Эти люди, я уверена, просто не знают о существовании перечисленных фильмов и о том, что они имеют отношение к Чехову. Может быть, архитекторы вещания, проявив редкую для телевизионных профессионалов пытливость, кликнули поисковую систему и заглянули, скажем, в Википедию. Но там в разделе "экранизации Чехова" не упомянута даже "Степь" Бондарчука!
Господа, Интернет не является надежным источником информации!
Господа, на телеканалах надо иметь специалистов или хотя бы их иногда о чем-то спрашивать!
Чем телевидение встретит чеховский юбилей, мне понятно. Снята пара-тройка как бы документальных лент производства главной студии страны – "Мура-фильм". Там будут долго обсасывать обстоятельства смерти писателя и некие стилизованные тени будут изображать, что они Чехов и Книппер под флегматичный закадровый голос Сергея Чонишвили. Спасибо, уж этим накормили – суповой ложкой…
Даже лучших современных спектаклей по Чехову – а это "Дядя Ваня" Льва Додина в Малом драматическом театре и "Черный монах" и "Скрипка Ротшильда" Камы Гинкаса в Московском ТЮЗе, – и тех не покажут.
В это время в театральной Москве будет резвиться парад режиссерских самодурств под названием "Чеховский фестиваль". Парад кривлянья тех, для кого тексты Чехова уже давно стали несущественным поводом, удобной почвой для паразитирования.
Ведь режиссерский театр ХХ века начался с Чехова, с опытов Станиславского и Немировича-Данченко. Значит, всякий претендующий нынче на режиссерский трон считает своим долгом самоутвердиться именно на Чехове. До потери всякого смысла!
Да, вот где главная беда: личность и творчество Чехова несовместимы с нынешним обликом нашей культуры.
Чехов был предан идее о воспитании и самовоспитании людей, о творческом преображении жизни, о полной честности в самоотчете и отношениях между людьми. Он сам лично преобразил в цветущий сад два своих имения – в Мелихово и Ялте, финансировал постройку нескольких школ для мужицких детей, возился с десятками начинающих писателей. Кроме огромного ума у него была огромная совесть и неотвязная мысль, что нельзя, невозможно человеку жить просто так, спустя рукава, что под руку подвернется, нельзя восхищаться собой, врать себе и людям, осквернять землю и Божий замысел о человеке.
Ну и для чего все это разболтанному современному театру? Как нынешний актер, избегавшийся по дерьмовым сериалам, мечтающий только о деньгах, всерьез может произнести монолог доктора Астрова об истреблении лесов?
Слова Астрова явно заветные для Чехова. Они красивы, поэтичны, высоконапряженны. Именно поэтому почти все режиссеры на этом месте заставляют актеров выделываться и кривляться.
Не надо красоты! Не надо поэзии! Астров – алкоголик, пижон и придурок. Как все мы, колония нефтяных паразитов.
Как нам, падшим, грязным, развратным, понять героев Чехова? В пьесе "Иванов" главный герой погибает от того, что не может спасти родную землю, не может преобразить ее хаос и остановить падение. Он надорвался, взял на себя слишком много. "Земля моя глядит на меня как сирота", – говорит он. И как это играть? Вы когда-нибудь хоть кого-то похожего на этого Иванова видели? Вот в МХТ имени Чехова и придумали миленький прием: играют пьесу с конца, с момента самоубийства Иванова, а потом, так сказать, расследуют в детективном плане, как протекала предшествующая суициду жизнь.
В этом режиссерском ходе чувствуется сильное влияние Б. Акунина, который тоже ведь переписал "Чайку" сообразно канонам детектива. И ничего, смотрят. И покупают – "Чайка" Акунина продается куда лучше "Чайки" Чехова.
Все это – умственный разврат. Потеря всяких культурных ориентиров. Потеря – скажем как есть – совести.
Чехов, по его собственному признанию, не верил в интеллигенцию, он верил в "отдельных людей". Он так сильно, так могуче повлиял на современников, что этих "отдельных людей", буквально подражавших ему, были десятки тысяч.
Они есть и сейчас. Только их плохо видно за сверканием красных фонарей ополоумевшей, падшей "культуры". Которая только делает вид, что уважает "доктора Чехова".
Да нет, ей охота "гибнуть откровенно", она доктора не вызывала.
Впрочем, хоть бы и вызывала – к безнадежно больным зовут уже не доктора, а священника.
Мачехи и золушки
Пятнадцатая по счету раздача "Золотых масок" вызвала в театральной России кроме естественного ликования награжденных ожесточенные споры.
Премия "Золотая маска" имеет некоторый авторитет, с этим не поспоришь. Ее хотят, ее ждут, на нее надеются, особенно в провинции. Тем не менее надо твердо понимать, что "Золотая маска" сформирована и поддерживается определенным театральным кланом со специфическими вкусами и манерой существования. (Не будем употреблять слово "мафия", всё-таки в театральном мире дело еще не дошло до отстрела конкурентов.)
От сотрудничества с "Маской" отказались по принципиальным соображениям многие театры Москвы – Малый театр, МХАТ имени Горького, театр "Современник", театр "Модернъ", "Школа современной пьесы" и другие коллективы. Каждый год присуждение "масок" удивляет стойкой смесью справедливости с произволом. Порок торжествует наряду с добродетелью, награды достаются действительным героям и тут же увенчивают пустоту, мнимость, бездарность.
Вот пример. "Золотую маску" за лучший оперный спектакль получил в этом году театр "Зазеркалье" из Петербурга за великолепную беспримерную работу – "Золушку" Россини. Всем лицам, которые грезят, что они режиссеры, следует посмотреть эту "Золушку" и многим поменять после этого неверно выбранную профессию. Режиссер Александр Петров сумел сочинить небывалое количество сценических решений, и не архаических, и не мнимо новаторских. Дух умного озорства и подлинного веселья переполняет этот удивительный спектакль, где все компоненты доведены до возможного сегодня совершенства. Это – реально лучшее, что есть нынче на многострадальной оперной сцене, где так редко торжествует настоящая ответственность таланта.
Но если "Золушка" из "Зазеркалья" признается лучшей постановкой, при чем бы тут был "Конек-Горбунок" из МХТ имени Чехова, названный лучшим мюзиклом? Переписанный братьями Пресняковыми "Конек-Горбунок" – не более чем капустник невысокого разбора, где зрителю угодливо подсунуты эстрадные репризы. Все эти суетливые забавы должны были бы испариться, если есть настоящие критерии оценки искусства. Ведь в жюри музыкального театра, насколько мне известно, были собраны профессионалы, не дилетанты. Возникает подозрение, что некоторые решения "Золотой маски" проистекают вовсе не от жюри. А откуда-то сбоку. Или сверху. Вдруг появляется некая "дополнительная маска" и падает на то, что хочет поощрить этот "бок" или "верх".
Начинаются какие-то вздохи о том, что-де надо помочь кому-то, кто "теперь в таком трудном положении". То есть награда, призванная отметить талант и труд, становится инструментом "помощи" и "поддержки" на основании чьих-то вздохов. Инструментом театральной политики хитроумно распределенных поощрений. Где рядом с настоящими талантами постоянно фигурируют друзья-приятели клана "Золотой маски". Не все они бездарны. Но как-то чрезмерно преданы суете и ужасно боятся "выпасть из моды", подобно выдающемуся взбивателю околотеатральной пены художнику Павлу Каплевичу ("Маска" за лучшие костюмы).
Однако все-таки в области музыкального театра хоть какая-то тень справедливости иногда возникает. Кто бы поспорил, что Диана Вишнева действительно сегодня одна из лучших балерин. Многие из тех, кто дебютировал с ней в одно время, сникли, померкли, потеряли жар исканий. А она по-хорошему неугомонна. Да, на оперную или балетную сцену не может затесаться человек, вовсе не умеющий петь и танцевать. Пока что так! Не знаю, что будет через десять лет. А вот решения "Золотой маски" по части драматического искусства вызвали у многих чувство тягостного недоумения.
В этом году таинственные незнакомцы, желающие помочь обездоленным, решили поощрить бедную, несчастную Александринку. Основное несчастье Александринского театра состоит в том, что Валерий Фокин из режиссера превратился в менеджера, ориентированного на позапрошлогоднюю европейскую моду. Поэтому лучшая режиссура у нас теперь – это фокинская "Женитьба" Гоголя, та самая, где действующие лица катаются на коньках. Беда ведь не в том, что гоголевские персонажи катаются на коньках, а в том, что более о спектакле ничего сказать невозможно (если, конечно, вы не прикормленный Александринским театром театровед). Коньки – это голый, пустой режиссерский прием, штучка, фишка, трюк. Такая режиссура идет поверх автора, поверх актеров, поверх смысла и назначения драматического искусства. Я называю такие явления режиссерским самодурством, откровенным самоутверждением режиссера-узурпатора, присвоением не принадлежащих ему прав. Пьеса не раскрыта, индивидуальности актеров использованы механически, без любви и понимания. Это, конечно, мое мнение, но вот что интересно – я не встречала ни одного профессионала – ни режиссера, ни актера, – который бы всерьез восхищался этой "Женитьбой".
Но хорошо. Пусть кабинет главного режиссера Александринского театра сплошь устилают "золотые маски". Действительно, в таком несчастье, как ослабление таланта и потеря профессионального авторитета, человека надо постоянно утешать. Я о другом. О некотором классовом расслоении в театре.
Конечно, так было всегда, но сейчас как-то особенно стало видно – в театре рядом друг с другом живут "мачехи" и "золушки".
Одни терпеливо и вдохновенно работают, редко-редко получая доброе слово и лишь мечтая о балах. Другие тешат пустое тщеславие и изо всех сил "ловят знаки высочайшего внимания". Связи у них такие, что сам король позавидует!
Но хочу вам напомнить золотые слова Евгения Шварца, которыми кончается его "Золушка": "Связи связями, но надо же и совесть иметь. Когда-нибудь спросят: а что ты можешь, так сказать, предъявить? И никакие связи не помогут тебе сделать ножку маленькой, душу большой, а сердце – справедливым…"
Одноразовое кино
Мы уже привыкли, что каждый сериал выходит под фанфары и трубы, обещающие нам грандиозное событие. И всё-таки наивность лицемерия, с которым фильм "Исаев" притыкали к "Семнадцати мгновениям весны", изумляет. "Юность Штирлица"! "Молодой Штирлиц"! Нет, извините.
Красивый деревянный молодой человек, марионетка Чека, никаким образом не может быть молодым Штирлицем. У меня нет никаких претензий к пикантному разрезу глаз, отличной лепке скул и шикарной улыбке актера Даниила Страхова. Но в нем нет и следа внутренней жизни, скрытой энергии, глубоких реакций, движения мысли – короче, той дивной личности, которую создал Вячеслав Тихонов. Этот Исаев служит советской власти как сомнамбула в шляпе. Маловато ума, личности скуповато! А нет увлекательного героя – нет и приключенческого фильма. И по этой, и по множеству других причин сериал "Исаев", как мне кажется, точно такое же одноразовое кино, как почти все фильмы и сериалы последних десяти-пятнадцати лет.
Одноразовое кино – это кино, которое можно смотреть только один раз. Которое не будешь вспоминать, пересматривать, цитировать. В нем нет чего-то, какого-то таинственного вещества, из-за которого фильм можно смотреть еще и еще.
Что это за вещество такое? Художественная ценность? Да вот как раз и нет! Как говорится, великие люди – это одно, а близкие люди – совсем другое. Любимые фильмы, выученные наизусть, как правило, вовсе не входят в список признанных и увенчанных, никакими наградами международных фестивалей не отмечены и критиками в свое время не разобраны и не воспеты. Когда они выходили на экраны, на них и внимания особого не обращали – на "Холмса", к примеру, несколько лет не было никаких рецензий. У этих картин есть одно свойство: их можно смотреть много раз. Вот включил телевизор, попал на кадры "Бриллиантовой руки", "Места встречи", "Покровских ворот", "Семнадцати мгновений весны", "Здравствуйте, я ваша тетя", "Шерлока Холмса", "Служебного романа" и т. д. И всё, прилип как миленький! Сам не зная, почему.
Я назвала бы это свойство долгоиграющим обаянием. Фильмы долгоиграющего обаяния – это никем не изученный феномен. Его признают "постфактум", когда уже всё с картиной понятно. Тем не менее кое-что можно предположить.
Да, фильмы долгоиграющего обаяния основаны на базовых ценностях, они говорят о главном: любви, дружбе, борьбе со злом, родине, семье… Они занимательны, но в меру, без искусственных вывертов сюжета. Обязателен юмор (сколько иронии и остроумных афоризмов в "Семнадцати мгновениях", которые по жанру вовсе не комедия!). В них есть выдающегося обаяния герой, а то и несколько. Яркая, запоминающаяся музыка…
Всё так, но и еще что-то есть иррациональное. Какая-то сумма психических излучений, попавших на пленку и создавших великую иллюзию внутреннего мира фильма, жара его жизни! Вот как будто эта картина живет сама по себе и без нас, а мы на нее только иногда смотрим.
А в новом фильме Сергея Урсуляка таких излучений нет. Урсуляк взял хороших актеров, поручил аранжировать музыку Таривердиева, придумал сцены в Советской России делать черно-белыми, а за границей – цветными. (Чтоб было сразу понятно, где жизнь, а где, как говорится, житие…) И вот бежит сюжет про алчных тарантулов всех наций, волокущих бриллианты туда-сюда, а счастья нет. Где тут "наши", собственно говоря? Кого любить? Кем восхищаться? За кого переживать? Разве что за грустного М. Пореченкова, который на этот раз оказался графом Воронцовым и в этом качестве вызвал у меня приступ материнской нежности (опять мучают актера!)…
Ничего страшного, разумеется, не произошло. Посмотрели и забыли. Завтра раздадутся новые трубы и фанфары, возвещающие появление нового одноразового кино. Только не надо всуе поминать великого Штирлица. Ведь в фильмах долгоиграющего обаяния режиссеры любили и обожали своих героев. И эти фильмы бурлят от творческой энергии. Режиссер же "Исаева", сдается мне, героя не полюбил. И ничего поэтому там не бурлит.
При всем своем могуществе телевидение не Господь, чтоб посылать вдохновение по заказу.
Трагедия на Фонтанке
Премьерой спектакля "Дон Карлос" Ф. Шиллера Большой драматический театр имени Г.А. Товстоногова (Санкт-Петербург) завершил празднование своего девяностолетия.
Именно трагедией Шиллера "Дон Карлос" и открылся в 1919 году Большой драматический. Надо полагать, новый революционный зритель был в пламенном восторге, увидев на сцене коварный испанский двор короля Филиппа и услышав зажигательные речи маркиза Позы. Тогда, как помните, народ вообще пребывал в патологическом энтузиазме, чего не скажешь о нынешней, порядком сомлевшей от реформ театральной публике. Тем не менее четыре с половиной часа она пыталась понять, чего хотят все эти довольно красиво одетые (прямо из Веласкеса) фигуры и чем они могут быть нам сегодня интересны.
Среди зрителей, собравшихся на юбилейный вечер БДТ, мелькали главные режиссеры петербургских театров и видные театроведы. БДТ по-прежнему считается идущим в фарватере, так сказать, ведущим крейсером, и неудачи театра решительно никого не радуют в городе, привыкшем его любить или по крайней мере почитать.
Однако этот сезон Большого драматического удачным не назовешь. Обострились все хронические болезни театра: недостаток энергии, разлаженный ансамбль актеров, робкая, бескрылая режиссура. "Дона Карлоса" актеры буквально еле-еле доиграли. Казалось, они сами не понимают цели затеянного предприятия.
"Дон Карлос" – третья постановка Шиллера нынешним главным режиссером БДТ Т. Чхеидзе. В 1990 году он выпустил блестящий спектакль "Коварство и любовь", три года назад – интересную "Марию Стюарт". Но, как известно, в театре нет рецептов счастья. "Дон Карлос", сверкнувший в 1919 году, не состоялся в 2009-м. Несмотря на то что пьесу играют в новом переводе Е. Шварц, новые смыслы или не возникли, или не дошли до зрителя из-за крайней архаичности формы спектакля. Это было скорее чтение в лицах, чем театральное действие.
Об эпохе, когда Испания владычествовала в Европе, зритель осведомлен мало, и значительное количество сил уходит на то, чтобы разобраться в родственных отношениях действующих лиц и политической обстановке многовековой давности. Намечается интрига: дон Карлос, сын короля Филиппа, влюблен в свою мачеху Елизавету Валуа. Его враги хотят погубить сына в глазах отца, его друг Поза хочет спасти Карлоса, отправив юношу возглавлять мятеж во Фландрии, но путается в собственных расчетах и гибнет сам. Только какой-то исключительной верой в предлагаемые обстоятельства и заразительной страстностью актеры могли бы спасти этот крайне далекий от современного зрителя сюжет. Но этого нет. Интересный брюнет И. Ботвин (Карлос) как неприкаянный бродит по сцене, декламируя текст. Король Филипп (В. Ивченко) распадается на ряд ничем не связанных между собой образов – то он бешеный ревнивец, то тиран, то искатель правды, то просто усталый чиновник. Маркиз Поза (В. Дегтярь), видимо, живет такой сложной душевной жизнью, что зритель до конца не может понять, молодец он или гадина. Елизавета (И. Патракова) – натуральная блондинка, и более сказать ничего не могу. (Надо заметить, в нынешней труппе БДТ состоят на службе несколько чудесных молодых красавиц, натуральных блондинок, что радует глаз, но не душу – душа все-таки просит встречи с актерским талантом.) Разве что Г. Богачев (Великий инквизитор) сыграл старого циника-идеолога с фарсовой остротой, легко и смешно, однако этот персонаж появляется лишь в конце постановки, и до этого еще надо дожить.
Все артисты, занятые в спектакле, конечно, могли бы сыграть иначе – осмысленно, ярко, если бы знали, что и зачем они сегодня играют. Но на сцену не проникало ни лучика живой жизни – как будто зритель посетил некий музей, где выставлен муляж театра в натуральную величину.
По окончании спектакля была показана нарезка из документальных фильмов о прошлом театра на Фонтанке, а затем на сцену вышла труппа, и среди них – старейшины, остатки товстоноговского БДТ: Зинаида Шарко, Алиса Фрейндлих, Людмила Макарова, Олег Басилашвили, Лев Неведомский, Георгий Штиль… Их хватило всего-то на один ряд стульев. Это золотой запас театра, но он неминуемо тает, а потому говорить сегодня о сохранении традиций БДТ – бесполезно.
Никаких традиций не сохранить без живой энергии. Это необходимое условие бытия театра в принципе. Нет энергии – нет театра. Георгий Товстоногов умел добывать сценическую энергию из косной материи, и его умения достало на четверть века, но и у него она стала заканчиваться в начале 80-х годов. Уже тогда, при Товстоногове, театр стал впадать в сонное музейное состояние, из которого время от времени ему удавалось выходить. Но такие спектакли, как "Дон Карлос", могут исчерпать энергетический запас театра.
Нужны срочные меры – новая драматургия, новые актерские и режиссерские имена, может быть, новые формы существования. Повторяю, неудачи БДТ никого не радуют, у театра нет врагов – но сплошь встревоженные и опечаленные друзья.