* * *
Наших бойцов заменили десантниками через неделю. Больше с этой стороны эрэсами город не обстреливали.
Пока мы прикрывали дорогу, третья рота, прочесывая местность, нарвалась на банду и потеряла убитыми двух солдат. Отходивших человек десять "духов" прямой наводкой накрыли танкисты.
А нам повезло: мы были как на курорте. Мелещенко остался жив и шел ко мне навстречу, широко раскрыв объятия. На нем была дурацкая панама, в которой он походил на пасечника. (Кличка Микола-пасечник надолго закрепилась за ним.)
– Никифор, шо было, шо было! Пока вы там тащились, мы воевали!
Проходящий мимо Кавун заржал, услышав возбужденный рассказ насмерть перепуганного Мелещенко.
– Вояка! Штаны сухие? Все в порядке?
– Насмехаешься! А бой был такий ужасный, вот я, попав в историю! Думал в Кабуле будэ спокойно…
Мы с Иваном вместе рассмеялись над его грустной физиономией. Не повезло человеку.
Дивизия уходила. Суета закончилась, колонна за колонной мы выдвигались на дорогу. Батальон разбросали ротами для охраны тылов. Жарища стояла невообразимая. Пыль, поднятая техникой, окутывала нас, как одеяло, обволакивала, забивалась в глаза, нос, рот.
Афганские солдаты, бредущие мимо нас, в восторге глядели на начальника штаба батальона, майора Подорожника, величественно восседавшего на броне. Его усы топорщились в разные стороны и были каждый с банан средних размеров.
Проходивший мимо усатый афганский офицер остолбенел. Замер как вкопанный, затем что-то забормотал, округлив глаза, и поднял вверх одобрительно оттопыренный большой палец. Солдаты-афганцы окружили БМП и приветственно махали майору. Василий Иванович значительно и важно подкрутил усы и изрек:
– Бача! Вот когда такие же отрастишь, воевать хорошо научишься. Переводчик, переведи!
Сержант-таджик перевел, наши союзники одобрительно заулыбались.
– Карашо, командир, – произнес восхищенно афганец и, помахав рукой, пошел дальше.
Гордый начальник штаба оглядел неподвижную технику нашей роты и дал команду начать движение. Лязгая и скрипя железом, техника ползла по грунтовке к Кабулу. Добравшись до асфальта, колонна двинулась быстрей и веселей. Снаряды расстреляны, продукты съедены, топливо истрачено – ехать легко.
Я с интересом разглядывал местность. В этой дикой, богом забытой стране мне предстояло выживать два года, если повезет. Небольшие обработанные поля вокруг глиняных домов и всюду глиняные дувалы (заборы), огораживающие плохо ухоженные сады. Виноградники вокруг кишлаков. Время от времени мы проезжали мимо разбитых домов с провалившимися крышами, разрушенными дувалами, а вдоль дороги валялись сгоревшие КамАЗы, ГАЗы, ЗИЛы, БТРы, что наводило на грустные мысли. Сколько жизней оборвалось и с той, и с другой стороны?..
* * *
К вечеру, когда техника стояла в парке, оружие сдали в оружейку. Помылись в контейнере, изображавшем душевую. Меня позвал старшина Гога Веронян:
– Никифор, зайди, ждем тебя.
В каптерке сидел ротный, на столе стояла бутылка коньяка "Арарат", немного закуски.
– Давай по сто граммов выпьем за успешное возвращение. Ты в рубашке родился. Ротный сказал: Грошиков чуть не застрелил тебя. Дурак чокнутый. Мудак – что с него возьмешь.
– Старшина, я, сам знаешь, после гепатита, печень надо беречь, наливай граммов пятьдесят, а Нику – полную рюмку.
Старшина плеснул в стеклянный стакан армянской "огненной воды".
– За боевое крещение и чтоб так было каждый раз, оставайся живым! – изрек тост Иван.
Старшина налил нам по второй, сам вторую пить не стал.
– Теперь за замену! – и Ваня хряпнул по второй. Старшина быстро налил чуть-чуть и тоже выпил. Я засмеялся:
– Что, до замены немного?
– До февраля, а в худшем случае – до апреля.
– Сглазить боишься? Ротный усмехнулся:
– Да что с ним в каптерке будет? Разве что матрасами завалит.
Прапорщик начал горячиться и быстро трещать, захлебываясь от возмущения.
– Ванья! Я что, никогда не ходил с вами? Я ходил, а кто из старшин ходит? Никто. Работы сколько! Имущество все никак не списать. После капитана Беды столько осталось хвостов еще, а тебе ведь роту сдавать.
– Да, ладно, не верещи, главное, чтоб у меня с заменой проблем не было. Без тебя как-нибудь обойдемся. Хотя и трудно мне с вами. Взводные все новые, замполит только пришел, техник – "стакан", а зам – "контуженый". А до замены ты, Ники, должен меня оберегать. Дома дочка и жена ждут. Хорошо бы каждый раз так спокойно обходилось.
Джалалабадская операция
Целую неделю проводились занятия по натаскиванию молодых солдат, подготовка их к боевым действиям. Механики и наводчики-операторы готовили БМП: заряжали боекомплект, проверяли и ремонтировали ходовую часть и движки.
Как-то утром командир полка срочно собрал всех офицеров.
– Товарищи офицеры, послезавтра – выход в Джелалабад. Полк там еще не был, район новый для нас, задачи будут известны только завтра, сегодня получить карты и готовиться к выходу. Начальникам служб – обеспечить всем необходимым, пополнить боезапас, продукты получить на трое суток, составить списки убывающих и подать в штаб.
Началась суета. Солдаты, как шустрые муравьи, стали таскать туда-сюда мешки, коробки, вещи, боеприпасы. Составили списки, подали в штаб. Получили команду разбить роту по восемь человек для десантирования вертолетами.
Второй замполит полка, по кличке Муссолини, вызвал всех своих подчиненных к себе.
– Получить листовки для распространения среди местного населения, агитационные ракеты (в них тоже листовки); выпустить боевые листки, назначить актив и подать списки актива, провести собрания, инструктажи.
Какой бред! Зачем эти боевые листки? Сам-то, наверное, соображает, что это маразм. Отрывать людей сейчас от дела собраниями, стенгазетами… Если я попытаюсь сделать пятую часть из того, что сказано, ротный и офицеры пошлют подальше. За выполнение третьей части я б на их месте дал в морду, а за претворение в жизнь всей программы можно бы и пристрелить. Главное – это не нужно никому, в том числе и самому Мусалиеву. Затем "комсомолец", парторг и "пропагандист" добавили свои умные распоряжения.
Мелентий Митрашу, зам. командира второй роты, как более опытный, возмущался меньше всех.
– Мужики, меньше сотрясайте воздух: он сам понимает, что в наших глазах он мудак, но ему ж тоже такую же ахинею рекомендуют начальники. Пойдем лучше пообедаем, да вовремя доложим о сделанном. Обед – главное дело на войне. Я в Панджшерской операции в прошлом году наголодался. Привезут солдат, а уже через месяц почти все в госпиталях – заболели. Дистрофия и гепатит. Один солдат из вертушки выбрался, мешок тяжелый, автомат, еще много всего на него навешано, а лезть по крутой горе метров восемьсот. Снизу вверх посмотришь – голова кружится. Так вот, этот боец-писарь сразу ствол в рот и на спусковой крючок нажал – слизняк. Решил лучше сразу смерть, чем мучения смертельные без конца и края.
Так вот, когда от истощения умерли несколько человек, прибыла медкомиссия из Кабула, всех с гор спустили к броне и давай рост мерить да вес. А я исхудал, форма оборванная была, без знаков различия и звездочек, х/б на мне еле висело. Встал на весы – 65 килограммов, а рост – 189 сантиметров. Медсестра врачу говорит: "Дефицит веса двадцать килограмм". Врач как засуетился. Скорей в госпиталь! В вертолет его! Как фамилия солдата? Старший лейтенант Митрашу, говорю, Мелентий Александрович. Зам. комроты по политчасти. Полковник-медик череп почесал, похмыкал и изрек: "Вообще-то страшного ничего нет, все в пределах нормы, возвращайтесь в роту". Вот так-то, такие дела. А как хотелось на белых простынях поваляться, поесть, отоспаться, медсестру обнять какую-нибудь. Поэтому еда в нашей жизни – задача первостепенной важности.
– Ну, тогда пойдем "почуфаним", – подытожил Мелещенко.
– Пойдем поедим, – поддержал его оду чревоугодию Мелентий. – Вообще от сильного напряжения и стрессов у солдат слишком часто крыша съезжает. Эх, в той Панджшерской операции я был совсем зеленым, только из Союза приехал и попал во второй батальон. Он тогда тоже был рейдовый, это потом встал в Баграмской "зеленке" по заставам. У одного бойца мозги с катушек слетели – бросил мешок и пошел в долину к "духам". Ротный попытался его остановить, успокоить, догнал, а тот молча автомат наставил ему в живот и дал очередь. Мы все были гораздо выше, быстро спустились, перевязали командира, выносить стали на площадку для приземления вертушки. Смотрим, а солдат уже в долине и убегает все дальше и дальше. Навели на квадрат артиллерию и ударили "Градами". Реактивные снаряды легли хорошо, кучно. Позже тело подобрали и в Кабул вывезли, списали гниду на "духов". А ротный выжил, кишки малость укоротили, но выжил. Только в Афган он уже не вернулся. Эх, хороший был командир. Душевный.
– Мелентий, а как ты в наш батальон попал? – поинтересовался я.
– Ты про Масленкина слышал?
– Слышал, что погиб парень. Часто все его вспоминают, намекая на какую-то трагедию, но толком никто ничего не говорит.
– История такая. В декабре прошлого года он прибыл, а в январе через месяц операция проводилась в Пагмане.
Спустился Масленкин в кишлак с десятью солдатами за водой. Дело темное, как было на самом деле – никто не знает. Ротный доложил, что разрешил за водой спуститься, а кто говорит, что сам надумал в кишлак сходить за барашком: сержанты упросили. Вообще до кишлака было далеко, и пространство было не простреливаемое с гор, совсем неприкрытое. В долине нарвались на "духов". Патронов с собой взяли мало, только то, что в лифчиках, а некоторые были с единственным магазином. Батальон был разбросан далеко по задачам. В роте взвод от взвода находился на большом расстоянии. Один сержант только и уполз по арыку, отстреливаясь, остальных постреляли и порезали. Лейтенанту мошонку на лицо натянули и член в рот вставили. Кишлак мы через неделю отбили, тела вытащили, дома все с землей сровняли. Но кому от этого легче? Солдат изуродовали, но Масленкину досталось хуже всего. Так-то. Опыта не было: первый раз шел в рейд. Поэтому, парни, повнимательней будьте, не лезьте туда, куда собака свой конец не сунет. Набирайтесь опыта. Убивают всегда новичков. Выдержал вначале, приноровился – будешь жить. Повоюешь, и заменят.
Вот такие невеселые истории поведал Мелентий Александрович перед боевыми действиями, зато поучительные.
* * *
За продовольственными складами разметили площадку для вертолетов. Вертушки я раньше видел в основном только в кино, а в Афгане летал один раз становиться на партучет из Кабула в Баграм.
Задачи ротам поставили уже на площадке. Секретность! Отметили точки на картах, разбили нас для десантирования по восемь человек. Через три часа ожидания появились вертолеты, и началось… Посадка – взлет, посадка – взлет… пыль, песок. Посадка – взлет. Батальонный разведвзвод разделили пополам, одна половина – со мной.
Посадка. Ветер раздувает волосы, глаза запорошило пылью. Наклоняясь до земли, бредем к открытому люку.
Взлетели, а парашютов-то нет! Глянул вниз с замиранием сердца – земля все дальше и дальше. Страшно. Люди не видны, летим высоко. Постепенно наступило успокоение, и мысли приобрели философское направление.
Собьют? А может, нет. А если и собьют, может, сядем? А если погибнем? Ну не сейчас же, ведь могут убить в любой момент (погибают и в мирное время: машиной задавит, кирпич на голову, инфаркт).
Ладно, чепуха все это. Вон, даже опытные солдатики хоть и бравируют, но заметно нервничают.
Батальон впервые десантировался на вертолетах.
Разведчику Гостенкову места на лавке откинутого сиденья не хватило, и он развалился на днище, вытянув ноги. Весь обвешанный и обмотанный лентами, в тельняшке, обняв ПК, он был похож на матроса-анархиста.
Постепенно началось снижение.
Вертолеты один за другим на бреющем полете стелились по изгибу речушки в ущелье. Вдруг вертушка оказалась над широкой долиной, похожей на зеленый остров между угрюмыми серыми скалами.
Внизу шел бой, и мы, высадившись, сразу же втянулись в него. Откуда били по нам, было не ясно, мы же стреляли во все стороны от площадки. Под прикрытием шквального огня батальон занимал позиции, расползаясь все шире по долине.
Ротный веселыми воплями встретил меня.
– Ну, что, рэйнджер! Впереди "духи" уходят по ручью. Человек десять уже ускакали на лошадях. Прямо как в кино "Белое солнце пустыни". Кто только будет Суховым? Наверное, комбат. И где, черт возьми, Верещагин с пулеметом! Ха-ха.
Минометы били вглубь "зеленки", стреляли без треног с руки, толком не зная, куда, а пехота понемногу ползла вперед – от куста к кусту, от бугра к бугру, от камня к камню. Пули свистели, рикошетили от булыжников. Попались по пути первые трупы животных и бородатых "духов".
А у нас в батальоне – раненые. Опять раненые во второй роте. Кого-то унесли в приземляющиеся вертушки. Одних – сюда, а других – уже обратно.
Вот полк весь уже здесь. Разведбат и восемьдесят первый полк расположились по гребням ущелья. Десантники где-то рядом, за перевалом.
Проползли открытое пространство и скорее в кишлак, который уже трясет разведка. Несколько "бородатых" валяются в овраге на краю кишлака. Эти уйти не успели и бились до последнего патрона.
А что же я? Второй бой, и никого не завалил, толком "духов" и не видел. Стрелял куда попало, впрочем, как и вся остальная рота.
Комбат Василий Иванович вызвал Кавуна, и вскоре тот вернулся хмурым и озабоченным.
– Ну вот, попали в переделку, черт. Тут "духов" больше, чем нас, раз в пять. Нога "шурави" никогда не ступала на эту помойку. Тебе задача – берешь трех бойцов и вон за крайним жилищем на горке занимаешь оборону. Ночью не спать. Ты в боевом охранении от нашей роты. Вот тут и тут будут от второй и третьей роты заставы. Не постреляйте друг друга. Бери людей из второго взвода. Ну, удачи! Костры не разводить! Маскироваться.
– Когда выходить? Пожрать бы, – вздохнул я.
– Выходить сейчас, а то совсем стемнеет. Скорее. На месте осмотришься. Поедите в дозоре холодные консервы. Быстрее бери солдат.
Тропинка вилась между заборов, выложенных из камней, все круче и круче, все выше забиралась моя группа.
В сумерках выбрались на вершинку. Кишлак как на ладони, все в нем шевелилось. Огни, дым, суета. А мы жевали сухари и холодную кашу с мясом, вернее с присутствием мяса.
Солнце рухнуло за горы, и темнота навалилась, словно нас укрыли темным одеялом. Подул ветер, свежесть перешла в прохладу, которая сменилась мерзкой сыростью. Постепенно и я, и бойцы замерзли, не согревали и бушлаты. Вот так-то. Конец августа – днем жара, а ночью холод собачий. Как говорится, из огня да в полымя. У меня бушлата не было, не взял по неопытности, поэтому накрылся расстегнутым спальным мешком.
Всю ночь мы дрожали на ветру, а утром выпала роса, так еще и промокли.
С рассветом спустились к своим злые, как черти. Но поспать и погреться не удалось. Командир полка ревел, как разбуженный медведь-шатун, и разгонял подразделения по задачам. Я поздоровался с нашими офицерами и тут же занял свое место в хвосте колонны. Ротный велел подгонять всех отстающих, и мы вместе с санинструктором побрели в замыкании. Бандера шел, как всегда, бурча и ругаясь тихо себе под нос.
Цепочки солдат растянулись во все стороны, роты выходили на задачи. Где-то впереди по ущелью била артиллерия, в небе кружились вертолеты и с высоты посылали куда попало "нурсы". Зачищали для нас район. Как далеко предстоит идти! Полдня рота ползла по горам, жарясь под лучами жестокого солнца. Грязь, пыль, пот. Солдатские х/б быстро пропитались им насквозь: больше всего тяжелого вооружения у расчетов. Особенно мешают движению навешанные на мешки ленты к пулеметам, мины к минометам и "мухи". Первый час я шел налегке, но постепенно, когда молодежь начала сдавать и выбиваться из сил, нагрузил на себя, что мог. Сначала повесил на шею ленту к пулемету, затем взял чей-то гранатомет. Расстрелять бы их куда-нибудь и выбросить. Да пока не в кого. И так несколько часов вверх-вниз.
К обеду добрались до убогих полуразрушенных артиллерией домов. Привал! Какое счастье!
– Офицеры, ко мне, – крикнул озабоченно Кавун. – Отцы-командиры! Задача: повзводно прочесываем местность, ищем оружие и боеприпасы. Нам придаются саперы, самим никуда не лезть. Вот с нами работает командир саперов – старший лейтенант Шипилов. Опытный офицер – опыт отражен на физиономии, – заулыбался Кавун. – Выполнять при поиске и разминировании его указания. Инструктируй народ!
Плотный, с квадратным лицом сапер действительно имел внушительный вид. Подбородок был рассечен глубоким шрамом, такой же шрам пересекал щеку, а лоб и нос были испещрены следами осколков. Лицо багровое то ли от ожога пороховым зарядом, то ли от постоянного обветривания. Коренастый, широкоплечий – настоящий мужик.
– Господа офицеры! Если не хотите иметь рожу как у меня и вообще хотите иметь лицо и руки, то никуда не лезьте. Рыть землю носом будут саперы, а вы их охраняйте. Ну, и помогайте выносить, если что найдем.
– Да, вот еще что – таскаем все сюда. Здесь и площадка хорошая для вертолетов, если будет что вывозить – вывезут. За работу! – скомандовал ротный.
Вскоре появились первые результаты. Шипилов оказался мастером своего дела. В тайнике в камнях обнаружил цинки с патронами, ящик с гранатами. В сарае первый взвод обнаружил ДШК и больше сотни выстрелов (зарядов) к гранатометам и безоткатному орудию, несколько сотен ящиков патронов к пулемету, больше сотни мин "итальянок". В еще одной хибаре оказался миномет и сотни мин к нему. На наши доклады в ответ был слышен радостный визг комбата и комполка.
И тут нам повезло по-царски. Солдаты нашли склад спальных мешков, очень легких, хотя и не очень теплых, поролоновых, а не пуховых, как у меня и ротного. Но это была огромная удача. Двести спальных мешков, склад с продовольствием, склад с медикаментами! Горы трофеев все росли и росли.
Вскоре к нам спустилась группа с КП полка, и, набрав спальных мешков для штаба, все, очень довольные трофеями, удалились. Пришли такие же ходоки с КП батальона и из других рот, нагрузились продуктами, спальниками. Санинструкторы выбрали таблетки, порошки, бинты. Явился медик-прапорщик Айзенберг по кличке Папа со своими санитарами. В куче медикаментов лежали сотни пакетов итальянского кровезаменителя. Наш был разлит в пятисотграммовые стеклянные банки, часто бился и разливался, да к тому же, вливая его, необходимо было емкость держать на весу.
– Смотри-ка, как хитро придумано. – Почесал задумчиво затылок прапорщик. – Иглу втыкают в живот, а пакет – под зад или под спину, жидкость и поступает, постепенно выдавливаясь. А мы, как мудаки, должны стоять с банками под обстрелом.