Куликова мистика
В рамках Третьей Московской международной бьеннале современного искусства в ЦУМе открылась… открылся… открылось нечто под названием "Пространственная литургия № 3". Автор и одновременно куратор проекта – знаменитый актуальный художник Олег Кулик, "человек-собака".
Идите смело! Дерзкий художник в этот раз не сидит голый на цепи у входа и не кусает зевак за ноги и выше, как это было однажды в истории "современного искусства". Тогда Кулик своим отчаянным жестом протестовал против иллюзорного положения художника в мире потребления. Теперь протест сменился глубокими размышлениями об этом положении. Для этого нашлось идеальное пространство – ЦУМ.
Из-за своей ценовой политики ЦУМ давно стал чем-то вроде музея современного искусства. Здесь царит воистину философский покой, и редкие посетители ничего и никогда не покупают. На первом этаже им предлагают понюхать бумажные полоски, пропитанные туалетной водой за тысячу баксов, и, впав в медитацию, они едут на пустых эскалаторах, разглядывая приветливые группы манекенов, элегантно позирующих продавцов и образцы инопланетной одежды, развешенные по оттенкам цвета. К четвертому этажу я добралась в отличном расположении духа, которое только возросло, когда я обнаружила себя единственным посетителем "Пространственной литургии № 3".
Литургия занимает пространство примерно в 4000 квадратных метров – увертюра на четвертом этаже, основное действие на чердаке. Сначала я шла оранжево-желтыми от подсветки коридорами, сделанными из полупрозрачной материи, изредка обнаруживая предметы – то картонное дерево, то три кресла, то черные стены, расписанные фигурами светящихся человечков. Затем вышла в огромный черный зал, где звучала космическая музыка, а на стене колыхалась тень маленькой куклы, подвешенной на игрушечном летательном аппарате. Здесь меня ждало пространное объяснение Олега Кулика на двух языках.
"Этот проект, – гласит текст, – медитация на сакральные смыслы современного московского искусства 1960–2000 годов. Под сакральностью в данном случае подразумевается как эстетическая значимость художественного высказывания, так и его мистический, магический, эзотерический или религиозный накал".
Что называется, "свой уголок я убрала цветами"! Сразу все сладкие слова современного шарлатанства по имени "актуальное искусство" вывалил человек – сакральный, магический, эзотерический… Я уж было приготовила лицо к насмешливой улыбке и отправилась смотреть основное действие литургии, и тут…
Художник победил. Он оказался прав. В его "Пространственной литургии № 3" действительно есть всё, что обещано было в меню. Мистический магический акт между мною и зрелищем состоялся на высшем уровне сакральности – ибо я поняла, что сказал Кулик о "современном искусстве" 1960–2000 годов.
Когда я поднялась на эскалаторе, на чердаке меня встретил тревожно гудящий лабиринт из зеркальной пленки. На нем метались светло-серые тени, занятые странными, иногда малопристойными делами. Олег Кулик как-то хитро обработал видео и киносъемки многочисленных актуальных перформансов за прошедшие сорок лет, переведя их в негатив и лишив всех подробностей жизни. Эти изображения транслируются на стены зеркального лабиринта (изнутри, так что зритель проекторов не видит, видит только тени). Среди этих теней прошлого есть и сам Кулик в виде собаки, только лишенный, как и все, иллюзии объема, ставший и сам белесой тенью на стене. При этом действия этих теней бесконечно повторяются, они, как заколдованные, делают одно и то же! Такая жуткая дурная вечность. Ни прошлого, ни будущего – одно и то же, одно и то же. Абсолютно верная формула "современного искусства", которое не меняется полвека, продавая одни и те же заплесневелые "фокусы", одну и ту же гордую позицию "а я художник, значит, что хочу, то и делаю"…
И вот я шла по лабиринту, где вовсю прыгали, кривлялись, бросали буквы, рисовали, складывались в группы и разбегались, что-то шептали и кричали световые силуэты… Боже! На что ушла и уходит жизнь этих людей! – думала я в мистическом трепете. – Ведь это ад, ад для деятелей современного искусства. Вот куда отправляют демоны-кураторы своих подопечных, "современных художников", вместе со всеми их инсталляциями и перформансами! Это воистину литургия – литургия заблудших, предавших изобразительное искусство ради облапошивания богатых дурачков, ради извлечения денег из невежества или ради дурного самовыражения и славы на пустом месте…
Радикальное высказывание Олега Кулика вызвало большое раздражение у самих героев "современного искусства". Как-то совершенно некстати он напомнил им о бренности и бессмысленности их занятий. Вообще предал свой круг, свой, можно сказать, класс! Кураторы и художники не могли возразить Кулику по существу и стали смутно шипеть про "ожидания, которые не оправдались". Не могли же они признать, что Кулик лихо и талантливо отправил все "современное искусство" в заслуженный ад – уж не знаю, сознательно или бессознательно.
Когда я уходила, в лабиринт осторожно заглянули еще две посетительницы. Заходите, заходите, друзья. Минут пятнадцать можно провести с удовольствием. Если вас не пробьет мистическая магия и сакральная эзотерика, так полюбуетесь на оригинальную технику – которую, по-моему, вполне можно пару раз применить в театре. Молодец Кулик! Но после такого комментария к истории "современного искусства" как будет художник этим иллюзорным делом впоследствии заниматься? Зная, что ему уготован им же изображенный ад? Как хотите, тут назрела драма с настоящим героем. Я обещаю следить за ней.
Лаура и ее продавцы
Оказывается, Владимир Набоков написал новый роман. "Лаура и ее оригинал". Стоит как бестселлер во всех книжных магазинах, вышел многотысячными тиражами.
Как, тот самый Набоков, классик, автор "Лолиты" и "Дара"? Он же вроде бы давно умер.
Ну подумаешь, умер – это что, повод романов не писать? Аксенов вот целых два романа написал после смерти, и оба чудесно продаются. Обсуждать качество написанного никому и в голову не придет. Хватит уж, поиздевались, господа, при жизни – а тут придется благоговейно помолчать.
"Лаура и ее оригинал" издана в двух вариантах. Первый вариант представляет из себя том устрашающих размеров в глянцевой черной суперобложке – но это отнюдь не текст романа. Это фотокопии 138 каталожных карточек, на которых Набоков писал карандашом черновик своей книги (по-английски). Поклонники гения могут зимними вечерами всего за 660 рублей трепетно созерцать рукописный подлинник, видимо, с целью просветления разума, изнемогшего от массовой культуры.
Второй вариант – это переведенный текст черновика, составляющий около 80 страничек, с предисловием сына писателя, Дмитрия Набокова, и послесловием переводчика Геннадия Барабтарло. Со всей этой требухой набралось на маленькую книжечку карманного формата ценою подешевле (230 р.).
То есть в чистом виде печатать было решительно нечего. Фрагменты черновика никак не тянули на полноценную книгу. Тогда и была задумана роскошная коммерческая операция, которую ее изобретатели выдали за событие культуры.
Суть дела вот в чем.
Владимир Набоков, привыкший, как все изгнанные из России аристократы, к непрестанному труду, до конца жизни работал – писал на своих карточках новую книгу. Он по-прежнему владел удивительной литературной техникой, но к концу 70-х годов исчерпал все свои излюбленные темы. Набоков стал писать нечто вроде пародии на самого себя с изысканной до издевательства над читателем игрой мотивов и каламбурами на трех языках. Таковы его поздние романы "Бледный огонь" и "Смотри на арлекинов!". Таковы же и фрагменты последнего романа.
В них нет и следа новизны, художественных открытий. Молчаливая развратница Флора, влюбленный художник, пишущий о ней роман "Лаура", старый уродливый муж этой самой Флоры, читающий роман о своей жене и мечтающий уничтожить самого себя мысленно, – все это перепевы прежнего творчества писателя.
"Для первого раза она сдалась несколько неожиданно, чтобы не сказать обескураживающе. Вымолчка – легкие ласки – скрытое смущенье – наигранно-веселое удивленье – предварительное созерцание. Она была щупла до невероятности. Ребра проступали. Выдававшиеся вертлюги бедренных мослов обрамляли впалый живот, до того уплощенный, что его и животом нельзя было назвать…" Что ж, хотя бы понятно – женская плоть внушала автору некоторый интерес. По нынешним временам это литературная редкость. Хотя и мутит как-то от "вымолчек" и "вертлюг" с "мослами", но это, разумеется, причуды перевода.
Перед смертью Владимир Набоков просит семью сжечь незаконченный роман – он привык появляться перед читателем исключительно в полном литературном параде. А не в виде набросков и фрагментов.
Последняя, предсмертная воля! Как можно осмелиться ее не исполнить?
А вы поставьте себя на место наследников. Уходит из жизни кормилец, и, как сложатся дела в будущем, неизвестно. То, что Набокова станут издавать на всех языках мира десятки лет, повально экранизировать и ставить на сцене, еще никому неведомо. А у вас в руках драгоценные карточки, исписанные его почерком, последний роман, клад! Как не положить его, так сказать, на всякий пожарный, в несгораемый сейф?
Так и поступила практичная вдова писателя. И вот настал момент, когда сын открыл несгораемый сейф, вынул клад, и наша "Лаура" прекрасненько поступила в продажу.
Отличить по стилю предисловие, сам текст и послесловие довольно трудно. И Набоков-младший, и переводчик пишут, одинаково подражая позднему Набокову, то есть выспренне и темно. Надменно сохраняя некоторые приметы дореволюционной орфографии ("шоффер", "разсказ"). Я даже подумала было, что нет в природе никакого "Барабтарло", а это маска Дмитрия Набокова. Впрочем, лукавлю: конечно, продавцы "Лауры" пишут куда хуже оригинала. Пожалуйста, полюбуйтесь на перлы переводчика: "В предисловиях к изданным "Азбукой" в моем переводе "Пнину" и "Истинной жизни Себастьяна Найта" я пытался объяснить единственную в своем роде трудность перевода английских книг русского писателя Набокова на русский в том отчаянном положении, в котором некогда родной его язык оказался в некогда родной его стране".
Одна фраза – и употреблено шесть предлогов "в". А еще он нас будет учить, как писать на русском языке! Если бы у книги был грамотный редактор, эта фраза звучала бы так: "Трудность перевода английских книг русского писателя Набокова на русский объясняется, по моему мнению, отчаянным положением его родного языка в родной стране". Всё остальное – ненужный да еще и высокомерно-претенциозный мусор… Но благодаря этому мусору удалось хоть как-то раздуть объем книги!
Что ж, можно поздравить издательство "Азбука" с удачной коммерцией. Особенно изящно получилось сэкономить на художнике – "Лауру и ее оригинал" украшает фрагмент "Весны" Сандро Боттичелли, о чем, правда, в выходных данных, да и вообще нигде, не сообщено. И это понятно: мало того что Боттичелли покинул нас куда раньше Владимира Набокова, у него не осталось никаких предприимчивых наследников, которые наложили бы загребущую лапу на творения мастера. Так что можно его и вовсе не упоминать – вот оно, тихое счастье книгоиздателя.
Поехали к цыганам!
По доброй воле, томимая любопытством, заглянула я на днях в цыганский театр "Ромэн", что на Ленинградском проспекте. Это особенное место. Театральных критиков там не бывает…
Этим вечером в театре "Ромэн" (под руководством народного артиста СССР Н. Сличенко) давали пьесу И. Ром-Лебедева "Плясунья – дочь шатров". Я уже давно собиралась взглянуть на эту самую "Плясунью" – что, думаю, в сотый раз смотреть, как наши самодуры над "Гамлетом" или "Дядей Ваней" издеваются. Поеду лучше к цыганам! Как любит говорить Роман Виктюк, "вдруг пойдешь – а там счастье".
Счастья, конечно, там не было. Но время я провела со вкусом.
Билет во второй ряд стоил 800 рублей, но люди (по преимуществу женщины среднего и старшего возраста), конечно, покупали за 200, а потом пересаживались поближе. Были также курсанты и небольшие группы приезжей молодежи. А вот чего не было – так это признаков нашего времени. Ни в здании сталинского ампира, где расположен театр, ни в пьесе, где речь шла о барине, возжелавшем поселить у себя плясунью-цыганку, ни в существовании актеров на сцене, да нигде вообще!
И действительно, а на что нам наше время, если мы поехали к цыганам? От цыган мы ждем только одного. Я бы условно назвала это явление "айнанэ". Это совершенно загадочная штука.
Если вы заметили, воздействие цыганского пения и танцев основано не столько на мастерстве, сколько на особенной магии. Движения цыганского танца не столь уж разнообразны – это не изысканная символика танца индийского, не фантастическое буйство испанского фламенко. И в песнях трогает не вокальная изощренность, а особенный звук, подача его. Раскачивание длинных серег, взвихренные юбки, мелькание рук, страстная экспрессия, степной полет дикого, необработанного голоса – всё это вместе дает нам магический соблазн, дает нам обожаемое "айнанэ".
Под воздействием "айнанэ" русские буквально теряют голову – кидают "лебедей в оркестр", женятся на цыганках, уходят приживалами в табор. "Айнанэ" – это экстатическое состояние абсолютного праздника, которого русские сами достичь не могут. Поэтому они ищут заветное "айнанэ" где только можно, в том числе и в театре "Ромэн".
Было "айнанэ" в этот вечер на "Плясунье – дочери шатров"? Было. Но мало! Было, когда в первом действии вышел цыганский хор праздновать свадьбу Марфуши и Ефимки, было во втором действии, когда на сцене появилась Е. Жемчужная и прекрасно спела три классические песни. Но ведь "Ромэн" – не цыганский ансамбль, а цыганский театр, поэтому, чтобы заслужить небольшую порцию "айнанэ", здесь приходится выдерживать изрядные этапы сценического действия.
Вот это, конечно, слабое звено "Ромэн".
Не было у цыган своего Островского и Чехова. Об их жизни писали русские авторы. Поэтому в репертуаре театра появляются обработки классических текстов, где фигурируют цыгане (Лев Толстой, Лесков), или пьесы авторов, так или иначе варьирующих те же мотивы. А русские сочинили, в общем, один мотив – как барин полюбил цыганку (почему-то не наоборот, нет такого, чтоб цыган полюбил дворянку или барыня – цыгана).
Вот и "Плясунья – дочь шатров" из этой серии. Барину понадобилась плясунья, потому что цыгане в моде. Злобный управляющий отнял Марфу у Ефима, и Марфа страдает в усадьбе. Она пытается убежать, но увязает в болоте и приходит в беспамятство. Тут со скрежетом заработала дымомашина, которая, видимо, живет в "Ромэн" с 70-х годов, и в клубах едкого дыма плясунье стал грезиться любимый Ефим. Но враги оклеветали его, и Ефима отправляют на каторгу. Марфа бежит за ним, звучит выстрел… и она, сначала несколько упав, потом приподнимается и смотрит в небо. "Журавли летят…" – улыбается отважная цыганка, и мы понимаем, что гордая дочь шатров хоть и погибла, но не сдалась.
Эту архаичную нелепую мелодрамку, где действия набирается едва-едва на полтора часа, разыгрывают вполне симпатичные актеры. С плясуньей мне не очень повезло (корпулентная актриса танцевала без блеска), но что касается барина – Г. Жемчужного или темпераментного Ефима – Р. Грохольского, то они примерно соответствовали стандартам Малого театра 70-х годов. Но с примесью самодеятельной инфантильности. Играть-то, в сущности, нечего – все лица пьесы нарисованы одной краской. Но только лишь заиграет музыка, поведут плечами цыганочки, вскинут голову цыгане – и ветром вольных полей сдувает с артистов вялость, беспомощный текст, старомодную преувеличенность вскриков и смеха. И начинается страсть, горе, веселье, отчаяние, и всё это вместе, и пахнет как будто степными травами, и краденые кони ржут, и луна как бледный одинокий убийца светит в черном небе – словом, "айнанэ"!
А потом – опять наивная фальшь второсортной цыганской "драмы"…
Что-то явно забуксовало в идее цыганского театра, забуксовало – и остановилось в развитии. Быть ли "Ромэн" просто театром? Но зачем? Театров, даже сугубо архаического толка, у нас в избытке. Превращаться в цыганский ансамбль, нацеленный только на "айнанэ"? Но и в ансамблях недостатка нет. По-моему, театр "Ромэн" – это ценность, несомненная ценность, но нуждающаяся в реформах.
Ставить детские слабенькие пьесы, где зритель терпеливо пережидает вялые диалоги ради возлюбленного "айнанэ", – значит окончательно превратиться в какой-то курьез, недорогой советский антиквариат, смешную экзотику. Думаю, "Ромэн" можно было бы обратить в центр цыганского творчества и чередовать в афише честные, откровенные концерты с поисками сочетания "айнанэ" с драматическим действием. Только не перекладывать туда-сюда в тысячный раз одни и те же штампы про богатого барина и бедную цыганку. Если энергично и с умом подойти к делу да еще суметь грамотно "раскрутить" и подать этот театр публике – да на Ленинградском проспекте будет столпотворение!
Забавно как всегда
Вышла новая книга Виктора Пелевина под названием "П5" – "Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана".
Странно было бы ждать от Пелевина сочных описаний природы и человека, глубокого психологизма или стилистических красот. Как говорят французы, "самая лучшая девушка не может дать больше того, что у нее есть". Писатель давно разработал собственное пространство, где главные темы наперед известны – приключения человеческого сознания, сатирические трактовки современной политики и нехорошие чудеса, которые творят с людьми деньги. Пять рассказов, которые собраны в новую книгу, – это пять сеансов забавной и привычной игры Пелевина с читателем.
Если В. Сорокин фатально встревожен Кремлем и не может отвести от его обитателей свой завороженный взор, Пелевина не интересуют современные политики сами по себе. Ему интересны манипуляции, которые используют колдуны-политтехнологи, чтобы внедрить политиков в жизнь. Мишени его сатиры из рассказа "Некромент" – геополитик "Дупин" и политтехнологи "Пушистый" и "Гетман". Это они так заморочили несчастного генерала ГАИ Крушина, что он стал добавлять в "лежачего полицейского" пепел реальных, замученных изувером постовых милиционеров. А в повести "Зал поющих кариатид" такие же гниды заманивают бедных девушек в подземелье, где оборудован суперкомплекс миражей для олигархов.
Девушкам, работающим кариатидами в малахитовом зале, вкалывают экстракт из насекомого по имени богомол. Теперь они могут стоять неподвижно часами. Но вместе с тем они ощущают богомола в себе – или себя в богомоле. Поэтому девушка Лена, вступив в ментальный контакт с божественным насекомым, поступает как самка богомола, то есть отрывает голову олигарху, ее возжелавшему. Таким образом, противоядие от черных технологий политических колдунов таит в себе сама природа-мать. Только ее решения будут куда более жуткими, чем идиотские грезы самодовольных болтунов.