В первый период свободной жизни он был приятно тронут вниманием, которое проявляли к нему за рубежом – приглашали на различные международные конференции и встречи ветеранов разведки для обсуждения злободневных вопросов современности. Приглашают, значит, признают опыт советской разведки, хотят послушать нашего человека. Но вскоре это ему надоело своим однообразием и безрезультатностью разговоров свободных от обязательств людей.
Позднее на это грустное настроение наложилась болезнь жены, события в стране, которые он столь болезненно переживал. Выход из подобного состояния он искал в новой работе, которая позволила ему и его коллегам помочь многим людям, как бывшим сослуживцам, так и честным людям вообще. Круг его общения оставался широким, в том числе и по диапазону политических ориентаций его собеседников. Однажды он в шутку сказал мне, что коллеги из параллельной службы, увидев его встречу с одной оппозиционной дамой, наверно, отнесут его к диссидентам.
В последний год его самочувствие заметно ухудшилось. За два месяца до его ухода из жизни я заехал к нему домой. Он спустился на лифте и прошел метров 20 до калитки, чтобы впустить меня во двор. Когда мы шли к его квартире, он сказал: "Вот, кажется, что сделал? Спустился на лифте, прошел всего ничего, а дышать уже почти не могу, слабость". Но курить так и не бросил.
Часто употреблял в обращении к друзьям слово "миляга". Это, видимо, сохранившееся из детства, из оставшейся ему родной Марьиной Рощи.
Те, кто не читал книг Леонида Владимировича и кого заинтересует личность этого одаренного человека, Слуги Отечества, советую их прочесть. Полезно. Особенно его последнюю книгу "И жизни мелочные сны", в которой он выплеснул свои потаенные чувства и настроения человека, сознающего законченность активного периода своей жизни и ностальгически воспроизводящего прошедшее. Щемящую тоску вызывает ее чтение!
Мне подчас кажется, что на последнем этапе своей жизни Леонид Владимирович (возможно! да простит он мне, если ошибаюсь) осознавал себя разочарованным странником. Странником одиноким, хотя и среди людей, как можно быть одиноким в оживленной толпе. Сам он как-то сказал: "Знакомых у меня много, а вот друзей мало".
Это самовосприятие знакомо, очевидно, многим людям в вечернее время жизни.
На похоронах я с грустью говорил, что после его отставки обращался к нему словами "Ваше высокопревосходительство". В этом шутливом подражании некогда существовавшему правилу обращения к генералам была своя правда. В Шебаршине действительно было много превосходительного по отношению ко многим. Достоинства и обаяние его личности, сила духа и ума, чувства чести и долга давали мне основание считать его подарком судьбы – Отечеству, Службе и людям, с кем он жил, работал и дружил.
К его жизни, полагаю, при всех ее радостях могут быть, увы, отнесены слова Павла Флоренского: "Удел величия – страдание".
И все-таки друзей у Шебаршина было гораздо больше, чем у других людей его возраста".
Клуб интеллектуалов
Среди друзей Шебаршина, особенно среди друзей московских, имелось немало людей легендарных. К таким относится, пожалуй, и Владимир Павлович Полеванов.
Россия услышала это имя в ельцинскую пору, когда Полеванов был избран губернатором Амурской области, управлял областью очень неплохо – во всяком случае, молва о нем шла добрая, – потом был переведен в Москву и назначен на место очень приметное – председателем незабвенной чубайсовской кормушки – Госкомимущества. Кормушкой этой управляло, как потом выяснилось, тридцать пять американских советников (среди советников были и русские, наши подданные, руководил ими Джонатан Хэй – кадровый разведчик из Штатов), которым было совершенно наплевать на интересы России, на людей, на будущее здешней земли и народа, – у них были свои интересы.
В первый же день своего появления в "главном штабе приватизации" Полеванов столкнулся с таким сопротивлением, что на подмогу впору было хоть Кантемировскую дивизию вызывать.
Сотрудники Анатолия Борисовича Чубайса не пустили Полеванова, например, в компьютерный зал, более того, предводимые Аркадием Евстафьевым, пресс-секретарем Госкомимущества, и Джонатаном Хэем, забаррикадировались там, у дверей поставили охранников из близкого им, прикормленного охранного подразделения "Гром".
Финансировалось это подразделение из бюджетных денег, ело и пило, как говорится, с ладони прежних руководителей "главного штаба" и приказ нового министра отказалось выполнять наотрез.
Причем Полеванов был ведь не только министром, главою Госкомимущества – очень важного органа, от которого зависело, сохранится наша страна или нет, он параллельно был наделен еще большей властью – господин Ельцин вручил ему также портфель вице-премьера Правительства России, но и этой власти Полеванову не хватило, чтобы проникнуть в центр памяти структуры, которую ему доверили возглавить, и понять, что там происходит.
А Полеванову-то всего и нужно-то было для этого – войти в компьютерный зал.
Пришлось одно "бюджетное" подразделение вышибать другим – милицией.
Хэй и Евстафьев со своими подопечными просидели в компьютерном зале сутки и за это время уничтожили всю базу данных, которая могла бы скомпрометировать Чубайса как непутевого руководителя.
Конечно, Анатолий Борисович не замедлил поднять шум вселенский, обвинить Полеванова во всех смертных грехах, пробовал по привычке вмешаться и сейчас в дела Госкомимущества, но дорога сюда ему была заказана – слишком много вреда он принес… Надо полагать, что не за горами время, когда ему придется держать ответ за сделанное.
Закон жизни нашей таков, что за все надо платить. Половина нашего имущества, как ныне отмечают и друзья и враги, была роздана американцами – советники типа Джонатана Хэя составили свой список и под прикрытием Чубайса усиленно внедряли его в жизнь: этим людям, мол можно вручить собственность, остальным – нет. Такое заключение сделали советники, остальные – недостойны.
Потом счастливцы из американского списка стали олигархами, а годы те ныне считаются отправной точкой для создания коррупционного государства. Таких стран, как нынешняя коррупционная Россия, нет, пожалуй, нигде в мире, – просто быть не может. А существовал где-нибудь в мире такой механизм, как семибанкирщина?
Нет. А у нас семибанкирщина была и есть, похоже, мы можем этим гордиться. И так далее.
В общем, Полеванов быстро понял, куда попал, как понял и другое – он никогда не сможет работать во вред России, как бы того от него ни требовали советники-американцы.
Полеванову пришлось уйти со своего поста очень быстро – Чубайс с компанией американцев постарались, подключили своих знакомых, друзей, и те в канун Давосского форума заявили Ельцину:
– Либо Полеванов, либо шесть миллиардов долларов кредита. – Кредит этот был обещан России, без него у Ельцина просто не было шансов выжить.
В результате Ельцин вызвал к себе Полеванова, коротко, не таясь, объяснил, в чем дело, и развел руки в стороны:
– Понимаете, я вынужден… Предлагаю вам место заместителя начальника Контрольного управления в администрации президента. – Ельцин еще что-то говорил для убедительности, размахивая руками, обещал при первой возможности перевести на другую должность, но это уже ничего не значило. Внутри у Полеванова ничего не было – ни злости, ни кипения, ни обиды.
В результате Полеванов вынужден был покинуть Госкомимущество.
Но исчезать так просто с арены, уходить из приметной, активной общественной жизни он не собирался.
Он создал партию "Новая Россия", в которую потянулись преимущественно люди военные, прославленные генералы. В эту-то пору Полеванов и познакомился с Шебаршиным, более того, стал регулярно встречаться с ним: были важны оценки, аналитические выводы Шебаршина, его взгляд на события и вещи, в оценке которых Полеванов колебался, да и вообще, нужно было мнение со стороны.
"Мнение со стороны" Шебаршина всегда было деликатным и очень точным.
А партия "Новая Россия" тем временем существовала, жила, занималась пропагандой своих идей – не самых плохих, между прочим, и победи она на выборах, Россия была бы ныне совсем иной. Этой точки придерживались и Шебаршин, и сам Полеванов (впрочем, у создателя партии другой точки зрения быть просто не могло).
В частности, в партию Зюганова Геннадия Андреевича Шебаршин не верил, был в претензии:
– В девяносто шестом году выборы выиграл, но власть не взял, – с грустной иронией говорил он и разводил руки в стороны.
Шебаршин внимательно следил за тем, что происходит в России, оценивал события, переживал, болел – это была его страна, страна его отцов и дедов, – и не согласен был совершенно с утверждением Александра Зиновьева, философа и писателя, автора знаменитой фразы о том, что диссиденты целили в коммунизм, а попали в Россию, что из России надо уезжать. А куда, собственно, может уехать русский человек? В какие города и веси?
Двенадцатого сентября 2001 года, на следующий день после трагедии, случившейся в Штатах, Полеванов приехал к Шебаршину. У Леонида Владимировича находился корреспондент – причем не простой, не рядовой корреспондент, а главный редактор газеты "Стингер". Полеванов присел на свободный стул и стал ждать, когда гость закончит свою работу.
А Шебаршин очень убежденно, доказательно говорил, кем устроена эта "вселенская беда" – одиннадцатое сентября:
– Это крупнейшая операция ЦРУ, шестиуровневая, очень сложная. Такую операцию могли потянуть только КГБ советского периода, восточногерманская Штази и израильская Моссад. Кстати, в одиночку ЦРУ вряд ли сумело осилить это дело – ЦРУ кто-то помогал…
Шебаршин говорил, а гость записывал, – ушел из кабинета, когда хозяин доказал ему очень убедительно, как дважды два четыре, что именно ЦРУ стоит за трагедией одиннадцатого сентября 2001 года, и только ЦРУ, и об этом еще не раз скажут.
Газета "Стингер" принадлежала Ходорковскому, была популярна, а главный редактор выглядел неким оплотом надежности и постоянства.
Статья вышла очень скоро, "Стингер" расхватали в киосках за двадцать минут, но еще до того, как был продан последний номер газеты, главный редактор был уволен с работы: так сильно задело интервью Шебаршина Ходорковского. А может, и не Ходорковского, может, того, кто стоял над ним.
– Такой человек, как Шебаршин, обязан был возглавлять разведку, других кандидатур просто не было видно, но в этой системе места Шебаршину не нашлось, увы, – произнес Полеванов с вполне понятной горечью. – Шебаршин переживал, все пропускал через себя, болел – видел, как страна катится в никуда, но помешать этому не мог. И поэтому страдал. Перед последними президентскими выборами мы встретились с Шебаршиным и довольно долго говорили, перебрали всех кандидатов и пришли к выводу, что кроме Путина вряд ли кто может занять президентское кресло – кроме него никого нет. Увы! Кстати, два назначения на посты министров очень обнадеживали Шебаршина: это назначение Владимира Колокольцева – профессионального милиционера – профессионального, а не выдвиженца из правящей партии, получившего свой пост не благодаря своим приятельским отношениям с сильными мира сего, а благодаря своим профессиональным качествам, и второе назначение – Мединского на должность министра культуры. Недавно я прочитал его книгу – толстый том о войне, где он полемизирует с теми, кто, став на позиции какого-нибудь недоросля из захолустного американского штата, требует пересмотра итогов Второй войны. Слушая этих людей, мы должны потерять все, вплоть до Калининграда и Курил.
В мире создано новое оружие, считал Шебаршин, поддерживая Проханова, о котором почему-то мало говорят – организационное. Это оружие будет посильнее атомного, и если его запускают, как ракету, в цель, оно не дает возможности руководителям любого уровня, вплоть до президента, делать что-либо толковое. Все распоряжения, указы, приказы, решения и прочее просто-напросто блокируются, руководящие бумаги выбрасываются в урну, а из урны – на помойку.
Сколько раз мы смеялись над начальниками разного рода, которые топали ногами, били кулаками о стол, велели сделать то-то и то-то, брали "процесс" под личный контроль, а в результате получался обычный пшик. Пустое сотрясение воздуха, сопровождаемое нервным хохотком случайных (и неслучайных тоже) свидетелей.
Думали, что все происходит из-за лени исполнителей, из-за неповоротливости и скудоумия отдельных чинов, ан нет – работает мощное организационное оружие. И не надо никаких разработок Нильса Бора, Фредерика и Ирен Жолио-Кюри, академиков Флерова и Курчатова, немецкой подданной доктора Лизы Мейтне и других. Порохом и смертоносной начинкой организационного оружия являются деньги. Оказалось, что любого чиновника можно купить с потрохами, не говоря уже о его галошах и галстуке – предметах повседневного быта и хождения на работу. Как просто, оказывается, иногда можно влиять на судьбы какого-нибудь уголка земли, страны, а то и целого континента.
В общем, много раз обсуждал Полеванов с Шебаршиным это новое убойное оружие, более близкое к людям гражданским, чем к военным.
Когда встречались в последние месяцы жизни Шебаршина, Леонид Владимирович часто бывал хмур, удручен чем-то – чем именно, он не говорил: было видно, что у него плохо передвигались ноги, донимала одышка, а сердце очень часто срывалось со своего места и застревало где-то в глотке, но тем не менее Шебаршин держался и готов был влезть в обсуждение любой проблемы и поспорить – запретных тем или тем, где он чего-то не знает, для него не существовало.
Оба пришли к выводу, что в России в правительстве должен быть теневой лидер, который мог бы на тридцать-сорок лет смотреть вперед и подсказывать, где именно и в какой именно момент огромный корабль должен совершить маневр, чтобы не сесть брюхом на опасный коралловый риф. Таким лидером в Китае, например, был Дэн Сяопин… И что же в результате? Китай из отсталой, облепленной мухами и грязью, усталой страны вышел в передовые, и очень скоро наступит момент – этот момент уже виден, он не за горами, когда Китай перегонит Америку. И Америка – хваленые Штаты – не может ничего противопоставить движению Китая вперед: слаб стал Новый Свет. Китай – хороший пример для нас. Только примером этим мы не захотели воспользоваться, закрыли на него глаза.
А жаль.
Полеванов, видя, что Шебаршин неважно себя чувствует, подарил ему книгу о воде и очень настаивал, чтобы Шебаршин не только прочитал эту книгу, но и воспользовался ее практическим советами, примерил на себя.
Любопытную книгу эту написал иранец Батмангхелидж, человек, получивший образование на Западе, медик, внимательно присматривающийся ко всему, что окружает нас в жизни, способный взять на карандаш вещи на первый взгляд неприметные, а на деле – очень важные.
Иранец пришел к ошеломляющему выводу, что главное для человека – не еда, не воздух, не общение с другими людьми, главное – вода. Именно вода питает мозг человека – недаром же она считается одной из самых загадочных материй на свете. Как, собственно, и мозг… Некоторые "мыслители от жизни" считают, что мозг вообще неземного происхождения – завезен с иных планет и вставлен в череп человека.
Так вот, нормальному мозгу нужно, просто необходимо, чтобы человек выпивал ежедневно два с половиной литра воды, а "венец природы" до этой нормы никак не дотягивает – выпьет поллитра, литр, и все. При всем том подсчитано, что только с дыханием человек теряет литр воды в сутки – дышит и тратит на это влагу. А где ее взять? В общем, с жаждой мозгу надо как-то справляться, и мозг забирает воду у печени, сердца, почек, потом начинает забирать у сосудов – тут начинают развиваться инсульты, инфаркты и прочие "старческие прелести", человеку делается плохо, следующий этап – кости. Кости наши на семнадцать процентов состоят из воды, поэтому представляете, во что они превращаются, когда из них целиком высосана влага? Они становятся очень хрупкими, более хрупкими, чем, например, стекло: дышать даже боязно, вот ведь как.
Но мозгу важно продолжить свою собственную жизнь, и он это делает. Последний резерв, который остается в организме, – это клетки. Раковые клетки потребляют в десять раз меньше воды, чем здоровые, и мозг идет на крайнюю меру – начинает превращать здоровые клетки в больные. У него нет выхода – только этот.
Надо заметить, что Шебаршин с доверием отнесся к исследованию иранца Батмангхелиджа, но вот использовал ли его советы на практике – это вопрос. Никто на это не сможет ответить. Мог только Шебаршин. А он не ответит уже никогда.
Всего иранец написал шесть книг, и все они интересны, сегодня на уличных развалах можно встретить и его томики. Шебаршин, который трепетно относился ко всему, что касается Ирана и иранцев, задавал Полеванову вопросы, Полеванов подробно отвечал и, видать, ответы что-то затрагивали в душе Шебаршина, однажды он даже произнес задумчивым тоном:
– Есть данные разведки: когда в Штатах была массовая забастовка врачей, то смертей в стране было зафиксировано вполовину меньше.
В Москве существует интеллектуально-деловой клуб, и Полеванов и Шебаршин, имея на руках "верительные грамоты" этого клуба, охотно появлялись там в "присутственные" дни. Именно этот клуб окончательно сблизил их – ни на митинги, ни на бурные собрания, ни в горы, ни на рыбалку, сопровождаемую крепкой выпивкой, они вместе не ходили, внешних аспектов, способных связать их, не было, – связывало общее мировоззрение, общие разговоры, общее отношение к событиям, происходящими в России… Более того, оба они были сброшены вниз с больших высот – значит, объединяла их и общность судьбы.
И когда по телевизору дикторша сообщила о том, что у себя на квартире, в Москве, застрелился начальник советской разведки, Полеванов долго сидел в неком онемении – не мог поверить в то, что услышал. Не хватало воздуха, онемели руки, онемело лицо, перед глазами поплыли какие-то странные дымные круги. Вот и все, не стало постоянного собеседника по клубу интеллектуалов, не стало… Не стало просто очень близкого человека.
Бывает состояние, когда очень хочется заплакать. Такое состояние было не только у Владимира Полеванова – было у всех нас, когда пришла горькая новость.
Полеванов по профессии геолог, доктор наук, и, конечно, в жизни он занимался не только тем, что выгонял мошенников из "главного штаба приватизации", не только исполнял важные чиновничьи функции в администрации Ельцина, – гораздо лучше он чувствовал и чувствует себя и ныне на лесной либо горной тропе с рюкзаком за плечами и альпинистским посохом в руках. Последнее время он, например, занимался тем, что искал – и находил – истоки великих рек. Обь, Енисей, Лена, Амур…
Например, истоком Лены считалось небольшое болото, расположенное в десяти километрах от Байкала, здесь в свое время даже установили часовню. Оказалось, это не так. Второй исток Лены – в горах Байкальского хребта – также был фальшивым истоком: экспедиция, которую возглавлял Полеванов, нашла подлинный исток Лены на высоте 1680 метров у безымянной каменной макушки.
Во времена первооткрывателя этой могучей реки Пантелея Пенды, в начале семнадцатого века, Лена называлась Елюене – по-эвенкийски, Ленна – по-тунгусски, в переводе на русский язык "Большая вода"; переделали реку в Лену уже казаки, оторвавшиеся от дома и очень скучавшие по родным местам.