Инспектор по сказкам - Трищенко Сергей Александрович 4 стр.


Вот эти-то плыли передо мной в натуре – оказалось, я стою, задрав голову кверху. Не то высматривая бога, до которого в сказках рукой подать (но и бог-то сказочный!), не то ведя учет кружащимся в небе воронам: каждой ли досталось по хвосту.

Лев сидел навытяжку, ожидая дальнейших указаний. Сначала я подумал: откуда он угадал во мне Инспектора? А потом понял, что в сказках о животных, куда я ненароком забрел, людей быть не должно, тем более в описываемой ситуации. Ну а лев, как царь зверей, просто обязан быть более интеллектуальным, чем его подданные. Это у людей не всегда так.

Звери выжидательно уставились на меня. Причем по-разному, но, в общем, благожелательно. Разве что зайцы смотрели как-то косо, а быки набычились. Ах, да, их же заедают оводы… В остальном все было нормально.

– Продолжайте, – махнул я рукой и покинул поляну, на которой продолжилась раздача хвостов.

Не успел я отойти от поляны и нескольких шагов, как увидел бегущую навстречу шикарную черно-бурую лису, помахивающую великолепным, только что полученным хвостом. Видно, она не успела им нахвастаться в кругу зверей, вот и ходила вокруг да около, навевая на встреченных зависть и грусть.

У корня ее хвоста болтался блестящий фирменный ярлык, которым лиса – было видно – особенно гордилась. Но, к сожалению, названия фирмы я с ходу прочитать не смог. А вот лису – узнал: это была та самая лисичка-сестричка, которая бегала отмечать мою командировку, когда я в прошлый раз приезжал к ним в сказки. Но вот с хвостом она тогда была или нет – я, хоть убей, не помнил.

"Вот повезло-то! – подумал я. – Сейчас она мне поможет".

- Здравствуй, лисичка-сестричка! – громко сказал я.

Лисичка-сестричка перепугалась и поджала хвост:

– Ой, кто это?

– Я! – широко улыбаясь, я выступил из кустов.

– Ох, – вздохнула лиса. – А я чуть не укакалась со страху. Хвост могла бы испачкать. Что же вы так резко! – мягко упрекнула она меня.

– Ты меня помнишь? – спросил я.

– Как же, как же, помню, – завиляла хвостом лисичка. – Вы у нас Инспектором были, я вам командировку отмечала.

– Вот и хорошо! – обрадовался я. – Надеюсь, ты сможешь мне снова помочь в аналогичном деле?

И я достал свои бумаги.

– А то не знаю, куда мне сейчас обращаться: проводника моего съели…

– О-о! У нас народ такой: чуть что – сразу съедят. Дайте гляну.

Лиса сунула свой длинный нос в мою командировку.

– О-о! Да вы теперь Генеральный Инспектор! Поздравляю. Растете.

– Так ты мне поможешь? – продолжал расспрашивать я.

Лисичка продолжала внимательно рассматривать документы.

– Нет, – помотала она головой, – это не по нашему ведомству. Тут у вас сказано: "командируется в волшебные сказки". А у нас – сказки о животных.

– А не все ли равно? – нетерпеливо произнес я. – Ты-то вон разговариваешь. Это разве не волшебство?

– Ну-у, – снова помотала головой лисичка-сестричка, – разговаривать что, разговаривать любой дурак умеет. Ты попробуй что толковое сказать, – она осеклась и продолжила после секундной паузы. – Нет, не смогу. Прошлый-то раз я у своего царя зверей командировку отмечала, у льва. И теперь вам надо у какого-то царя отметить. Таковы правила.

– Вот и отметь у царя зверей – у льва.

– Нет, – в третий раз помотала головой лисичка, – его подпись будет недействительна. Ищите кого-нибудь другого.

– Ладно, – пробормотал я, складывая бумаги. – Поищем. Но только ты смотри, никому не говори, что я Генеральный Инспектор, и что я здесь, – решил предупредить ее я.

– Хорошо-хорошо, – замотала она хвостом, – никому-никому. Я буду молчать, как рыба! – и она облизнулась.

Потом помахала мне хвостом на прощание и убежала.

"Кто знает, сдержит ли она свое слово? – подумал я, пробираясь через заросли. – Зря я с ней так…"

Навстречу мне шел волк с топором. Я инстинктивно шарахнулся в сторону, и у меня в голове мелькнуло: "Ну, точно – разбойником подрабатывает!": я подумал, что он – тот самый Серый Волк, которого я встретил здесь первым.

– Да ты не бойсь, не бойсь, – добродушно пробасил волк, – я по дрова…

– А с каких это пор волки дрова заготавливают? – растерянно спросил я.

– Да я не по своей воле, – вздохнул волк, – лисичка-сестричка требует. Живем мы вместе… время от времени. Я – в лубяной избушке, а она – в ледяной. Холодно ей там, жалуется. Или топи, говорит, или давай меняться… А мало ли как жизнь повернется? Избушка-то у меня – родительская…

У меня мозги поплыли: налицо намечалось какое-то несоответствие, но какое – я понять не мог. Нутром чувствовал, а понять – не понимал. Из детских воспоминаний мне почему-то казалось, что лубяная избушка была у зайца, а не у волка. Правда, может быть, варианты? Поэтому я недоуменно пробурчал себе под нос:

– А если топить… ледяную избушку… не растопит ли ее, и не затопит ли талой водой лисоньку-лису? – но волку о своих сомнениях ничего не сказал, а только спросил:

– А Серый Волк, что такси работает, тебе кем доводится?

– Двоюродным братом, – вздохнул волк, – загордился… Давно не виделись.

– А как его найти можно, если что?

– В таксопарке! – крикнул волк, указывая топором примерно в том же направлении, куда я и шел.

"Ладно, посмотрим", – подумал я, но когда развернулся, чтобы идти, то заметил идущую по тропинке другую лису, рыжую.

Она держала под мышкой гуся… или гусыню – городское воспитание не позволило мне разобрать детали… да они были и несущественны.

Лиса что-то бормотала себе по нос. Я прислушался.

– За лапоток – курочку, за курочку – гусочку… – бормотала-припевала она.

Вслед за лисой шествовал петух с косой на плечах. Он радостно кукарекал:

– Несу косу на плечах, хочу лису посечи…

Лиса, между тем, никак не реагировала на петуховы угрозы – видно, не та лиса была? Либо слишком занята своей песенкой. Но и петух не спешил догонять лису и взмахивать косой. А ведь мог – заодно бы и гусочку спас.

Я меланхолично пропустил обоих мимо себя, отстраненно подумав, что скоро здесь может произойти смертоубийство: очень уж агрессивно был настроен петух.

Впереди посветлело.

"Наконец-то опушка!" – радостно подумал я. Но ошибся.

Здесь кто-то будто провел черту, резко разграничивающую два времени года: лето и зиму.

Я стоял посреди лета, под палящим в зените солнцем, отмахиваясь от налетающих на меня комаров и мошек, не соображающих, что перед ними Генеральный Инспектор, а может, наоборот, соображающих и пытающихся пропищать мне какие-то свои, насекомые жалобы, которых я не слышал.

Разительным контрастом выглядела местность по ту сторону черты: зимняя дорога справа налево, запорошенные снегом сосны, сидящий на веточке красногрудый снегирь.

Издалека послышалось бренчание бубенцов и из-за поворота дороги выехал санный поезд. Мужики в овчинных тулупах, лисьих и рысьих малахаях покрикивали на заиндевелых лошадей, поглядывая на заходящее солнце. Санирозвальни были нагружены рыбой: из-под укрывающей ее рогожи торчали хвосты.

На последних санях сидела рыжая лисичка-сестричка, проворно сбрасывающая рыбку на дорогу. Возчик, прищурившись от летевшей в лицо снежной пыли, не обращал никакого внимания на проделки рыжей плутовки.

"Что-то знакомое", – подумал я, но переходить черту и оказываться в зиме не захотел: экипировка у меня была летней, неподходящей. Не знаю, может быть, зимняя одежда появляется в подобных случаях у Инспекторов автоматически, но я рисковать не стал: опасаюсь простуд. Как-нибудь в другой раз. Да и вечер там. А прыгать туда-сюда что-то не хотелось.

После этого я еще несколько раз видел "зимние места" или "зимние пятна", но постоянно обходил их. В одном из таких зимних пятен я увидел Емелю, разговаривающего со щукой в проруби. О чем они разговаривали, я со своего места не слышал, а подходить ближе не стал – по вышеприведенной причине.

Проплутав немного по лесу, я наконец-то выбрался из него и присел на опушке, отдуваясь.

Мимо меня проехал воз, полный репой. Мужичонка-возница нахлестывал коня, настороженно оглядываясь назад – как раз в ту сторону, куда я и хотел идти.

"Украл, что ли?" – подумал я, но никаких мер предпринимать не стал: а вдруг не украл? Зачем огульно обвинять человека.

Отдыхая на обочине, я стал свидетелем еще одного неприятного эпизода: черный восьминогий паук, перебираясь по ниточкам паутинок с дерева на дерево, словно обезьяна по лианам, тащил опутанную толстой веревкой муху, которая уже не сопротивлялась и не жужжала. Паук сладострастно блестел множеством глаз.

"Жрать захотел, – лениво подумал я. – Закон природы…"

Отдохнув, я продолжил свой путь, и, пройдя немного, увидел на расчищенной от леса небольшой делянке медведя, перекидывающего репную… репяную… реповую… в общем, ботву репы.

– Мне – вершки, ему – корешки, – бормотал медведь. – Вроде правильно – рассчитались, как договаривались, – а только чувствую, что он меня надул. Юридически вроде верно, а по факту…

Я не стал объяснять медведю его права и обязанности и скоренько миновал его, отметив для себя и этот эпизод.

На этом мои встречи со зверями не закончились.

По дороге шли лиса и журавль, чуть ли не обнявшись. У лисы на шее висел кувшин, журавль держал под крылом большое пластиковое блюдо.

– Согласись, что в последнем случае ты был не вполне корректен… – тихо выговаривала за что-то лисица журавлю.

– Но и твоя позиция смотрелась неадекватно… – возражал журавль.

Они прошествовали мимо меня и дальнейшего продолжения их разговора я не расслышал.

Зато услышал тонкий писк со стороны высокой мачтовой сосны. На ней сидел комар и подтачивал нос небольшим оселком – наждачным камнем.

"Не на меня ли точит?" – испугался я.

Комар выглядел очень агрессивно.

Но меня он не тронул. Подлетел, покружился – я увидел на его боку крошечную сабельку, а в передней лапке – маленький керосиновый фонарик с защищающей стекло ажурной металлической сеточкой.

– Сэр! – обратился он ко мне на чистейшем английском языке. – Не соблаговолите ли вы подсказать мне, где находится тот злой паук, который поволок в уголок мою нареченную невесту – Муху-Цокотоху?

– Во-он туда-туда лети, – зауказывал я ему большим пальцем назад, за спину, а сам усиленно думал: почему на английском? Это ведь Маршак, кажется, делал переводы с английского, из "Сказок Матушки Гусыни", а Чуковский, по-моему, нет. Или я ошибаюсь?

Комарик улетел, воинственно пища.

Немного отдохнув, я пошел наобум налево. Встретились мне коза и семеро козлят, которые шли гуськом. Они вежливо промемекали что-то, я в ответ помахал им рукой.

А при дальнейшем продвижении наткнулся на еще один распаханный участок, на еще одну делянку, посредине которой торчало ужасающих размеров корнеплодное растение желтого цвета.

Не будучи крупным специалистом агропромышленного комплекса, я, тем не менее, догадался о его родовой принадлежности – других знаменитых растений в сказках вроде бы не встречается. (Исключая, конечно, молодильные яблочки. Но о них – разговор особый…)

Репка! Да и окружение вокруг стояло соответствующее: чешущий в затылке дедка, сраженный неожиданно богатым урожаем; причитающая бабка, заламывающая руки и утирающая платком то ли слезы счастья, то ли слезы солидарности с дедом; радостно танцующая внучка, непосредственная, как все дети; лежащая в тени репки Жучка, со степенно сложенными лапами и с невозмутимым выражением на морде, однако то и дело поглядывающая на хозяина в ожидании команды; выгибающая спину кошка, которой происходящее будто бы вообще не касалось; и задумчивая мышка, вид которой недвусмысленно говорил, что основную тяжесть работы, ясное дело, придется выполнять непременно ей.

Я подошел, поздоровался. Мне ответили нестройным хором – похоже, репетировали, но слаженности не достигли.

В глазах у деда явственно затеплилась надежда, однако, смешанная с сомнением.

– Ба! – воскликнул он с наигранным оптимизмом. – Кто к нам пожаловал! Сам Генеральный Инспектор!

– Откуда вы меня знаете? – удивился я.

– Мышка на хвосте новости принесла, – кивнул он на мелкое млекопитающее, со скучающим видом отвернувшееся в сторону. "Вот, еще и почтальоном служить приходится, – говорило неприязненное выражение ее мордочки. – Все на мне!"

– Хорошая мышка, – похвалил я, чтобы хоть что-то сказать, стимулировать зверька морально.

Дедка продолжал:

– Кто же еще к нам появиться может? – усмехнулся он. – Помощников-то ниоткуда не дождешься: как уехали в город – так и с концами. Внучку вон подбросили на лето на воспитание, – кивнул он на десятилетнюю по виду девочку. – А у нас, как на грех, инспекция за инспекцией, урожай убрать некогда…

Не скажу, что его слова меня задели – разозлили или раззадорили – просто воспитание у меня такое, что не могу я не помочь, если пожилые люди вынуждены заниматься непосильным трудом.

Словом, засучил я рукава, ухватился за репку – бабка с дедкой встали рядом, внучка привычно уцепилась за бабкину юбку, Жучка с кошкой тоже где-то пристроились, и только мышка тасовалась вокруг нас, не находя себе места – и вытащили репку!

Мышка обиженно пискнула, порская из-под ног: в конце концов ее чуть не задавили. Можно сказать, обошлись без нее. Но, думаю, она не преминет взять реванш как-нибудь в другой раз.

Поблагодарили меня обрадованные огородники, затем мы совместными усилиями дотащили репку до погреба, вдвоем с дедом спустили ее вниз, а бабка, еще наверху отрубившая добрый кусок от бока репки, запарила его в печи в большом чугунке и, когда мы с дедком умылись у колодца – внучка сливала из резного деревянного ковшика – поставила перед каждым на чисто выструганный простой деревянный стол по миске пареной репы.

Должен признаться, что репку они вырастили на славу!

Поев, я распрощался с ними и пошел себе дальше.

РЕКА

Дорога, виляя между кустами, привела меня к речке, через которую не было моста. Просто обрывалась на одной стороне реки – и продолжалась на другом. И она не входила в реку, что могло бы говорить об имеющемся броде, а именно обрывалась довольно-таки крутым берегом, хотя и невысоким.

Может, мост кто-то украл? Однако и следов моста не замечалось. Снова непорядок!

Я принялся вспоминать – хотя и безрезультатно, – как решался вопрос с переправой через реки в сказках, но вспомнить ничего не смог. То ли я не читал подобных сказок, то ли таких сказок вообще не бывает.

Пока я задумчиво чесал в затылке, надеясь отыскать там если не мост, то хотя бы мысль о том, как обойтись без него – лезть в воду как-то не хотелось, хотя река была обычной, не огненной, – кусты зашевелились, и из них на дорогу вылезли три странных существа. Один был чрезвычайно худой и высокий, второй – толстенький и кругленький, а третий вообще ни на что не похож. Нет! Похож: на поставленную вертикально лодку странной конструкции, слегка смахивающую на помесь плоскодонки и байдарки.

– Кто вы? – спросил я. – Уж не разбойники ли?

– Мы – здешние перевозчики! – хором гаркнули существа, обиженные тем, что их сравнили с разбойниками. – Пузырь, Соломинка и Лапоть.

Ах, так вот кто этот третий! Ну, мне простительно: лаптей я в глаза не видел. Но и с первыми двумя неплохо познакомиться непосредственно, а то все догадки, догадки…

– Ну что, поплывем? – деловито осведомился Пузырь, упирая руки в круглые бока. Он, видимо, был за старшего, по старинной русской традиции, согласно которой управлять должны толстые, чтобы придать больший вес всему предприятию.

Я заколебался. Какие-то неясные ассоциации у меня эта троица вызывала, но никак не могла вызвать. Или это у меня от начинающегося склероза?

– Да ты не беспокойся, – принялся уговаривать меня Пузырь. – Лапоть у нас смоленый…

Лапоть, услышав такую рекламу в свой адрес, тут же осклабился и, повернувшись спиной к реке, плюхнулся в воду.

– А хоть бы и не смоленый был! – хвастливо добавил Лапоть, ерзая по воде. – Все равно ни капли не пропустил бы! Меня такой мастер плел! Знаете, какие у нас есть умельцы-лаптеплетельцы? По воде люди ходят – и ноги сухие…

– И туеса березовые плетут – заместо кувшинов использовать можно, – похвалилась и Соломинка. – Молоко у нас хозяйки держат – и долго не скисает, и ни капли не вытечет. Да вот, не изволите ли принять в подарок? – и Соломинка протянула мне небольшой берестяной туесок. – Всем туесам туес!

– Ну, спасибо! – растроганно произнес я, принимая подарок и укладывая его в рюкзак-сумку.

– Прошу! – Пузырь широким жестом указал на Лаптя, второй рукой охватывая Соломинку за талию.

Я осторожно ступил внутрь Лаптя, ожидая что вот-вот на мои ноги хлынет вода. Собственно говоря, плавать-то я умел, вот только статус Генерального Инспектора, да споро вывернувшиеся из кустов перевозчики удержали меня от переправы вплавь. Поэтому я особенно не беспокоился: в случае чего – выплыву. Неприятно только очутиться в воде одетым, но и это пережить можно, при желании.

Пузырь ступил вслед за мной, расположился на корме и принялся орудовать Соломинкой как шестом, упираясь в дно, и отталкивая лод… Лаптя к противоположному берегу. Но Лапоть и сам греб руками и ногами, представляя из себя одновременно гибрид плоскодонной лодки, колесного и винтового пароходов, так что передвигались мы достаточно быстро.

– Молодцы! – гаркнул я, едва Лапоть уткнулся в берег.

– Рады стараться! – хором прокричали три паромщика – Пузырь, Соломинка и Лапоть.

– А теперь – сушиться! – сам себе скомандовал Лапоть, бодро выбрался из воды и улегся на травку на солнышко. Соломинка прикорнула рядом с ним, Пузырь спрятался в тень.

– При моей комплекции на солнце нельзя, – пояснил он.

– Жалобы, просьбы есть? – спросил я.

– Никак нет! – бодро ответил Пузырь. Лапоть и Соломинка промолчали. Лапоть уже тихонько похрапывал.

– Ну, бывайте здоровы! – попрощался я с перевозчиками и пошел дальше.

"Всем туесам туес", – зацепилась в мозгу фраза Соломинки. Я вынул туесок и рассмотрел его поближе да повнимательней. Туесок как туесок, ничего особенного. А вот фраза… Что-то она мне напоминала, но вот что? Я подумал-подумал, но, так ни до чего и не додумавшись, вернул туесок в сумку и зашагал дальше.

Рощица, или небольшой лесочек, в который я вошел, вся словно светилась изнутри, да это было и немудрено: березовые рощи всегда светлы и прозрачны.

"Хоть отдохну здесь, в сказках! – подумалось мне. – Когда бы еще удалось вот так на природу выбраться?"

Я вспомнил все наши так называемые "вылазки", оканчивающиеся дикой головной болью. Ну можно ведь пить меньше! А тут мне пить не с кем, поэтому могу просто отдохнуть, почувствовать свое единство с природой, ощутить себя ее частью…

Природа-то природой, а как все же быть с командировкой?

Несделанное дело не давало покоя. Можно не выполнить задания, но командировку умри – а отметь. А куда идти? Шарика у меня теперь нет, встречающих не положено – раз уж я тут почти что инкогнито. А значит, Марфа Порфирьевна не дала телефонограмму, чтобы меня встретили. Придется выбираться самому, самому искать начальство, решать вопрос с командировкой, с размещением в гостинице… или как тут – на постоялом дворе? Кстати, скоро и ночь надвинется.

Назад Дальше