направление – и покатился по дороге, ведущей вдоль леса.
"Вот хорошо-то! – подумал я. – В лес заходить не надо".
Шел я бодро, весело размахивая руками – сумка-рюкзак висела за спиной, – наслаждаясь чистым утренним воздухом, голубым небом, бегущими по нему белыми облаками, окружающей природой – близрастущей травой, дальними лесами на горизонте, полями и перелесками, время от времени поглядывая на поблескивающий на солнце шарик.
Но недолго продолжалась моя идиллия: справа, из леса, неожиданно спикировала ворона, на лету подхватила блестящий шарик и, тяжело глотнув, улетела снова в лес.
Все произошло настолько быстро, что я не успел среагировать: ни крикнуть, ни кышнуть, ни кинуть чем-нибудь в ворону. Остался стоять на месте, разведя руки и раскрыв рот: классическая поза при ловле галок и ворон. Но эта на мою позу никак не отреагировала, а исчезла окончательно и бесповоротно – не оглядываясь.
Та-ак. Что же мне теперь делать? Куда идти?
ДВЕ ВЕДЬМЫ
– Ура! – ликовала молодая ведьма, подбрасывая в ладонях медный шарик. – Удалось! Ух, ты, лапочка моя! – она в который раз бросалась обнимать и целовать ворону. Та недовольно ерошилась и переступала с ноги на ногу.
– Лучше пожрать ей дай! – не выдержала старая ведьма. – Ну-ка, покажи шарик.
Она взяла его скрюченными пальцами и принялась поворачивать, бормоча:
– Так, так. Значит, Генеральный Инспектор остался без своего провожатого? Это, гм, может быть и хорошо… А вот куда бы он Инспектора привел? Надо отдать его нашим умельцам, пусть снимут информацию о запрограммированном маршруте, – она завернула шарик в платок, который стащила с головы, и, оставшись простоволосой, прытко выскочила во двор.
– Следи за котлом! – услышала молодая ведьма голос старой, затем раздался рев взлетающей ступы и перекрывающий его ликующий вопль: – Трепал нам кудри ветер высоты!
– Послежу! – выкрикнула молодая, высунувшись в окно.
Но, вернувшись в избушку, она лишь мельком взглянула на котел, а сама завозилась в дальнем углу, бормоча что-то неразборчивое.
НА РАСПУТЬИ
Действительно, беспорядки тут, – я продолжал идти в прежнем направлении, размышляя о перспективах своего пребывания в сказках. С одной стороны, теперь я не знаю, куда идти. А с другой – шеф прямо сказал, что маршрута можно не придерживаться. Вот я и не буду его придерживаться.
Единственно, что меня немного беспокоило в настоящее время, так это вопрос о том, где я буду отмечать командировку? Куда бы меня ни должен был привести шарик, я думаю, какое-никакое начальство там имелось бы. А значит, и печать и подпись на командировке мне были обеспечены. А сейчас… Но, в конце концов, я только первый день здесь – осмотримся!
В общем, я довольно спокойно воспринял исчезновение шарика. Как будто так и должно было случиться. Лишь пробормотал:
– Вороны распоясались…
Меня больше занимала проблема серого волка. Чего это он охамел? С одной стороны – чего ждать от серого? Он, положим, и раньше особым тактом не отличался: университетов не кончал, институт благородных девиц и по телевизору не видел… или видел? А интересно: если он кого из благородных съест, у него самого благородства добавится?
С другой стороны, поскольку он в сфере обслуживания работает, должен марку держать. Это его шеф имел в виду, говоря о "странных вещах"? Или есть что-то более неприятное или, может быть, даже опасное?
Размышляя таким образом, я набрел на новую развилку дороги, где она разделялась на три – растраивалась. У развилки стоял огромный камень, на котором было написано: "А идите-ка вы все!.." – и нацарапаны три расходящиеся в разные стороны стрелки.
Я хмыкнул и принялся тщательно изучать надпись.
Вариантов намечалось несколько: либо старую надпись соскоблили, а сверху нацарапали эту, либо камень оштукатурили и тогда надпись сделана по новой штукатурке, возможно, сырой, по старинным русским рецептам настенной живописи. Тогда новую штукатурку можно обстучать, удалить и прочитать, что же там было написано изначально.
Но могли заменить и весь камень.
Такой вывод я сделал, изучив надпись и отметив, что она – старая и свежих сколов на камне не имеется. Впрочем, это ни о чем не говорило: могли и искусственно состарить надпись, натерев, например, болотным илом.
Что же на ней могло быть написано раньше? Куда следует идти? Как это там обычно пишут? Я принялся вспоминать детские сказки: направо пройдешь (а может, налево?) – коня потеряешь… Нет, скорее всего именно направо – если идут налево, обычно приобретают… Но у меня нет коня. Может ли это считаться, как будто бы я его уже потерял? Так значит, я пришел справа? Куда же тогда идти – прямо?
Нет, наверное стоило послушаться волка и сесть ему на спину. Или он привез бы меня куда надо, или же был бы посчитан за коня, если бы мы сюда приехали. Интересно, что же там было написано раньше? А может, здесь всегда была такая надпись? Просто герои сказок, повествуя о своих приключениях, сами придумали, что якобы увидели на камне многозначительную надпись, предупреждающую о грозящих опасностях, но, пренебрегнув ею, все равно отправились на поиски… ну, чего они там искали?
Был бы на моем месте Сидорчук – не пришлось бы ему вспоминать, он спец по этим сказкам. Эх, надо было в детстве больше сказок читать!
Да, эти сказочные герои, на мой взгляд, просто сами съели коней, а потом придумали байку о надписи… Скорее всего так оно и было – кому бы понадобилось камень менять?
Да и с чего я взял, что там должны быть какие-то иные надписи? И так же ясно написано: идите-ка вы все! Значит, каждый может идти, куда захочет. А чего я хочу? Направо или налево?
"А ничего я не хочу, – подумал я, чтобы не стоять на развилке трех дорог, – мне, собственно, все равно, куда идти: я – Инспектор! А инспектировать надо все – как справа, так и слева. Да и с чего я взял, что это развилка? Если присмотреться как следует, получается обыкновенное пересечение двух равнозначных дорог, только не под прямым углом, а под острым, и оттого возникает иллюзия, будто бы дорога растраивается. А на самом деле…"
Я бодро зашагал прямо, решив вернуться сюда как-нибудь попозже и проинспектировать вторую дорогу в оба конца.
СКАЗКИ О ЖИВОТНЫХ
Долго ли, коротко ли я шел, глядь – навстречу мне зайчишка-плутишка. Идет, уши повесил, а сам плачет, лапками глаза утирает. Посмотрел я на него и решил повыполнять свои должностные обязанности – проинспектировать его. Зайчишка как зайчишка, четыре лапы, пятый хвост, два уха, не три – значит, не мутант. Вроде все в порядке. А чего плачет-то?
– Здравствуй, – говорю, – зайчик. Чего же ты плачешь?
– Я не плачу, я смеюсь, – ответил зайчик и в самом деле захохотал хриплым басом и тут же прыгнул в кусты.
– Что-то не так, – пробормотал я себе под нос и пошел дальше, пытаясь обдумать увиденное. Что-то действительно было не так: звери вели себя не как следует в сказках. Мне, наверное, нужно более серьезно относится к происходящему, а я как-то расхолодился: сказки, несерьезно это все… А свою работу надо выполнять с полной степенью ответственности, иначе можно в такую ситуацию залететь…
Я вспомнил известную байку о том, чем отличается умный человек от мудрого – умный с успехом выпутается из ситуации, в которую мудрый не попадет – и со вздохом подумал, что до мудрости мне пока далеко. Что же касается остального – не мне судить. Другое дело, что некоторые идут к мудрости всю жизнь, да так и не приходят.
Следом за зайчиком тащился медведь и тоже плакал. Но этого я сначала спрашивать поостерегся. Да и причина плача была более чем очевидна: шерсть на медведе висела клочьями, был он какой-то драный, весь потертый. Был бы я на его месте – тоже плакал бы.
Не успел я это подумать, глядь – а я уже и есть медведь. Тот самый, ободранный. Иду и плачу.
"Чего же это я, – думаю, – плачу? Причин вроде никаких. Командировку не отметил – так успею еще: две недели впереди.
Причем здесь командировка, я же медведь! Ан нет – я Инспектор, раз о командировке думаю".
И – глядь – я уже опять Инспектор.
И медведь повеселел, даже подмигнул мне. Понял он, что является слепым орудием в руках темных сил, желающих извести меня. Разжалобить, обозлить, запутать – словом, вывести из равновесия любыми способами – и подчинить своей воле. Но я же Инспектор. И не абы какой, а Генеральный. А значит, и защита у меня генеральная. Мне даже и думать ничего не надо – она сама защищает. Да я вроде и так ничего не думаю. Так что, может, вовсе и не в защите дело.
"Все же хорошо в сказках, – подумал я. – Вот если бы встретился мне где-нибудь в реальном лесу медведь… Да от него бежать надо со всех ног и еще нет гарантии, что убежишь: они только с виду неповоротливые увальни, а бегают – будь здоров. Вспомнить хотя бы тот же мультфильм о Маугли, как Балу за оленем бежал".
Размышления размышлениями, но информацию-то собирать надо.
– Медведик, – как можно ласковее обратился я к нему. – Что случилось-то? Может, помощь нужна?
– Какой с тебя помощник, – махнул он лапой. – Ишь, хлипкий какой. А что случилось? Семь шкур с нас содрать хотят – вот, еле вырвался, не дался.
– Ну, я все-таки Инс… (нет, не скажу, инкогнито надо хранить) инструктор по рукопашному бою, может, что и сделаю. А кто содрать-то хочет?
– И не знаю – я таких раньше и не видывал. Черные, железные… – он сокрушенно махнул лапой и побрел прочь.
– Роботы, что ль? – пробормотал я. – Несанкционированный прорыв из Фантландии?
Иногда на границе Сказочной страны и Фантландии можно было встретить интереснейшие сюжеты – да между ними и границы-то строго определенной не было: если взглянуть по карте, линия соприкосновения шла такая же изрезанная, как и любая государственная граница между странами. Кое-где они вообще плавно перетекали друг в друга, хотя место контакта всегда можно определить, особенно опытным глазом – Фантландия-то более юная страна, да и развивающаяся к тому же. А сказителей старых сказок сейчас и не найдешь почти. Другое дело, что раньше человеческая фантазия работала на производство сказок, а теперь – на производство фантастики. А с точки зрения грядущих поколений эта классификация может слиться, или размоется грань, ныне отделяющая фантастику от сказки. Тем более что над этим тоже работают имеющиеся современные сказители – как сказочники, так и фантасты.
Но это все чисто мои рассуждения, личные, а вовсе не теоретическая база под чей-нибудь догмат, вроде Сидорчуковского реформаторства – демол, надо так осовременить сказки, чтобы вернуть им былую славу и привлекательность, поднять их авторитет и веру им в народе. А народ уважает силу – не разум, заметьте, а силу. Это каких же идиотов он имеет в виду? Сам вроде не дурак. Так вот, консолидирующая сила – по Сидорчуку – заключена в отрицательных сказочных героях. И это несмотря на то, что их все время побеждают положительные. Сидорчук утверждает, что, усилив силу отрицательных героев (даже до тавтологии докатился – надо же?), мы создадим условия, когда положительным героям надо будет тоже становиться сильнее. То есть, усиливая зло, мы на самом деле усиливаем добро. "Диалектика, мой друг! – регоча, говорил он. – А то посмотришь на этих хлипких Иванов-царевичей, которые картонными мечами машут, потому что стальной поднять не могут, и плюнуть хочется. Тонус им надо поднять, тонус!"
Не знаю, может быть, в чем-то он и прав, но по-моему, для разумного человека источник противоречий должен находиться в нем самом, а не во внешних врагах. Или в окружающей природе: что, обязательно людям воевать друг с другом? Лучше бы уж решали проблемы стихийный бедствий: торнадо, цунами, землетрясений. Да и межпланетные, межзвездные путешествия на очереди. Конечно, при отсутствии непосредственной опасности человек как бы "расхолаживается" – но опять-таки: не все. Я вспомнил притчу, с которой столкнулся – не помню вот только: по пути в Анекдотию, или оттуда? Впрочем, неважно. Так вот, в одном государстве царь решил извести всех поэтов и издал указ, запрещающий стихи под страхом смертной казни. Все бросили писать, кроме троих – и их в конце концов отловила стража. И вот этих троих царь… э-э, нет, не казнил! Он дал им все: дворцы, чины, богатство. И после этого из всей троицы только один продолжил писать стихи – вот он-то и был настоящим Поэтом – так говорила притча. Ну, смысл этой басни ясен: испытание изобилием труднее выдержать, чем испытание нуждой: зачем что-то делать, если и так все есть? Ради чего стараться?
Так я шел и думал. Работа у меня такая: думать. А потом – принимать решения.
Справа в лесу, который снова появился рядом с дорогой, мне послышалось какое-то шевеление, сквозь редкие деревья виделось неявное движение, слышались возгласы и чуть ли не крики.
Свернув в лес, я довольно скоро выбрался на поляну, на которой лежала целая куча звериных и птичьих хвостов, а вокруг них толпились бесхвостые звери и птицы.
– Сдают, что ли… – пробормотал я. – Положим животы… то есть хвосты, на алтарь звериного Отечества… Или зверского? Зверствующего…
Лев сидел на небольшом возвышении и, судя по всему, контролировал ситуацию. Звери негромко переговаривались. Вертящаяся рядом со мной сорока, которую очень странно было видеть куцей, разговаривала с зайчихой:
– А лиса-то, лиса! – не то возмущенно, не то восхищенно бубнила она: из-за того, что она говорила шепотом, распознать интонацию было нельзя. – Отхватила самый пышный да длинный!
– Ты бы не спала, тебе бы он и достался, – степенно проговорила зайчиха, время от времени погрызывая морковку, которую держала в лапах.
– Да зачем он мне такой! – громко возмутилась сорока, и на нее сразу зашикали с разных сторон. Она продолжила более тихо: – Во-первых, он длинный, а во-вторых, он пушистый, его каждое утро расчесывать надо, а мне некогда. Да и тяжеловат он для меня, я бы им по земле мела. С таким не взлетишь.
– Чем занимаетесь? – громко спросил я, и все голоса стихли.
– Да вот, хвосты раздаю, – смущенно проговорил лев, утирая лапой усы и хлеща своим хвостом по бокам.
– Не понял, – признался я. – Уточните, пожалуйста.
– Не было раньше у зверей хвостов, – начал рассказывать лев, – и начали поступать жалобы – от лошадей и коров, например. Дескать, гнус их заедает, обороняться нечем…
– Понятно, – прервал я его, – а хвосты где взяли?
– Бог дал, – развел лев лапами.
– А вы с ним, значит, непосредственно работаете? – догадался я, сделав пальцем несколько вертикальных движений – от льва к небу.
– Ну, я все же царь зверей, – горделиво произнес лев.
– Несть власти аще не от бога, – пробормотал я старинную формулу. – Цари общаются с богом напрямую?
Лев с достоинством кивнул.
Я почему-то живо представил себе другую очередь – по сдаче хвостов. Стоит парочка студентов – один с хвостом по теории, другой по истории сказки. И в обоих студентах я узнал себя… А что делать: что было, то было. Потом мои мысли потекли в другом направлении, и я почти различил в куче хвостов шлейфы промышленных дымов – "лисьи хвосты"; зеленый исчезающий хвост поезда, на который я когда-то опоздал; хвосты облаков на небе…