* * *
Волею судьбы ко мне попала удивительная книга. Называлась она "Исповедная ведомость по приходу Лунинской Борисоглебской церкви с 1799 по 1841 годы". На первом листе (временной отсчет велся с конца, потому как наверх подшивались и скреплялись новые данные за каждый последующий год) значилось:
"Ведомость Минской Губернии Пинской округи села Лунина владений князя Любецкого церкви Зачатия Святой Анны, что в святую четыредесятницу споведались и приобщалися Святым Таинствам, и кто не был из-за нахождения в инославии селетнего 1799 года лица".
Далее
"Звание, имена: посполитые и их домашние".
И начало, а точнее продолжение, родословной местных жителей. В ней же были переписаны и все дворовые. Так назывались люди, находившиеся на службе у князя. Пометки, у кого родился сын или дочь, кто умер, кто уехал, кто в бегах… Скажем, в 1800 году священник Павел Федоров Попов записал фамилии всех посполитых, то есть людей государственных, на русский манер. Обровец стал Обровцов, Дырман – Дырманов, Мельянец – Мельянцов, Васюшко – Васюшков, Трухно – Трухнов, Сытин – Сытинов и другие. Лишь немногие фамилии сохранились в первоначальном звучании и написании. Что заставило сделать такой шаг священника, наверное, так и останется в неизвестности. Но уже спустя несколько лет приход возглавил сорокалетний священник Максим Филиппов Гапанович, и все вернулось на круги своя: Богданцов стал Богданец, Сахвонов – Сахвон, Тишков – Тишко, Лобков – Лобко и другие.
Вместе с Гапановичем появился в селе и дьячок Кузьма Василиев Жураковский, 45-ти лет от роду с женой Ефросиньей Ивановой, сыновьями Максимом, Иосифом, дочерью Агафьей. Впоследствии Максим Жураковский получит хорошее домашнее образование и изберет путь духовного служения. Это ему предстоит встречать на пороге церкви нового священника в 1861 году – Платона Максимовича Тихоновича. Встретить, а также передать свое место сыну Ивану, чтобы и он стал надежной опорой для Тихоновича как в делах духовных, так и в светских заботах.
Удивительные повороты истории.
В этой же книге расписки о получении церковной утвари, уведомления о наличии количества дворов, душ мужских и женских, переписка священников, поминальные записки, различные ордера.
Один из ордеров гласил:
"Лунинецкого благочинного Ивана Савиловича лунинскому священнику Гавриилу Паскевичу с причатником ордер № 17 1821 года отправляй дворов в Лунине…"
Далее арифметика гласит, что на тот момент православное население села составляло около 900 человек.
Уже одно упоминание священника Паскевича заставило меня расширить круг поиска. Эта фамилия могла быть связана с известнейшим родом Паскевичей, его духовной ветвью. И я не ошибся в своих предположениях.
В книге "Памяць" Пинского района имелась небольшая глава, посвященная Новодворскому монастырю. В ней говорилось, что этот монастырь в 1677 году посещали известные церковные деятели греко-российской веры, которые участвовали здесь в крестном ходе.
Что это за крестный ход в селе Новый Двор, который оставил такой значительный след?
Интерес возник еще и потому, что в ряде источников по развитию православия и просвещения в Беларуси, особенно, что касается XVII столетия, весьма часто упоминается и преосвященный Феодосий Василевич, притом с самыми разными характеристиками. Тепло отзывались о нем друзья, а недруги, которых было превеликое множество, признавая заслуги преосвященного Феодосия Васил е вича (это правильное написание фамилии с ударением на букве е ), епископа Белорусского, архимандрита Слуцкого, игумена Дятловичского Спасо-Преображенского мужского монастыря, в развитии просвещения на Беларуси, ругали его за совмещение забот духовных и светских. Но благодаря ему уцелела в большей части своей огромная библиотека Дятловичского монастыря, когда эта крепость православия подверглась гонению и разграблению. Библиотека впоследствии была передана Слуцкому духовному училищу, в некоторой части уничтожена французами в 1812 году. На данном малоизученном факте остановлюсь подробнее.
* * *
Очень интересные заметки о пребывании французской армии в г. Слуцке в 1812 году оставил для нас преподаватель местной духовной семинарии соборный иеромонах Маркиан, проживавший в Слуцке в Свято-Троицком монастыре. И здесь он на передний план уже выходит не просто как священнослужитель, а как своего рода летописец. В его заметках много весьма интересных подробностей, притом малоизвестных, а в некоторой части и почти неизвестных широкой читательской публике. К тому же понравилось очень точное описание всего, что происходило:
"В 1812 году июня 29 числа, когда я остался один, учитель риторики Российской и Латинской в Слуцкой семинарии, а все учителя и ученики разбежались от страха, дабы их не взяли в воинскую свою службу французы, вступила в город французская армия и при выходе на третий день в ночь забрала с собою в Слуцком Троицком монастыре, как-то б муку, сухую рыбу, грибы и крупы, а также цинкованныя тарелки и все блюда и ножи…
20 июля прибыл в Слуцк со своим войском и поляками вице-круль Заиончик и занял со своими генералами все архиерейские покои в Слуцком Троицком монастыре. Архимандриту Исаии тотчас приказали через своего полковника при мне, чтобы на другой день к обеду час 1-го прислал 3 хлеба съестных, 12 ножей и 12 виделок. Тот архимандрит через меня – переводчика отвечал полковнику его, что пришедшие прежде его королевского величества солдаты забрали в монастыре все съестное, тарелки и ножи, блюда, – и нет из чего спечь хлеба, и нет ни ножей, ни виделок. Он в другой раз прислал к архимандриту, чтобы без всякой отговорки всенепременно исполнил приказание, а инак он его выженет из монастыря.
Почему реченный архимандрит постарался сыскать сыпной ржаной муки и упросил меня с человеком монастырским отнести муку за версту в девичий Илиинский монастырь для спечения там ситнаго хлеба. А как воинство его гладное сырый даже хлеб недопеченный из монастырской печи вынимало и съедало, и монахи гладные остались по причине забора всего съестного в амбарах, то я тогда попросил генерала, чтобы дал двух вооруженных французов провести меня с монастырским человеком и муку отнести в реченный монастырь для спечения хлебов его королевскому величеству.
Провожаные французы были даны, мука была вручена игуменье Агании, и я, оставив монастырского человека и французских солдат в монастыре, сам отправился обратно. На дороге попались мне польские жовнеры, которые, узнав во мне православного иеромонаха, встретили меня насмешками и ругательством, желая вызвать меня на какое-либо резкое замечание, которому можно было бы придраться и затеять драку. Однако я очень дипломатично, не теряя собственного достоинства, отпарировал стрелы их злостного остроумия и пришел неприкосновенным.
Однажды вице-круль приказал архимандриту Исаии отслужить литургию. Исаия отказался за неимением вина и просфор. И то, и другое было доставлено. Обедню служил я обычным порядком, поминая за богослужением Российский царствующий Дом. В церкви присутствовал вице-круль со всеми своими генералами. По окончании литургии он дождался моего выхода из церкви и сказал мне по латыни: "Мы свое дело знаем, и вы свое должны знать и с любовью исполнять, молясь Богу о всех христианах по вашему уложению православной церкви".
Семь недель служил я в то опасное время. Другие из братии отказались все потому, что лишь только кто покидал свою келью, как она немедленно была разграбляема. Я был единственный из оставшихся в Слуцке человек, знающий латинский язык и для французских генералов часто служил переводчиком…"
Записи иеромонаха послужили свидетельскими показаниями при исчислении тех бед, которые сотворили французы.
"По имеющейся в монастыре записи соборного иеромонаха Маркиана 3-я французская армия вступила в город Слуцк 7-июля 1812 года. Каждое французское полчище, как видно из записей Маркиана, останавливалось в Слуцке на несколько дней, запасалось провиантом, доставляемым жидами и поляками за неимоверно высокую цену, и отправлялось дальше за передовою армиею под Смоленск.
Французы помещались в здании семинарии, ее бурсе и монастыре. Здесь они хозяйничали по-своему: сожгли все скамьи и столы, выбили окна, повредили печки, а книги из семинарской библиотеки употребляли, по словам очевидца иеромонаха Маркиана, "на сварение пищи, по причине не бывших дров". Все монастырское имущество и убогие монашеские пожитки были разграблены. Так из документов монастырских видно, что неприятелем взято в это время из монастыря: 800 коп жита, 1200 осмин ржи, 200 коп ячменя, 2416 осмин овса, 120 осмин пшеницы, 16 бочек ржи зерном, 6 бочек ячменя, 10 бочек гречихи, 2 бочки пшеничной муки, 5 бочек гречневых круп, 6 бочек ячменных круп, 8 пудов сала, 8 фасок масла, 611 гарнцев водки, 10 пудов медной посуды, 6 пудов цыны (оцинкованной утвари – прим. авт.), 9 лошадей с повозками, каретами и колясками, 47 штук рогатого скота, все сено в тысячах пудов и положительно все имущество, находившееся в монастырских покоях. Разобраны на дрова и сожжены: дом духовного правления, находившийся при монастыре, 5 монастырских сараев и вся ограда вокруг монастырской усадьбы и при огородах. Таким способом совершенно разорена была и корчма, принадлежащая монастырю. По тогдашним ценам Слуцкий монастырь потерпел убытков более чем на 7000 рублей.
Монастырская сумма перед нашествием неприятеля наместником монастыря архимандритом Исаею была закопана в землю в небольшом сундучке под корнями и стволом вековой липы, благодаря чему не сделалась достоянием неприятеля.
Кроме монахов, терпевших разные притеснения, очень плохо приходилось и тем бедным ученикам – сиротам бурсы, которые не могли убежать и оставались в своем общежитии: голодные, босые и почти нагие, они погибли бы, если бы о них не позаботился, насколько только мог, отец Маркиан. Это была поистине страшная военная гроза. Французский погром и наполеоновский бич на очень продолжительное время совершенно парализовали жизнь и деятельность разных учреждений города Слуцка и его жителей.
Хотя французы из политических видов и не делали жителям Слуцка намеренного опустошения, желая привлечь их на свою сторону, но зато всюду был забираем всякого рода фураж и все, что только возможно было забрать; известно, что стоит стране приход огромного неприятельского войска. К тому же население Слуцка было крайне запугано нашествием страшного неприятеля и, оставив свое движимое и недвижимое имущество на произвол судьбы, искало приюта вдали от района неприятельских действий, а возвратившись на родные пепелища, застало все расхищенным и навсегда потерянным.
Разогнанные французскою бурею семинаристы только в январе месяце 1813 года начали прибывать в Слуцк, и 20 февраля возобновилось учение в семинарии при самом незначительном количестве учащихся. Долго еще оставались незаглаженными следы пронесшейся бури. Почти целый год не было в семинарии классов философии и богословия – за неприбытием учителей.
Не меньше бед православному люду города Слуцка во время Отечественной войны причинили встречавшие с распростертыми объятиями жиды и поляки. Город Слуцк, как занятый французами, считался уже их достоянием, и здесь было учреждено иноверное правительство.
Во время нашествия французов Слуцк принадлежал князю Доминику Радзивиллу, который вступил в службу к Наполеону 1-му, бежал вместе с ним и, не достигнув Парижа, умер…
Настоятель Слуцкого монастыря
Архимандрит Афанасий".
* * *
Согласитесь, весьма интересные заметки. Более того, именно Слуцк посещал и прожил в нем значительное время великий пастырь православной братии святой Дмитрий Ростовский.
Имеется повод заглянуть в те еще более далекие и глубокие от нас времена. И вот какой.
Зимой 1677 года преосвященный Феодосий Василевич отправил вместе с купцами просьбу в Чернигов к настоятелю Черниговского монастыря, чтобы тот прислал сюда отца Дмитрия. В своем письме преосвященный Феодосий обратился с просьбой к отцу Дмитрию принять участие в освящении нового храма Божьего в селе Новодвор. В нем сообщал, что хотел бы видеть отца Дмитрия к середине лета.
Надо сказать, что отец Дмитрий, впоследствии митрополит Ростовский, пользовался в православном мире огромным авторитетом и уважением. Имел он тесные связи со всеми монастырями грекороссийской веры на земле Русской, Белорусской и Греческой. Послушать его проповеди в Чернигов съезжалось много народа. В среде православного казачества к нему очень прислушивались.
"Сей великий пастырь, – как впоследствии писали о нем современники, – изъявил согласие". Для этого имелись весомые причины. Одной из них было продолжавшееся обострение между православием и католичеством. Особенно это чувствовалось в приграничных с российской империей районах, таких как Пинщина. Поддержать православных верников и ставил своею целью будущий святой Дмитрий Ростовский.
Истории было угодно сохранить дневник, который вел он во время своей поездки. Его страницы достойны воспроизведения, ибо они – документ, в котором я впервые прочел упоминание о монахе Паскевиче.
1677 год
" Июня 31 , выехал из Чернигова в Новодвор (местечко в Великой Литве, при самой границе Литовской с Великою Польшею, в воеводстве Новгородском повету Волковинского) на поклонение святому образу Пресвятыя Богородицы чудотворному.
Августа 13 , приехали с господином Бучинским в Новодвор к вечеру и сотворили поклон чудотворному образу еще в старой церкви: а 14 числа, в предпразднество Успения, преосвященный Феодосий Василевич, епископ Белорусский, с клиром и немалым числом священников учинил перенесение чудотворному Пресвятыя Богородицы образу из старой церкви в нову, передал Литургиею. Тогож дни рано поспешил на сие перенесение его пречестность отец Тризна, старший Виленский, игумен грекороссийской веры монастыря в Вильно, к епархии Киевской принадлежащего. В помянутом ходу шел рядом с Хоментовским, епископским проповедником.
Когда крестный ход вошел в церковь и чудотворной Пресвятыя Богородицы образ поставлен был на месте, тогда отец Хоментовский сказал проповедь. По окончании проповеди сам епископ совершил Литургию.
Августа 15 , в самый праздник Успения Богоматери епископ Василевич также совершил Литургию, и после Литургии говорена была проповедь отцем Паскевичем, минским проповедником, который на той же Литургии посвящен во иеромонахи.
Августа 16 , отец Никодим, игумен Цеперский, оглашал в церкви после обедни чудеса Пресвятыя Девы, во время ходу сбывшиеся.
В оба сии дни епископ Василевич принимал все духовенство с изобилием, где и я был. Из Новодвора поехал я в Вильну с отцом Климентом Тризною, старшим Виленским.
Будучи в Вильне, сказывал две проповеди, первую в неделю осмнадесятую по Пятидесятнице, вторую в неделю двадесять третию.
Перед Филипповым заговеньем преосвященный Феодосий, епископ Белорусский, приехал в Вильну, отсюда с его преосвященством поехал я, 24 ноября в Слуцк, главный город княжества Слуцкаго в Литве, в Новгородском воеводстве, принадлежащий князю Радзивиллу. В семъ городе есть монастырь грекороссийской веры, архимандрит онаго принадлежит к Киевской епархии.
Декабря 6 , в Слуцком братстве начал иметь жительство.
Декабря 28 , отец старший Мокриевич привез ко мне письмы из Чернигова как тамошняго г. подполковника, объявляя именем ясновельможного Гетмана, дабы я к ним возвратился, так и от преподобнейшего отца игумена Дзика, киевского Михайловского монастыря.
1678 год
Генваря 10 , духовенство братства Слуцкаго, удержав меня у себя усильнейшими просьбами и великими обещаниями, послали к отцу игумену Дзику отца Христича с письмами обо мне просительными". (Везде сохранен текст оригинала – прим. авт.)
Далее в дневнике отца Дмитрия сообщается о том, что его весьма заждались в Михайловском монастыре и просят как можно скорее вернуться в Киев. Однако отец Дмитрий внял усиленным просьбам со стороны пресвященного Феодосия и белорусского духовенства и остался еще на какой-то срок, чтобы посетить православные храмы с проповедями.
Епископ Белорусский преосвященный Феодосий затем отъехал по делам в Люблинское воеводство.
Прочтя эти строки, я представил себе морозную, метельную зимнюю дорогу, на которой, разрезая полозьями сыпучие снега, покачивались санки. Обледеневшая седая борода, заиндевевшие брови, глубокие морщинки на усталом, но светящемся высокой одухотворенностью лице, старческое покашливание и неуемная жажда нести знания и православие. И не думал он о летах своих, о болезнях, подступивших к телу с годами, потому что был весьма крепок душой. В санях сидел преосвященный Феодосий. Позади на конях рысили несколько монахов, укрывая лица от ветра воротами простеньких суконных накидок.
В этом же дневнике отца Дмитрия есть и строки о том, что отец Дзик, игумен святого Михайла Киевского Золотоверхого монастыря прислал несколько частиц мощей святой великомученицы Варвары,
"из коих одну отдал я в церковь братства Слуцкаго, которая положена в золотой крест, и к Спасителю привешена образу".
В том же дневнике есть и весьма скорбная запись. Приведу ее полностью:
" Марта 11 , на память святаго Софония, архиепископа Иерусалимскаго, в понедельник, блаженныя памяти преосвященный отец Феодосий Василевич, епископ Белорусский, архимандрит Слуцкий, преставися в Люблине. Да почиеть с миром".
И там же:
"По прошествии недели преставися отец Серапион Заморович, в той же понедельничный день. Помяни его, Господи, в Царствии своем небесном! Погребен в Новодворе и при новой церкви он положен".
Заморович недаром удостоен упоминания в дневнике отца Дмитрия. Это был настоящий сподвижник православной веры и помощник преосвященного Феодосия. Благодаря их стараниям и построили новую церковь в здешнем селе, а также здесь создали духовную школу при ней.
Сам же преосвященный Феодосий в своем завещании просил похоронить его на родине. Что и было спустя некоторое время исполнено. О чем также в своем дневнике сообщал отец Дмитрий.
" Октября 23 , отъехал из Слуцка Макарий Теодориди, митрополит Греческий в Дзиенциловичи (местечко при реке Цна, тут есть монастырь грекороссийской веры, к Киево-Печерской лавре принадлежащий) на погребение Белорусскаго епископа, отца Василевича".
При проведении перезахоронения в последний путь преосвященного Феодосия также провожали Феофан Крековицкий, архимандрит Овруцкий, настоятель Овруцкого монастыря, киевскому митрополиту принадлежащего, владыка Гуславский, игумен Минский, владыка Мефодий, архидьякон Винницкий, другие видные просветители и деятели православия.