Кто, собственно, повел Россию по пути к крупной и развитой индустрии, и повел – через все сомнения и помехи – форсированным маршем?
Не проглотив язык и не засунув совесть в карман, ответ на эти вопросы надо давать ведь единственный, не так ли?
И ответ этот: "Сталин".
А когда война началась?
Я имею в виду – началась для Сталина…
Если кто-то уверен, что она началась для него – как осознание свершившегося факта – в пятом часу утра 22 июня 1941 года, то такая уверенность глубоко ошибочна, уверяю всех!
По сути, неизбежность войны – неизбежность не стратегическая (в этом смысле война как раз не была, на мой взгляд, неизбежной), а неизбежность в реальном масштабе времени, в течение ближайших дней – была осознана Сталиным не позднее чем за три дня до начала войны .
В своих прошлых книгах я не раз подчеркивал, что три ключевых предвоенных факта замалчивались десятилетиями и им не дана на "академическом" уровне должная оценка по сей день.
Вот эти факты:
1. Предложение Сталина Гитлеру за несколько дней до войны срочно направить Молотова в Берлин для консультаций.
2. Инспекционный полет полковника Захарова вдоль советско-германской границы за несколько дней до войны .
3. Вывод управления Западного и Киевского Особых военных округов на полевые фронтовые командные пункты с 19 июня 1941 года, то есть – за три дня до войны …
Все три события не могли произойти без прямой инициативы Сталина, и только Сталина!
Первый и третий факты в особых комментариях не нуждаются, второй я подробно анализировал не раз ранее (например, в книге "Берия – лучший менеджер ХХ века") и сейчас остановлюсь на нем кратко.
Не позднее 18 июня 1941 года боевой, имевший опыт боев в Испании и в Китае, командир 43-й истребительной авиационной дивизии ЗапОВО полковник Захаров получил от командующего ВВС округа генерала Копца (через неделю он застрелится, а может – и будет застрелен ) задание немедленно пролететь на самолете У-2 вдоль государственной границы по 400-километровому маршруту до Белостока.
При этом Захаров, взявший штурманом в полет штурмана дивизии майора Румянцева, должен был периодически сажать самолет "на любой подходящей площадке", и каждый раз к самолету молча подходил пограничник, без вопросов принимал оперативный отчет, который Захаров писал на крыле, и, так же молча козырнув, удалялся…
Организовать получение и немедленный съем информации в таком режиме мог только нарком внутренних дел Берия и только по прямому указанию Сталина, снесшегося перед этим с военными.
Так что не позднее чем к исходу дня 18 июня Сталин точно знал, что война начнется со дня на день, и уже 19 июня начался вывод управления двух Особых округов (и не только их, к слову) на фронтовые КП.
Но почему не были выведены на полевые позиции войска?
Не знаю, и это – вопросы к профессиональным военным историкам, жующим, пардон, сопли уже десятки лет то под "цк-кпссным", то под ельциноидным "гарниром" с маршалитетно-генералитетной "приправой".
Я пишу не исследование о том, кто прошляпил начало войны (хотя руки чешутся сделать это давно), и поэтому скажу лишь одно…
Чем внимательнее я всматриваюсь в тот период, тем больше у меня создается впечатление, что основной причиной катастроф 1941 года (в котором даже в первые дни войны были, между прочим, и победы) является неизжитая "отрыжка" ряда антигосударственных и антисталинских заговоров.
Причем – не только недобитого и недовскрытого заговора Тухачевского…
Вот Арсен Мартиросян в своих капитальных трудах прямо указывает перстом на конкретных виновников, но я не склонен пока к подобным, совсем уж грустным, обвинениям – слишком многое стоит под вопросом. И ясно для меня пока одно: начало войны было кем-то прошляплено , кем-то – сознательно сорвано, но непосредственной вины Сталина в этом нет. О личной ответственности (не вине!) Сталина можно говорить лишь в рамках принципа ответственности без вины.
Однако не забудем, что при таком подходе единоначальник не только ответственен за все просчеты всех во вверенном ему деле, но и в первую голову должен быть признан источником и организатором всех успехов этого дела!
На Сталина же десятилетиями валят чужие грехи, напрочь отказывая ему в его собственных великих заслугах!
Скажем, сегодня почти любой, якобы интересующийся историей войны, без запинки отбарабанит, что Киев мы сдали потому, что умный Жуков хотел-де войска отвести, а бездарный Сталин этого не позволил, Киев был сдан, и 600 тысяч попало плен…
А ведь и в плен попало хотя и немало, но раза в три меньше, и с Киевом не все так очевидно…
В период боев за Киев осенью 1941 года начальником штаба Юго-Западного фронта был генерал-майор Василий Тупиков (1901–1941). До 22 июня 1941 года он служил военным атташе в Берлине (кодовый псевдоним в ГРУ ГШ – "Арнольд"), в марте 1941 года предупреждал о возможности нападения Германии в ближайшие месяцы. Уже то, что он по возвращении в СССР был назначен на такой ответственный пост, аттестует его соответственно.
Так вот, когда в районе Киева сложилась критическая обстановка, Тупиков 14 сентября направил на имя Сталина шифротелеграмму с просьбой разрешить оставить Киев и начать отвод войск на левый берег Днепра.
Через два часа Сталин вызвал к аппарату "Бодо" командующего фронтом Кирпоноса, члена Военного совета Бурмистенко, Тупикова и спросил Кирпоноса – согласен ли он с телеграммой Тупикова?
Вместо командующего ответил Бурмистенко, бывший также секретарем ЦК КП (б)У, и заявил, что он-де "и командующий" не согласны "с паническими настроениями Тупикова" и "готовы удерживать Киев любой ценой".
Далее разговор шел так:
" Сталин . Я требую ответа у Кирпоноса, командующего. Кто командует фронтом – Кирпонос или Бурмистенко? Почему за командующего отвечает член Военного совета, он что – больше всех знает? У Кирпоноса разве нет своего мнения? Что у вас случилось после нашего с вами разговора 8 августа? Отвечайте.
Кирпонос . Фронтом командую я, товарищ Сталин. С оценкой обстановки и с предложениями Тупикова не согласен. Разделяю мнение Бурмистенко… Вашу задачу выполним – Киев врагу не сдадим.
Сталин . Почему Тупиков паникует? Попросите его к аппарату. Вы, товарищ Тупиков, по-прежнему настаиваете на своих выводах или изменили свое мнение? Отвечайте честно, без паники.
Тупиков . Товарищ Сталин, я по-прежнему настаиваю на своем мнении. Войска фронта на грани катастрофы. Отвод войск на левый берег Днепра требуется начать сегодня, 14 сентября. Завтра будет поздно. План отвода войск и дальнейших действий разработан и отправлен в Генштаб. Прошу вас, товарищ Сталин, разрешить отвод войск сегодня. У меня все.
Сталин . Ждите ответа…"
Кончилось тем, что войска за Днепр не отвели.
19 сентября 1941 года Киев пал…
Трагедия?
Безусловно – да.
Еще и какая…
Но у этой трагедии (между прочим, Кирпонос, Бурмистенко и Тупиков погибли) не один фактор и не одна причина…
Винят Сталина, реже – Кирпоноса, но это ведь война, все заранее не оценишь, тем более что командующий фронтом заверил – Киев удержим.
А Жуков?
Ну, что Жуков…
В своих "Воспоминаниях и размышлениях" он дает такое описание событий, которое, мягко говоря, не подтверждается документами, а говоря точно – противоречит им.
Так, Жуков описывает, как он 29 июля 1941 года попросился на прием к Сталину с картами и стал докладывать в присутствии еще одного лишь Мехлиса.
Но 29 июля Жуков вообще не входил в кабинет Сталина – это мы после публикации "Журнала посещений кремлевского кабинета И.В. Сталина" можем установить точно.
Жуков был у Сталина на совещании 20 июля в числе других, однако Мехлиса там не было – он заходил к Сталину на 10 минут до совещания.
30 июля Жуков сдал командование Генштабом Шапошникову, но распоряжение об этом получил вряд ли в кабинете Сталина от Сталина, поскольку следующее после 20 июля появление Жукова у Сталина отмечено лишь 5 августа, и опять – на совещании с участием Тимошенко, Шапошникова, Щаденко, Василевского и начальника ГАБТУ КА Федоренко.
То есть день 29 июля 1941 года Жуков описывает в своих мемуарах недостоверно. А что касается Киева, то как раз 29 июля Жуков датирует свое предложение Сталину сдать Киев.
Но реально-то острота вопроса возникла почти на месяц позднее !
В ответ на июльское предложение Жукова сдать Киев Сталин – по Жукову – вспылил, сказал, что это "чепуха". И теперь – по Жукову – вспылил уже Жуков, якобы сказал, что если-де "начальник Генерального штаба способен только чепуху молоть, тогда ему здесь делать нечего", и попросил отставки и направления на фронт…
Может, так оно и было, но вот документы свидетельствуют об ином, достоверен лишь факт замены Жукова Шапошниковым 30 июля 1941 года. Последний не появлялся в кабинете Сталина с 22 июня 1941 года, но начиная с 30 июля был там 31 июля, 2, 3, 4, 5 августа и т. д.
МОЖНО последовательно разобрать всю историю войны, обнаруживая, что Сталин действовал в ней совсем не так ошибочно, как это представляют, и даже действовал чаще наоборот – безошибочно.
Сталин был не просто формально Верховным главнокомандующим – и царь Николай им считался… Сталин был компетентным и адекватным верховным вождем России во время самой тяжелой и масштабной ее войны.
Да, факт наличия сталинской полководческой школы позднее ставил под сомнение даже один из неплохих представителей этой школы – маршал Соколовский. Но когда и где он высказался так? А в хрущевские времена – в1962 году, в коллективной и нормативной монографии "Военная стратегия", вышедшей под редакцией Соколовского.
Увы, не один Соколовский оказался недостойным имени, памяти и гения своего Верховного… Однако сталинская школа полководческого искусства – несомненный факт общей и военной мировой истории!
Причем суть этой школы даже не в разработке тех или иных методов стратегических операций и т. д., а в том принципе, который Сталин, как творческий марксист, внедрил и в военное дело: "Военная наука – не догма, а руководство к действию, а военная стратегия – творческое, постоянно развивающееся учение"…
Вершиной военного искусства и планирования Сталина, причем планирования не только фронтовых операций, но и системного комплекса тылового, народно-хозяйственного обеспечения этих операций, стали некогда знаменитые, а нынче забытые, замолчанные десять сталинских ударов.
"Десять сталинских ударов" – это непрерывная серия нередко параллельных стратегических наступательных операций одного лишь 1944 года… В свое время была издана книга, которая так прямо и называлась, и хотя это строго документальный труд, он читается как величественная поэма!
Сталин лично написал или внимательно отредактировал многие из приказов Ставки Верховного главнокомандования, и прежде всего таких, которые обобщали фронтовой опыт и на этом основании определяли боевые принципы руководства войсками и организации боевых действий разных видов и родов войск.
Особенно велик, как я понимаю, личный вклад Сталина в разработку идеи и принципов артиллерийского наступления – "фирменного" "ноу-хау" Красной Армии во Второй мировой войне.
Все это можно показать, но я ведь пишу книгу не о войне, а о Сталине, а война в жизни Сталина, хотя и стала высшим испытанием, не была основным событием.
Основными были Большой Ферганский канал, горящие глаза детишек в Артеке, Магнитка, Турксиб, Днепрогэс, фильм "Чапаев", объятия Чкалова, совхоз "Гигант", первый советский (он же и первый русский!) подшипник, московское метро и московские "высотки", а в целом – ставшая одной сплошной стройкой страна…
НЕЛЬЗЯ понять крупную историческую личность, не обладая чувством историзма, во-первых, и хорошим знанием его времени, во-вторых.
Под чувством историзма я понимаю умение и способность посмотреть на события глазами современника той эпохи, которую историк описывает и анализирует. Юная девушка XXI века, восхищенно наблюдающая за натуралистическим процессом казни, безусловно должна быть отнесена к натурам развращенным и бездушным.
А юная девушка XVI, скажем, века, увлеченная повешением или четвертованием на Гревской площади Парижа?..
Для нее-то это было всего лишь вполне привычным зрелищем, и присутствие на нем не лишало ее нормального восприятия других явлений жизни тогдашнего общества.
Или – лишение человеческого существа жизни… Это – тяжелейшее испытание для любого нормального человека.
Но вот дважды Герой Советского Союза, командир партизанского соединения и секретарь подпольного обкома Федоров-Черниговский приводит в своей книге "Подпольный обком действует" удивительный диалог, обнаруженный им в дневнике погибшего командира роты агронома Громенко.
Эти строки сто́ят того, чтобы читатель познакомился с ними:
...
"Февраль 1. Был разговор с командиром второй роты Балабаем (директор сельской школы, историк. – С.К .) Мы с ним дружим. Стоящий человек. Не погасила в нем война ничего человеческого. У него кинжал есть длиной побольше полуметра. Я видел, как этим кинжалом Александр Петрович протыкал фашистов насквозь, бил, как свиней. Спрашиваю: "Как ты считаешь, Александр Петрович, портит тебя война, ожесточает характер? Ведь раньше ты никогда не убивал людей". Улыбается. Улыбка у него добрая. Ответил так: "Я человека и сейчас не могу убить. Ты понимаешь?" Я попросил объяснить. Он подумал и прибавил: "Предположим, я окажусь в большой нужде. Бандитом и убийцей все равно не смогу стать. Или поссорюсь с товарищем, я ведь не кинусь на него с ножом, женщину из ревности тоже не убью, ребенка не обижу". Я продолжаю спрашивать: "В таком случае какое влияние оказала на тебя война, переменился у тебя характер?" – "Что за вопрос, конечно…" Разговор не кончили, его вызвали. Я потом думал сам, что́ в нас переменилось…"
Убивающий человек, не способный стать убийцей! Парадокс? В том-то и дело, что – нет. Напротив, это – высшая логика человечности и высший тип гуманизма – деятельный гуманизм.
Это ведь и есть то, что можно понять или оказавшись на месте Громенко и его товарищей – месте оскорбленных за свою Родину и свой народ народных мстителей, или…
Или – верно представив себя на их месте!
Сталин и Громенко не только жили в одно и то же историческое время. Они были – каждый на своем уровне и месте – творцами, создателями эпохи! Они не только чувствовали, но и действовали одинаково – каждый на своем месте.
Эта эпоха была названа именем Сталина, но создавалась она Сталиным вместе с Громенко и миллионами других сознательных строителей нового общества, воспитанных Сталиным…
Потому они и шли в бой не только за Родину, но и за Сталина !
Историк, не обладающий способностью понять все это профессионально , более чем регистратором фактов стать не может.
Показательный пример…
Ленинградский историк Алла Кириллина в 2001 году выпустила книгу "Неизвестный Киров" – честное исследование о Кирове, настолько же великолепное по фактам, насколько слабое по концепции, по проникновению в проблемы и дух эпохи Сталина и Кирова.
В разделе "Сталин и Киров" Кириллина сообщает, в частности, о выступлении Кирова на пленуме Ленинградского обкома ВКП (б) 17 декабря 1929 года. Пленум проходил накануне 50-летия Сталина, но, как подчеркивает Кириллина, он был плановым, а не собранным по поводу сталинского юбилея.
На пленуме обсуждались вопросы коллективизации сельского хозяйства, но Киров произнес там и речь о Сталине, где были и такие слова: " Если кто-нибудь, прямолинейно и твердо, действительно по-ленински, невзирая ни на что, отстаивал и отстаивает принципы ленинизма в нашей партии, так это именно товарищ Сталин… Надо сказать, что с того времени, когда Сталин занял руководящую роль в ЦК, вся работа нашей партийной организации безусловно окрепла… Пусть партия и впредь под этим испытанным, твердым, надежным руководством идет и дальше от победы к победе… "
По поводу этих слов Кириллина (как ей, очевидно, представляется, иронично и язвительно, а на самом деле – близоруко) замечает, что, мол, эта речь Кирова мало чем отличается от тостов и приветствий застойного времени, в дни юбилеев "дорогого Леонида Ильича Брежнева" или "дорогого Никиты Сергеевича Хрущева"…
Вот это я и называю отсутствием у историка чувства историзма!
Алла Кириллина как человек, как личность формировалась в пресловутые "застойные времена", в "эпоху" неискренних, казенных речей "вождей" и все более неискренних общественных чувств. И свое ощущение своей "эпохи" – "эпохи" в кавычках – Алла Кириллина некритически и антиисторично переносит на свою оценку совершенно иной эпохи – великой эпохи Сталина и Кирова.
Она не понимает, что Киров не просто был искренен, а говорил о Сталине, борясь за Сталина, а точнее – за дело Сталина как продолжателя дела Ленина!
Ведь это было время не "застоя", а бурного роста, причем роста в условиях острой борьбы старого и нового. Речь Кирова была поэтому не "дежурной" речью, а боевой.
К тому же масштаб Сталина и масштаб того же Хрущева соотносятся как масштаб сталинских "высоток" и хрущевских пятиэтажек.
Киров сказал о Сталине в Ленинграде и еще более ярко – в 1934 году, накануне XVII съезда партии: