- Коммуна дала нам разрешение на вступление в контакт в случаекрайней необходимости, - оборвал его Гонсалес. - Никто, разумеется, неожидал, что первая же наша экспедиция натолкнется на планету с разумнойжизнью, более того - жизнью гуманоидного типа, более того - с развитойиндустриальной цивилизацией, в ключевой момент ее исторического развития- когда первое рабочее государство, слабое, не оправившееся еще отпоследствий гражданской войны и разрухи, оказалось под угрозой уничтожениядвумя империалистическими блоками в преддверии всемирной войны.Возможно, в следующий раз Коммуне нужно будет отбирать для разведкикосмоса людей, способных наблюдать, как двадцать восемь миллионов рабочихи крестьян, только недавно освободившихся от господ и хозяев, вновьоказываются обращенными в рабство. Для такой работы, наверное, нужнысамые убежденные фанатики "своего пути", уникальности и бесценностиопыта, полученного человечеством в ходе разрушительных войн, геноцида итупикового развития бесперспективных социальных структур. Тех же, кто задумывалсяхоть раз, было ли обязательным и исторически необходимым вырождение и провал первой попытки построения коммунизма в двадцатомвеке, лучше за пределы Солнечной системы не выпускать.
- То есть вам захотелось побыть богами? Выправлять одним нажатиемкнопки неправильное развитие целой планеты? - раздалось из глубинызала, от кого - Гонсалес даже не заметил.
- Чтобы ни в коем случае не оказаться в роли богов, мы и предсталипосле всего перед планетой в человеческом облике. Мы объяснили, что случившееся- вовсе не чудо и не природная аномалия. Что обитатели планеты- не одни во вселенной, и что мы, пришельцы с далекой звезды, такиеже люди, как и они - не терпящие угнетения и несправедливости...
- Вы, похоже, не понимаете, к каким последствиям привела ваша авантюра,- Бондарь взяла тот мягкий тон, который никому из хорошо ее знавшихчленов Совета не предвещал ничего хорошего. - Вы еще не понимаете,какую мутную волну подняли, какой бешеный всплеск ксенофобии и религиозного фанатизма вызвала ваша атака, как стремительно укрепилисьпозиции самых отборных реакционеров перед лицом опасности из космоса,насколько оказались отброшены в своем развитии десятки государств. Ценойвашего локального успеха - если это можно назвать успехом - станетнебывалый разгул фашизма...
- Именно поэтому, - голос Гонсалеса окреп, он понял, что обсуждениевышло, наконец, на правильный путь. - Контакт ни в коем случае нельзяпрекращать. Именно поэтому мы должны продолжить начатое.
2. Милиционерка
Последние сборы проходили без суеты, по-деловому. Еще раз проверилиукладку рюкзака, прицепили всю положенную амуницию к поясу, Анфипристегнула Нино каску на грудь слева, Нино же в это время проверяла тысячураз уже выверенную длину ремня автомата. Как всегда, осталась неудовлетворенаи чуточку, на полпальца, его подтянула.
- Теперь попрыгать, - скомандовала Анфи, и Нино попрыгала. Результатамиобе остались довольны. Завершающим аккордом стал подшлемник,который Нино небрежно, по-мальчишески нацепила на затылок, а Анфисовершенно по-матерински разгладила и натянула на уши. Спорить по этомуповоду девушки не стали, и у Нино появилась надежда на то, что удастсявыйти из квартиры без ненужных осложнений. Однако это оказалось не такпросто...
Целовались они, как всегда, взахлеб и самозабвенно. Маленькая Анфивставала на носки, отчаянно цеплялась за ремешки разгрузки, Нино упираласьруками в дверь, пытаясь не свалиться под весом своего снаряжения ипод напором нежности подруги. Наконец, невыносимо долгий последний поцелуйудалось прервать. Анфи смотрела на Нино снизу вверх, и в этом взглядеуже не было ничего от доброй мамы - теперь она походила большена обиженного ребенка. Такие метаморфозы до сих пор смущали Нино, ноони же и привлекали ее - через два года после знакомства в любимой по-прежнемуоставалась загадка, ощущение тайны, и это лишь давало повод кдальнейшему взаимному узнаванию. А загадки еще оставались. Как этотуродливый рваный шрам чуть выше левой ключицы. И еще один, не стольглубокий, но заметный, на правой руке выше запястья. Никакие самые суровые и интенсивные расспросы, похоже, не могли заставить Анфи выдатьтайну их происхождения - она уходила в глухую оборону и активно отшучиваласьпро канцелярские сражения.
- Пятьдесят дней... - с показной кислой миной на лице и задорнымиискорками в бездонных, золотистого цвета глазах Анфи шумно вздохнула.
- По крайней мере, отоспимся друг без друга, - улыбнулась Нино, иэто не было шуткой. Пусть тренировочный лагерь "Демонова гора" и не являетсясамым лучшим местом для отдыха, однако он будет отличным способомотрешиться от житейских проблем и суеты на полный цикл, а это иногдабывает просто необходимо.
- Издеваешься, вредина? - Анфи поймала правую руку Нино своейлевой, их пальцы крепко сплелись. Нежно-голубая кожа Анфи выдавала вней потомка колонистов с Северного Континента, причем очень чистогорода, из тех, что лет тридцать назад с пеной у рта доказывали бы полное отсутствиев своих жилах крови аборигенов. Тонкие аристократические пальцы,столь же тонкие и изящные черты лица - все говорило о знатном происхождении. Впрочем, времена, когда в фиолетовых рабочих кварталах наподобную внешность смотрели косо, давно уже прошли. О какойнетерпимости можно говорить в космополитичном городе, где самоебольшое в стране количество выходцев не из другой страны даже - сдругой планеты?
Полной противоположностью ей была Нино: темно-фиолетовая кожауроженки центральных гористых областей Острова, лицо, завзятому ценителюженской красоты показавшееся бы грубоватым (для Анфи, впрочем, небыло во всем мире лица милее), да и выговор, если прислушаться, типичногорский. Много таких молодых людей в последние годы устремлялось по революционному набору на предприятия побережья - объявленная правительством страны вторая фаза построения социализма требовала значительных людских ресурсов. Однако даже в периоды самого интенсивногоэкономического роста никто не снимал с рабочего класса еще одной ответственнойзадачи - защиты своей страны. Именно поэтому сегодня Нино собираласьвовсе не на работу.
- Ладно, опоздаю же, - левой рукой она нащупала за спиной двернуюручку. - Все, трогаемся.
В коридоре уже толпилось порядочно народу. Женщин и мужчин, уходящих со вторым батальоном заводской обороны, провожали, как водится,всем подъездом. Поднялась даже дворовая детвора, которой в дни каникулпо всем понятиям положено спать все утро. Старшие, у кого Анфи вела уроки,да и совсем маленькие - все учтиво здоровались: в доме молодую учительницууже успели узнать и полюбить. Появился в дверях и землянин Джамалсо своим хитаро - очень популярным в последнее время у молодежимузыкальным инструментом. Ему Анфи обрадовалась в особенности: рядомс белокожим великаном она совершенно переставала бросаться в глаза нетолько в фиолетовом квартале, но и, наверное, в любой точке планеты.Впрочем, даже к землянам в городе за двадцать пять лет попривыкли.
- Друзья, я так считаю, провожать бойцов надо с песней? - хитаро подруками землянина недвусмысленно бренькнуло, пока собравшиеся и посчитавшиесябойцы спускались вниз.
- И то верно! - дедушка Мадзи жил один, провожать ему было некого,но каждый уходящий в лагерь отряд он считал своим долгом сопроводить досамой машины. - Давай нашу, заводскую!
Народ отозвался с энтузиазмом, и все, не исключая самых маленьких,под бодрый бой хитаро затянули: "Подымай на ножи фабриканта, выпускайего кровь на асфальт".
Джамал часто шутил, что из всех землян, работающих сейчас в стране,он - самый бессмысленный и бесполезный. Ну что это такое, в самом деле- фольклор собирать? И не древние преданья какие-нибудь, наследие уходящейэпохи, а городские легенды, байки, песни и даже, смешно сказать,надписи в уборной? И тем не менее, когда был выпущен сборник песен революционнойэпохи, заботливо отредактированный на предмет всяких кровавыхподробностей и кажущихся ханжам "неприличными" слов, именно Джамалпервым поднял тревогу. Партия тогда здорово дала по рукам самоназначившимся цензорам, и это событие вызвало большую дискуссию в печати оботображении революции в современном искусстве. После этого в рабочихкварталах его сильно зауважали, и даже дедушка Мадзи, которого Джамалнеустанно доставал просьбой вспомнить текст замысловатой дразнилки,запускавшейся отчаянными местными мальчишками вслед полицейским патрулямшестьдесят лет тому назад, уже не отзывался о нем черной бранью,а лишь поджав губы, раздраженно отвечал интересующимся: "Откуда язнаю, куда ваш сортирный архиолух пошел?".
Процессия из милиционеров и провожающих с каждым пройденным этажомувеличивалась, и из подъезда вывалила уже порядочная толпа. Машинас открытым бортом стояла в ожидании, все начали прощаться в очередной,теперь уже точно последний раз. Анфи вновь преобразилась: хлопнув Нинопо плечу, она нарочитым басом протянула:
- Ты уж того... Служи верно, воюй справно, батьку с мамкой не позорь,ворогу спуску не давай, штобы, значить, с честью да славой домой возвернуться...
Нино расхохоталась, чмокнула любимую в щечку, забросила в кузов автомати ухватилась за протянутые руки. А бойцы уже разворачивали и крепилик борту фиолетовый флаг с перекрещенными якорем, киркой и топором- символами трудового народа Острова. Под общее ликование машинатронулась.
- В такие моменты я себя чувствую чужим на вашем празднике жизни,- народ постепенно расходился, и только несколько человек, в том числе иАнфи с Джамалом, оставались на улице в этот рассветный час. Восходящеесолнце уже отражалось в окнах верхних этажей, и скоро весь единый жилойкомплекс, самый протяженный в стране, выросший буквально за пять лет изничего возле завода тяжелого машиностроения, со всей необходимой современнойинфраструктурой шаговой доступности, рабочий район, связывающийсвоих обитателей тысячью невидимых ниточек в единую общину, совершенно непохожий на современные стремительно атомизирующиеся зарубежныегорода, оживет на глазах. Анфи любила свой дом, и дом отвечал ейвзаимностью. Поэтому грустной фразы Джамала она не поняла.
- Нет, у меня иногда возникает иллюзия, что я стал вашему мирусвоим, - продолжал тот. - Но вот при очередной отправке милиции напереподготовку сразу вспоминаю, откуда я. Каждый здоровый взрослый трудящийсягражданин является защитником страны. У вас, кстати, какая военно-учетнаяспециальность? Школьный взвод обеспечения эвакуации, как японимаю?
- Нет, военная переводчица. Эггройский, саройский плюс тэйкианский.Раз в год прикомандировывают к штабу обороны восточного сектора дляпереподготовки. "Ваше имя? Звание? Подразделение? Задание? В противномслучае вы будете расстреляны в течение двух суток. Мы гарантируемжизнь вам и вашим солдатам. Сколько человек в деревне? Сдавайтесь, сопротивление бесполезно" - лающие отрывистые слова эггройского плохосочетались со звонким мелодичным голосом Анфи. - Увы, это не так интересно,как жечь вражеские танки, выдержав перед этим ядерный удар.
- А этот ваш шрам... - Джамал не показывал, какой, ибо это и такбыло понятно.
- … Представьте себе - это все плоды неумелого пользования канцелярскимипринадлежностями, - засмеялась Анфи. - Не верите? Вот и Ниноне верит.
Джамал смотрел на нее пристально и озабоченно.
- Скажите, - начал он наконец. - А вы себя не чувствуете немного...чужой?
- С чего бы вдруг? - Анфи была искренне удивлена.
- Извините, глупость в голову пришла.
- Ничего, бывает. Ладно, пойду отсыпаться, - Анфи почувствовала,что пора удалиться, пусть это и может показаться невежливым.
"Ваше имя? Звание? Подразделение? Задание?"О подготовке к высадке десанта в Черной бухте правительство Островаузнало от землян, чьи спутники своевременно заметили подозрительноедвижение у границы территориальных вод страны. Силы эмигрантов и тэйкианскихнаемников определенно были малы для полноценного вторжения, такчто милиция была мобилизована по первому варианту, без прекращенияпроизводства и эвакуации населения. Несколько батальонов в предполагаемыхместах десантирования - вот и все, чем ограничилось командование.
Однако отразить вторжение было готово практически все взрослое трудоспособное население - по две-три единицы стрелкового оружия на каждуюсемью давно уже стали нормой даже в глухой провинции, не то что напривыкшем к угрозе войны побережье.
Штаб береговой обороны сектора "Южный берег" так же был поднят потревоге, и переводчица Анфи явилась в его расположение с оружием и амуницией,хотя и не надеялась им воспользоваться. В ту ночь контрреволюционеровждал большой сюрприз в виде шквального огня сразу же после высадки.Бой длился недолго, и к полудню окруженные боевики капитулировали.Пленных сортировали и допрашивали там же, на месте, в надежде найтисреди малоинтересных и недалеких (кто еще решился бы на заведомо самоубийственнуюоперацию с весьма призрачными гарантиями поддержки вторжения?)бандитов тех, кто знал немного больше об истинных целях операции.И именно Анфи обнаружила среди тэйкианцев и эмигрантов эггройскогоинструктора.
Вместе с бригадным комиссаром Ноем они полчаса пытались добитьсяот эггройца хоть какой-то информации. Попытка инструктора сойти за тэйкианцапровалилась практически сразу - акцент выдавал его с головой. Анфимонотонно и не надеясь дождаться ответа переводила навязшие в зубах "Ваше имя? Звание? Подразделение? Задание?", но смотрела лишь на запястье эггройца. Следы сведенной татуировки она опознала практическисразу же, и теперь мысленно прикладывала известные эмблемы эггройских"звериных" дивизий к мускулистой руке. Пятая дивизия - трехрогий шлемоносецв защитной стойке? Или Девятая Стальная - серый дракон в полете?И вот после получаса безнадежных попыток, в тот самый момент, когдакомиссар Ной собрался устало откинуться на спинку стула, эггроец неуловимымдвижением схватил лежащую на столе ручку, полоснул по глазам Ною,всем корпусом толкнул на него стол, обернулся, чтобы вырваться из палаткии, подобно герою дешевых боевиков, пробиться через полный вооруженныхмилиционеров лагерь, но на его руках уже повисла, вцепившись мертвойхваткой в запястья, Анфи.
Знание чужой культуры - дело очень полезное. По эггройским понятиямпереводчице в лучшем случае полагалось забиться в угол и пронзительноверещать, поэтому полный ненависти взгляд и, самое главное, полноемолчание Анфи выбили инструктора из равновесия окончательно. Он знал,ради чего затевается эта операция, знал, что большей части тэйкианцев иостровитян-эмигрантов отведена роль пушечного мяса, знал, что и для негосамого риск погибнуть слишком велик - но никогда не думал, что все закончитсятак быстро и так нелепо. Все его негодование на проклятую судьбу, намерзавцев из разведки, которые, похоже, слили его чертовым коммунистам,вся бессильная злоба сфокусировалась на мерзкой девке, которую он могбы зашибить одним ударом кулака, но начал отчего-то яростно колоть так иоставшейся зажатой в руке перьевой ручкой, словно ножом надеясь перерезатьшлюхе горло, не обращая внимания на яростный крик лишившегосяглаза бригадного комиссара Ноя.
Сам момент схватки Анфи запомнила плохо. Она помнила лишь жуткиеудары прикладов бойцов, обрушившиеся на эггройца, крик Ноя, сидящего сзалитым кровью лицом: "Только не по голове! Он должен говорить!", тресксвоей формы, разорванной кем-то, пальцевое прижатие артерии, в точностикак учили на уроках рабочей обороны в школе средней ступени - и все.
Дальнейшее из сегодняшнего дня виделось словно полусном с короткими пробуждениями - не только время, проведенное в госпитале, но инесколько последующих месяцев. Та мерзость, с которой ей пришлось столкнутьсяна несколько мгновений один на один, оставила шрамы не только наее теле. И никак не помогали рациональные приемы самовнушения - мол,эггроец лишь жалкий раб капитала, пусть особенно изуродованный им - новсего лишь раб. Было тут нечто и от общей судьбы их страны - она помниларассказы старших о надвигающейся войне и нежданном избавлении,но больше всего ей запомнилось то ощущение всеобщего бессилия передмногократно превосходящим во всех отношениях противником. Ни решимостьсражаться до конца в тот момент, ни четкое понимание того, противкого придется сражаться и ради чего, этого ощущения заглушить не могли.Неначавшаяся война - словно фантомная боль, и Анфи знала, что заглушитьее можно, лишь уничтожив полностью мир богатеев-кровопийц и фашистовсо звериными татуировками на запястьях. И народу, который практическиупразднил свои вооруженные силы, чтобы стать самому огромной революционнойармией, это вполне по силам.
Анфи зашла в квартиру, повернула ручку запорного механизма. Замки вих доме играли роль больше символическую, вроде сигнализирующей таблички"не беспокоить", и днем практически никто не запирался. Но она чувствовалапотребность отоспаться - в конце концов, Нино права: у нормальныхлюдей ночи служат по большей части для сна, душевые - для помывки,а кухонные столы - для приготовления пищи. Не раздеваясь, Анфи упалана кровать и улыбнулась.
Пятьдесят дней нормальной жизни - не так уж и страшно, на самомделе.