Упреки за недостаточно последовательное осуждение Остапа Бендера высказывались Ильфу и Петрову и в 1950- 1960-х гг. - после того как запрет на их сочинения был снят. "Наделив Бендера рядом сильных положительных черт… авторы допустили серьезный идейно-художественный просчет", - писал Л. Ф. Ершов. По мнению А. Вулиса, Ильф и Петров, в "расчете (а может быть, и в надежде)" на исправление Остапа Бендера, "частенько проявляют мягкосердечие, занижают ту дозу осуждения, которой Бендер заслуживает".
Очевидно, как это не раз обнаруживалось при анализе значительных литературных произведений, "Золотой теленок" имеет несколько сюжетных слоев - внешний и более глубокий. Для того чтобы разграничить эти слои, необходимо понять, что намеревались сказать и что действительно сказали авторы в своем рассказе о "печальном конце советского миллионера".
Глава IV
Поражение и победа командора
Каков смысл сюжета "Золотого теленка"? Что означает его развязка? Далеко не всякое литературное произведение дает право поставить подобный вопрос. У многих художников- начиная с Шекспира и кончая Чеховым - развязка не выражает отношения автора к изображаемым событиям: проблема ставится, но не решается.
Однако любимым писателем Ильфа и Петрова (как и их современника Булгакова) был не Чехов, а Гоголь. Гоголь же склонен был к определенным решениям сюжетных коллизий: развязка "Ревизора", несомненно, отражала авторское отношение к происшествию, случившемуся в уездном городе из-за Хлестакова; так же, очевидно, должен был быть построен и сюжет "Мертвых душ".
Как и Гоголь, Ильф и Петров жаждали не только бичевать зло, но и утверждать добро. Они вовсе не стремились поэтизировать "анархического индивидуума" Бендера, они хотели противопоставить ему справедливый и честный мир. Они надеялись или хотели надеяться, что такой мир будет действительно создан. Далеко не все, что происходило вокруг них, было им по душе - они не смогли, даже если хотели, сказать ни одного доброго слова о раскулачивании, об "усилении классовой борьбы" в городе. Но кое-что в программе, намеченной в 1929 г., когда начинал писаться роман, их радовало. Еще в 1920-х гг. они мечтали об индустриализации, убежденные, что техника, строительство, новые пути сообщения уничтожат нищету и тьму Колоколамска, Пищеслава и "Вороньей слободки". Недаром в "Золотом теленке" возникает старый гоголевский мотив дороги - с явным полемическим переосмыслением:
Жизнь страны менялась с каждым столетием. Менялась одежда, совершенствовалось оружие, были усмирены картофельные бунты. Люди научились брить бороды. Полетел первый воздушный шар. Были изобретены железные близнецы- пароход и паровоз. Затрубили автомашины.
А дорога осталась такой же, какой была при Соловье-разбойнике. Горбатая, покрытая вулканической грязью или засыпанная пылью, ядовитой, словно порошок от клопов, протянулась отечественная дорога мимо деревень, городков, фабрик и колхозов, протянулась тысячеверстной западней. По ее сторонам, в желтеющих, оскверненных травах, валяются скелеты телег и замученные, издыхающие автомобили.
Быть может, эмигранту, обезумевшему от продажи газет среди асфальтовых полей Парижа, вспоминается российский проселок очаровательной подробностью родного пейзажа: в лужице сидит месяц, громко молятся сверчки, и позванивает пустое ведро, подвязанное к мужицкой телеге.
Но месячному свету уже дано новое назначение. Месяц может отлично сиять на гудронных шоссе. Автомобильные сирены и клаксоны заменят симфонический звон крестьянского ведерка. А сверчков можно будет слушать в специальных заповедниках; там будут построены трибуны, и граждане, подготовленные вступительным словом какого-нибудь седого сверчковеда, смогут вдосталь насладиться пением любимых насекомых (Т. 2. С. 77).
Но как именно новый мир гудронных шоссе и автомобильных сирен преобразит ветхий мир собственничества, оставалось для авторов неясным. Первоначальные планы романа заканчивались упоминанием одной из первых строек пятилетки - Туркестано-Сибирской железной дороги, Турксиба. Когда эти главы составлялись, авторы на Турксибе еще не были и сами не знали, каким образом новая железная дорога поможет им развязать сюжетный узел романа. В мае 1930 г. они поехали на открытие Турксиба, а затем, в романе, отправили на открытие дороги Остапа Бендера. Поездке на Турксиб посвящены пять глав в последней части "Золотого теленка". В литерном поезде, куда проник зайцем Остап, идут споры между корреспондентом свободомыслящей австрийской газеты Гейнрихом и советскими журналистами. Гейнрих рассказывает историю о двух советских молодых людях, Адаме и Еве. Они сорвали ветку с дерева в Парке культуры и отдыха, сторож, подобно ангелу, изгнал их, и они полюбили друг друга. А затем они произведут на свет сыновей - Каина и Авеля, Каин убьет Авеля, и "ничего нового на свете не произойдет. Так что вы напрасно кипятились насчет новой жизни".
Спор о новой жизни приобретает здесь, в спародированном виде, тот космический и всеобъемлющий смысл, какой он имел в "Зависти" Олеши. Новый мир рассматривается как совершенно новый, противостоящий любви Адама и Евы и злодейству Каина. Но советские журналисты принимают вызов "наемника капитала", как иронически именует себя сам Гейнрих.
- Все это было бы прекрасно, - сказал Паламидов, - если было бы подкреплено доказательствами…
- А у вас есть доказательства, что будет иначе? - воскликнул представитель свободомыслящей газеты.
- Есть, - ответил Паламидов, - одно из них вы увидите послезавтра, на смычке Восточной Магистрали.
- Ну-у, начинается! - заворчал Гейнрих. - Строительство! Заводы! Пятилетка! Что вы мне тычете в глаза свое железо? Важен дух! (Там же. С. 307).
Авторы, очевидно, не были согласны с Гейнрихом. Они полагали, что строительство железных дорог имеет некоторое отношение к устройству человеческой жизни и к "духу". Но какое? Само по себе "железо" все-таки действительно ничего не доказывает. Железные дороги строились в России и в годы, когда Воробьянинов был предводителем дворянства и процветали оба черноморских общества "взаимного кредита". И еще какие - Великий Сибирский путь, соединивший Европу с Дальним Востоком! Значит, дело все-таки не в самом факте строительства; важны условия и задачи этого строительства, следовательно, тот "дух", который стоит за ним. Турксиб посрамляет обоих подпольных миллионеров - Корейко и получившего свой миллион Бендера - только в одном отношении. Когда заканчивается торжество по поводу открытия магистрали, они не могут уехать тем литерным поездом, которым прибыл Остап. Место Остапа в купе литерного поезда занял законный владелец, журналист Лев Рубашкин, отставший в Москве от поезда и прилетевший на самолете. На другой поезд сесть нельзя - фактически железная дорога начнет действовать только через два месяца. Специальный рейс самолета также не принимает пассажиров…
Миллионерам приходится отправляться в путь на верблюдах, но эпизод едва ли решает спор между Гейнрихом и Паламидовым. Журналист-халтурщик Лев Рубашкин, попадающий вместо Бендера в литерный поезд, никак не может считаться особо ценным членом общества, противостоящим великому комбинатору; да и вообще железные дороги и самолеты существуют для того, чтобы перевозить любых граждан, а не одних лишь журналистов.
Окончательное посрамление Остапа Бендера происходит в последних главах романа - обретенный миллион не приносит ему ни могущества, ни счастья. Почему? В ходе написания романа авторы долго искали убедительный вариант финала. На одном из листков, содержащих план романа, сохранилась запись, явно относящаяся к его развязке: "Отменят деньги". Исследовательница, обратившая внимание на этот план развязки романа, объясняла такое "размышление об исходе сюжета" тем, что на "рубеже 20-х и 30-х годов, с ликвидацией нэпа, в устах некоторых советских работников прозвучала мысль, что деньги следует отменить. Эта мысль была осуждена, объявлена беспочвенной".
Мысль об отмене денег действительно была осуждена и отвергнута в 1934 г. - как раз тогда, когда было объявлено о построении социализма в СССР. Но исходила эта идея вовсе не от "некоторых советских работников". Она была провозглашена еще Энгельсом, заявившим в "Принципах коммунизма", что "когда весь капитал, все производство, весь обмен будет сосредоточен в руках нации, тогда частная собственность отпадет сама собой, деньги станут излишними…". Включен был соответствующий пункт и в программу Коммунистической партии, принятую на VIII съезде в 1919 г. и сохранявшую силу до 1961 г.: "Пункт 15… Опираясь на национализацию банков, РКП стремится к проведению ряда мер, расширяющих область безденежного расчета и подготовляющих уничтожение денег". Разъясняя этот пункт партийной программы, В. И. Ленин писал, что "РКП будет стремиться к возможно более быстрому проведению самых радикальных мер, подготавливающих уничтожение денег, в первую очередь замену их сберегательными книжками, чеками, краткосрочными билетами на право получения общественных продуктов и т. д…". Поскольку в 1929 г. было заявлено именно о начавшемся строительстве социализма, реализация пункта 15 прямо ставилась на повестку дня. Разговоры об отмене денег в самое ближайшее время ("через два месяца") можно найти у Ильфа и Петрова в рассказе 1929 г. "Московские ассамблеи" (Т. 2. С. 480).
Насколько это представление было в то время общепринятым, видно из повести М. Зощенко "Возвращенная молодость", где старый профессор Волосатое, готовый принять новую жизнь, не может понять только идею отмены денег:
Он никак не может отрешиться от понятия денег и никак не может понять жизни, в которой деньги не будут играть той роли, какая им предназначена… Он за социализм с деньгами…
Это мелочи! - смеется над ним его партийная дочь. - Ведь деньги - это вопрос привычки. Сознание изменит эту привычку. Или ты действительно думаешь с деньгами въехать в социализм?..
Но отмена денег не состоялась, и в романе, опубликованном в 1931 г., речь, естественно, шла о реальной обстановке тех лет. В этой обстановке миллион рублей, лежавший в чемодане у Остапа Бендера, действительно не мог обеспечить его владельцу признания и могущества. Прежде всего, это были тайные деньги - владеть такими суммами легально советский гражданин уже не мог. Именно поэтому единственная попытка Остапа Бендера поразить собеседников своим богатством оканчивается плачевно. Повторяя сцену из "Графа Монте-Кристо", в которой герой показывает банкиру Данглару миллион и этим потрясает его, Остап раскрывает чемодан с миллионом перед студентами, едущими с ним в купе международного вагона. Студенты, которым Остап сперва понравился своей общительностью и остроумием, немеют от изумления и спешат покинуть миллионера (с этим, кстати, связаны, по-видимому, слова Остапа в финале: "Графа Монте-Кристо из меня не вышло…"). Эпизод с миллионом часто трактуется как пример посрамления "анархического индивидуалиста" - советские люди не желают иметь с ним ничего общего. В романе сцена эта вовсе не воспринимается как торжество добродетели над пороком. Студенты, очевидно, считают, что перед ними аферист или шпион, во всяком случае, подозрительная личность. Но они не задают естественных в данном случае вопросов, не разоблачают Остапа. Они просто пугаются и ретируются. Их реакция - действительно нормальная реакция советских граждан: нежелание ввязываться в неприятную историю.
Что же именно доказали Ильф и Петров сюжетом "Золотого теленка" в обоих его вариантах?
Последние главы "Золотого теленка" доказывают лишь то, что в обстановке начала 1930-х гг. большое количество советских денег (вопроса о валюте Ильф и Петров не касались - это была особая проблема в те годы) не обеспечивало их владельцу немедленного получения важнейших жизненных благ. Но, прежде всего, если деньги не принесли великому комбинатору (как и его бывшему сподвижнику Шуре Балаганову, получившему от Остапа пятьдесят тысяч) счастья, то это не значит, что они потеряли всякую ценность. И костюм "Европа-А" в мельчайшую калейдоскопическую клетку, и бриллиантовый перстень, и лаковые туфли, и роскошные обеды - все это Бендер получил за деньги. Ими же можно было оплатить и путешествие в международном вагоне, и обед в ресторане, и номер в "Гранд-отеле". Правда, здесь уже обнаруживались трудности: номеров в гостинице обычно не оказывалось. Пришлось прибегать к дополнительным мерам, знакомым великому комбинатору по его прежней деятельности: выдавать себя за другого, заранее извещая телеграммами о приезде ответственного лица. В таких случаях номера в гостиницах и места в ресторанах находились, а оплачивать их Остап мог уже наличными.
Роль наличных денег оказывалась, таким образом, ограниченной, но ограничивало ее не отсутствие хороших номеров в гостиницах или мест в ресторанах, а распределение этих или подобных благ безналичным путем. "Получается, следовательно, что деньги потеряли и теряют у нас смысл и значение не потому, что взамен их созданы или создаются какие-то иные мерила и коэффициенты человеческого счастья и удовлетворенности, а единственно в силу специфических условий нашего рынка и нашей обстановки", - ехидно замечал в связи с этим наиболее строгий критик "Золотого теленка" А. Зорич. Зорич, как мы уже знаем, считал книгу Ильфа и Петрова пустым "анекдотом", предрекая ей полное забвение; он был твердо убежден также, что и ситуация, нарисованная в "Золотом теленке", временна и потеряет всякий смысл, когда номеров в гостинице и товаров в магазинах будет сколько угодно, "как это обещает наш завтрашний день". Как видим, критик пытался быть не только литературным, но и социальным пророком, а мы и в этом случае можем проверить, сбылось ли его предсказание полвека спустя.
Но в одном отношении А. Зорич был прав. В "Золотом теленке" действительно торжествовали не новые "мерила и коэффициенты человеческого счастья", а лишь специфические условия "рынка" и "обстановки", установившейся с 1930-х гг. Среди предварительных записей к "Золотому теленку" есть и такая: "Ввиду сходных условий с 20-м годом человек заготовил буржуйки, деревянную обувь, саночки, бензиновые и масляные светильники и т. д. Прогорел". Прогорел, очевидно, потому, что условия не оказались сходными. В 1920 г. бедность была более или менее всеобщей, в стране свирепствовала разруха. В 1929–1930 гг. разрухи не было - нормально ходили поезда с международными вагонами разных классов, сохранялись дорогие гостиницы и рестораны. Но доставались эти блага не всем, а лишь "людям дела", по выражению Зорича. Хорошо, если этими людьми оказывались дирижер симфонического оркестра или ученые-почвоведы: можно согласиться, что они действительно были полезнее для общества, чем миллионер-одиночка. Но чаще всего это были другие - участники многочисленных заседаний и конференций, в необходимости которых авторы явно не были уверены, и командированные представители администрации.
Но если это так, то и финал романа приобретал совсем иной смысл, чем тот, который в нем усматривают обычно и который, видимо, хотели создать авторы.
Как и Павел Иванович Чичиков, главный герой "Золотого теленка" должен был потерпеть крах в своих попытках грандиозного, но не вполне нравственного обогащения. Чичиковские черты Остапа отражаются в одном из двух прозвищ, под которым он постоянно выступает в романе, - "великий комбинатор" (хотя само это выражение взято, очевидно, из популярной в те годы шахматной терминологии). Но Остап явно привлекательнее гладенького Павла Ивановича: он оригинален, остроумен, даже интеллигентен- ни одной из этих черт гоголевский герой не обладал. О своеобразно романтических чертах характера Остапа свидетельствует другое наименование, также многократно встречающееся в "Золотом теленке", - "командор". Термин этот связан прежде всего с автопробегом, к которому пристроилась "Антилопа" под видом головной машины. "Командором пробега назначаю себя", - заявляет Остап в начале (Т. 2. С. 44), и дальше в романе несколько раз упоминаются "командор пробега", "командорская машина", "командорское место" (Там же. С. 75, 78, 201). Однако в романе есть и еще одна мотивировка этого прозвища, связанного с фразой из предпраздничных военных приказов: "командовать парадом буду я", которую несколько раз произносит (и даже включает в телеграмму, посланную Корейко) Остап Бендер (Там же. С. 74, 116, 233, 246, 347). Не вполне однозначно мотивированное в тексте, слово "командор" тем не менее хорошо гармонировало с образом героя и вызывало у читателя дополнительные, куда более возвышенные ассоциации с "Каменным гостем" и его блоковской версией - "Шагами командора":
Пролетает, брызнув в ночь огнями,
Черный, тихий, как сова, мотор,
Тихими, тяжелыми шагами
В дом вступает командор…