Афганцы встали, помолились.
Попрощался я без объятий. Черемных проводил их.
А вернувшись, Владимир Петрович дал волю словам:
- Наджиб - сволочь! Продажная шкура!
- И доверенное лицо Ю. В. - добавил я.
- Ведь он же знал!..
Черемных всегда болезненно реагировал на подлость, а уж всякую двусмысленность со стороны афганских руководителей, ради которых мы тут жизнями рисковали - он на дух не переносил.
Но у меня не было никакого желания в тот момент вести разговоры на заданную тему ни с Черемных, ни с Бруниниексом.
И я отпустил их, если можно так сказать, по домам.
На следующий день примерно между 11 и 13 часами, когда я уже работал в штабе, раздались один за одним три сильных взрыва. Оказывается, взорвали зрительный зал кинотеатра "Орион", помещение представительства "Советская книга" недалеко от нашего посольства, и еще взорвали какую-то колымагу на базаре - а уж там народу всегда много.
Дальше - больше. Последовали звонки из Кандагара, из Мазари-Шарифа, из Герата, из Кундуза с сообщениями о взрывах - то в кинотеатре, то на базаре, то о взорванных машинах или нападениях на подразделения. Короче говоря, за двое суток в крупных городах, на дорогах на перевале Саманган было предпринято более 200 террористических актов. Уничтожено, убито, искалечено много не только афганских военнослужащих и наших солдат, но и очень много гражданского населения.
По-видимому, начинался новый этап борьбы. Моджахеды вышли на путь прямого запугивания, стремясь методами террора и диверсий свести на нет наши успехи, одержанные в открытой борьбе в конце минувшего года.
Неминуемым следствием таких действий могла стать деморализация среди просоветски настроенных афганцев как в центре так и в провинциях.
Нужны были срочные ответные меры с нашей стороны.
Но одновременно одна и та же мысль все возникала и возникала в моей голове, и я не мог от нее избавиться. Клянусь - не мог! Было подозрение, что еще до начала массовых терактов и диверсий Бабраку Кармалю было каким-то образом известно об их начале. Иначе не вооружился бы он сам в тот день, когда встречался со мной, не усилил бы охрану своего дворца, не говорил бы многозначительных слов про "фронт" и про свою готовность к вооруженной борьбе.
"Чем хуже - тем лучше"… Вот видите: в стране создалась критическая обстановка, нужны еще дополнительно советские войска. Афганская армия, Хад, Царандой воюют плохо. Только Советская Армия способна победить моджахедов. Шлите, шлите батальоны, Леонид Ильич, Юрий Владимирович, Дмитрий Федорович! Иначе - погибнет - революция, погибнет Демократическая Республика Афганистан, и восторжествует проклятый империализм!
И посол, и представители ЦК КПСС и КГБ, и я - по-разному, но все же вынуждены были поддерживать Бабрака Кармаля в этих требованиях. Ведь мы тоже хотели победы Апрельской революции в Афганистане.
Хорошо, предположим, конкретных данных он мог и не иметь, мог не предполагать истинной силы и размаха готовившихся диверсий и терактов. Но какие-то основания для беспокойства - по линии своей разведки - должны же были у него иметься! И он мог бы информировать нас об этом. Но Бабрак явно хитрил, играя с нами в дружбу по-восточному: "Мне плохо - Аллах мне поможет. А тебе, неверный, будет хана, так скорей же помогай мне".
И шли из Союза полки и батальоны, увеличивая "ограниченный контингент", усиливая группировку 40-й армии, что и нужно было афганскому вождю.
Вот и приходишь к мысли: предупреди нас Бабрак о своих опасениях - мы приняли бы меры безопасности. Но он не предупредил. Значит, ему это было нужно.
Эх, Бабрак, Бабрак!.. Как мне научиться разгадывать твои намерения, предвосхищать твои действия?..
Итак, за несколько дней террора и диверсий руководство страны оказалось парализованным по всей вертикали от центра до волостей и уездов, резко ограничивалось передвижение войск, затруднялось снабжение из СССР- через Саманган и через Герат.
Что делать?
На третий день Черемных доложил, что меня просят о срочной встрече Нур, Зерай, Ватанджар, Кадыр, Кештманд, Ротебзак, Наджиб, Гулябзой - для выработки противодействия терактам и диверсиям. (У нас, в штабе ГВС, действительно, сосредоточивалась вся наиболее полная и объективная информация.)
На совещании решили: продолжать осуществление плана боевых действий на январь-февраль. Это подтвердили и министру. Рафи и командарму-40. Второе: в крупных городах, начиная с Кабула - ввести комендантский час в ночное время. Третье: усилить совместное патрулирование силами афганской армии, Хада, СГИ, Царандоя, и одновременно подразделениями 40-й армии. Далее: силами инженерно-саперных войск 40А и афганских ВС - перед началом всех массовых общественных мероприятий, проводить тщательный досмотр участников и помещений. Решили также выставить усиленную охрану у официальных резиденций; организовать постоянные посты и усиленные засады на дороге жизни через Саманган; выделить вертолеты, которые прикрывали бы с воздуха движение колонн, причем всякое движение проводить только колоннами и под прикрытием вертолетов. Решили также, что Нуру, Зераю или Кештманду (лучше одновременно всем), надо выступить по телевидению с обращением к народу, чтобы успокоить людей, то есть свести на нет страх перед террором и диверсиями моджахедов. От намеченных ранее политических мероприятий не отказываться.
Позже стало известно: когда началась атака на виллу ГВС, одновременно началась и сильная атака на электростанцию в Сураби, под Кабулом, километрах в 30–40. Ее охранял зенитно-артиллерийский полк с 85-милимметровыми автоматическими пушками, батальон десатников ВДВ и мотострелковый батальон 40-й армии, а также батальон афганской армии. Атака была жестокая, моджахеды намеревались лишить света многие города и населенные пункты. Не удалось. Но за несколько дней они все же успели разрушить около сотни опор ЛЭП. И потеряли около 70 человек убитыми.
Итак, обстановка в ДРА резко обострилась, нам предстояло действовать в условиях массового террора и диверсий…
В те дни я намечал слетать под Кандагар к Шкидченко, где он совместно с заместителем командующего 40-й армии вел боевые действия вдоль магистрали Кабул-Кандагар (с высадкой восьми вертолетных десантов, с рассечением группировки моджахедов, очисткой городов). Но обстоятельства вынуждали меня теперь оставаться в Кабуле, чтобы сосредоточиться на противодействии терроризму и диверсиям, на организации наших ответных мер. Именно этим и продолжал заниматься днем и ночью весь мой аппарат.
Пора было встречаться с отцом Бабрака.
Условились, что встреча состоится во дворце главы государства. Договорились, что придем в форме. Старику, очевидно, хотелось увидеть как выглядит генерал армии советских Вооруженных Сил.
Нам было о чем поговорить. Меня интересовали его мысли и суждения, как опытного военного, как отца главы государства.
…Генерал-полковник в отставке Хусейн оказался лет на 12–13 старше меня, приятной наружности, худощавым, выше среднего роста, с чертами лица, говорящими о долгих годах армейской службы. Мы поприветствовали, как велит обычай, друг друга и, вот ведь, как бывает: иной раз бросит человек вроде ничего не значащую реплику, а она запоминается надолго - он меня спросил:
- Как же так, во всех армиях генералы армии имеют четыре звезды, а у вас одна большая?
Пришлось рассказать ему историю возникновения на погоне этой звезды. У нас, говорю, раньше тоже было на погоне генерала армии четыре звезды. Но потом вдруг пришла нашему руководству в голову мысль о том, что в Вооруженных Силах должен быть только один Маршал Советского Союза и еще один - это Верховный главнокомандующий - Генеральный секретарь ЦК КПСС. Но ведь к этому времени было уже несколько Маршалов Советского Союза, да и многие генералы армии рассчитывали стать ими, поэтому и приняли такое не очень уж мудрое, но все же компромиссное решение: оставить все как есть, но чтобы не было обидно будущим Маршалам Советского Союза, а ныне генералам армии, на их погонах сделать не четыре звезды, а одну большую звезду, но с маленькой эмблемой, а в черный галстук парадной тужурки прикрепить золотую звезду с бриллиантами и именовать не "генерал армии", а "маршал армии". Но, видно, то ли по старости, то ли по забывчивости, не довели это дело до конца. Маршалы Советского Союза остались, генералы армии получили большую звезду на погоне, маленькую эмблему и звезду с бриллиантами в галстук, а звание "маршал армии" не прижилось, и остались они по-прежнему генералами армии. А маршалы родов войск - эти и ранее были: маршал артиллерии, маршал войск связи, маршал инженерных войск и т. д.
В начале беседы мы искали подходы друг к другу, говорили о том, о сем, взаимно похвалили форму.
А потом он задал мне прямой вопрос:
- Что, дожили, что дивизиями в афганской армии уже барабанщики командуют?
- Пока до этого еще не доживи, но выдвижение идет быстрое.
- Хальк? - спросил он.
- Пожалуй, больше парчам, - ответил я.
- К добру это не приведет.
Затем он посетовал, что с возрастом стал плохо спать, одолевает его тревога за судьбу родины.
- Все в пропасть скатится, - сказал он.
- Почему?
- Вы не слишком богаты.
- Но мы сильны.
- Америка не слабее вас…
Мы поговорили об истории, о мудрости некоторых правителей.
Когда в 77-78-х годах прошлого века Россия выиграла войну у Турции, и шел процесс, предваряющий заключение договора с турками, то Вена, Берлин, Париж, Лондон оттягивали подписание этого договора, чтобы ослабить и турок, и, главным образом, Россию.
- А мы, - продолжал он, - к тому времени разгромили английский экспедиционный корпус. И наш эмир со своими визирями, не колеблясь, решил ехать в столицу северного соседа, просить, чтобы этот сосед стал патроном Афганистана, чтобы прикрывал своим могуществом его существование. Собрали большие дары, золото, серебро, пушнину, старинное оружие, и сам шах возглавил эту делегацию. Его где-то у Термеза встретил генерал-губернатор Оренбурга, имевший из Петербурга указание как можно дольше возить этого шаха по стране, по историческим местам, с тем, чтобы потом, когда уже будет заключен договор с Турцией по Болгарии - дабы не обострять отношение с Англией, - привезти его в Петербург. Оренбургский губернатор долго возил этого шаха. К несчастью, у него воспалилась нога, вспыхнула гангрена, и шах, заболев, скончался. А в Кабуле произошел переворот, пришла другая власть, и Афганистан остался по-прежнему самостоятельным, без патронажа северного соседа и вне зависимости от Англии, которая господствовала тогда над соседней Индией.
Я знал об этом из дневников Дмитрия Алексеевича Милютина, тогдашнего военного министра России, любимца Александра II. Но мой собеседник сделал из рассказанного далеко идущий вывод.
- А вы пошли не только на то, чтобы взять Афганистан под патронаж, но и победить его решили.
Я ответил, что ваше, мол, руководство 12 раз просило о вводе войск в Афганистан.
- Это руководство такое же глупое, как и ваше.
Вести беседу в таком духе я больше не мог. Поэтом резко его оборвал:
- Все равно рано или поздно мы победим.
- Нет. Афганистан победить нельзя. Афганистан можно только купить. А вы - беднее и нефтяных королей, и беднее Америки…
Спустя некоторое время эту же самую мысль мне выскажут еще два человека…
Мне не хотелось в беседе с отцом Бабрака остаться как бы побежденным. И я делал ставку на то, что мы вместе с афганской армией уже овладели обстановкой и господствуем в стране, что в афганской армии 180–190 тысяч человек, а это большая сила… и все такое прочее.
А он мне тихо сказал:
- Вы меня просили высказать свое мнение, я его высказал. А вы оставайтесь при своем…
Позднее, анализируя беседу с отцом Бабрака, я постепенно приходил к мнению, что нашим советским лидерам следовало бы лучше знать историю Афганистана, куда они ввели войска. Они пренебрегли предостережением военных, в частности, Н. В. Огаркова о возможной длительной войне, о противопоставлении себя всему исламскому миру.
Полагаться лишь на свою агентуру, а она, как правило, в большинстве своем субъективна, если не продажна, было опрометчивым. Тем более, когда она завербована из верхушки - лидеров партии, движений, организаций. То была непростительная ошибка Андропова! Но ведь рядом с ним стояла и другая личность, образованная, с докторским званием, с большим и высоким дипломатическим статусом - Андрей Андреевич Громыко. Был рядом с Ю. В. и другой образованнейший человек - Борис Николаевич Пономарев, академик - почему они не воспротивились? А доверенное лицо и друг Брежнева - Черненко? Он почему не воспротивился?
…Нам принесли по рюмке коньяку, разговор пошел на житейские темы. И Хусейн, как бы между прочим, сказал, может быть, с легкой обидой и тенью раздражения:
- А моему шалопаю не очень-то доверяйте, он и в детстве, и в юности был таким же неуправляемым.
Человек проживший жизнь, более 40 лет прослуживший в армии, преданный королю и президенту - продолжателю той же королевской власти - не побоялся сказать мне такие слова. Думаю, однако, что отец не имел никакого влияния на Бабрака ни как на сына, ни как на руководителя государства и армии.
В своем обычном донесении в Москву я оценил беседу как очень откровенную, приятную, джентльменскую.
А из моей головы еще долго не выходили слова: "Вам не победить Афганистан. Вы могли бы его купить, но есть державы побогаче вас".
Генеральный штаб ВС ДРА, министр обороны Мухамед Рафи и я со своим аппаратом срочно перешли на особый режим работы в условиях военного времени: днем и ночью, днем и ночью - работа в войсках - советских и афганских, либо управление этими войсками. Сбор информации, доведение ее до афганского руководства, посла и его аппарата… Буквально в несколько дней и ночей мы снова овладели объективной информацией, хотя диверсии и террор продолжались по всей стране. Каждые сутки приносили новые и новые жертвы, гибель людей - зачастую мирных жителей.
Мы всюду ужесточили режим, беспощадно карали террористов и диверсантов. Комендантский час в городах, облавы, массовое прочесывание городов и поселков, выставление засад, усиленное патрулирование - все делалось одновременно с активизацией боевых действий подразделений и частей ВС ДРА и 40А, в соответствии с планом января-февраля.
В этот период весь советнический аппарат в корпусах, дивизиях, полках, отдельных батальонах, в военно-политических зонах, в ВВС и ПВО ДРА - всюду, проявлял выдержку и героизм, выполнял свой долг в исключительно напряженных и неблагоприятных условиях. Продолжали погибать наши люди. Гробы… гробы… тихо, без лишнего шума грузились в самолеты и уходили в Ташкент.
Но еще больше погибало афганцев - террористы уничтожали своих соотечественников с последовательностью, за которой трудно было усмотреть уважение к Корану…
- Пора, пора конька менять… - все настаивал Черемных. - Вспомните еще мои слова, когда поздно будет.
Виктор Георгиевич Самойленко вместе с Голь Ака приводили в действие план политических мероприятий с руководством ЦК НДПА, правительством ДРА, с интеллигенцией Кабула и активистками женского движения. По докладу Самойленко было видно, что настроение у присутствующих на мероприятиях, как правило, подавленное. Каждый боялся за свою жизнь, за жизнь родных и близких.
Террор и диверсии - это месть, жестокая, но временная, всего-навсего месть! И, конечно же, имея огромную вооруженную силу в ДРА и при наличии управляемого нами политического и государственного руководства страны, мы неминуемо и быстро найдем способы свести на нет результаты изуверских действий боевиков-моджахедов. Но мы опасались еще и невидимой на первый взгляд работы противника. Она имела основу в народе, который, пусть и пассивно, но отторгал верховную власть и нас, окк-уу-пан-тов! Ведь до двух третей аулов, волостей и уездов продолжали управляться исламскими комитетами, муллами - сторонниками моджахедов… В этом и состояла реальная сила моджахедов, угрожавшая нам и режиму Бабрака Кармаля.
Нужен был перелом, психологический и военный, в самые ближайшие дни. Иначе, действительно, мы будем отброшены на несколько месяцев назад, в 1980 год.
Я дневал и ночевал в офисе, работая круглосуточно. На вилле шел ремонт. Ведь она была порядком разрушена.
Уцелел лишь мой кабинет, где и ютилась Анна Васильевна. Охрану виллы Черемных усилил.
На связи - Устинов. Закончив доклад по оперативной обстановке, я плотнее прижал телефонную трубку "булавы" к уху, ожидая реплики министра.
Пауза затягивалась… Видно, он в кабинете был не один, а, значит, с кем-то советовался. Затем сказал: - Одобряю. С выводами согласен. С действиями тоже. Доложите все это письменно…
И еще спросил:
- Чем помочь?
Министр понимал, что здесь, в ДРА, сейчас трудно…
- Разрешите обратиться к Юрию Владимировичу…
- На предмет?
- Граница… И запросить несколько спецбатальонов "Альфа", "Кобальт", "Карпаты" для борьбы с террористами и диверсантами.
- А с товарищем О. согласовали тему разговора с Ю. В.? - ворчливо спросил Устинов.
- Так точно! - выпалил я, а в душе вскипает: опять этот чертов товарищ О.!
Меня раздражает угодничество министра обороны перед Андроповым. Однако неприятной занозой сидит в моем мозгу и собственное - "Так точно!". Буду согласовывать с этим денщиком-дневальным Бабрака свои, действия… Черта-с-два! И все-таки стыдно за собственную малодушную ложь.
Пауза. Долгая пауза.
- Разрешаю. До свидания. - И щелчок "булавы".
Гражданский человек, а нюх на войну есть, молодец, - подумал я об Устинове.
Не медля ни минуты, по "вч" заказал спецкоммутатор и вышел на Андропова.
- Здравствуйте, Александр Михайлович, как вы там поживаете-можете?..
Поздоровавшись с Ю. В., я сразу перешел к докладу оперативной обстановки…
- Да-да, знаю-знаю, мне только что звонил Дмитрий Федорович, - я шестым чувством уловил загруженность Ю. В. и невозможность его долго разговаривать, - все будет решено положительно… Товарищ Спольников будет об этом осведомлен… Спасибо за доклад… Крепитесь. Мы о вас помним… В ЦК обо всем знают и одобряют ваши действия… Спасибо. До свидания!
…Да, в коротких и прямых ударах эти два министра, очевидно, были незаменимы и равных им в окружении Леонида Ильича не было. Сталинско-хрущевская школа и выучка. Характер и железная решимость в беспрекословном исполнении воли ЦК КПСС, воли Политбюро, то есть своей собственной воли.
…Через 5–7 суток Андропов принял положительное решение, и генерал Спольников отбарабанил:
- Девять батальонов! Три - "Альфа", три - "Кобальт", три - "Карпаты"! И вашим заместителем и моим тоже - едет генерал-лейтенант Макаров с небольшой опергруппой… Теперь - границу на замок! И террористам, и диверсантам… - он сочно выматерился.
Я попросил его поставить в известность посла Табеева, хотя, конечно, был уверен, что это он уже сделал.