На то, что мы - интеллигенты, либералы, шестидесятники, люди нормы и просто взрослые люди (нужное подчеркнуть) - охнем и перекрестимся, прочтя у назвавшегося груздем черносотенца Мити Ольшанского:
"Страна умерла, но в одной, отдельно взятой точке империи этому геополитическому убийству все-таки помешали. Не стоит село без праведника - Белоруссия, наш старый форпост в борьбе с Врагом, чудом выжила и назло всему "цивилизованному миру" (равно как и против "интересов" набивающейся в него России) демонстрирует, что можно жить по-другому. Казалось бы, президенту Лукашенко и здравый смысл, и нищета страны могли подсказать такое лизоблюдство перед США, что и Прибалтика с Украиной на этом фоне казались бы великодержавными. (…) Но вопреки подловатым законам эпохи Лукашенко не сдался".
Или на то, что потащим в кутузку - в данном случае за русофобию и соответственно за разжигание межнациональной розни - жовиального Диму Быкова, который, с удовлетворением заметив, что евреи в России "везде: и в культурной, и в политической, и в экономической элите", басом молвит об их локомотивной роли в отечественной истории:
"Евреи вынуждены были в России стать диссидентами, революционерами, олигархами, а теперь вот и государственниками, потому что русские продолжают от этого воздерживаться.
Еврей ведь - тот, кого много, тот, кому всегда чего-то надо; среди русских, между прочим, их тоже полно, но они почему-то предпочитают реализовать свои таланты в сфере пыточной, репрессивной или криминальной".
Так что не станем уж лучше ни возмущаться, ни городового кликать - как к Ольшанскому, уродившемуся, похоже, без царя в голове, так и к Быкову, в голове у которого царь, безусловно, есть, но блуждающий, поминутно меняющий имена и явки: то он анархистом прикинется, то государственником, то за В. В. Розанова спрячется, то с Н. С. Михалковым перемигнется…
Они ведь - и Ольшанский, и Быков, и Шаргунов, и Пирогов, и иные многие - не вполне всерьез говорят то, что говорят. А чтобы самим упастись и нас упасти от скуки и интеллектуальной рутины. Чтобы провокацией разбудить задремавшую общественную мысль, а мысли художественной дать креативный, творящий импульс. Чтобы, может быть, и пужнуть, если найдется кого, так как
"даже деревянный муляж автомата заставляет ползти по жирной спине лакеев нового мирового порядка липкую струйку предгибельного пота".
Они, словом, - играют.
3
Иногда, конечно, заигрываются - как Александр Бренер, который шесть месяцев, помнится, отсидел в голландской тюрьме за то, что нарисовал знак доллара на картине Малевича "Супрематизм". Или как Эдуард Лимонов, которому идея вооружить "другую Россию" калашниковыми обошлась в два с лишним года отсидки, и отнюдь, отнюдь не в (бени) люксовом комфорте.
Иногда, если городовой перестает понимать шутки, дают деру - как сексуальный революционер Ярослав Могутин, получивший в США статус политического беженца после серии скандальных публикаций в газете "Новый Взгляд". Или как лидер Союза революционных писателей Дмитрий Пименов, укрывшийся в Чехии после того, как прокуратура решила проверить, действительно ли в шутку и действительно ли сдуру он принял на себя ответственность за взрыв на Манежной площади.
Но чаще - однозначно определяя свою позицию как антибуржуазную - просто играют, и в этом смысле сказанное Александром Агеевым про то, что "критиковать капитализм - дело легкое и приятное, всякий критикующий может опереться на давнюю и авторитетную традицию (даже несколько традиций, среди которых христианская и марксистская)", явно нуждается в пополнении еще одной и сегодня более влиятельной, чем остальные, традицией - игровой или, если угодно, хулиганской.
Играют в евразийство - как Александр Дугин.
В "незримую империю" - как авторы "Амфоры" Павел Крусанов, Александр Секацкий, Сергей Носов, Сергей Коровин, Наль Подольский, Владимир Рекшан, обратившиеся к президенту Путину с требованием вернуть России Босфор и Дарданеллы.
В "Фиолетовый интернационал" - как прозаик Алексей Цветков.
В литературный тотализатор - как критик и издатель Виктор Топоров, добившийся того, что голос члена жюри "Национального бестселлера" покупается теперь за бутылку водки, а на фаворитов премии уже делают ставки.
В воинствующий атеизм - как художники-нонконформисты, устроившие под водительством Андрея Тер-Оганисьяна провокационную выставку в музее А. Д. Сахарова…
Да мало ли кто во что играет!..
И - поскольку мы с гневом отвергли гипотезу о заказном характере этих игр - возникает вопрос: зачем?
Ответы разнятся.
Кто-то, отягощенный высшим образованием и комплексом идей интеллектуального прогрессорства, играет затем, чтобы и вестернизирующуюся Россию вписать в леворадикальный контекст, вот уже полвека не выходящий из моды на сытом Западе.
Кто-то - чтобы засветиться на политическом небосклоне и/или повыгоднее продать свои эскапады грантодателям - как западным, так уже и отечественным.
А кто-то и просто - чтобы внимание обратили.
Либо на то, что ты матом громче всех ругаешься. Либо на то, что свинью режешь или иконы топором рубишь на художественных перформансах. Олег Кулик, один из первых в этом деле, рассказывал давеча в ТВ-передаче "Апокриф", как долго он д умал, прежде чем понял: мало прилюдно раздеться догола, мало встать на четвереньки и залаять собакою - надо для убедительности еще и покусать кого-нибудь, чтобы уж точно попасть и в радикалы, и в ньюсмейкеры.
И я понимаю Олега Кулика.
"В мире, - говорит автор-руководитель масштабного проекта "International Young Art 2003" Таль Данан, - огромное количество художников, которые пытаются инсталлировать себя в арт-рынок. Но мало кому удастся это сделать, тем более - попасть на международную сцену. Традиционная система рынка не готова поглощать такое количество молодых дарований и с ними работать: она построена на коммерческой необходимости, а не ради того, чтобы поддерживать таланты".
Поэтому, продолжает Т. Данан, поскольку "в современном мире процесс маркетинга искусства стал гораздо важнее, чем сам художник, сама культура, само искусство", необходимы воля, энергия, предприимчивость и изобретательность "частного лица".
Вернее, двух "частных лиц". Художника (писателя, политика, мыслителя etc.), который, не копируя уже известные образцы, исхитрится придумать (о смелость изобретения, воспетая еще Пушкиным!) то, чего еще не было на рынке. И галериста (издателя, пиарщика, политтехнолога…), который точно знает, что совершенное, глубокое, тонкое в мире масс-медиа продвигать несравненно труднее, чем нахальное да блескучее, и соответственно делает ставку на нахальное и блескучее.
И то ведь рискует. Потому что подлинный (чтобы по А. Вознесенскому: "Вас заграницы издают, вас продавщицы узнают") успех приходит к очень и очень немногим.
Как пришел он к Олегу Кулику.
Или к Александру Дугину, буквально на пятки наступающему самым обожамым телевидением экспертам - Глебу Павловскому и Алексею Митрофанову.
Или к Владимиру Сорокину - уж каких только пощечин общественному вкусу он ни наносил, как целое десятилетие ни старался, а все никак не мог вывести свою известность из узкого круга славистов, пока не придумал наконец уложить в одну постель Сталина с Хрущевым и тем, обратив на себя просвещенное внимание "Идущих вместе", заставил-таки и продавщиц взяться за "Голубое сало".
Или к Эдуарду Лимонову.
И не на памятник Пушкина, поди ("Вот пример настоящей удачливости… Стрелял, стрелял в него этот белогвардеец и раздробил бедро и обеспечил бессмертие…"), глядят жадным взором нынешние рюхины, а на Лимонова или еще чаще, поскольку лимоновская плата за успех не по всякому, глядят на Владимира Сорокина: ведь угадал же, шельмец, ведь попал же в яблочко, так неужто же я - такой пушистый и ранимый, такой дерзкий и брутальный - не угадаю и не попаду!..
4
Наблюдать за тараканьими бегами нынешних радикалов и от эстетики, и от политики - одно удовольствие.
Как стараются!
И как, прежде всего, стараются быть разными, не походить друг на друга.
Есть левые, есть и правые - но только обязательно ультралевые и ультраправые. Когда консерваторы, то непременно гиперконсерваторы, а уж если либералы, то такие, что и голландцев, легализовавших наркотики и гомосексуальные браки, с легкостью перешибут. Разрабатывая тоталитарный дискурс, предстанут, конечно же, бериевцами; в поисках веры возьмутся не за Евангелие или Талмуд, но за тибетскую "Книгу мертвых" или, теперь все чаще, за Коран в его ваххабитской интерпретации…
Друг с другом должны вроде бы мировоззренчески быть на ножах, но легко сходятся - в одной телепередаче, в одном арт-проекте, в очереди к одному и тому же спонсору.
Словом, идущие врозь, - как метко выразился Сергей Шаргунов, - но ищущие, похоже, одну и ту же цель и от одного и того же наследия отказывающиеся.
От какого же?
Ну во-первых, те, кто постарше (Дмитрий Галковский, Владимир Сорокин… продолжите перечень сами), отказываются от наследия шестидесятников, а те, кто помладше, у кого кровь посвежее, натурально уже от того, что и наследием-то пока стать не успело. "Позорное", мол, десятилетие, "проклятые 1990-е", и это понятно: если старшеньким, помнится, застил свет Булат Окуджава, то младшеньким уже и Виктор Ерофеев с "Цветами зла", и Дмитрий Александрович Пригов, кричащий кикиморой, - не только отцы родные, но и "шнурки в стакане", но и соперники.
Пока (не знаю, уж как там дальше будет…), впрочем, всего лишь соперники, так что и Дмитрий Ольшанский может вослед Дмитрию Галковскому брякнуть что-либо про "муть шестидесятнической словесности", и Владимир Сорокин может откреститься от миновавшего десятилетия, которому он всем вроде бы обязан.
Соперничество, внутривидовая борьба меркнут перед враждой межвидовой, так как подлинный и уж точно не вымышленный враг у всех у них - и у нацболов, и у нынешних евразийцев, и у консерваторов по версии "Консерватора-2" - один.
Либерализм.
И либералы - всех поколений, всех национальностей, всех сортов и разборов.
О, как они - и младшенькие, и старшенькие - нас, либералов, ненавидят!
"Смотрите сами: либералы, конечно, отвратительны, что говорить", -
как само собою разумеющееся роняет Дмитрий Быков в респектабельном журнале.
"Либерализм - это отвратительное, человеконенавистническое, подлое учение, он омерзителен и в теории и на практике", -
солидно подтверждает и Александр Дугин в газете, на респектабельность претендующей.
Радикалы-государственники ненавидят либералов за то, что развалили, мол, великую империю или, по крайней мере, не сопротивлялись ее развалу. Скинхеды и их наставники из "Спецназа России", перебазировавшегося в интернетовский "Живой журнал", - за то, что не утюжим Чечню ковровыми бомбардировками и не депортируем подальше всех смуглявеньких. Антимондиалисты и антиглобалисты - за то, что, с опаской поглядывая на Китай и Иран, ориентируемся все ж таки на Европейский Союз и - свят, свят! - на Соединенные Штаты Америки…
Вменяемый либерал (а других среди ответственно относящихся к своей позиции либералов и не бывает) с легкостью, конечно, может сказать, что он лично ни за что из перечисленного и подразумеваемого не отвечает. Все претензии, если они возникают, к власти, а она, как власти и положено, все позорное десятилетие руководствовалась скорее политической необходимостью, чем мировоззренческими установками, и странно было бы ожидать иного не только от Ельцина и Черномырдина, Коржакова и Лебедя, Лужкова и Примакова, других знаковых персон эпохи, но и от Гайдара, Чубайса, Кириенко, самоназывающих себя либералами.
Так что, милые вы наши ненавистники, с властью и тягайтесь в ожидании, пока "на смену милому и никчемному Путину придет сильный оппозиционный лидер", а нас с нашей безвредной (не правда ли?) политкорректностью оставьте в покое, - с чистым сердцем может сказать российский либерал.
И слукавит.
5
Потому что корень всех лево-правых радикалистских претензий и счетов к либерализму как раз и состоит, как раз и гнездится в этой вот самой безвредной политкорректности.
Не в той, разумеется, американского образца, о которой с веселым недоумением любят рассказывать люди, побывавшие за океаном: попытки ее внедрения на родных черноземах если что и вызывают, то ухмылку: мол, "говорят, у эскимосов есть поцелуй посредством носа, но это нам не привелось…".
Речь о политкорректности, что служит лишь симптомом, наружным проявлением той огромной перемены, какую принесло нам позорное десятилетие.
Общество, без малого век прожившее в атмосфере тотальной нетерпимости, стало вдруг обществом всетерпимости.
И свободы, за которую каждый из нас, либералов, по мере сил действительно в ответе.
Мне, я знаю, можно возразить. И возразят, напомнив бессчетное множество примеров и этнической, и социальной, и мировоззренческой нетерпимости, какими все еще щедро одаряет нас современная российская действительность. Или указав, с другой стороны, на недопустимую терпимость, сиречь безразличие и равнодушие, общества по отношению ко всей и всяческой мерзости. Или предположив, что разрушительные, адские силы, вся та "неожиданная, красно клокочущая явь, в которой сладостно растаять" нашим радикалам, отнюдь не побеждены, а всего лишь заперты, кнутом и пряником загнаны в подсознание и еще огого как могут рвануть!..
Оно так, и рядом со шведами и швейцарцами мы по-прежнему приготовишки, но уже в той же школе свободы и терпимости, что и они.
У либералов, как и у любого нормального человека, серьезный счет к длящейся современности, но признаем: никогда еще за свою тысячелетнюю историю Россия не была так свободна, как в последние пятнадцать лет. И никогда еще терпимость до такой степени не воспринималась поведенческой нормой, если угодно, стандартом жизни, как сейчас.
В этом смысле общественная апатия, попустительство по отношению к злу, повсеместный пофигизм и скука - да, да, скука, столь неожиданно нами овладевшая! - не более чем накладные расходы, минимально возможная, хотя временами и кажущаяся чрезмерной плата за, что на переходе из царства необходимости в царство свободы страна не рухнула все-таки в красно клокочущую явь.
Принято шутить, что Гайдару, Чубайсу, иным реформаторам не повезло с народом. Оно опять-таки так, но согласитесь: еще больше не повезло с народом Зюганову и Макашову, Проханову и Баркашову. Уж как они ни бились, как ни звали на баррикады, то называя народ богоносцем, то обличая его за утрату пассионарности, а он… А он, похоже, уже атомизировался, разошелся на индивидуальности. Кто-то лес валит, кто-то в банке сидит, кто-то кричит кикиморой, отвечая на все, что его прямо не касается, предосудительным безразличием или похвальной снисходительностью.
Насквозь политизированные в проклятые 1990-е, когда браки - сам знаю подлинный случай - распадались из-за того, что муж подписывался на "Огонек", а жена - на "Наш современник", когда сторонники "Яблока" рубились со сторонниками "Демвыбора России", мы, помнится, мечтали о временах, когда и у нас, как в Швейцарии, с трудом будут припоминать фамилию действующего президента.
Свершилось! Саратовской экономист с высшим образованием, приняв участие в ТВ-игре "Как стать миллионером", уже сегодня не смог назвать главу нынешнего российского правительства, чем вызвал шок и у меня, и, наверное, у всех, кто сидел в это время у телевизора.
Невероятно? Неприятно? Что делать, если и жизнь у нас, в России, ведет себя как литература: ей заказывают Индию, а она открывает Америку…
6
Но вернемся к терпимости, которая применительно к искусству, вообще к художественным практикам и инновациям, уж точно стала у нас нормой повседневной жизни.
Игорь Шафаревич - перенесемся назад на десятилетие - горевал, что на журнальную публикацию "Прогулок с Пушкиным" Абрама Терца православный мир не ответил так же, как мусульманский - на издание романа "Сатанинские стихи" Салмана Рушди, то есть не вышел на многотысячные демонстрации протеста, не громил книжные магазины, не приговорил писателя к смертной казни.
Увы. Никто у нас не мажет дегтем ворота Бориса Моисеева, а уж есть ли что-нибудь гаже для нетолерантного, воспитанного в тоталитарной среде человека, чем агрессивный гомосексуализм? Никто не зовет городового, встретив в нарядной книжке табуированное словцо. Никого не смущают абстрактисты. И никаких потрясений - кроме, разве что роста продаж, да и то вполне умеренного - не вызывает даже самый лихой роман.
Ну а "Идущие вместе"? А что "Идущие вместе"? - такие же, по правде говоря, свободные радикалы, как и Владимир Сорокин с Баяном Ширяновым; свой свояка видит издалека; и играют они так же и так же заигрываются, как идущие врозь.
Остальные-то ведь и к Сорокину, и к "Идущим вместе" равно терпимы. Остальным - все равно.
Увы нам, но мы действительно переживаем сейчас ситуацию, при которой всем все равно, а отношения между аудиторией и художником до ужаса напоминают отношение Муравья к Стрекозе в финале крыловской басни:
Ты все пела? это дело:
Так поди же, попляши!