- От страха! - оглядываясь, пролепетала трясогузка. - А почему? По приказу Королевы, нам, птицам, нельзя с тобой разговаривать. Нужно сразу лететь во дворец, докладывать часовому. Награда - мешок пшена!
Серёжик ойкнул и залез в ракитовый куст.
- Ты не должен бояться. А почему? - вновь переспросила сама себя трясогузка и тут же ответила: - Птицы тебя не выдадут. Но, если Королева узнает, что я ослушалась, меня поймают и отвезут на Птичий рынок.
- В клетке? - обмирая от ужаса, спросил Серёжик.
Трясогузка кивнула, и её хвостик задрожал ещё сильнее.
- Никто тебя не выдаст, - собирая крошки, повторила трясогузка. - А почему? Потому что все птицы верят, что ты спасёшь нас от Дракона. Когда-то он съел мою прабабушку - лучшую певицу Королевской оперы.
- Разве вы, трясогузки, умеете петь красиво?
- О!!! Все соловьи брали у прабабушки уроки пения! А почему? Потому что голос её был нежнее облаков, выше звёзд, краше утренней зари! А как прилетел Дракон, как сжёг деревья, вытоптал гнёзда, проглотил птенчиков, так у трясогузок голос и пропал. Потом уж, через много лет, мы кое-как выучились петь. Кто лучше, кто хуже. А если Дракон прилетит ещё раз, птицы умолкнут навеки. А почему? Впрочем, и так понятно почему. Сделай так, чтобы он не прилетел никогда!
- Как же я сделаю? - махнул лапкой Серёжик. - Я маленький. И ключ ничего не открывает. Мне бы Гэйдла повидать…
- Гэйдла? - ахнула трясогузка. - Невозможно! А почему? Потому что он сюда только раз в году прилетает!
- Ну тогда я сам к нему пойду.
Трясогузка покачала головой:
- Целый год придётся идти. А почему? Его гора далеко-далеко… А уж высоко!!! Там спят голубые туманы и отдыхает месяц, устав бродить по небу.
- Что же делать? - расстроился Серёжик.
Трясогузка воинственно взмахнула хвостом:
- Мы отправим телеграмму!!!
- А разве на той горе есть телеграф?
- О!!! - воскликнула трясогузка. - Он не нужен! А почему? Потому что мы отправим солнечную телеграмму!
- Солнечную?! - удивился Серёжик.
- Понимаешь, - заторопилась трясогузка, - когда луч солнца опускается на Самую Высокую Сосну, на него можно положить тоненькие кружева-паутинки! А почему? Они такие легкие, что луч уносит их с собой. Потом он ложится на другие деревья, на крыши домов и горы - за день успевает обойти весь мир. Когда орёл увидит, что луч скользит по его горе, он заберет телеграмму.
- А вдруг её заберет кто-то чужой? На крыше, дереве или другой горе?
- Ерунда! А почему? - трясогузка перекувыркнулась в воздухе. - Потому что телеграмма будет подписана: "Гэйдлу". А солнечные лучи знают по имени каждую птицу, каждого самого маленького червячка и никому чужому телеграмму не отдадут.
Серёжик очень удивился. Никогда прежде он не слышал о таких чудесах.
- Полетели скорее! - заторопила его трясогузка. - А почему? Большие пауки живут далеко.
- Пауки?! - ужаснулся Серёжик.
- Пауки! Только Большие пауки могут плести солнечные телеграммы! А почему?
Говорливая Трясогузка расправила крылья и взлетела, продолжая объяснять что-то на лету. Серёжик теперь её не слышал. Он еле поспевал за птицей, раздвигая лапками ветки. Ёжик бежал так быстро, как только мог, но всё в нем обмирало от страха. Больше всего на свете, больше крота, больше скелетов и ёжеедов, он боялся пауков! Может быть, даже больше Дракона!!! Когда Серёжик видел паука, то визжал так, что все соседи сбегались узнать, в чем дело.
Мама много раз объясняла, что страшного в пауках ничего нет. Что паукам сам Серёжик тоже кажется страшным, но они не орут, а только шевелят тонкими ножками. Ох уж эти ножки!!! Что может быть ужаснее?!
О, как стыдно завизжать прямо перед Трясогузкой!!! Ведь она думает, что Серёжик тот самый, в игольчатой броне, у которого ничего не дрожит и не жмурится.
А у него не только хвостик, но даже коготки тряслись от страха.
Ах, только бы дольше бежать!!! Только бы дольше! Пусть эти пауки живут далеко-далеко, где-нибудь на краю земли!!!
Но всё когда-нибудь кончается. И, когда на небе зажглись первые звёзды, трясогузка спустилась у маленького тёмного домика.
- Прилетели! - объявила она. - А почему? Потому что пауки живут тут!
Глава 13
В паучьем домике
Трясогузка дёрнула колокольчик, висящий у двери, но никто не отозвался. "Никого нет дома", - с облегчением подумал Серёжик, но в эту самую секунду в окнах зажёгся свет, и входная дверь заскрипела.
Из неё выбрался, именно "выбрался", а не вышел, огромный лохматый паук, переваливаясь на высоких, покрытых шерстью лапах.
Этот паук был больше Серёжика! Да-да! Никогда в жизни ему не доводилось видеть такое страшилище! Серёжик хотел бежать, но не сумел даже пошевелиться, хотел закричать, но не смог открыть рот.
- С чем пожаловали? - вращая белыми глазами, спросил паук.
Этих глаз было много: и по бокам, и на затылке! Всего Серёжик насчитал восемь штук и тут же рухнул около Трясогузки. У него подкосились лапки.
- Здравствуйте, многоуважаемый Паук Паукович! - поклонилась Трясогузка. - Я привела к Вам ёжика. Ему срочно нужно отправить телеграмму Гэйдлу. А почему? А потому что это тот самый ёжик, про которого говорят все птицы.
- Тот самый? - недоверчиво покосился паук. - Непохоже, однако.
- Тот самый! Тот самый! - стала уверять Трясогузка, пытаясь одним крылом приподнять Серёжика. - Сам Гэйдл сказал, что тот самый! Пусть пока он прилетит, ёжик у Вас поживёт. А почему? Его нужно спрятать от Королевы! В моём гнезде разве спрячешь? Оно на верхушке клёна. Всем ветрам открыто, всем молниям, всем глазам!
- Ладно, - степенно кивнул паук.
- До свидания! - поклонилась Трясогузка и взмыла вверх. Растворилась в чёрных зарослях, будто её и не было!
Это последнее, что видел и слышал Серёжик. При словах "пусть поживёт" у него закружилась голова, после "ладно" вдруг зашумело в ушах, а от обычных слов прощания он потерял сознание!
Очнулся ёжик лишь утром. И не сразу понял, где находится. Он висел в каком-то тесном гамаке, под потолком. И куда ни глянь, всюду были такие же. На полу стояли кружевные диваны, стулья и столы. Даже полки на стенах, даже рамки картин были сплетены из каких-то нитей. Серёжик пригляделся. Да это же липкая паутина!!!
И тут он все вспомнил! И захотел бежать! Потому что Гэйдла можно найти каким-нибудь другим способом! А жить с тем чудищем, какого он видел вчера, не-воз-мож-но!
Серёжик попытался выбраться из гамака, но ещё больше запутался в нитках. Сразу вспомнилась сказка про Муху-Цокотуху. Только там Муху спас Комар, а кто спасет Серёжика?!
Тут скрипнула дверь, и в неё вполз Паук Паукович. Да не один!!! За ним тесной толпой лезли другие пауки: кто поменьше, кто побольше. Были среди них и паучихи с нарядными бантиками.
Все они забрались на диваны и принялись разглядывать Серёжика. Их многочисленные глаза: карие, чёрные, голубые - смотрели с любопытством.
- Проснулся, однако? - заметил Паук Паукович.
Серёжик кивнул. Он не мог вымолвить ни словечка от ужаса. У него опять закружилась голова, а лапки стали такими холодными, будто он только что босиком пробежался по снегу.
- Что-то тихо он поблагодарил за ночлег! - сердито зашипел самый маленький паучок, весь седой, с дряблыми обвислыми щеками. - Или я не расслышал?
- Он молчит со вчерашнего вечера… - пояснил Паук Паукович. - Наверное, немой.
- А давайте его ущипнём! - весело предложили пауки помоложе. - Или укусим!
Тут к Серёжику вернулся дар речи.
- Не нужно! Не нужно! - поспешно проговорил он. - Благодарю Вас за мягкую постель, тёплый дом и крепкую крышу!
Эту красивую фразу он слышал по телевизору.
Хозяева довольно закивали.
- Однако, пора завтракать, - сказал Паук Паукович и пополз к круглому плетёному столу.
Там он сел на самый высокий стул, а все остальные пауки расселись на стулья поменьше. Расселись, не свесив ноги, а поджав их под себя, и сразу стали в тысячу раз отвратительнее!
Только паучихи не садились. Они торопливо принялись доставать кувшины, миски и чашки.
Вся посуда у пауков тоже была из паутины. Серёжику показалось странным, что из неё ничего не выливается и не высыпается. Ему даже захотелось потрогать все эти миски, чашки и блюдца.
Как будто услышав его мысли, Паук Паукович пригласил Серёжика к столу:
- Садись.
Серёжик испуганно отказался:
- Не хочу!
Тогда маленький дряхлый паучок вскочил и завопил, потрясая сразу всеми лапами:
- Да это верх невежества! Давайте его съедим! Такую невоспитанную колючку я вижу впервые в жизни!
Серёжик зажмурился от страха, но тут же вспомнил ещё одну хорошую фразу из какого-то кино:
- Прошу прощения, гостеприимные хозяева! Я не голоден!
От страха чего только не вспомнишь!
Дряхлый паучок вытер платочком слезы умиления, выступившие сразу на всех его мутных глазках. Но Паук Паукович нахмурился:
- Невежливо висеть в постели, когда другие сидят за столом. Мы ждём.
Действительно, пауки не притрагивались к тарелкам.
Серёжик изо всех сил забарахтался в паутине, разорвал её иголками и рухнул вниз, прямо на кружевной диван. Тот оглушительно треснул. Посередине зияла огромная дыра.
Пауки дружно охнули.
- Да что ж это такое! Я лично съем его! - возмутился старый паучок. - Этот диван вязала ещё моя бабушка!
- И я съем! - пискнул кто-то из-за угла.
- И мне оставьте! - прошипели рядом.
- Простим, однако, - успокоил всех Паук Паукович. - Что вы заладили: съедим, съедим! Он нечаянно.
И тут Серёжик почувствовал такую горячую благодарность к этому пауку, что почти полюбил его.
Только бы ещё чего не испортить…
С опаской ёжик подошёл к столу, и присел на край кружевного стула. Тот был очень плотным. Конечно, если бы Серёжик вдруг начал подпрыгивать, то и его бы порвал. Но ёжик сидел смирно.
Пауки перестали обращать на него внимание и принялись за еду. Всё, что лежало на тарелках: картошку, салат, мясо - они хватали всеми лапами одновременно. Это было не очень приятное зрелище. Серёжик сидел, нагнув голову, и разглядывал полы. Они были обычные, земляные. Кое-где пробивалась трава. Серёжик вспомнил густой травяной ковер у себя дома и тут же пощупал ключ. Он был на месте.
- Однако, что за телеграмму ты хочешь послать? - вдруг спросил Паук Паукович. - Долго плести?
Оказывается, завтрак уже закончился, паучихи убрали посуду.
- Гэйдлу, - торопливо пояснил Серёжик. - Чтобы прилетел.
- А зачем?
Серёжик смутился.
- Ну… Мне нужно узнать: что на свете самое главное?
- И только? - расхохотались пауки. - Самое главное - умение прясть паутину! Это знают все звери, птицы и рыбы!
- Ну да… - осторожно согласился Серёжик. - Но мне ещё нужно спросить, где живёт Дракон Ноэль Восемнадцатый, Великий и Прекрасный, Могущественный и Великолепный.
- Прекрасный!!! Великолепный!!! - захихикал старенький паучок. - Скажешь тоже… Видал я Ноэля Семнадцатого, когда был маленьким. О, это самое безобразное, самое ужасное существо, которое я встречал!
- Ужасней лягушки? - дружно спросили молодые пауки.
- Во много-много раз ужаснее! Из ноздрей валит огненный пар, изо рта - зловонное дыхание! Глаза косые, зубы кривые. Шкура железная лязгает с таким громом, что глохнешь на неделю. На лапах когти, как сабли, длинные да острые. Из ушей вонючая слизь льется, куда капнет - там всё чернеет. Фу!!! И вспоминать не хочу! И это Семнадцатый! А Восемнадцатый ещё страшнее!
Серёжик слушал, раскрыв рот. К такому чудищу он пойдёт?! Да ещё когда с листьев облетят деревья?!
У него даже мелькнула трусливая мысль, что телеграмму посылать не нужно.
Но пауки уже открыли кладовку и достали прялки. Закружилось, запело веретено, десятки паучьих лап принялись тянуть невидимые нити. Только Серёжик, как ни старался, не мог их разглядеть.
Вдруг молодой паук, который проворнее всех перебирал лапами, воскликнул:
- У меня "Б" готова! - и протянул Пауку Пауковичу свою тонкую лапу, всю в колючих шерстинках. Совершенно пустую.
- Опять ты, Пук, поторопился, - сказал Паук Паукович. - Разве это буква "Б"? Палочка внизу, а кругляшок вверху. Всё перепутал. Это какая-то "В" недоделанная.
Пук покраснел и предложил виновато:
- Давайте я из неё "В" доплету.
Серёжик хлопал глазами. Дурачатся, что ли? Ничего ж не видно!
Паук Паукович протянул ему большущую лупу.
- Полюбуйся.
Серёжик посмотрел сквозь неё и разглядел хорошенькую кружевную букву, всю в серебристых завитушках. Конечно, Пук сплёл её неправильно, но работа была так тонка и прекрасна, что Серёжик засмеялся от радости.
- Красота! - прошептал он восхищенно.
И тут пауки заулыбались. Да-да! Оказалось, что они умеют это делать! А шире всех улыбался счастливый Пук.
И в ту же секунду случилось чудо! Серёжик перестал замечать их длинные лапы, нечёсанную шерсть, белёсые выпуклые глаза. Конечно, он все это видел по-прежнему, но страх куда-то улетучился.
- А можно мне попробовать? - спросил он смело.
- Садись к Пуку, - кивнул Паук Паукович.
Пук, гордый и радостный, подвинулся и стал показывать, как крутить прялку, как водить веретено, как делать мелкие кудряшки.
Конечно, нитка, что получалась у Серёжика, была толстой, но Пук сказал, что такие нитки тоже нужны. Например, чтобы делать мебель. Вместе они быстро залатали дыру на диване, а потом принялись чинить гамак.
Эх, как здорово делать что-то своими лапами! Серёжик решил, что когда найдет маму, то обязательно уговорит её купить прялку. И тогда, тогда, тогда… О, тогда он сплетёт маме кресло-качалку! Сам!
Пауки не умели работать молча. Потихоньку, один за другим, они затянули песню. И если говорили эти мохнатые существа грубовато, с шипением, то пели наоборот, тоненько.
- Ой, еси, ой еси… - дребезжаще тянул старичок.
- Плывут в речке караси… - вторил ему Паук Паукович.
- Плачут все, ой, вместе! О своей невесте! - подхватывали молодые пауки.
Красивая это была песня. Только очень грустная. О любви карася к паучихе, "красе-многоножке, чудо-осьминожке", о том, как резвились они "на воде-водиченьке" и как лягушка паучиху съела.
У Серёжика в конце даже слезы на глаза навернулись. Он грустно подпевал:
- Ой, течёт-течёт река, течёт глубоченька.
Убивается карась: Где ты, паученька?
Долго делать солнечную телеграмму! До поздней ночи пряли пауки. Не обедали и не ужинали. И только когда на небе засияли звёзды, она была готова: "Многоуважаемый Гэйдл! В Дальнем Лесу, под Старым дубом, в Паучьем доме, Вас ждет Серёжик. С почтением, П., П., П., П., П., П., П.".
- Что это: пэ, пэ, пэ, пэ, пэ? - удивился Серёжик, рассматривая телеграмму через лупу. - Привет от барана?
- Баран говорит "бэ", а не "пэ" - поправил Паук Паукович. - "П., П., П., П., П., П., П.", однако, - это мы: Паук Паукович, Пау, Пуа, Пак, Пук, Пку и Пка.
Тут пауки стали подползать к Серёжику и называть свои имена. Каждый пожимал ему лапку, как взрослому, и говорил что-то вроде:
- Ты отлично поработал с Пуком!
- Диван получился крепкий!
- Плетение на славу, почти как у меня в молодости!
А Паук Паукович даже погладил ежонка по голове.
И думаете, Серёжик хлопнулся в обморок или завизжал? Ничего подобного. Он улыбнулся.
Глава 14
Телеграмма отправлена
Рано-рано, когда все пауки ещё спали, Паук Паукович растолкал Серёжика.
- Пора! - шёпотом сказал он. - Ты должен, однако, сам положить телеграмму на луч. И не просто положить, а очень-очень пожелать, чтобы она дошла.
- Почему? - удивился Серёжик, натягивая штанишки.
- Паутина легкая, невесомая. Легко свалиться может. А твоё желание её приклеит. Ну, будто клеем.
Паук осторожно положил невидимую телеграмму в кулёк, вручил Серёжику, и они побежали.
В лесу было ещё темно, дорогу им освещал только фонарик, который Паук Паукович прикрепил скотчем к спине.
Тот светил ярко, но всё равно Серёжик натыкался на кусты и порвал о какие-то колючки штаны. Он очень боялся, что споткнётся и выронит телеграмму. Время от времени ёжик спрашивал Паука Пауковича:
- Посмотрите, пожалуйста, она там?
Паук заглядывал в кулёк и кивал:
- На месте.
Поначалу Серёжик бежал, потом шёл, а затем и катился, свернувшись клубком. Он очень устал, а сосны всё не было и не было. Паук Паукович говорил: "Скоро доползём", но только когда небо стало серым, а звуки звонкими, они добрались до Самой Высокой Сосны, стоявшей посреди поляны. Она была так высока, что Серёжик даже верхушки её не увидел, хотя и голову запрокидывал, и на спину ложился, чтобы лучше рассмотреть.
- Успели, - облегчённо вздохнул Паук Паукович. - Лезь.
Серёжик стал подпрыгивать, но бесполезно. До веток не достать, а ствол внизу гладкий, ни сучка, ни ветки - как зацепиться? Паук Паукович разрешил забраться к нему на спину и стал подпрыгивать сам. Нет! Не ухватиться!!!
- Что же делать? - чуть не плача, спросил Серёжик.
Небо на глазах становилось розовым, поднималось заспанное солнце. Вот-вот оно коснётся лучами деревьев!!!
И тут Паук Паукович засвистел! Из дупла, зевая, выглянула Сова.
- Опять телеграмма? - спросила она сонно.
- Скорее! Скорее! - поторопил её паук, - сажай мальца на спину!
Сова камнем упала вниз и, буркнув Серёжику: "Не тяни за перья", полетела.
У Серёжика захватило дух от того, как стремительно они поднимались. Паук внизу стал маленьким-маленьким, поляна превратилась в блюдце, а вокруг, куда ни посмотри, колыхались желто-красные ветви деревьев. Но вот и они превратились в бурые пятна, а сова всё летела и летела.
- Луч, смотри, луч! - вдруг закричала она.
В самом деле, от огромного красного цветка-солнца отделился тонкий росток. Он рос, удлинялся и вдруг со всего размаха упал на сосну. Будто споткнулся. И сразу тысячи розовых искр засверкали на сосновых иголках!
Серёжик, уцепившись за ветку, потянулся к лучу и высыпал телеграмму прямо на розовое сияние! Оно было тёплым.
- Пожалуйста, доберись до Гэйдла! - попросил Серёжик и всей душой пожелал, чтобы так случилось.
- Приклеилась, приклеилась! - заворчала Сова, которая знала толк в отправке солнечных телеграмм. - Полетели!
Спустились они быстрее, чем поднимались. Сова и крыльями не махала, просто падала и всё! Это было весело, но очень страшно, и Серёжик изо всех сил вцепился в перья.
- Причёску помнёшь! - обиженно заверещала Сова.
Серёжик увидел, что часть перьев накручена на бигуди и убрал лапы.
Через несколько секунд они были на земле.
- Летают, хватают… - ворчала Сова, отряхиваясь. - Всю красоту испортил…
Паук с ёжиком извинились и, уже никуда не торопясь, побрели домой.
В Серёжике искрилось и переливалось счастье. От полета, от увиденного розового сияния.
Не каждому выпадает удача потрогать солнце!
Всю дорогу он шёл молча, вспоминая увиденное. И только около домика забеспокоился:
- А как же Гэйдл прочтёт телеграмму?