Андрей догнал группу и, толкнув плечом шатающегося бойца, стал перехватывать из его руки край одеяла. Он постарался подстроить свои шаги под общий ритм, и, когда это удалось, раненого перестало мотать. Андрей пробежал сотню шагов, и пальцы снова схватила судорога. Рядом с его кистью мелькнула рука с ножом. Нож был обыкновенным, раскладным, с черной рукояткой в виде вытянувшейся в прыжке белки, из тех, что на гражданке берут на пикники, чтобы нарезать хлеба и колбасы. И этот непонятно откуда взявшийся в этих горах нож полоснул грубую ткань одеяла рядом с его рукой, сделал прореху, и тут же другая рука прошла в нее, приняв тяжесть ноши на себя.
Андрей снова отстал и оглянулся, ожидая увидеть духов на склоне за спиной. Но склон по-прежнему оставался пустым, а небо над ним наливалось темной синевой, все более густой, но по-прежнему прозрачно-стеклянной. Еще один рывок вперед, и группа скрылась в ложбине. Андрей спустился следом, и пригорок закрыл от него вершину. Посмотрев по сторонам, Андрей увидел неподалеку Мурада. Тот медленно пятится вниз, задирая ствол своего пулемета к вершине пригорка, а справа, по соседнему склону, толпой сбегали бойцы второго взвода.
– Пошли, Мурад. Догоняем своих! – на последнем дыхании выдавил из себя Андрей.
Они бегом спустились к подножью очередного холма. Вокруг уже была темнота, только вверху слегка светилось небо, чуть подсвеченное лучами ушедшего за горы солнца, да уходили вверх редкие одиночные трассеры.
* * *
В пустом баре играет ненавязчивая мелодия, и водка, ударив в голову, заставляет окружающий мир слегка покачиваться в такт музыке. Жмурясь от блаженства, я сквозь оконное стекло рассматриваю склон горы с темным провалом пещеры. Скоро оттуда должны появиться наши экскурсанты.
В музыку вклинивается телефонный писк, бармен за стойкой снимает трубку и молча слушает. Любезная полуулыбка на его лице сменяется по очереди сосредоточенностью, озабоченностью, тревогой. Он что-то отвечает, а затем опускает руку с трубкой под стойку. Разговор окончен. Но рука не остается внизу, видимо, набирает номер. Он напряженно ждет несколько секунд, а потом начинает быстро говорить. За музыкой я не только не слышу слов, даже не могу уловить интонации, но по его напряженному лицу видно, что передается серьезная информация. Мне становится тревожно. Нервы шалят или действует водка? Солнечный день начинает меркнуть на глазах, и уже не радует вид спокойных гор в светлой зелени. Бармен снова опускает трубку за прилавок, оглядывает пустой зал и встречается взглядом со мной. Несколько мгновений мы смотрим друг другу в глаза, потом он отводит взгляд. В воздухе уже звенит тревога, она давит мне на уши все сильнее, становится просто невыносимой, так что возникший вдалеке вой сирены кажется облегчением. Звук приближается, обернувшись к широкому окну, я вижу белый фургон с красными крестами, аккуратно катящий по пешеходной дорожке. Звук сирены и мелькание проблескового маячка не вяжутся с черепашьей скоростью, с которой машина приближается к нам. Хочется сказать себе, что это, видимо, за мной, но, вспоминая напряженное лицо бармена, я не могу позволить себе так шутить даже в мыслях. Фургон проезжает мимо кафе и останавливается возле выхода из пещеры. Фигуры в белых халатах скрываются в темноте. Мне не нужно ничего спрашивать, и так все понятно. Остался только один вопрос: "Кто?"
Вскоре они снова появляются на улице, но уже вместе с людьми в черных комбинезонах, которые помогают тащить носилки. Человек укрыт одеялом до подбородка. Врачи лезут в фургон и принимают носилки. Мягко захлопывается дверца, и машина так же плавно и осторожно движется по дорожке назад.
Встаю, залпом допиваю свою водку и подхожу к стойке, чтобы расплатиться. Все… Экскурсия окончена.
Спустя несколько минут из пещеры начинает выходить наша группа, и я с тревогой ищу глазами своих спутниц. Галина и наша чешская пани появляются одними из первых, жмурятся на ярком солнечном свете, потом, разглядев меня, направляются к кафе. Пока идут, внимательно осматриваю выходящих из темноты людей. Внутри меня борются два чувства. Облегчение от того, что с моими все в порядке, омрачено сознанием, что кому-то все же не повезло.
Мне показалось, или на самом деле я видел серый шарф, выглядывающий из-под одеяла? Неужели это та молодая, красивая женщина, на которую я смотрел у входа в пещеру? Не могу забыть ее взгляда там, в ущелье, когда мне стало тошно и я решил повернуть назад.
* * *
Прошло уже немало времени с тех пор, как они скатились с вершины. Вокруг разливалась ночная тьма, и в ней едва угадывались очертания склонов, по которым они спускались. Да еще были смутно видны горы на противоположной стороне долины, под таким ракурсом их силуэты выглядели до того незнакомыми, что Андрей вскоре совсем запутался и потерял направление. Впрочем, теперь это было неважно, ведь их вел ротный, а значит, потеряться они не могли.
Теперь, когда вокруг было много народа, он лишь изредка приходил на помощь носильщикам, сменяя какого-нибудь уставшего бойца, и каждый раз, берясь за край одеяла или продевая руку в очередную прорезь, он чувствовал возрастающий вес тела раненого бойца. Казалось, уходящая жизнь оставляет вместо себя дополнительную тяжесть. А может, это просто была тяжесть земных грехов, которые отлетающая душа оставляет ненужному теперь телу?
– Что у вас случилось, – обратился к нему шедший рядом боец, – ранило кого или убитого тащим?
– Раненый, – коротко отозвался Андрей.
– Слышь, Москва, это ты, что ли? Кого ранило-то? – не отставал боец.
Андрей узнал голос Юрки Суханова, дембеля из второго взвода.
– Отвали, Юрец! Ты все равно его не знаешь. Молодой это, с нашего взвода.
– Ну, тогда ничего. Молодой – это дрова, им все равно еще служить, как медным котелкам. Главное, наш призыв-то цел?
– Хрен ли ты понимаешь! – оборвал Андрей. – Вали дальше.
Впереди встали, и колонна постепенно сбилась в кучу. Остановился и Андрей. Непонятно было, зачем нужно устраивать привал вот так, прямо на середине склона, но у него уже не было сил обдумывать это. В голове болтались, поворачиваясь разными гранями, обрывки только одной мысли: "Ушли – где погоня – скоро ли начнется стрельба – сколько еще жить?" Он даже вздрогнул от неожиданности, когда совсем рядом раздался усталый голос, хриплый, но неожиданно отчетливый в ночной тишине:
– Снять каски…
Ротный, удивился Андрей. Зачем каски-то снимать? Почему нельзя принимать бой в касках? То, что предстоит вступить в бой, не вызывало ни сомнений, ни протеста.
– Сними каску, боец, – сказал капитан Андрею, – чего не понятно?
Андрей послушно стащил с головы шлем.
– Солдаты, – обратился капитан к стоящим вокруг бойцам, – наш товарищ умер… Помолчите.
Слышно было, как в конце колонны попытаются что-то спрашивать шепотом, но на них зашикали, и тишина нависла над стоящей в темноте ротой.
Андрей попытался подумать о бойце своей тройки, но сил не хватило, голова оставалась совершенно пустой. Им овладело тупое безразличие. Мертвый – живой, какая разница? Скоро наступит его очередь. Только бы не упасть раньше времени.
Он закрыл глаза и попытался вспомнить лицо Сулбекова, но перед глазами мелькнула только забинтованная голова с едва различимыми и совершенно незнакомыми, чертами лица. Тогда Андрей открыл глаза и стал глядеть в темное небо. Звезды полыхали в нем, как гроздья сверкающих кристаллов в волшебной пещере. Огромные и яркие, они, казалось, висят совсем близко, только руку протяни и схватишь. Кассиопея изогнулась ломаным хвостом, Орион нес на поясе колчан со стрелами. Необычайно ярко переливались Плеяды, так что виделись одновременно не три-четыре, а сразу десяток звездочек. Он обвел взглядом часть небосвода и увидел Большую Медведицу, такую знакомую с детства, но висящую здесь непривычно низко над горизонтом. Быстро провел воображаемую линию через крайние звезды ковша, как учил в детстве отец, и сразу нашел Полярную звезду. Она тоже была непривычно яркой и от этого немного чужой, не такой, как дома. И все же это была она! Звезда висела над горами, показывая прямой путь на север, и он мысленно понесся туда, напрямик, через горы и долины, пустыни, степи, леса. Туда, домой, в Москву, и еще немного севернее, в дачный поселок, прилепившийся к подмосковному городку, на маленький садовый участок, такой знакомый и любимый с самого детства. Туда, где маленький Андрей смотрит в небо, вцепившись в руку отца, и сердце его замирает от огромности космоса. А отец неторопливо и понятно рассказывает о далеких звездах, которые такие же, как наше Солнце, только больше в тысячи раз, а выглядят маленькими только потому, что до них безумно далеко. И мысль его пытается лететь к этим далеким звездам, но не поспевает за ними, потому что звезды разлетаются быстрее, и так без конца и края. Потому что вселенная бесконечна! Но Полярная звезда всегда покажет тебе направление на север, поэтому тебе, Андрюшенька, нужно просто научиться находить созвездие Большой Медведицы, а потом мысленно провести линию между крайними звездами ковша, продолжить ее, и на расстоянии, равном семи отрезкам, образованным звездами, найдется Полярная звезда. И она приведет к дому… Всегда!
К дому… Да, мне нужно к дому. Туда, где мама и отец, которые ждут меня, ждут полтора года. И мне остается всего полгода! Полгода, и я помчусь навстречу Полярной звезде! И мне так противно думать, что придется остаться здесь, в этих горах, навсегда…
– Бойцы, – голос ротного вывел его из оцепенения. – Ребята! Мы не можем бросить погибшего товарища здесь, в горах. А с ним мы не можем идти быстро. Поэтому… Поэтому кто-то должен остаться и задержать душманов, пока основной отряд будет уходить. Я могу сам назначить прикрытие, но, может быть, кто-то останется без приказа?
Все замерло вокруг, в наступившей тишине не слышно было даже дыхания. Горы молчали. И вдруг ночная мгла стала постепенно наливаться бледным серебристым сиянием – из-за склона горы показалась луна. Проступили из тьмы очертания дальних гор, прорезались складки лощин, прочертилась на фоне бледного неба ломаная линия вершин. Плоский, нарисованный небрежными мазками мир вдруг стал объемным, расползся вширь, раскинулся широким смятым ковром у ног трех десятков людей, накрытый сверху куполом звездного неба.
Андрей повернулся, увидел рядом Тохино лицо и впился в него глазами. Тоха встретил его взгляд задумчиво, глаза его смотрели внутрь, и Андрей, все еще не веря, понял, что произойдет в следующий миг, что сейчас скажет друг Антон. И что придется сказать Андрею следом за ним. Но по-другому было и нельзя. Иначе никогда не полететь ему навстречу этой Полярной звезде, вспышкой мелькнула мысль. "Да и устал я сегодня, пора посидеть и отдохнуть. Как надоело все за этот длинный, безумный день. Спешить куда-то, бежать, ползти, пробираться. Преодолевать себя, заставлять самого себя делать шаг навстречу опасности. Нервов уже не хватает дальше выносить это!"
– Я останусь, товарищ капитан. И Полевский вот тоже решил. Да, Андрюха? Вот мы с ним и останемся. А потом вас догоним. – В голосе Тохи сейчас не было обычных веселых ноток, зато чувствовалась беззаботность человека, принявшего важное решение.
"Ох, и дурак же ты, Гордеев! – мелькнуло в голове Андрея. – Дурак, но в итоге-то прав!"
– Да, я тоже остаюсь, товарищ капитан, – проговорил он хрипло и неожиданно почувствовал, что ему стало легко, словно сбросил с плеч полный мешок с боекомплектом.
– Гордеев и Полевский, – вздохнул ротный. – Хорошо. Кто еще?
– Я останусь, – послышался негромкий голос.
Лейтенант протиснулся между столпившимися вокруг солдатами и еще раз твердо повторил:
– Я тоже остаюсь.
– Хорошо, Сергей. Сейчас пройдем немного вперед, и там где-нибудь выберете себе позицию. Рота, вперед! – сказал капитан.
Снова начался спуск. В лунном свете иногда белели камни, и казалось, что тропа светится под ногами. Теперь шли немного быстрее – те, кто тащил одеяло, уже не заботились о раненом, просто несли груз. Вскоре уклон кончился, и они вышли к небольшой плоской террасе. Колонна снова остановилась, и ротный сказал, что это подходящее место для тех, кто остается на прикрытии.
– Короче, лейтенант, сядете здесь вот, за пригорком. Сидите вместе, не расползайтесь, мало вас очень. Да, ребята все знают сами, не в первый раз в горах. Дайте нам час времени, если получится – полтора. Потом начинайте спускаться. По этой вот тропе, и вправо забирайте, там вас встретим. Ну, а если растеряемся, выходите в лощину, помнишь, по которой поднимались, и там к мосту.
– Понял.
– Патроны возьмите у ребят или замените пустые магазины. Бойцы, у кого патроны лишние, сюда давай, – приказал ротный.
Стоящие рядом стали вытаскивать магазины, несколько рук потянулось, передавая патроны. Андрей быстро вынул пустые магазины из кармашков своего жилета и заменил их на полные.
– Все, мужики, мы пошли. Время дорого. Счастливо! – проговорил ротный и отвернулся. – Рота, вперед!
– Товарищ командир. Я тоже останусь! – раздался вдруг голос из головы колонны, и вдоль цепочки людей к ним стала приближаться темная фигура.
– А ты кто? Хозвзвод? – не понял ротный, вглядываясь в лицо подошедшего бойца.
– С минометной я, Киреев, – ответил боец.
– А, стрелок! Ну, валяй, оставайся. А то за двуногу ты дома получишь. И от меня, и от своего комбата. Оставайся… Остальные, вперед.
Через пару минут колонна скрылась в темноте, постепенно затих звук шагов. Четверо остались на небольшом поле с редкими низенькими колосками. Выбрали невысокий пригорок и прилегли за ним, сбросив с плеч мешки и выставив автоматы в сторону, откуда только что пришли.
Несколько минут лежали молча. Андрей до звона в ушах вслушивался в ночную тишину. Сейчас начнется, думал он. Они ведь не думают, что здесь их кто-то может ждать, поэтому будут идти открыто, не таясь. Наверное, бегом припустили, когда поняли, как мы ловко свалили в сумерках! Он представил себе, как духи долго обстреливали вершину, а потом, не услышав в ответ ни одного выстрела, стали медленно и аккуратно подниматься. Подошли сначала двое – трое, потом дали сигнал остальным. Вот, должно быть, рожи у них были, когда выяснилось, что на вершине никого нет! Обыскали все, шарили среди валунов, разыскивая брошенные трупы шурави. А потом, когда поняли, что их облапошили, стали орать своими дурными голосами и бросились в погоню, надеясь догнать и расстрелять сверху уходящих врагов. Да только где вам в темноте сладить с нами! И вот теперь вы несетесь во всю прыть, прямо на наши стволы!
– Стрелять по моей команде, – негромко приказал Гордеев.
– Гордеев, здесь я командую, – уточнил лейтенант.
– Лучше все-таки по моей, – с упором повторил Антон. Взводный промолчал.
– Теперь тихо! Слушаем… – выдержав небольшую паузу, проговорил Тоха.
Они замерли и несколько минут напряженно вслушивались. Андрей ждал, что сейчас он различит голоса и скрип камушков под ногами духов, но горы были абсолютно пустыми, ни звука не нарушало ночной тишины.
– Слышь, лейтенант, – послышался тихий голос Тохи, – а ты на кой черт остался?
Тоха зашевелился, повернулся к лейтенанту.
– Ты мне честно скажи, не страшно разве? Ведь это не игра, и мы, скорее всего, уже не будем роту догонять.
– А что, по-твоему, я должен был сделать после того, как вы с Полевским вызвались? Уйти с ними и вас бросить? Мы ж на вершине договаривались, что вы двое будете за мной присматривать, прикрывать, помогать. Вы и делали это.
Лейтенант замолчал. Андрей, напряженно глядя на четко обрисованный в лунном свете верхний срез склона, прислушался к разговору.
– Да, делали… Вот и наделали, – вздохнул Антон. – Похоже, больше уже нам делать ничего не придется…
– Да ладно тебе, Тоха! – не выдержав, зашипел Андрей. – Что ты каркаешь! Чего раньше времени запричитал?
– Дурак, ты, Москва. Вроде не ребенок уже, а не понял ничего, – горько усмехнулся Тоха.
– Это что ж я, по-твоему, не понял? А, Тох?
– Да ничего не понял! На кой черт ты решил здесь остаться? В войну поиграть захотелось? Здесь убивают по настоящему, Андрей! Это – не кино.
– А ты сам, Тох, зачем остался? – с издевкой поинтересовался Андрей. – Ты ведь первый вызвался.
– Так я ж увидел, как у тебя, придурка, лицо перекосило. Вижу, решился парень. Ну не бросать же тебя одного!
– А я не мог по-другому. Мой боец погиб. И не без моего участия, кстати… Или безучастия.
– А при чем тут боец? И при чем тут ты? Ты, что ли, командовал? – резко проговорил Антон.
– Ты командовал, Тох, и лейтенант, конечно. Но боец-то со мной должен был находиться. Он в моей тройке был, и я за него отвечал. И отвечаю…
– Да. Вот поэтому-то я и забрал его. Подумал немного, прикинул на шаг вперед и забрал! Ты ж видел тот склон, где он сидел. Место – гиблое, а кто-то держать его должен. Кто, по-твоему? Кого я туда посажу? Дембелей? Да они и стрелять-то не умеют, вообще ни фига не знают, кроме тарелок в столовой. Вот и вышло, что кроме твоих колпаков сидеть там было некому! – Тоха почти орал в голос.
– Ну, а что ж ты меня-то с ними не отправил? А, командир? Они ж молодые, не знают ничего! – с упреком проговорил Андрей.
– Да ты и впрямь не понимаешь! Молодые! Вот им и на роду написано там быть, где дрова! А нам с тобой дослужить осталось полгода! Что я тебя на молодых менять буду? Что б тебя там ухлопали? – невозмутимо ответил ему Антон.
– Так ты что, специально?
– Нет, случайно! Тупой же ты, Андрюха! – хмыкнул Антон.
– Но ты же его убил! – выдохнул Андрей.
– А что прикажешь делать? Мне, Андрюх, выбирать надо было: ты или кто-то из них. Кто-то мог погибнуть, а другой – жить. Так я, Андрюша, тебя не мог потерять. И лейтенант со мной согласился. Так, лейтенант? – обернулся Антон к лейтенанту.
– Так, сержант, – нехотя подтвердил лейтенант.
– А мне теперь как быть? – спросил Андрей.
– А что тебе быть? Ты выполнял приказы командира взвода и его заместителя. Мне нужен был опытный боец на правом фланге, вот ты и был там. Так ведь, товарищ лейтенант? Там тоже несладко было, и ты делал, что мог. Ну, кто бы еще держался там? Опять дембеля, что ли? Или Павленок этот? Вот так, Андрюша.
– Тоха! Но это ж дерьмо какое-то! – сквозь зубы выдавил из себя Андрей.
– А здесь, Андрюх, все дерьмо. Кругом дерьмо! Или не так? Ты за этот год много видел тут, кроме дерьма? – Тоха разозлился уже всерьез. – Много видел красивого, честного, светлого, а?
– Нет, – ответил Андрей, припоминая, как недавно тыкался лицом в баранье дерьмо и птичий помет.
– Так что ж ты выделываешься? Что, честного из себя строишь? А с тобой и со мной не так поступали, когда мы молодыми были? Нас кто жалел? Ну! Скажи! – орал на него Тоха. – Молчишь? Нечего сказать? Вот и молчи!
– Долбаная жизнь… – пробормотал Андрей.
– Полевский! Что б я больше такого не слышал! Понял, товарищ боец? – оборвал его лейтенант. – Жизнь – она, понимаешь… Одна она! И нельзя так про нее, понял, тем более – сейчас!
– И на что она у нас уходит? Какого черта мы тут делаем, а, лейтенант? Горы эти, долины, уезды, провинции? Страна эта задрипанная? Что они для нас? И на кой черт занесло нас сюда, почему торчим тут вчетвером?