Парня спасла смекалка. Среди так называемых повстанцев были и его друзья по Фейсбуку. Выросли в одном районе. Через охранников удалось передать им послание. Муханнад сообщил, что тоже хочет вступить в "Джейш аль-Ислам" и помочь сопротивлению. Френды из соцсетей, которые к тому времени дослужились до руководящих постов в группировке, клюнули. Видимо, чувствовалась нехватка профессиональных военных. Благодаря связям бывшему пленнику буквально за пару месяцев удалось втереться в доверие экстремистам, и его назначили командовать одним из фронтовых округов. Как объяснял Муханнад, сделать карьеру в террористическом братстве мог даже сапожник - навыков военных для этого не требовалось. "Главное - поусердней проклинать правительство и делать вид, что разбираешься в Коране", - шутил он. Получив в распоряжение целый участок Джобарского фронта, Муханнад смог выйти по телефону на сирийского офицера, с которым служил до того, как попал в плен. Новоиспеченный полевой командир не просто попросился обратно - на сторону правительства, но и подготовил целый план по сдаче контролируемых им позиций. Операция прошла успешно. Вместе с десятком добровольно сдавшихся бойцов "Джейш аль-Ислам" во главе с Муханнадом правительственным войскам удалось отхватить у противника весомый кусок непокорного фронта. А экс-командир боевиков, будучи в заключении, не только успел изучить технологию террористического "метростроя", но и завербовать среди пленников информаторов, которые по СМС сообщали ему координаты новых диверсионных объектов. Таким образом удалось сорвать план "Джейш аль-Ислам" по внедрению тоннельной системы непосредственно под кварталы Дамаска. И даже информаторов чуть позже эвакуировали. Теперь и они делятся своим опытом с рядовыми сирийскими бойцами.
Все это подполковник Гаяс знал, точно так же как и понимал прекрасно, что биографии "перебежчиков" неплохо изучены спецслужбами и, будь версия истории Муханнада хоть на шаг сомнительна, не чертил бы он маршруты подкопов под штаб-квартиры радикалов вместе с генералом и его помощниками. Однако что-то не давало подполковнику покоя, и от собственной мнительности ему становилось еще душнее. После очередной затяжки ядреного латтакского табака он услышал то, что больше всего боялся услышать, а именно посторонние звуки, как ему показалось, где-то сбоку. Затем отголоски разговора - речь нельзя было разобрать. Террористы действительно могли "врезаться" в тоннель за их спиной и отсечь от выхода на свет. Амер отреагировал на звук прямым взглядом в лицо командира, выражающим скорее готовность к действию, чем испуг. Впрочем, и глаза этого дебелого парня с мощными и слегка корявыми руками, получившего очередное ранение месяц назад и сбежавшего из госпиталя на фронт, - и его зрачки вместе с радужкой затянул тот самый налет отрешенности, что свойствен хладнокровным бойцам. И только таким же хладнокровным понятно, что именно этот налет на глазах и означает страх. Гаяс поднес указательный палец, придерживающий окурок, ко рту, обозначая режим полной тишины. За эту долю секунды он успел изрядно обматюкать собственный приказ "на перекур" - ведь теперь боевикам будет проще вычислить расстояние до противника по едкому запаху табака. "Шум и запах", - щелкали в мозгу табуированные понятия, которые сам же вдалбливал подчиненным, и вдруг вспыхнуло еще одно - "свет!". Другой ладонью подполковник закрыл зажигалку (в нее был встроен фонарик) в руках у Амера. Тот понял сигнал и погасил ее. Каждый из них невольно вжался в стену, с какой-то детской усердностью - будто бы ты спрятался за несуществующей колонной при игре в прятки и водящий пройдет мимо, не заметив тебя. Шаги и голоса приближались. Гаяс расчетливо и тихо протянул руку к правому бедру, нащупал кобуру, в которой как никогда обнадеживающе тяжелел пистолет Макарова. Многие его сослуживцы предпочитали трофейные "Беретты", "Глоки" - черт знает, что еще, но он хранил верность старому советскому ПМ. И снова он был готов сорваться на себя. Из предосторожности обычно заранее не загонял патрон в патронник - пистолетом приходилось пользоваться крайне редко. Оно в общем-то и правильно, но в этой ситуации это действие может получиться катастрофически громким. И все же передернул затвор. Шаги замерли. "Ну все, врасплох не…" - пронеслось в голове у подполковника, и не успел он додумать фразу, как в ушах будто взорвался голос из тоннеля:
- Господин полковник, вы только стрелять не вздумайте! - Это были Муханнад и Наджи. - Я забыл Амеру провода для взрывчатки передать… Он вот тащит этот мешок, а сде тонирует-то он как? Я вам, как бывший боевик, говорю: сколько пластита под здание ни заложи, сам по себе он не взорвется.
Четвертая жизнь командира Шади
Сначала вылетели стекла в окнах. Затем раздался звук. Нет, не рассыпающихся осколков. Звук, который, врываясь в слуховые раковины, настолько въедается в тело, что пронизывает каждую составляющую ДНК. Взрыв такой мощности докричится даже до самой глухой клетки организма. Каждая последующая секунда тягуча, точно бетонный раствор, и в то же время резка, словно полет боксерского кулака, отрабатывающего удар на груше. Взрывная волна расшвыривает солдат по комнате, хрустят потолки и стены. Вслед за стеклянным крошевом в лицо впиваются вытряхнутый из здания песок и запах тротила. Ожившие куски строения перемалывают человеческие тела, податливые кости, распарывают кожную ткань, жженое пространство смачивают роднички крови. На этом все…
Однако даже небытие трещит по швам от нервозного писка. Майор Шади резким усилием отрывает голову от ручки дивана, телефонный будильник скандально пульсирует. Последние несколько месяцев военный спит по четыре часа в сутки. Это помогает реже видеть сны. Впрочем, методика несовершенна. Контуженые видения преследуют с 2013-го. В тот год на него покушались трижды. С тех пор как "игиловские существа" - именно так называет террористов Шади, ведь людьми их считать нельзя - запустили свои черные щупальца в песчаное море Восточной провинции Сирии, он стал для них принципиальной целью. Сказать - "номер один" - будет громко, но по количеству экстремистских попыток реализации приказа "ликвидировать" ему явно обеспечено место в первой десятке сирийских командиров этого фронта.
Взрыв штаб-квартиры национального ополчения в Хасаке три года назад был, пожалуй, самой продуманной операцией по уничтожению лидера добровольческих отрядов, воюющих против радикалов под патронажем правительственной армии. Террористы еще никогда так близко не подбирались к майору Шади. Это было третье по счету покушение, боевики не сомневались, что похоронили командира ополченцев под развалинами его штаб-квар тиры. Смертнику удалось подогнать забитую взрывчаткой цистерну на расстояние пары десятков метров от здания. Дежурный блокпост разнесло в клочья. Все, кто находился в комнате с Шади, погибли. Самого командира тоже заочно посчитали убитым. Сообщения о его ликвидации в считаные минуты после взрыва расползлись по радикальному сегменту интернет-сети. А это значит - информаторы боевиков следили за терактом, находясь неподалеку, и оперативно маякнули заказчикам о результате. В конце концов даже дружественные ресурсы готовы были смириться с этой мыслью.
Майора нашли под завалами ребята, которые от взрывной волны попадали с коек в соседней казарме. Республиканцы пришли на помощь оперативно. Когда откопали, он, само собой, был без сознания. По счастливой случайности у военных медиков оказался в распоряжении аппарат искусственного дыхания. Откачали. Кому-то из руководства пришла в голову прагматичная мысль - чтобы избежать повторной атаки, уже на госпиталь, куда эвакуировали раненых, не опровергать факт его гибели. Несколько дней для всех майор Шади был мертв. Сеть подпольных, или "спящих", ячеек, которую террористы создали практически во всех населенных пунктах Восточной провинции, увы, работала эффективно. Информация о передвижениях сирийских военачальников доходила до радикальных полевых командиров исправно. Поэтому, пока спецслужбы не наладили заново систему безопасности - после каждого такого взрыва разведке и контрразведке приходилось идти на все более изобретательные ухищрения, - было решено оставить его мертвым. Враг в заблуждении - выгодный враг. Впрочем, после "воскрешения" начальство поставило тридцативосьмилетнему майору Шади задачи, занимаясь которыми командир не просто мозолил глаза "игиловским существам", но и откровенно дискредитировал их идеологические успехи.
- Сколько их там сегодня, шейх?
- Четверо, майор Шади.
- Все из Восточной провинции?
- Да, майор, все из арабских племен.
- Откуда именно?
- Кто откуда. Двое воевали в отрядах на границе с Ираком. Один из Дейр-эз-Зора. Четвертого парня радикалы и вовсе на несколько месяцев командировали в Ракку. Он из племени агайдат. Говорит, что много слышал о вас.
- Ну с тем, что из агайдат, все понятно… Эти ублюдки из ИГИЛ столько наших стариков вырезали… Другие парни из каких побуждений пришли? Из личных или общих?
- Сами у них спросите, командир. Мое дело посредническое, я не военный.
- Хорошо. Саид, позови этих четверых, - обратился командир уже к адъютанту. Тот, стоявший по струнке у самого порога в ожидании распоряжений, мигом исчез.
Майор Шади пил свой утренний убийственно крепкий кофе с шейхом Абу Мухаммедом аль-Фаресом. С тех пор как на них свалилась миссия по перетягиванию жителей провинции с темной стороны на светлую, командир ополченцев и священнослужитель встречались каждое утро. Шади поручили сформировать и укомплектовать новое подразделение, в которое должны войти добровольцы из недавно освобожденных от ИГИЛ населенных пунктов, представители христианских общин провинции Хасака, местные ассирийцы и армяне, а также бывшие боевики, то есть те, кто решил воспользоваться правом на амнистию, объявленную президентом Башаром Асадом, и сдать оружие. Коктейль обещал получиться забористым. Еще на первом построении майор - который сам был из племени агайдат, - всматриваясь в эту разношерстную публику, не представлял, как будет обучать их боевому взаимодействию. В одном ряду - первый набор едва достиг цифры в сорок человек - стояли и пасмурного вида смуглые арабы, его соплеменники из агайдат, причем в масках, и тут же слегка мажорного вида христиане, с аккуратно выстриженными бородками и модными прическами с налетом геля. Игиловцам, аннусровцам и прочим исламистам так или иначе где-то удалось настроить одних против других. Двадцатилетние парни из арабских племен - в начале кризиса, пять лет назад, еще подростки - радикальные идеи впитывали на ура. Даже сейчас - и Шади, конечно, не мог не обратить на это внимания - некоторые из них, фоткая друг друга потертыми "самсунгами" и видавшими виды "нокия", вместо традиционного "виктори" демонстрировали перед объ ективом указательный палец, направленный в небо, с улыбкой приговаривая "Аллах акбар!". От этого жеста, знакомого по экстремистским ютубовским видео, майора слегка передергивало. Будучи мусульманином, он еще мог как-то фильтровать религиозные порывы земляков. А вот добровольцы-христиане иной раз с неподдельным шоком поглядывали на замашки арабских сослуживцев, не очень понимая, чем игиловцы или аннусровцы, против которых они пришли воевать, отличаются от тех ребят, что сейчас тренируются вместе с ними.
Майор отвечал за военную сторону дела. Шейх Абу Мухаммед аль-Фарес был посредником. У него больше свободы в передвижениях по провинции, особенно в том, что касается нейтральных территорий, к тому же боевикам, принявшим решение покинуть ряды радикалов, проще выйти на контакт с человеком относительно нейтральным, чем с тем, в кого совсем недавно приходилось стрелять. Опасения тех, кто собирался воспользоваться правом на амнистию, объяснимы.
В провинции прекрасно знали о первой жизни Шади - до войны и в начале кризиса он служил в одной из частей под Хасакой. Боевики напали на расположение сирийских подразделений, армейский гарнизон в несколько раз уступал по численности противнику. Выжили единицы. Знали в провинции и о второй жизни Шади, и о третьей. То есть о всех покушениях на него. Учитывая багаж ненависти к врагу, накопленный командиром нацополчения за эти жизни, мало кому верилось там, за линией фронта, что майор не казнит любого перебежчика.
- Почему все в масках-то?
Сквозь черную толстую ткань было, конечно, не разглядеть, но, судя по нервному подергиванию рук и плеч, читалось, что ребята замялись. Повисла некомфортная тишина. Через пару секунд один из них - тот, что был выше всех, - все-таки выдавил из себя:
- Привычка…
- Ну это понятно… Здесь-то зачем, у меня в кабинете стукачей нет…
Четверо бывших боевиков стояли плечом к плечу, двое из них с автоматами наперевес, третий со снайперской винтовкой, тот, что выше всех, - с пулеметом. Каждый раз, когда Шади устраивал такой прием, - у него слегка пересыхало в горле. Он сам выдумал этот психологический трюк. Майор специально распоряжался, чтобы бывших боевиков приводили к нему на беседу, предварительно вооружив. Командир прекрасно понимал риск - среди парней мог оказаться засланный казачок. Вот что стоит одному из них сейчас выпустить очередь с дистанции пяти метров - и цель по его ликвидации будет достигнута в пару секунд. Поэтому в горле и становилось сухо каждый раз. Но и факт такого принципиального доверия со стороны командира обезоруживал экс-бое ви ков. Ведь даже перед аудиенцией у собственных полевых командиров их заставляли сдавать автоматы при входе. А тут такое…
- Долго разглагольствовать не будем. У нас сегодня тренировки на стрельбище. Кто где воевал до этого?
- В Свободной сирийской армии! - с готовностью и наперебой выпалили все четверо.
- Хватит мне заливать, знаю я вашу Свободную сирийскую армию. Сначала эти ваши революционные комитеты в каждом селе, потом - чтобы друг друга не поубивать в пылу борьбы за свободу - все перешли под крыло "Ахрар аш-Шам". И уж наверняка пик карьеры пришелся на "Ан-Нусру".
Молчание, в общем, означало безошибочность протянутой майором логической цепочки. Пророческого ничего в его рассуждениях не было. Схема стандартная.
- Так чем вам не угодил ИГИЛ?
- Нас с Джамилем вынуждали присоединиться к ним, - начал высокий и самый разговорчивый, - мы не хотели. Уж больно там много иностранцев. Когда все начиналось, нам обещали, что все богатства наших земель перей дут в пользование к нам. Однако теперь оказалось, что всем управляют моджахеды из-за рубежа.
- Мы для них просто мясо, - продолжил снайпер.
- Полевые командиры-саудиты или египтяне напридумывают там планов, а под огонь кидают нас.
- Ладно, эту я песню тоже слышал. Кто из вас из агайдат?
- Я, - отозвался коренастый автоматчик.
- Как зовут?
- Хайдар.
- Близкие остались?
- Брат двоюродный, до сих пор на той стороне, остальных казнили…
- Что можете полезного рассказать по тактике этих ублюдков? - Тут майор немного осекся: все его собеседники без пяти минут оттуда. - Что там у них по ресурсам?
- Да в том-то и дело… Сирийцев они до секретной информации не допускают. Не доверяют нам.
- В общем, и правильно делают. - Несмотря на всю психологическую тонкость разговора, Шади не мог не сдержаться, чтобы не подколоть перебежчиков. Те, в свою очередь, чтобы затушевать свою неосведомленность, начали судорожно вспоминать хоть какие-то данные.
- По блокпостам, по дорогам - я много знаю, мою группу частенько перекидывали из одного места в другое. Так что по обстановкам на трассах - обращайтесь. Чем смогу - помогу, - предложил Хайдар.
- Это нам очень пригодится, но позже… Может, есть что-то, за чем вы там наблюдали и что может нам пригодиться в борьбе против них?
- Конечно есть, - с неожиданной готовностью вызвался автоматчик, который весь разговор молчал, - например, как они головы режут, очень устрашает, командир, видел еще, как они смертников запускают в машинах на блокпосты… Тоже действенно…
- Стоп, стоп, стоп, мужики… Боюсь, такая методика нам не подойдет, мы не религиозные фанатики.
- А я слышал, что ополченцы из племени шайтат в Дейр-эз-Зоре режут игиловцам головы…
- Фронтовые байки это все.
Выпад новобранца, надо признаться, застал майора Шади врасплох. Даже он сомневался в том, что рассказы о ребятах из шайтат выдумка. Некоторые, конечно, выглядят ну совсем уж фантастично. В духе тех, где ополченцы арабского племени жарили на костре голову игиловца или сварили пленного радикала живь ем в большом чане на глазах у других. В суп из игиловского мяса, который якобы регулярно употребляют отмороженные потомки бедуинов, ему тоже не верилось. Но отрезанные головы - вполне реально. Недаром в прошлом году, когда террористы захватили чуть ли не пол-Хасаки - административной столицы Восточной провинции, - туда перебросили ополчение шайтат, и спустя пару часов "игиловские существа" чуть ли не добровольно покинули город. Шайтат они боятся панически.
В своем подразделении майор Шади даже разговоров таких не мог допустить. Про отрезание голов. Этим безбашенным нужно привыкнуть по крайней мере к тому, что рядом с ними теперь ассирийцы-христиане.
- С этим закончили! Теперь на общее построение!
"Русская весна" в Сирийской пустыне
Главное не зацикливаться на дыхании. Лучше сразу рухнуть в пальмирские пески, пусть тело проглотят барханы взрывных волн, а сухие ломти земли залепят обожженные небесными вспышками глаза. Не думать о дыхании, не слушать его. Осталось триста метров. Бежать.
Гайдар и еще десять бойцов-добровольцев из батальона "Соколы пустыни" пересекали открытое пространство. От тыловых насыпей к гостинице "Тадмурта", где сейчас передовая.
Воздух был плотным от звуков, хоть на куски раскалывай. За спиной раздавалась мощная отрыжка артиллерии. Над головой пронеслись российские вертолеты. Гайдар лишь мельком взглянул на железное звено из четырех экипажей, вспахивающее лопастями копченый сирийский небосвод.
Сквозь размеренный вертолетный гул прорвались сумасшедшие и нервные очереди. Автоматы выплевывали содержимое наперебой. Свиста пуль слышно не было - значит, это свои из окон отеля прикрывают подход отряда.
Впрочем, несколько песчаных фонтанчиков - краем глаза заметил Гайдар - брызнули, сопровождая траекторию их марш-броска. Значит, врага беспорядочной стрекотней сбить с толку не удалось.
Вот наконец массивные ступени гостиницы. Сквозь болезненную серость в глазах и вязкую тошноту, разлившуюся по дыхательным клеткам, Гайдар увидел почерневшие и высохшие лица "постояльцев". Их взгляды блестели от адреналина и восторга. Пришло подкрепление.
Свежих однополчан приветствовали боевым кличем, при этом попутно косились на воду. Жажда была сильнее, чем радость встречи. Группа протащила сквозь огонь десять упаковок минералки. Вода здесь ценилась наравне с боеприпасами.