открытых чувств? Или это было и так ясно, без слов?
Ты редко говорил о любви в придаточных предложе-
ниях, вроде безопасного: "Ты ведь знаешь, что я люблю
тебя". К тому же ты всегда посмеивался, если кто-то
хотел поговорить "про любовь, про отношения".
Именно так, через запятую, с легкой усмешкой, ты это
и произносил.
И писал ты о любви совсем мало. Зато много -
о смерти. Хотя вот нашла у тебя про кино, "которое
столько раз показывало жизнь, смерть, любовь и изме-
ну. Но так никого и не научило жить, умирать или
избегать предательства". Ты специально пропустил гла-
гол "любить"? То есть любить - научило? Умирать
и избегать предательства - не научило, конечно.
И тебе ли этого не знать.
Мой Сережа любит говорить о чувствах, копаться
в них, разбирать эти самые отношения по косточкам.
В первую же ночь мы пообещали друг другу не
влюбляться, но уже через две недели сказали "самое
главное". Мне сейчас так нравится этот любовный
лепет, я смакую каждое слово - даже если и не всегда
чувствую то, что говорю. Как будто, если я произнесу
эти слова много раз, что-то и в самом деле проснется, вспыхнет, оживет. Мне больше совсем не жалко слов!
Почему я их так берегла с тобой, Иванчик? Почему
не говорила тебе этого каждый день? Почему
не целовала тебя сотни раз, как целую моего нового
Сережу? Казалось, впереди столько лет, куда спешить?
А теперь надо спешить, ведь у меня нет иллюзий по
поводу будущего с Сережей. В нашей с ним истории
не умрет никто, кроме любви.
Я возвращаюсь вечером с работы, целую его, и он, обнимая меня своими огромными руками, спрашивает, совсем по-детски:
- Ты всё еще любишь меня? Не разлюбила?
- Господи, я же только утром тебе говорила, что
люблю.
- А вдруг, я же не знаю...
- Люблю, люблю.
Откуда эта потребность говорить "люблю"?
Столько нежных слов скопилось за много лет!
Ты же знаешь, я всё еще люблю тебя. Не разлюбила.
26.
9
93
мая 2013
Почему мы почти не говорили о твоей жене?
Я не знала, как и где вы познакомились. Не знала, как долго вы прожили вместе. Не знала, как вы
влюбились, как расстались, как ты сказал ей о том, что уходишь. Почему не знала? Ты ведь ответил бы, если б я спросила? Но срабатывала самозащита: я оберегала себя от боли. Или была слишком само-
любива? Глупая, сколько бы всего я сейчас спросила.
У Сережи расспрашиваю бесконечно - про весь его
небогатый опыт, - и он охотно отвечает.
Вообще-то не уверена, что ты так же охотно бы
отвечал. Про свою первую любовь, одноклассницу
с короткой шеей, ты вспоминал коротко и иронично.
А я и знать не хотела. Зачем?
Я слышала, что у Кати был выкидыш, - но не уве-
рена, что именно ты мне об этом рассказал. Перед
нашим первым совместным c тобой Новым годом
я узнала, как тяжело она переживает твой уход. Мы
были с тобой в квартире на Черной Речке, я, кажется, что-то готовила, накрывала на стол. Раздался телефон-
ный звонок, подошла я. Это была Катя. В ней всегда
было что-то темно-восточное, пугающее. А в этот раз
она говорила каким-то чужим загробным голосом.
Произнесла в мой адрес дежурные проклятия, а потом
глухо добавила:
- И у вас будут рождаться мертвые дети.
Я повесила трубку, вся дрожа, села на диван, закрыла лицо руками. Ты бросился ко мне, отнимал
руки от лица, целовал, пытался успокоить. Ринулся
к телефону и кричал в трубку:
- Катерина! Если вы еще раз!..
Еще не раз мне пришлось вспомнить эти
Катины слова.
27.
10
95
мая 2013
Иван! Ты о многом мне не рассказывал, да? Например, о том, как ты служил в армии. Почему-то я не спраши-
вала. А может, и спрашивала, но ты от разговора
уклонялся. Сказал однажды:
- Я выжил там за счет не лучших своих качеств.
Лучше тебе об этом не знать.
В письме девяносто пятого года Лёньке Попову
в армию ты пишешь: "О новостях спрашиваю
осторожно. Помню, будучи в Вашем положении, на подобные вопросы отвечал однозначно: сегодня
к обеду была картошка против вчерашней каши".
Ты говорил, что выживал в армии за счет своего
умения рисовать - делал дедам шикарные дембельские
альбомы, за что они тебя щадили и защищали.
До встречи со мной ты много занимался живописью.
При мне - разве что делал какие-то смешные комиксы, несколько раз рисовал меня, клеил коллажи - но всё
это только в первый год нашей жизни.
Ты знал, что твои картины мне не нравятся, никогда о них не заговаривал, не показывал их.
Живопись исчезла из твоей жизни, как исчез из нее, например, Тимур Новиков, которого ты уважал и за
Новой Академией которого ты следил. После твоей
смерти родители сдали твои работы в фонды Русского
музея. Сейчас мне стыдно, что не интересовалась, не
спрашивала, не поощряла... Упивалась своей правдой, не имела веры. Сережа недавно сравнил меня с дирек-
тором школы, который чуть что - врежет по соплям.
Наверное, ты тоже чувствовал что-то подобное.
Твои армейские друзья иногда появлялись в нашей
жизни - кто-то присылал посылку с яблоками, кто-то
заходил с гости, будучи проездом в Ленинграде.
Простые парни, к которым ты относился с неизмен-
ной нежностью.
Пытаюсь представить тебя - с твоим маленьким
ростом, нежными чертами лица, умными печальными
голубыми глазами - в армии. И не могу. Впрочем, знаю, что там тебе помог (тебя спас?) твой артистизм.
Дмитрий Светозаров, снявший тебя в фильме
"Без мундира" в роли сына главного героя, обыграл
превращение юного длинноволосого истерика-
наркомана в бритого новобранца, которого заставляют
петь хором песню про калину. И в том, с каким
истерическим отчаянием ты поешь эту песню, прочитывается всё, что с твоим героем будет. А будет
только кромешный ужас.
Потому что ты не умел, не хотел, не мог петь
хором.
28.
11
97
мая 2013
Ты знал, что я готова была тебя слушать часами?
Я, у которой явный дефицит внимания, которая готова
перебивать других, забыв про вежливость, которая
умеет заинтересованно кивать, думая при этом о чем-
то своем. Мой новый Сережа часто обижается, что
я его не слушаю или ему не отвечаю. Но иногда мне
действительно нечего сказать. Он не умеет вовлечь
меня в разговор, может ни с того ни с сего рассказать
дурацкий анекдот, говорит штампами, не считывает
культурных ассоциаций, не узнает цитат. Когда он
что-то рассказывает, я часто думаю, как бы рассказывал
ты, - и страшно тоскую по нашим с тобой разговорам.
Наверное, я слишком много молчу с Сережей.
Он сердится:
- Ну ты хоть как-то реагируй! Хоть из вежливо-
сти. А то я даже не понимаю, слушаешь ли ты меня.
- Как ты хочешь, чтобы я реагировала?
- Ну скажи хотя бы "угу".
- Угу.
Вот и поговорили. Может быть, потому я так
часто его целую.
Но ты! Ты был гениальным рассказчиком
и фантастическим собеседником. Ты умел доставать
из самого закомплексованного партнера мысли
и шутки, цеплять их за свои, превращая разговор
в блестящий взаимный фейерверк, погружать всё про-
исходящее в культурный контекст - озвучить цитатой, разыграть сценку из фильма, спеть музыкальную фразу.
Ты не произносил банальностей, пустых реплик.
Не рассказывал анекдотов не к месту. Когда я думаю
о рецепте удачного брака, мне кажется, что вот это он
98
и есть - должно быть всегда интересно. Ну, и комиче-
ский дар, конечно. Здесь тебе равных не было. Так
жаль, что я не могу это передать, ведь твой юмор впле-
тался в ткань повседневной жизни. Я никогда так
много не смеялась, как с тобой. Самое простое быто-
вое действие оборачивалось мини-спектаклем. Если ты
ставил мне банки (а ты свято верил в банки и горчич-
ники), процедура превращалась то в факельное
шествие, то в пляску шамана, то в глотание пламени, то в бег с олимпийским огнем. Если ты опалял курицу
над газовой горелкой, то мог закричать голосом Чури-
ковой - Жанны д’Арк: "Дайте мне крест!" Если мыл
пол, то танцевал, как Фред Астер, приговаривая вслед
за своим армейским сержантом: "А ну-ка взял и вымыл
так быстро, чтоб я удивился". Сегодня почему-то
вспомнила, как ты определял степень безумия (сдвину-
тости крыши) окружающих нас людей. Строилась эта
классификация вокруг поезда (а как же без Люмье-
ров?). Тот, кто был вменяемым, но уже обнаруживал
опасные симптомы, - купил билет. Слегка свихнув-
шийся - сел в поезд. Тот, кто подходил под диагноз, -
от поезда отстал. Ну а законченный безумец - сошел
на дальней станции. Удивительно, какое количество
людей укладывалось в эту очень кинематографичную
и простую метафору, а ты каждый раз расцвечивал ее
новыми красками. Кто-то задумался о покупке билета, кто-то рванул стоп-кран, кто-то съел билет, кто-то
спрыгнул с подножки в снег, ну а кто-то пошел по
вагонам с гитарой и с песней "Синий троллейбус".
Расставшись с тобой, я машинально продолжала
думать про многих окружающих меня персонажей:
"Уже купил билет". Но больше некому было подхватить
эту чудную игру, устроить вокруг этого железно-
дорожного билета новое "Прибытие поезда".
Никогда я не говорила тебе, как мне было с тобой
интересно.
29.
100
12 мая 2013
Почему-то я совсем не помню, как и когда ты развелся
с Катей. Это, должно быть, вышло стремительно.
Летом мы поцеловались, осенью начали жить вместе, а ранней весной уже поженились. После нового года, наверное, ты получил развод, и мы подали заявление.
Ждать надо было два месяца - и ты пришел в ярость.
Ты ужасно торопился, нервничал, боялся, что я пере-
думаю. Я на самом деле нервничала и боялась не мень-
ше тебя, но умело это скрывала. Никто не знал, что
мы собираемся расписаться, даже родители. Почему
мы никого не посвятили в наши планы - понятия не
имею! К весне мы переехали в огромную, метров под
девяносто, трехкомнатную квартиру на 2-й Советской, которую нам сдали за смешные деньги. Окна выходили
во двор-колодец, а ванна стояла в кухне, рядом
с кухонным столом. По утрам по ее пожелтевшей
поверхности ползали огромные бурые тараканы, с которыми мы сражались, скатывая шарики из яичного
желтка и порошковой отравы. Но это было такой ерун-
дой по сравнению с тем, что мы жили в пяти минутах
от Московского вокзала в доме начала девятнадцатого
века, в просторной квартире с высоченными потолками, дубовым паркетом, длинным коридором и сортиром
размером с маленькую комнату, где унитаз был
установлен на каком-то постаменте - ты называл его
троном. Всё это казалось нам невероятной роскошью, подарком судьбы. В квартире не было холодильника, и Костя Мурзенко притащил карликовый "Морозко", достающий мне до колен, - при тогдашнем дефиците
продуктов нам его вполне хватало.
Мы поженились шестнадцатого марта. Накануне
101
купили обручальное кольцо - кольца продавали только
по специальной бумажке в единственном в городе
магазине, неподалеку от Смольного. На два кольца
денег не хватало, взяли одно, для меня, - тоненькое, золотое, самое дешевое. Мне не терпелось надеть его, что я и сделала, не дожидаясь свадьбы. Колечко сидело
как влитое, и я себе страшно нравилась в роли замужней
женщины. Вечером я принимала душ в нашей тара-
каньей ванне и с ужасом обнаружила, что кольца нет.
Решила, что оно соскользнуло с руки и провалилось
в сливное отверстие. Жуткий знак? И как я буду завтра
без кольца? Я заревела белугой, ты прибежал из гости-
ной, стал ковыряться в сливе, растерянно утешал
меня - типа черт с ним, с кольцом. Проревев пол-
ночи, я успокоилась, а наутро нашла кольцо в банной
варежке-мочалке. Счастье вернулось, дурное предчув-
ствие меня отпустило.
В тот субботний день в 9:30 утра я читала лекцию
на Моховой одному из актерских курсов. Мои лекции
часто назначали на самые ранние часы, потому что
считалось, что студенты ко мне хорошо ходят.
У многих педагогов утренние лекции срывались -
мало кто из будущих актеров или режиссеров был
способен явиться в институт к 9:30. Но ко мне прихо-
дили. Помню, что я была в черных брюках и широкой
черной кофте китайского кроя, волосы убраны назад, на ногах - какие-то дурацкие темно-синие сапоги
без каблука (с обувью тогда была полная катастрофа).
Ты должен был встретить меня после лекции -
на кафедре, но стоял под дверью в коридоре, страшно
нервничал и даже заглядывал в аудиторию:
- Ты скоро?
Мы помчались в ЗАГС на Арсенальной набереж-
102
ной, и какая-то тетка с халой на голове и морковной
помадой на губах расписала нас, сопроводив проце-
дуру дежурным текстом про ячейку общества. Ты
волновался - до последнего боялся, что я сбегу.
Попросил "Халу" не включать свадебный марш
и не говорить речь - сами видите, свидетелей нет, цветов нет, невеста в черном, жених хоть и в пиджаке, но ниже ее ростом, кольцо - одно на двоих. Эти
тетки преследовали нас повсюду, как обломки империи.
Были среди них и такие, кого ты называл "Галантерей-
ной секцией", особо противные. "Рыбный отдел или
Галантерейная секция?" - спрашивали мы друг друга, когда надо было охарактеризовать очередную тетку.
Ты предпочитал честную и вонючую "рыбу". На отсут-
ствие марша "Галантерейная секция" согласилась, на
отсутствие речи - нет. Произнесла ее в сокращенном
варианте, глядя на нас холодным равнодушным взгля-
дом. Кольцо ты надевал дрожащей рукой, но справился.
А потом тетка сказала:
- Молодые, поцелуйте друг друга.
Я хотела сделать ритуальный чмок, но неожиданно
ты стал целоваться всерьез. Для тебя это было важно?
Иванчик, а вдруг ты жалел, что настоящей свадьбы не
было? Ни фаты, ни белого платья, ни пьяной драки, ни
жениха мордой в салат? (Одна из твоих фразочек: "Всё,
что вы видите за этим столом, сделано руками
жениха".) Почему мы никому ничего не сказали
и никого не позвали? Чего боялись? Сглазить? Ранить
Катю? Когда через шесть с лишним лет я выходила
замуж за Лешу Тарханова, всё было точно так же -
без свидетелей, без колец, без цветов, без гостей и без
марша. Правда, в наличии был огромный живот -
восьмой месяц беременности. Но тогда было понятно, почему мы делаем это так тихо, - я не хотела причи-
нять тебе боль.
Ровно через месяц после моей второй свадьбы
тебя не стало.
30.
104
18 мая 2013
Вечером в день нашей свадьбы мы пошли в Дом кино.
А куда же еще идти отмечать? Это было время
непрерывных банкетов и фуршетов, которые устра-
ивались для своих перед премьерами. Туда просачива-
лись специально, чтобы поесть и выпить на халяву.
Помню, как ты восторгался немыслимой пизанской
башней из еды, которую выстроил на своей небольшой
тарелке один московский кинокритик.
- Посмотри, он умудрился даже прошить ее
креветками на зубочистках. Талант!
Удивлялся умению Мишки Трофименкова неза-
метно спрятать бутылку за занавеску в начале банкета, чтобы неожиданно, подобно фокуснику, достать ее
в конце, когда всё было уже выпито и съедено.
Конечно, в Доме кино ты был своим, и мы ходили
на все премьерные банкеты, хотя ты не выпивал ни
капли. Тебя обожали тамошние тетушки. Перед
фильмами тебя часто просили выступить, сказать
несколько слов, представить группу и т.д. Ты делал это
спокойно, уверенно, с юмором, с достоинством.
Я всегда волновалась, видя, как твоя маленькая фигурка
поднимается на большую сцену и как ты наклоняешь
микрофон, чтобы до него дотянуться. Но когда ты
спускался в зал и садился рядом с немым вопросом:
"Ну как?", - я никогда не говорила: "Здорово!
Отлично!". Не обнимала тебя, не брала за руку.
В лучшем случае пожимала плечами: "Да всё нормально".
Почему, почему я не могла поцеловать тебя и сказать:
"Я тобой горжусь"?
Я ведь так гордилась тобой, правда. Чувствовал ли
ты это?
31.
106
19 мая 2013
Почему мы никому не говорили, что собираемся
пожениться? Даже моих родителей мы просто
поставили перед фактом - в день свадьбы. Шока не
было, ведь мы с тобой уже полгода жили вместе. Мама
обожала тебя, была счастлива, что из моей жизни исчез
Маркович, а про твое бешеное алкогольное прошлое
почти не знала. Зато знала, что ты сдуваешь с меня
пылинки, часто выходишь на сцену в Доме кино, чита-
ешь лекции и умеешь очаровать пожилых женщин.
Мы сообщили сенсационную новость всем
знакомым, которых встретили в тот день. Ты сиял от
счастья: "Моя девчонка!" И я внутренне сияла, но
считала правильным сохранять царственное достоин-
ство - дура, дура, дура. Сергей Николаевич недавно
написал мне, что, впервые увидев нас вместе в репин-
ской столовке, подумал, что, "наверное, так выглядели
когда-то Пушкин и Наталья Николаевна. Притягатель-
ный и непрочный союз напряженного одухотворенно-
го ума и любезно-равнодушной красоты".
Любезно-равнодушной! С ума сойти! Мне-то
кажется, что я никогда не была с тобой любезно-
равнодушной. Да я вся дрожала изнутри - от
неуверенности и волнения! Так вот, оказывается,
как это выглядело со стороны! Еще он вспомнил, как встретил нас однажды в гостях у Любы: "И как он
кружил вокруг тебя, как предлагал то сок, то воду, а ты
на него почти не глядела. И к томатному соку, который
он принес, так и не прикоснулась. Я так отчетливо
помню полный красный стакан в твоей руке".
Большого Сережу я часто держу за руку, отвечаю
на каждый его взгляд, обнимаю при всех, целую, 107