Вторая неистребимая вещь
Сидел я как-то раз за рулем при выезде из посольства, наблюдая, как медленно раздвигаются ворота, а по небу с фантастической скоростью и яркостью летают молнии - восхитительная по красоте прелюдия приближающейся тропической грозы. Дело свое эти молнии уже сотворили: подача электричества из города прекратилась, надрывался дизель автономного энергоснабжения - как раз из-за них, молний этих, и направлялся я, на грозу глядя, в город, свет из местных муниципальных властей для посольства выбивать.
И тут до меня донесся звонкий и красивый девичий голос, перекрывший и грохот дизеля, и раскаты грома:
- Максим Максимови-и-ич!..
Вижу: стучит каблучками, летит к машине по-спортивному подтянутая, легкая супруга военного атташе, мчится невесомо, развевается на ветру не по возрасту и положению веселая девчоночья стрижка…
- Максим Максимови-и-ич!
Да слышу, слышу… И не только вас, мадам, но и некий метроном внутри себя, который уже отбивать начал первые такты мелодии из "Крестного отца": "Там-там, парам-парам-парам, там-там, парам…".
Свойство такое у организма моего есть: когда обстоятельства еще не стеклись и не породили случай, но что-то вот-вот случится, а центральная нервная система только настраивается на новую волну - в такие моменты неопределенности включается этот мой метроном, спокойный ритм приятной мелодии отбивает. Очень, знаете, сбалансированности психического состояния способствует. А сейчас мне, видимо, такая сбалансированность потребуется: не знаком я близко с Анной Сергеевной, но по рассказам и наблюдениям знаю, что своей неординарностью эта дама не одного уже мужика, меня покруче, в тупиковое положение ставила…
- Здравствуйте, Максим Максимович! - подлетела в свете молний к машине Анна Сергеевна, и все за открывшимися воротами: и постовые, и сапожник с овощником, хозяйство свое перед грозой сворачивавшие, и прочие в штатском, для которых и гроза нипочем, - обернулись на ее звучный голос. Да и грех не обернуться: с таким голосом не по обломкам Британской империи с мужем кантоваться, а оперные партии в Большом исполнять.
- Добрый вечер…
- Максим Максимович, вы как, просто так едете или, как Жора, по секретному делу?!
"Там-там, парам…" - выпадают сигареты у прочих в штатском за воротами…
- Да я так, прогуляться-проветриться, машину под дождичком сполоснуть…
- Ах, как хорошо! Может, домой меня отвезете? А то, знаете, Жора по делам поехал, а меня здесь оставил, а сам сказал, что Олег отвезет, а он со Славой тоже…
- Стоп! - не очень вежливо прерываю я поток слов. - Садитесь! - что делать, надо удар на себя принимать, не то она так всех "соседей" и их боевое расписание раззвонит.
- Фу, какой вы решительный! - радостно говорит Анна Сергеевна, гибко, как гепард, прыгая на сиденье рядом. - Тут недалеко, минут пятнадцать ("Там-там, парам…"), ой, какой у вас кондиционер хороший! А Жоре такой плохой поставили, вы знаете, потею постоянно, и он всегда весь распаренный приезжает, да, здесь направо, и вообще, я слышала, вам на машины денег больше дают, чем нам или посольским - вот ведь несправедливо как, правда? И машин у вас больше - вот вчера и видела вас на совсем другой машине, а почему, так было надо, да?
- Вы спутали. Это самокат был.
- Да нет же, я же посчитала, там четыре колеса было, фу, какой же вы шутник, что я, самокатов не видела? У моего брата тоже, между прочим, самокат был, я же помню, впрочем, неважно… А вы почему один едете, правда, что просто так, от нечего делать катаетесь?
- Правда.
- Ну могли бы и иначе как-нибудь ответить, все-таки меня везете, да-да, сюда, к нам дорогу так трудно найти, очень странный район, переулки, переулки, темно, ужас! Вот когда мы в Иране работали - вы работали в Иране?
- Нет, - "там-там, парам…".
- А где вы работали?
- В Ин…
- Фу, какой вы скрытный! Ну не хотите говорить - не надо, а вам нравится здесь? Мне совсем не нравится, особенно сейчас, разъехались все, а нам отпуска не дают, говорят, Славу скоро без замены отзовут, а Олег два года в отпуске не был. Рустам приехал недавно, Федору Сергеевичу замену найти не могут, а Булычов - слышали, наверное, - он теперь на кадрах сидит вместо Голубничего, впрочем, неважно - не мычит - не телится, ему что? - звание на подходе, жена - дочь замнача Генштаба, дети устроены, а мы вот сидим и сидим тут… Вот сегодня в городке полдня провела, а видела только Ксюшу, Вику, Любу, Светку и Татьяну, ну еще у Семеновых посидела, да там же скучно, сами знаете, правда?
- Нет.
- Да ну что вы! Это же все знают!
Плывет машина, сверкают молнии, мелькает позади "наружка": не поверили, что я просто катаюсь… Все тише стучит мой метроном, выдыхается: "Там-там…". А соседка моя, как тезка-пулеметчица, без остановки очередь за очередью шарашит. Только ведь той-то Анке боепитание с убогих дивизионных цейхгаузов доставлялось, а у этой - будто прямые поставки из бездонных закромов Антанты… И ствол ведь не перегревается!
- …Мне Жора сказал, что позднее освободится, часа через три, за городом с китайцем каким-то встречается ("А полковник-то - гусар, в этой стране да с китайцем… если не наврал"), противный, мог бы и меня с собой взять, подумаешь, дело какое, меня вон отец тоже возил кое-куда… Бросил в городке, а Олег со Славой тоже куда-то уехали, да еще с чемоданом, оделись, как шпана какая-то, я думала, они меня отвезут, а Рустам Захире сказал, что пока визит не пройдет, чтобы вообще на него не рассчитывала, каждый вечер занят будет, представляете, кошмар, это же еще недели две в город не выберешься… Как выкручиваться буду - ума не приложу, ведь если с делегацией Булычов приедет, бутербродами не обойдешься, такой привередливый! Самой придется готовить все, дура Фаридка вообще не умеет ничего… Да и Галке Булычовской что-то доставать придется, а как без машины, если все они заняты?.. Вам-то хорошо, вас вон сколько, да и визит не ваш, а от него столько зависит, столько зависит! Говорят, после визита Сергеева наз…
- Анна Сергеевна, смотрите! Молния-то какая! - прекрасная, право, молния: и тех, кто сзади идет, фары (пижоны!) погасив, рассмотреть можно, и пассажирку с темы сбить, пусть лучше на всякий случай о другом мелет…
- Ух, красиво! Правильно, направо, а вы что, дорогу к нашей вилле знаете, а откуда, фу, какой вы скрытный… Вот и Жора мне ничего не рассказывает, самой все узнавать приходится, а правда, что посла скоро отзовут, не знаете? Да что вы, это же все знают, у него же с замминистра отношения не того, вот как пришлют на замену дурака какого-нибудь, представляете? Знаете, у нас в Иране такой посол был - ужас! - ведь это он Валерию Николаевичу все испортил, пошел к Булычо…
- Анна Сергеевна, смотрите - какая молния!!!
- Ух ты, во красотища-то! - а ничего, очень даже ничего соседка у меня, особенно когда хохотом заливается и ладошками всплескивает, как девчонка. Многие, наверное, не отказались бы наедине пообщаться с нею. Но, думаю, полковник может быть спокоен: общение-то диалог подразумевает, а для Анны Сергеевны этого понятия не существует…
- …А вы заметили, какое платье красивое было позавчера на Тамаре Васильевне, длинновато, правда, да и рукава я бы укоротила, а так - очень ничего смотрится… Она ведь уже вторая жена у вашего шефа, надо же, у вас и после развода выпускают, у нас с этим строго, хотя, между прочим, сам Булы…
- Анна Сергеевна, смотрите, как пальмы ломает!
- Ага, здорово! У турка на приеме - представляете! - кокос от ветра упал прямо на середину стола, знаете, как смешно, я так хохотала!..
Да, с ней не соскучишься. Врут, наверное, что тогда-еще-не-полковник Жора только из-за увешанного лампасами папы женился на ней, вон темперамента сколько!
- …А Жора почему-то сказал, что на приемы меня больше брать не будет, дурной, ну подумаешь, пусть не очень хорошо, но говорю ведь я на английском, понимают же меня и слушать любят. А он говорит - молчи, а один раз вообще надулся, а что я такого - не такого сказала: "Baby born - very fat, tennis play - slim again" (Сноска: видимо, Анна Сергеевна хотела сказать, что после родов растолстела, а начав играть в теннис, восстановила форму) - все ведь ясно, хоть, может быть, и примитивно, не всем же так на языке говорить, как жена вашего шефа умеет, правда?
- Правда.
- Вот видите, а он не понимает, что должна же я знать, что подают, может, мне осьминожьи щупальца подсовывают, вот и спросила, а потом - черт те что…
- А как спросили?
- "Octopus testicles? Yes?" (Сноска: подумаешь, перепутала с "tentacles"! А получилось: "Яйца осьминога"…) А официант вдруг миску с супом уронил, растяпа…
- Ох, Анна Сергеевна!.. - давно не стучит мой метроном, не приводит к должному балансу психику, другое в голове вертится: вот если те, кто "на ушах сидит", слышат это, они же встанут на эти самые уши! Ладно, для них это работа, но я-то за что страдаю? Слава богу, на финишную прямую выходим, вот уж и "НН" отстала, убедились, что не по "секретному делу" я. Теперь-то уже не врежемся, в арык не упадем, что бы она ни сказала напоследок. Даже миску не уроним, как тот официант у турка, бедолага…
- …А тут еще у гинеколога недавно…
- А-а-нна Сергеевна!
- Да нет, ничего особенного, вы послушайте, здесь - прямо, всего-то про грибок спросила - а врач захохотал. Чего смешного?
- А спросили-то как? - ну, Аннушка Сергеевна, врежьте мне напоследок, теперь можно, добивайте…
- "Any mushrooms there?" (Сноска: "Там есть грибы?")
Господи, твоя воля! Ай да полковница! Ай да полковник! Где же метроном-то мой? Нет, не слышу, расстрелян, разнесен в куски очередями моей пассажирки-пулеметчицы…
В свете молний показался дом военного атташе, машина за воротами и фигура полковника Георгия Константиновича. Тезка великого маршала, с наслаждением подставив чеканное лицо под струи тропического ветра, удовлетворенно, с приятным хрустом в плечах, разводил мощными руками, представляя, видимо, с каким удовольствием он достанет сейчас баночку холодного "Холстена", вытянет ноги и в тихом полумраке пустого дома будет неторопливо и аккуратно, как новую нитку в сложную вышивку, мысленно вносить полученные только что сведения в рисунок ковра, который тщательно готовится резидентурой ГРУ к важному визиту министра… А еще предвкушать, какие еще "нитки" разлетевшиеся по городу "птенчики" в клювиках и чемоданах притащат… И вдруг полковник заметил мою машину и ее пассажирку.
- Ой, Максим Максимович, спасибо вам огромное, мне так понравилось беседовать с вами! Надеюсь, не в последний раз подвозите, поболтаем еще!
- Упаси бог! - тьфу, вырвалось…
- Ну, зачем так прямо, можно же и иначе сказать, не поверю, чтобы вам со мной ну ни капельки не понравилось, фу, какой вы строгий! Ой, и Жорка уже дома, хорошо-то как, зайдете, может? Нет? Жаль… Привет, Жорка! Как слетал, все в порядке? А твоих никого нет, в городе все, вот Максим Максимович… - полетел по ветру певучий голос неунывающей Анны Сергеевны.
Мы с полковником обменялись приветственными кивками: он - из-за невысоких ворот, я - не выходя из машины. Взгляды наши встретились и на минуту задержались.
"Что же ты, братан? - казалось, хочет сказать Георгий Константинович. - Где теперь то пиво, тишина и минуты творчества, так необходимые перед звездным часом резидентуры?". Думаю, мой взгляд он тоже понял правильно "Извиняй, полковник! Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя твоей жены…"
Третья неистребимая вещь
В первой ДЗК судьба свела меня с очень интересным человеком - Борисом Сергеевичем. Не пожалели природа и наставники сил и красок на эту личность: ум, знания, порядочность, чувство юмора и легкое перо, тактичность, опыт и опытность. Да, с таким человеком рядом работать - это не только везение, но и хорошая жизненная и житейская школа.
В резидентуре Бориса Сергеевича уважали, можно сказать любили. Да и гордились им уже хотя бы за то, что никто, как он, не умел в случающихся межведомственных коллизиях легко, твердо, элегантно и безоговорочно отстоять интересы резидентуры и ее работников, твердо выстраивая свою позицию на нерушимом фундаменте здравого смысла, который, надо признать, в загранколлективах торжествует, к сожалению, не всегда.
И эта любовь резидентуры к своему "дядьке" не могла не быть каким-либо образом оформлена. И оформлена она оказалась самым простым и естественным путем - Борис Сергеевич получил прозвище.
Кстати, о прозвищах и кличках в резидентуре. Большинство этой чести - прозвище получить - не удостаивается: оперативные псевдонимы зачастую становятся и фамилией работника, и именем, и прозвищем. Отдельную кличку, как особую метку, получают лишь те, кто зримо выделяется либо в одну, либо в другую сторону. Так что, если получил в резидентуре прозвище - а они обычно бывают точные и смачные, - не обижайся, а гордись, значит, нарисовался в коллективе, оценили тебя. Другое дело, какую цену при этом дали и можно ли гордиться этим…
Чтобы завершить портрет Бориса Сергеевича, отмечу, что все сказанное относилось к грузному крупному человеку с мягкой кошачьей походкой, мурлыкающим голосом, абсолютно рыжим, густым и щедрым волосяным покровом и зеленоватого оттенка хитрыми глазами. Да еще к страстному охотнику. А если вспомнить имя нашего героя и упомянуть оперативный псевдоним - Борзов, - становится ясно, что прозвище он мог одно только получить - Барсик.
Думаю, все-таки знал Борис Сергеевич, что все, вплоть до резидента, за глаза Барсиком его называют. Но даже если и знал - иллюзию "заглазности" не разрушал: не дурак же он, в самом деле, обижаться и доказывать: "Да не Барсик я, не Барсик…".
Вот с этим-то Борисом Сергеевичем и делили мы одну обязанность - жен наших с работы к дому доставлять, трудились они вместе. И здесь Борис Сергеевич строг был, старательно расписание держал, весом своим в ущерб мне не пользовался: "Не привык, - говорил, - выезжать за счет людей, у которых за плечами вдвое меньше лет, а на плечах - вдвое меньше звезд".
Ну, тут он ошибся: звезд-то одинаковое количество было, калибром, правда, отличались.
Поездки рядом с Борисом Сергеевичем очень нравились моей дочери, которая нередко мать на месте работы ожидала: пока мадам с Марксеной Ричардовной о вечном позади судачат, дядя Боря и байку расскажет, и жизни поучит, причем сделает это с глубиной, мудростью и пониманием, свойственным людям, которые имеют нереализованный потенциал "любимого дедушки" - внуки-то их в Союзе проживали, далеко, а тут под боком - внимательное серьезное существо семи лет, готовое каждое слово на лету ловить и важные вопросы старательно формулировать. Так вот и заработал мой ребенок глубокую симпатию Бориса Сергеевича и Марксены Ричардовны, а с нею вместе - и ласковое обращение "Котеночек".
Очередность поездок мы старались соблюдать, однако, понятно, случались накладки. А значит, имели место и мои разговоры-договоренности с женой: "Сегодня Барсик занят, приеду я". Или наоборот: "Вас Барсик везет, я в городе".
И вот везу я как-то раз женщин домой, они сзади болтают, я с дочерью беседую. Подъезжаем к дому Бориса Сергеевича, Марксена Ричардовна прощается:
- Спасибо, до свидания, - и обернувшемуся к ней ребенку: - Счастливо, Котеночек мой…
- До свидания, Марксена Ричардовна, - старательно произносит сложные имя-отчество моя дочь. И вдруг: - А как котик ваш поживает, можно я его поглажу?
Вот вам! Мы с мадам мгновенно, что называется, заторчали… Мелькнул стоп-кадр: ладошка моего ребенка Барсика гладит… Хм… А он щурится и мурлыкает…
- Какого котика, деточка, у меня нет никакого котика, собачка у меня, Тойка…
- Да как же так? - надувает губы ребенок. - А Бар…
- Ты перепутала, перепутала, - бросается спасать ситуацию мадам. - Это у тети Иры, у тети Иры, у Марксены Ричардовны пуделек только, ты же видела.
- Да нет же! - мой честный ребенок тоже не лох какой-то, позицию до конца держит: - Ты же сама говорила папе, что Бар…
- Да нет, ошиблась ты, - убедительно говорю я, смех подавляя. - Неужели ты думаешь, что тетя Марксена не показала тебе котика, если бы он был?
Для ребенка аргумент показался убедительным: свое место в жизни Марксены Ричардовны на этом этапе моя дочь оценивала правильно. Замолчала, слава те господи…
Со временем эпизод этот из памяти стерся - десять лет прошло, разметала судьба нас с Борисом Сергеевичем. А потом опять свела: в одном подразделении оказались, да еще и жили недалеко друг от друга. И перед каким-то юбилеем Бориса Сергеевича поручили мне сувенир для него приобрести - нож охотничий.
Купил я красивый нож, дома жене и дочери, студентке уже, показал. Похвалили, полюбовались:
- Да, наверное, Барсику понравится, - вспомнили старую кличку, теперь уже известную ребенку.
А через пару дней звонит Борис Сергеевич и приглашает меня с мадам и "Котеночком" "заглянуть по-простому, по-соседски…". Жена пойти не смогла, аллергия замучила, а дочь - как пионер - всегда готова. Понятно, и на людей приятных через столько лет посмотреть, прошлое вспомнить, да и себя, видимо, показать, взрослостью похвастаться…
Пришли, посидели, поговорили. Марксена Ричардовна умиленно с "Котеночком" мурлыкает, дочь моя от внимания хозяйки и мужа ее тает: мастер, что и говорить, Борис Сергеевич, тонко партнера чувствует. Тут уже не детские байки бесконечным ручейком звенят, а рискованные, с балансировкой на острие ножа, тексты опытного ловеласа, женское самолюбие дразнящие, выдаются… Что ж, возрастная дистанция допускает это, тем более легко и красиво рисуется, да и - что греха таить - мое-то честолюбие отцовское тоже играет…
И вдруг мой расслабившийся, разогревшийся и раскрасневшийся ребенок бахает:
- Барсик Сергеевич, а как вам ножичек понравился?
Взрывается хохотом Марксена Ричардовна - точно знала, какое у мужа прозвище, покорно торчу я: вот она, доля-то отцовская! Хлопает ресницами, прикрыв ладошкой рот, неразумное дитя мое: чего уж тут, "квакнуто", так "квакнуто"…
А Борис Сергеевич, как ни в чем ни бывало, интересуется:
- Какой ножичек, детка?
- А который вам подарили… - откуда знать ей, что завтра только дарить будут?
- Вот спасибо, а я-то гадал, что подарят, - смеется Борис Сергеевич, глядя на растерянное лицо моей дочери. - Если охотничий, да еще из новгородской стали - заранее говорю: понравится!
И тут до меня доходит: да просто не слышал Борис Сергеевич, как обратились к нему, мало ли как за долгую оперативную жизнь называли его и свои, и иностранцы - и "мистер Борис", и "мсье", и "сеньор", и какой-нибудь Порис, Полиз, Боб, Бор, товарищ Борзов… И не упомнишь всего… А нож - это вещь, вот мысль охотника и уцепилась, сконцентрировалась на нем. А слово "Барсик" вроде как и не звучало.
А назавтра стоял серьезный Борис Сергеевич рядом с высоким начальством, глазами в пол уставившись и головой кивая, слушал традиционный набор юбилейных слов: "На каждом участке… известны товарищам… добивались…". А потом слово взял начальник управления и в свойственной ему манере, раскатывая звук "Р", начал:
- Дар-р-рагой Бар-р-р…
"Неужели и он?!" - мелькнуло…
- …р-р-рис Сер-р-ргеевич, все мы знаем вас…