4 января 1918 года Порш, поддерживаемый Винниченко, отдал безумный и несвоевременный приказ о немедленной демобилизации украинских частей регулярной армии, распустив части "старой армии", и не менее глупый приказ о ликвидации офицерских чинов в армии УНР. Все это делалось для нейтрализации "левого" влияния большевиков на армию и для того, чтобы показать Ленину революционность и миролюбие правительства УНР. Вместе с тем приказ о демобилизации армии был авансом странам германского блока и вел к разрыву всяческих отношений со странами Антанты.
Разговоры о полной демобилизации армии шли уже два месяца, на этом решении настаивали "миролюбивые" украинские социал-демократы. Винниченко и его сторонники ратовали за переход армии на милиционную систему и создание украинской армии по образцу кантональной швейцарской милиции. В условиях войны этот приказ был равносилен полной капитуляции. Петлюра, как мог, противился демобилизации армии, но после своей отставки он уже ничего сделать не мог.
Вместе с тем Петлюра не желал оставаться в стороне от судьбоносных военно-политических событий, несмотря на то, что был выброшен из "большой политики" и "превратился в частное лицо". Петлюра сохранял еще имя, большой авторитет решительного, независимого политика и крепкие масонские связи. Он с ужасом наблюдал за распадом государства и армии и жаждал действий, стремился предотвратить крах всех надежд...
Уже через несколько дней после отставки Симона Петлюры в киевских газетах появилось объявление о том, что Петлюра начинает формировать в Киеве особое боевое военное подразделение - Гайдамацкий кош Слободской Украины для борьбы за изгнание войск большевиков с Украины. Слободским Кош назывался потому, что большевики к этому времени уже заняли Слободскую Украину (Харьковскую губернию), для сохранения государства было необходимо вернуть эту территорию.
Вскоре на афишных тумбах Киева были расклеены сделанные от руки, незамысловатые цветные плакаты, подписанные Петлюрой, на которых был нарисован казак с "оселедцем" и шапкой с красным шлыком. Этот казак призывал вступать в кош к Петлюре для "решительной борьбы со всеми врагами Украины".
Штаб Слободского коша размещался в здании Коллегии Павла Галагана, буквально в квартале от Крещатика и от Центральной Рады. В кош первыми записались некоторые офицеры УНР: штабс-капитан Александр Удовиченко из Генерального штаба, который ушел в отставку, протестуя против отставки Петлюры, поручик Виноградов, прапорщик Ляхович... Они-то и создали Первый курень "красных гайдамаков" (по красному цвету шлыка на папахах) из 170-200 добровольцев из солдат, вольных казаков и студентов, которые готовы были сражаться во имя Украины. Кош оказался достаточно самостоятельным подразделением, с хорошим обмундированием, денежным довольствием: деньги на его создание Петлюра получил от "таинственных" французов. (О каких-то "нескольких тысячах рублей", взятых Петлюрой "на формирование гайдамаков" у французов по не менее таинственным масонским "каналам", намекает в письме к Петлюре Моркотун.)
Начало истории коша было связано со скандальным исчезновением лидера большевиков Киева, главы местного Революционного комитета Леонида Пятакова. Петлюра уже раз арестовывал Пятакова (30 ноября), но тогда был вынужден отпустить его, несмотря на явные доказательства его причастности к организации заговора против Центральной Рады. Именно Пятаков был главным организатором планируемого на начало января 1918 года восстания большевиков в Киеве. Но Центральная Рада стремилась продемонстрировать свою "демократичность" и до поры до времени отказывалась от арестов политических противников, несмотря на прямую угрозу переворота, воздерживаясь даже от закрытия газет, ведущих враждебную пропаганду. Такая власть в эпоху гражданских войн и диктатур была обречена.
В четыре часа утра, на Рождество, 25 декабря 1917 года, в дом, где находились братья Пятаковы, ворвались, выломав дверь, десять солдат, вооруженных кавалерийскими карабинами. Были они в барашковых папахах с красными шлыками. Без ордера на арест и не называя себя, солдаты арестовали и избили Леонида и Михаила Пятаковых. Михаил Пятаков вскоре был отпущен, а Леонида солдаты увели в неизвестном направлении... Не появился он ни через день, ни через неделю...
Дело об исчезновении Пятакова всколыхнуло оппозицию и привело к массовым акциям протеста рабочих Киева. Большевики уже разрабатывали план нового восстания.
Только через двадцать дней был найден труп Пятакова и стало известно, что Леонид Пятаков был вывезен за город, в район Пост-Волынского, и после избиений убит. Кто убил Пятакова, так и осталось загадкой, но "левые" киевские газеты в один голос утверждали, что это были гайдамаки из части Симона Петлюры.
Деятели Центральной Рады, не желая обострения положения в столице, немедленно осудили "самовольный арест" политического оппонента. Правительство УНР объявило, что факты "самовольных арестов" дискредитируют власть и виновные в этом будут наказаны. Одновременно власти уверяли, что ни одна из регулярных частей армии УНР не получала приказа об аресте Пятакова. Тогда же была создана комиссия из представителей Центральной
Рады и Киевского Совета для расследования "дела Пятакова". Эта комиссия считала, что если принять во внимание то, как выглядели ворвавшиеся в квартиру Пятаковых солдаты, то это могли быть только бойцы нерегулярного Коша Слободской Украины, потому что кавалерийские карабины и шапки с красными шлыками были в Киеве только у гайдамаков.
Что можно сказать о "деле Пятакова" по прошествии более чем 80 лет? Сейчас практически невозможно установить истину, были ли это гайдамаки, а если гайдамаки, то были ли они настоящие, а не переодетые, действовали ли они по приказу Петлюры или какого-то другого командира, не было ли это провокацией со стороны политических конкурентов Петлюры или со стороны "белых офицеров"? Вопросы, вопросы... Хотя и Петлюра в условиях начавшейся войны с большевиками вполне мог отдать приказ об аресте Пятакова. Такой арест дестабилизировал руководство большевистским восстанием в Киеве, одновременно повысив авторитет Петлюры как "решительного борца" против мятежников.
2 января 1918 года Генеральный секретариат УНР все-таки был вынужден провозгласить самые решительные меры против большевистской опасности, чтобы овладеть ситуацией в стране. В воззвании (и соответственно в указе) к гражданам Украины правительство угрожало преследованием и применением военно-революционного суда в отношении всех врагов УНР, запрещало распространение враждебной УНР литературы (введение цензуры).
Во исполнение этого указа уже в ночь с 4 на 5 января произошла крупномасштабная акция - разоружение рабочих-красногвардейцев киевских заводов "Арсенал", "Ауто", Снарядного, Демеевского, судостроительного, Проводов, а также механических мастерских, железнодорожного управления (всего в 28 пунктах). Были изъяты тысячи винтовок, десятки пулеметов, арестовано более 200 активных организаторов восстания и захвачена типография газеты большевиков "Пролетарская мысль". Не будь этой акции, январское восстание большевиков в Киеве было бы более успешным и, очевидно, смертельным для Центральной Рады. Заметим, что в разоружении и арестах большевиков приняли участие и гайдамаки Слободского Коша во главе с Петлюрой.
Такие меры были необходимы еще и потому, что 4 января 1918 года харьковское советское правительство официально объявило войну Центральной Раде, и уже в этот же день отряд "красных" из Харькова неожиданно захватил город Сумы.
События этой войны после 5 января 1918 года, когда уже Антонов-Овсеенко издал директиву об общем наступлении своих войск против киевской Рады, развивались молниеносно. На Левобережье войска большевиков быстро двигались по двум железнодорожным веткам - Полтавской и Черниговской - к Киеву, на запад. Главный отряд в 2 тысячи штыков во главе с Муравьевым на бронепоезде двинулся на Полтаву. Так получили свое реальное воплощение планы Муравьева по развертыванию "эшелонной войны" против УНР.
За два дня до начала боевых действий в направлении Полтавы по приказу военного министра Порша часть двух украинских полков (1800 штыков) была вызвана из Полтавы в Киев из-за обострения ситуации в столице и для разоружения заводов, а в самой Полтаве осталось не более 600 штыков. Порш почему-то рассчитывал на то, что до решения вопроса об Учредительном собрании большевики не решатся наступать на Киев через Полтаву. Министр не отдал никаких приказов относительно возможной обороны Полтавы...
Нападения "красных" в Полтаве никто не ждал, разведки у армии УНР и вовсе не было, и когда войска Муравьева, выгрузившись на вокзале, неожиданно ворвалась в город, им не было оказано никакого реального сопротивления. В коротком бою против полтавских юнкеров был убит только один красногвардеец, несколько сотен юнкеров были взяты в плен.
В связи с начавшейся войной некоторые части УНР в Нежине и Чернигове решили провозгласить полный нейтралитет и свободно пропускали через свои пункты "красные части". Тем не менее после "полтавской победы" возникла странная заминка с "красным" наступлением на Киев. Очевидно, ожидали дальнейших ленинских указаний... Антонов-Овсеенко остановил (на два с половиной дня) наступление, пребывая в полной нерешительности. Только 9-10 января бои возобновились и привели к захвату Конотопа и Кролевца, к пленению почти тысячи солдат УНП.
После этих неудач республиканцев стало ясно, что войска УНР на Левобережье полностью разгромлены и на огромной территории Черниговщины и части Полтавщины их осталось только 200-250 человек. Эти силы не могли быть преградой для наступавших на Клев войск Муравьева.
На Правобережье республиканцев также стали преследовать неудачи... Большевистский ВРК 7-й армии Юго-Западного фронта решил направить в наступление на Винницу (в третий раз) все оставшиеся в его распоряжении силы - отдельные части 2-го корпуса. Этим частям удалось 10 января ворваться в Винницу и Вапнярку, далее путь лежал на Киев.
Интересно, что, хотя Симон Петлюра не был командующим всей украинской армией УНР и уже расстался с портфелем военного министра еще 18 декабря 1917 года, большевистские пропагандисты, командиры и руководители продолжали называть войска УНР петлюровцами вплоть до мая 1918 года. Слово "петлюровец" - эмоционально выразительное - использовалось "красными" пропагандистами как позорное клеймо для обозначения "предателя, врага, контрреволюционера", "буржуазного националиста", "убийцы и погромщика", который "набрасывает петлю на шею трудящихся". Понятие "петлюровец" с осени 1917-го заменило понятие "мазепенец" и до 1941 года было "обязательно-нарицательным" для врагов власти большевиков на Украине. Примерно с 1943 года "петлюровец" уступил место другому наименованию врага - "бендеровец".
Винниченко писал, что сами большевики и "разрекламировали" слово "петлюровец" в качестве обозначения главного врага. Петлюра при "содействии" большевиков-агитаторов дал свое имя целому движению за независимость Украины. В то же время для всех врагов большевиков это имя стало авторитетным и притягательным.
С 10 января многие в Киеве уже открыто говорили о неминуемости сдачи города "красным". Примерно в эти дни Винниченко, не видя выхода из сложившийся ситуации, решил подать в отставку. Он уже не мог принимать конкретных решений, его план компромиссов попросту не срабатывал. К тому же эсеровское большинство Рады, сосредоточив критику на премьере, активно рвалось к власти.
В ночь на 12 января 1917 года Центральная Рада под давлением фракции украинских эсеров приняла Четвертый Универсал: "Отныне Украинская Народная Республика становится самостоятельной, независимой, вольной, суверенной Державой Украинского Народа... Народная Украинская Держава должна быть очищена от направленных из Петрограда наемных захватчиков..."
Некоторые украинские патриоты выступали против немедленного провозглашения самостоятельности в условиях "немецкой и большевистской опасности", среди них министры и заместители министров Шульгин, Порш, Зарудный, Жуковский... Так, Шульгин заявлял еще за две недели до провозглашения независимости, "что независимость нам подсовывают немцы", что Украина таким путем будет подвержена немецкой оккупации. Даже сторонник самостийности М. Грушевский заявил, что самостоятельность - только этап на пути к свободной федерации народов Восточной Европы.
Остается неясной позиция Симона Петлюры по этому вопросу в те горячечные дни первой половины января 1918 года. Французы не одобрили Четвертый Универсал, и как "друг французов" Петлюра не должен был считать провозглашение самостоятельности необходимым в тех условиях. Но как патриот Украины он поддержал такое судьбоносное решение и выступил за полную самостоятельность Украины, но не по "германскому сценарию". Он еще надеялся на "внутренние резервы" в борьбе с "красными", надеялся на чудо - внезапное падение их власти в Петрограде...
То же письмо Маркотуна проливает свет на серьезную дилемму, которая стояла перед Петлюрой в начале 1918 года: или поддержать независимость Украины, оставаясь в лагере Грушевского-Голубовича, и этим косвенно поддержать мир с Германией, или пойти в фарватере французского масонства, активно выступить против мира с Германией и "несвоевременной" самостоятельности Украины. Петлюра попытался "дать средний ход" - выступить против Брестского мира, но приветствовать провозглашение самостоятельности Украины. Очевидно, при встречах с французами в декабре 1917 года Петлюра, ища поддержки, убеждал их в том, что он будет активно выступать против сепаратного мира и за сохранение статуса автономии Украины в составе России, заверяя французов, что он не "сепаратист". Но впоследствии Петлюра зарекомендовал себя как наиболее последовательный "самостийнык", чем очень разочаровал своих французских покровителей.
ГЛАВА 8 КОМАНДИР ГАЙДАМАКОВ. СТОЛКНОВЕНИЕ С РЕАЛЬНОСТЬЮ. 14-23 января 1918 г.
Об этих десяти днях из жизни Симона Петлюры известно достаточно много... Иногда его действия прослеживаются по минутам. За эти десять суток прошла целая эпоха не только в жизни Петлюры, но и в судьбе молодого украинского государства. В эти тревожные зимние дни оно впервые балансировало над бездной.
14 января 1918 года, в воскресенье, в штабе украинской республиканской армии царила паника. Куда-то исчезли бравые лощеные штабные офицеры из "бывших" и вальяжно-чванливые "щирые" комиссары из различных украинских социалистических партий. Многих кадровых офицеров смущал своей полной некомпетентностью недавно назначенный командующий Левобережным фронтом, главным "антибольшевистским" фронтом Украинской республики, энергичный Николай Шинкарь. Свою должность он получил только благодаря "активности" в партии украинских эсеров, которая в январе 1918 года постепенно перехватывала ключевые должности у социал-демократов... Приняв должность, Шинкарь сразу же начал конфликтовать и бороться за руководство с начальником штаба Киевского гарнизона, комендантом Киева, атаманом "Вольного казачества" инженером Ковенко, а также с командующим Генеральным штабом войск УНР генералом Бобровским и даже с главой военного министерства партийцем Поршем. Начальников - "гетманов" - тогда было в достатке, штабы организовывались в Киеве за государственный "кошт" во множестве, а вот солдат, желавших сражаться на фронте против "красных" - всего несколько тысяч!
Штабы мешали друг другу работать и только создавали видимость активной деятельности. Генералы "из царских" работали плохо, иногда явно саботировали, ждали восстановления прежнего строя, а социалистические партийные функционеры работать вообще не умели. В то время как на фронт штабисты и представители тыловых частей не стремились, оборону против наступавших "красных" просто некому было держать. Неминуемый крах Украинской республики после падения Полтавы, Екатеринослава и Харькова многим казался вопросом нескольких ближайших недель. В те же дни пришло пугающие известие - в районе Полтавы бесследно пропал (очевидно, был расстрелян) прежний командующий "противобольшевицким фронтом" подполковник Юрий Капкан вместе со всем своим штабом.
Шинкарь собрал оставшихся в Киеве командиров украинских частей в своем штабе на улице Лютеранской, не зная, в сущности, что делать дальше и к чему призывать... Он развел руками и констатировал:
"Мы за неделю потеряли практически всю Восточную Украину: Конотоп, Сумы, Миргород, Лубны, Ромодан... На станцию Гребинка провела наступление от Миргорода харьковская колонна "красных". В трехчасовом бою гайдамаки - 160 человек - пытались отбить нападение двух тысяч "красных". Результат боя, к сожалению, понятен - отступление армии УНР, наши потери: два броневика и две пушки, 17 солдат убитыми. Путь на Киев открыт со стороны юго-востока, со стороны Полтавской железной дороги, откуда наступают уже четыре тысячи "красных". Там нет значительных украинских войск прикрытия. И через два дня "красные" могут быть на окраинах Киева... Не менее опасные сведения получаем с Черниговщины. "Красными" частями Муравьева был захвачен Бахмач - главнейший железнодорожный узел северо-востока Украины. Наш лучший именной Дорошенковский полк был полностью разбит... Потери составили до 200 человек, 4 пушки. Путь на Киев и со стороны Черниговской железной дороги тоже уже открыт для большевиков...
Мы оказались просто не готовы к войне и не можем сопротивляться наступлению 7 тысяч "красных" бойцов... Часть полков нашей армии предательски переходят на сторону противника или провозглашают позорный нейтралитет.
Киев объявляется на осадном положении! А власть в городе переходит к особому коменданту Ковенко. Я вынужден немедленно, сегодня же, направить на Восточный фронт все имеющиеся регулярные и надежные части из
Киева, когда такие найдутся... Общее руководство на Левобережье Днепра будет осуществлять атаман Петлюра. Посылать на фронт предлагаю только добровольцев... части старой армии ненадежны и могут в любой момент бежать с позиций или перейти к большевикам..."
Вечером, часов в семь, Петлюра побежал на Владимирскую - в Центральную Раду. Но поспел к неожиданному финалу... Общее заседание Центральной Рады еще не начиналось, а пока проходили закрытые фракционные прения, причем главный зал заняла фракция эсеров - как наиболее многочисленная. Около входа в зал в ожидании общего собрания столпились шумные представители других фракций... Внезапно сквозь толпу "партийцев" в сессионный зал проследовало человек двадцать вооруженных молодцев - "вольных казаков". Их предводитель, Михаил Ковенко, властно прошел к трибуне, перебил выступающего и зычным голосом прочитал список из семи фамилий эсеров, которые считали себя "левыми", членов Центральной Рады.
"Шумский, Михайличенко, Полозов, Одоевский, Бачинский, Ткаль, Овчаренко... Есть такие? Встаньте и прошу выйти из зала! За связь с большевиками и подготовку заговора против Украины вы арестовываетесь!"
Названные подчинились и вышли в коридор. Голубович и еще несколько эсеров увязались за ними "в знак протеста", требуя, чтобы и их арестовали, но казаки грубо оттолкнули их... Грушевский пытался протестовать, но его уже никто не слушал. Толпа расступилась, пропустив арестованных и охрану.