Многому научил меня этот полёт. На войне нельзя опускать руки. Даже идя навстречу смерти, ищи оружие для победы. Нельзя ни на секунду прекращать борьбу за неё! Большевики никогда не сдаются без боя, никогда не теряют надежды на победу. Такой вывод сделал я из этого боя.
20. ВСТРЕЧАЮ ОКТЯБРЬ НА ФРОНТЕ
В первых числах ноября 1943 года наша часть была отправлена на Большую землю, на отдых. Нам этот отдых казался совсем ненужным. Но таков был приказ. Предстояли горячие бои, и нужно было набраться сил.
Отдых был своеобразный. Мы не летали на боевые задания, зато много занимались. Надо было повышать и совершенствовать своё боевое мастерство: чем больше приобретали мы опыта, тем становились требовательнее к себе.
В эти дни лётчики много читали, слушали беседы агитаторов. выпускали стенные газеты.
Большую идейно-воспитательную работу среди лётчиков нашей части вёл парторг Беляев. Он мне всё больше и больше напоминал моего первого комсомольского руководителя в техникуме - Мацуя.
Парторг уделял особенно много внимания укреплению дружбы лётчиков в бою и на земле.
В перерывах между вылетами он часто выступал с лекциями и докладами. Горячо, увлекательно говорил о нашей большевистской партии - организаторе и вдохновителе борьбы и побед советского народа; рассказывал о героическом труде советских людей в тылу; на примере отличившихся советских воинов воспитывал в нас мужество и отвагу.
Беляев часто поручал кому-нибудь из нас выступить с докладом или провести беседу с молодыми лётчиками и техниками.
Тщательно готовился я к таким беседам. Советовался с Беляевым о том, какие вопросы, по его мнению, нужно осветить.
Политические беседы, которые я проводил в полку, дали мне очень много. Мой кругозор расширялся, я всё больше и больше понимал, как велика сила идейной закалки, к чему обязывает сознание, что ты не просто лётчик, а лётчик-большевик.
Лётчики-коммунисты никогда не боялись выступить с резкой критикой товарища, хотя бы и близкого друга, и это укрепляло нашу спайку. Вместе обсуждая поведение друг друга, получив указание товарищей, легче выправить допущенную ошибку.
Партийные собрания были большой школой политического воспитания. Мы знали, что каждый лётчик отвечает за свои действия. Но мы, члены партии, чувствовали себя ответственными за поведение каждого однополчанина и со всей строгостью относились к себе, зная, что по нас равняются беспартийные товарищи.
Парторг часто беседовал с нами об этом, о ведущей роли коммунистов в бою.
6 ноября, в канун праздника, я собрал лётчиков и техников эскадрильи в землянке на аэродроме. Партийная организация поручила мне сделать доклад о двадцать шестой годовщине Великого Октября.
Наши походные лампы, мигая, освещали сосредоточенные лица моих боевых друзей. Было тепло - топилась печь.
Вдруг дверь отворилась, и в землянку вошли начальник политотдела, заместитель командира по политчасти, парторг и комсорг. Я, как полагается, рапортовал полковнику, что делаю доклад. Он ответил: "Отлично, продолжайте!" и, разрешив лётчикам сесть, сам сел у печки.
Когда я кончил, он подошёл ко мне и, пожав руку, сказал:
- Товарищ старший лейтенант, ЦК ВЛКСМ награждает вас, воспитанника Ленинского комсомола, почётной грамотой за боевую деятельность и двадцать шесть лично сбитых самолётов врага.
И, поздравив меня, полковник прочёл текст грамоты.
Почётная грамота ЦК ВЛКСМ определила новый этап в моей боевой жизни: получив грамоту, я дал обязательство ещё более настойчиво совершенствовать свои боевые качества.
В день праздника мы узнали, что 6 ноября на рассвете нашими войсками освобождён Киев.
И русские - Евстигнеев, Амелин, и белорус Мухин, и я, украинец, - все мы, члены одной боевой семьи, с огромной радостью узнали об освобождении столицы Советской Украины. Сила дружбы советских народов - могучая сила. И мы особенно ощутили эго в день двадцать шестой годовщины Октября, читая слова доклада товарища Сталина: "Дружба народов выдержала все трудности и испытания войны и ещё более закалилась в общей борьбе всех советских людей против фашистских захватчиков".
Доклад и приказ вождя, как всегда, содержали глубокий анализ военных операций, проведённых Советской Армией, вдохновляли на героические подвиги во славу Родины.
В своём приказе товарищ Сталин предупреждал, что предстоит ещё упорная борьба и что было бы опасно предаться благодушию, самоуспокоенности.
21. НИКИТИН ВЕРНУЛСЯ
На фронтах разворачивались большие события. Задача, поставленная Верховным Главнокомандующим перед украинскими фронтами - очистить от врага Правобережную Украину, - успешно выполнялась. Наши войска продвигались к западным границам СССР.
Наша часть перелетела на правый берег Днепра, в район Кременчуга. Начались боевые будни. Мы сопровождали бомбардировщики, летавшие бомбить окружённые фашистские части в районе Кировограда.
Я летал на задания в район Чигирина - место, знакомое мне по "Кобзарю": там некогда дрались с иноземными захватчиками запорожские казаки.
Выпал снег. Было промозгло, холодно. Подолгу стояли туманы. И всё же боевая деятельность не прекращалась.
В канун нового, 1944 года я только что возвратился с боевого задания - сопровождал бомбардировщики к Кировограду. Вылез из самолёта и, увидя сияющее лицо Иванова, понял, что моему механику не терпится сообщить мне какую-то радостную весть. Он не успел сказать "Миша Никитин", как я заметил, что ко мне, по обыкновению размахивая руками, спешит Никитин. Мы уже давно считали его пропавшим без вести.
Он подошёл, доложил по всем правилам, а я, не дослушав, обнял его.
- Цел и невредим, да? Как твоё здоровье, где был?.. - спрашивал я Никитина. - Дай я на тебя посмотрю… Почти не изменился. Правда, похудел, но зато возмужал.
Нас обступили лётчики. Никитина забросали вопросами.
Паша Брызгалов радовался больше всех - вернулся его закадычный друг!
Мы пошли в землянку. Усевшись вокруг топившейся печки, грели озябшие руки. Миша сел против меня и начал свой рассказ. Говорил он быстро, нервно жестикулируя, проглатывая слова от волнения:
- …Когда мы полетели с разведчиком, товарищ командир, я погорячился и допустил непростительную ошибку: увлёкся, хотел увеличить счёт сбитых самолётов и поплатился - не заметил, как сбили меня. Очнулся на земле. Открыл глаза - надо мной в стороне идёт воздушный бой. Хотел встать - от боли упал. Только тут сообразил, что нахожусь на вражеской территории. Не могу передать, как было тяжко! Я лежал среди обломков самолёта. Ощупал себя - оказалось, отделался одними ушибами. С трудом поднялся. Решил во что бы то ни стало прорваться к своим. Уничтожил документы. Пошёл в лес. Идти было больно, приходилось ползти. Голова кружилась, мутило. Я потерял сознание и, когда очнулся, увидел гитлеровцев… Я попал в Днепропетровск, в лагерь для военнопленных. Как издевались над нами проклятые фашисты! Один рыжий плюгавый гитлеровец особенно донимал меня. Голод был не так мучителен, как унижение. Нас били. С трудом сдерживал себя, чтобы не броситься на рыжего фашиста, - его гнусная, злорадная физиономия доводила до бешенства. Сдерживался, потому что знал: нужно сделать всё, чтобы вернуться в свою боевую семью. Нам заявили, что нас расстреляют. И не это меня угнетало. Угнетало, что не смогу отомстить. Я всё время думал о всех вас, об отце, матери. Приходила мысль о самоубийстве. Но я решил вырваться из позорного плена. Сговорился с товарищами о побеге. Первая попытка не удалась. Не удалась и вторая: охрана была усилена. Нас по-прежнему морили голодом. Неожиданно нас куда-то повезли. Оказалось - в Проскуров. И вот по дороге наконец удалось устроить побег. Ночью на полном ходу мы спрыгнули с поезда. Сам не понимаю, откуда взялись силы! Вдоль пути шёл лес. Мы побежали туда. Нас остановили партизаны. Я плакал от счастья, и мне в этом не стыдно сознаться. Несколько дней пролежал у партизан в землянке. За мной и товарищами по побегу ухаживали, подлечили нас. Я быстро окреп и стал участвовать в боях. Мои новые друзья были замечательные люди, горячие патриоты, но я всей душой стремился к вам, в родную часть, к лётной деятельности. И однажды командир сказал мне: "Жаль нам отпускать тебя, но твоё место там, среди лётчиков-истребителей". Я не знал, как благодарить командира… Меня на самолёте доставили на нашу территорию. И вот я дома…
Миша залпом выпил кружку воды. Несколько секунд мы молчали. Раздался сигнал на вылет. Все вскочили. У Никитина загорелись глаза, он умоляюще посмотрел на меня. Я подошёл к нему:
- Летать, Миша, не разучился? Сегодня отдыхай, а завтра полетишь.
И на следующий день моя дружная шестёрка поднялась в воздух на боевое задание. С нами был и Никитин. Он отважно навязывал бой врагу. Я следил за его действиями и иногда покрикивал:
- Миша, не горячись, спокойнее!..
22. Я ДОЛЖЕН ОПРАВДАТЬ ВЫСОКУЮ НАГРАДУ
3 февраля 1944 года после внезапного мощного рассекающего удара обоих наших фронтов вражеская оборона была прорвана. Советские войска соединились в районе Звенигородка - Шпола. Десять фашистских дивизий и одна бригада в районе Корсунь-Шевченковского были окружены, попали в "котёл". Наше командование предложило окружённым сдаться. Они отказались. Гитлеровцы пытались бросить в помощь окружённым войскам транспортную авиацию. Восемь вражеских танковых дивизий стремились прорвать наш фронт, пробиться к окружённым фашистам. Но это им не удалось: они были разбиты и отброшены.
А мы по-прежнему сидели на том же аэродроме. Плохая погода привязала нас к земле.
4 февраля чуть забрезжил свет, а мы, как всегда, уже были на аэродроме. Начинался хмурый, пасмурный день. Низкие снежные облака ползли над самой землёй.
Иду на КП в надежде, что, может быть, всё же удастся полететь и встретиться с транспортными самолётами, которые гитлеровское командование бросает на помощь окружённой группировке. Но "погоды" нет.
Выхожу в унылом состоянии, которое всегда охватывает нас, когда мы бываем прикованы к аэродрому. Сталкиваюсь с командиром части Ольховским, Семёновым и начальником штаба. Слышу, как начальник штаба говорит им:
- Теперь вы оба - Герои Советского Союза…
Увидев меня, он не заканчивает фразы, быстро подходит ко мне и пожимает руку:
- Сердечно поздравляю с присвоением вам высокого звания Героя Советского Союза!
Мне кажется, что я ослышался. Хочется переспросить.
Новость уже облетела весь аэродром. Брызгалов, Мухин, Никитин бегут ко мне. И вот я уже в воздухе: меня качают. Качают Ольховского и Семёнова. С трудом вырываюсь:
- Да подождите, ребята, может быть это ошибка!
Лётчики хохочут, и я снова лечу вверх.
Приземляется самолёт командира соединения. Мы выстраиваемся. Командир тепло поздравляет Ольховского, Семёнова и меня.
А мне всё не верится: может быть, спутали что-нибудь…
Вспоминаю бои на Курской дуге, первые полёты, думаю о своих учителях, о том, что я, рядовой лётчик, с первого дня боёв старался выполнить свой долг перед Родиной. Но теперь надо подыматься на новую ступень, надо драться действительно по-геройски. Высокое звание ко многому обязывает.
Как назло, погода держала нас на аэродроме. Наступила распутица, всё раскисло. Только по утрам, когда бывали заморозки, изредка удавалось вылететь на боевое задание.
Через несколько дней к нам на аэродром привезли газеты. Я был у самолёта, когда ко мне подбежал, размахивая газетой, Никитин:
- Ну, смотри сам! Видишь Указ? Вот красным карандашом подчёркнуты ваши фамилии.
Да! Ольховскому, Семёнову и мне Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Советского Союза.
К нам на аэродром опять прилетел командир соединения и собрал весь личный состав. Он зачитал Указ, вручил нам ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" и сам прикрепил их к нашим гимнастёркам.
Вечером был устроен ужин - традиционные фронтовые "крестины" звезды Героя.
Я сидел рядом с Семёновым за большим столом. Командир соединения ещё раз поздравил нас и первую здравицу поднял за нашего великого полководца - Верховного Главнокомандующего товарища Сталина.
Просто и задушевно говорил Ольховский. Он благодарил партию и правительство за высокую награду.
Выступил Семёнов, затем я. Хотелось сказать очень многое, но от волнения я мог произнести только несколько слов.
Генерал поднял стакан:
- Выпьем, товарищи, за наших именинников! Пожелаем им дальнейших успехов в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками!
Семёнов тихонько толкает меня:
- Помнишь, каким ты был желторотым под Белгородом? Помнишь, как я тебя отчитал за первого сбитого? - И добавляет: - Смотри, как ликуют ребята из твоей эскадрильи, словно сами получили звезду Героя. Давай-ка по-традиционному обмоем звёздочку!
И мы чокаемся с моим старым командиром эскадрильи.
23. ЛЕКАРША
17 февраля была ликвидирована Корсунь-Шевченковская группировка немцев. Гитлеровское командование опять просчиталось! Правобережная Украина полностью очищена от врага!
Наши наземные войска победоносно продвигаются вперёд. Ничто не может остановить их - ни дожди, ни половодье, ни весенняя распутица.
А мы по-прежнему сидим на месте и только 22 марта наконец получаем приказ перебазироваться в район северо-западнее Умани.
Когда мы приземлились, я вдруг почувствовал, что у меня отчаянно стреляет в ухе. Стало досадно - выйду из строя, а медицинской помощи надо ждать несколько дней: обслуживающие нас части отстали из-за распутицы. Да и болеть я не привык.
Вечером мы отправились в посёлок, где нас расквартировали.
Мухин, Брызгалов, Никитин провожают меня. Входим в отведённую мне хату. Небольшая, аккуратно прибранная комната. Нас радушно встречает хозяйка - живая, бодрая старушка. Здороваюсь с ней и сажусь на лавку, сжав голову руками. Меня знобит, боль всё усиливается.
- Что же с тобой делать? - озабоченно говорит Мухин. - Рано утром нам надо на аэродром.
- Сяду в самолёт - пройдёт.
- Силой не пустим, - заявляет Брызгалов. - К Ольховскому пойду, если будешь настаивать.
В разговор вмешивается хозяйка:
- Вы, сынки, идите по домам, а я попробую его своим способом вылечить.
Я даже вскакиваю с лавки:
- Делайте, мамаша, что хотите, лишь бы прошло
Старуха стелет постель.
- Идите, сынки, с лёгкой душой, наутро он поправится.
- Вот что, хлопцы, - говорю я: - если на задание без меня полетите, не гонитесь за сбитым… Михаил, это к тебе относится в первую очередь: не горячись.
- Не волнуйтесь, товарищ командир, всё будет в порядке.
Ребята уходят. Старушка возится у печки и успокаивает меня:
- Пройдёт, сынок, потерпи.
Я прилёг - голова закружилась от боли и усталости. Перед глазами встаёт картина боя. Ясно вижу: Никитин оторвался от группы, гонится за "мессером". Кричу: "Мишка, назад!.." Очнулся. Около меня стоит хозяйка и смотрит заботливо, как мать:
- Ноги у тебя, сынок, в постели, а думки в небе. Иди-ка, садись к столу.
Покорно сажусь за стол. Старушка ставит большой чугун. Он полон горячей разварившейся картошки.
- Ну, сынок, лечиться будем. Наклонись-ка больным ухом к пару.
И старушка укрывает мне голову тёплым платком. Пот градом льёт с меня, задыхаюсь.
- Над вашим чугуном, мамаша, свариться можно.
- Ничего, терпи - скорее поправишься.
И в самом деле, мне стало легче.
А старушка сидит рядом и неторопливо рассказывает:
- Мой сынок тоже воюет. Жду письмеца от него. Как вошли вы - я и подумала, нет ли его с вами.
Старушка тяжело вздыхает, плотнее укутывает мою голову платком и продолжает:
- Многих фашисты-злодеи у нас замучили. В плен, в рабство угнали, повесили… Нас за людей не признавали. Житьё горше собачьего было. Хуже, чем со скотиной, обращались, проклятые!.. Входит ко мне фашист поганый и кричит: "Давай курку, яйко!" Я знаю: если не дам - убьёт. А уже всё взяли… Косо посмотрел он на меня, обшарил хату - видит, нет ничего, ушёл. А как наши соколики подходить стали, фашисты залегли за стогами у околицы. Земля гудит, стрельба… Враг - бежать, да поздно: наши всех в плен взяли. Вот радость была! Уж я хату мыла-мыла, чтоб и духу вражеского не осталось!
С минуту помолчав, старушка сказала:
- Ну, сынок, теперь в постель ложись.
Наутро я проснулся почти совсем здоровым. Меня пришли навестить ребята и очень обрадовались, увидев, что я поправился. Они благодарили хозяйку, и это ей, видимо, было приятно - её доброе морщинистое лицо улыбалось.
В этот день в моей лётной книжке появилась тридцать вторая личная победа.
24. КАК ДЕРЁТСЯ ИСТРЕБИТЕЛЬ
Радостные вести: войска нашего фронта, развивая наступление, форсировали реку Прут, и бои идут на территории Румынии, севернее Ясс.
Весь полк с воодушевлением готовится к перебазированию. Нам известно, что в воздухе разгорелись сильные воздушные бои.
Хозяйка, провожая нас, сказала:
- Куда же вы, сынки, так скоро? Отдохнули бы.
- Отдыхать нам, мамаша, некогда!
Она обняла меня и стала у ворот, глядя вслед машине, увозившей нас на аэродром.
Мы перелетели за Днестр, в Советскую Молдавию.
Летаем на разведку вражеских войск над территорией Румынии. Внизу проплывает чужая земля. Здесь народ ещё томится под игом фашизма. Быть может, в эту минуту румынский крестьянин с надеждой поглядывает на небо, видя наши самолёты. Мы чувствуем себя посланцами великой армии-освободительницы.
Размышляя о последних воздушных боях, я ещё раз убедился, какое огромное значение для лётчика имеет физическая выносливость. Резкие снижения с большой высоты на малую, минутные перегрузки, от которых порой темнеет в глазах, - всё это легко переносит физически закалённый человек.
Иногда в бою, выполняя фигуры, на мгновение теряешь сознание. Придёшь в себя, сейчас же включаешься в боевую обстановку и снова действуешь на любой высоте, при любой скорости, в любом положении. Эго умение выработалось у меня благодаря спортивной тренировке. Даже во фронтовой обстановке я старался найти время, чтобы сделать зарядку.