Миронов: "Это по Вашей инициативе БМВ очень скоро вывели из разряда вещдоков и продали?"
Чубайс нервной скороговоркой: "Я не знаю, что она была выведена из разряда вещдоков, я только знаю, что она не подлежала восстановлению".
Миронов: "Если она не подлежала восстановлению, за сколько и для каких нужд она продана?"
Чубайс: "Понятия не имею. На запчасти, наверное".
Миронов: "Кто видел Вашу пересадку в другую машину, в Тойоту Лендкрузер?"
Чубайс: "Ну, естественно, мой водитель, мой помощник, милиционер, который находился рядом. Все видели".
Миронов: "Вы считаете себя потерпевшим?"
Чубайс с пафосом: "Конечно".
Миронов удивленно: "Почему?"
Чубайс в порыве благородного негодования: "Ну, если б Вас взрывали или стреляли из автомата, Вы считали бы себя потерпевшим?"
Миронова не трогают призывы к сочувствию: "Поясните, в чем состоит нанесенный Вам ущерб в физическом отношении?"
Чубайс подсчитывает увечья: "В момент взрыва в ушах раздался звон, по сути это была легкая контузия, к счастью, легкая, а не так, как рассчитывали те, кто пытался меня убить".
Миронов уточняет: "Справки соответствующих медицинских учреждений Вы имеете о легкой контузии?"
Чубайс: "Да нет, зачем мне это нужно".
Миронов: "Поясните, в чем состоит нанесенный Вам ущерб в материальном отношении?"
Чубайс прикидывает выгоды и риски: "Мне лично или РАО "ЕЭС?"
Миронов: "Ну, если Вы ассоциируете себя с РАО "ЕЭС"…
После Саяно-Шушенской катастрофы такие ассоциации Чубайсу ни к чему, он и отнекивается: "Нет-нет, я так не считаю, поэтому и спрашиваю".
Миронов его успокаивает: "Вам лично".
Чубайс хлопотливо: "Мне никакого ущерба не было нанесено, я и не заявлял на этот счет никаких ходатайств".
Миронов: "А в чем тогда состоит нанесенный Вам ущерб в моральном отношении?"
Лицо Чубайса вновь обретает свекольный оттенок: "А как Вы считаете, если в результате такого события у жены и у детей какие возникнут чувства, что они переживают, можете себе представить чувства сына, дочери, чувства друзей!"
Миронова, похоже, мало тронули чувства друзей Чубайса: "Вам известны фамилии потерпевших: Крыченко, Моргунов, Хлебников, Клочков, Дорожкин?"
Чубайс: "Какие-то известны, какие-то неизвестны. Клочкова - не помню".
Охранник Клочков, сидевший в зале прямо перед носом у своего хозяина, вжал голову в плечи.
Миронов: "А такие фамилии известны: Ивашкин, Жолобова, Куприянов, Тюленев?..".
Чубайс: "Нет".
Миронов: "Эти люди из числа семидесяти пяти погибших на Саяно-Шушенской ГЭС, у которых остались сиротами сто шестьдесят четыре ребенка".
Судья Пантелеева, до того смиренно слушавшая вопросы, разгневалась вдруг не на шутку: "Миронов! Вы предупреждаетесь о донесении до присяжных заседателей информации, не относящейся к фактическим обстоятельствам дела!"
Миронов: "Скажите, потерпевший, на Саяно-Шушенской ГЭС потерпевшими признаны все, кто находился там во время катастрофы?"
Судья резко: "Вопрос снимается, как не относящийся к фактическим обстоятельствам дела".
Миронов: "Видели ли Вы на месте происшествия 17 марта 2005 года тех, кто взрывал и, как Вы утверждаете, стрелял?"
Чубайс зло, с вызовом: "Нет, я сказал, что вы в кустах сидели. Вас было не видно".
Миронов уточняет: "Видели ли Вы на месте происшествия тех, кто стрелял?"
Чубайс огрызается: "Я уже ответил на этот вопрос: из кустов не видно".
Миронов: "Почему же Вы дали телеинтервью, в котором заявили, что в Вас стрелял Иван Миронов?"
Чубайс будто ждал этого вопроса, с готовностью выпаливает: "Вы лжете!"
Миронов спокойно смотрит на Чубайса: "Ну, это мы разберемся, кто лжет. Вы писали заявление о покушении на Вас?"
Вопрос снимается.
Миронов: "Это Вы просили следствие не считать машину БМВ вещественным доказательством по настоящему делу?"
Вопрос снимается.
Миронов: "Потерпевший, как были поощрены ваши водитель Дорожкин, помощник Крыченко и ваши охранники?"
Вопрос снимается.
Миронов: "Сколько Вы заплатили владельцу "Жигулей" Вербицкому?"
Чубайсу, наконец, разрешено отвечать: "Столько, сколько было на чеке за ремонт пострадавшей машины".
Миронов: "Почему Вы посчитали нужным ему заплатить?"
Чубайс: "Ну, потому что есть какие-то мерзавцы, которые готовы убивать людей ни в чем не повинных, и это мои отношения с ними. А есть люди, которые на работу едут, детей отвозят в школу, ну, они почему должны страдать из-за этого?"
Миронов: "Можно расценить эту плату как подкуп свидетеля?"
Чубайс начинает оправдываться: "Ну, почему как подкуп свидетеля. Мне от него ничего не нужно было".
Миронов: "Вы просили следствие внимательнее отнестись к проверке всех версий, Вами высказанных, относительно покушений на Вас?"
Вопрос снимается.
Миронов: "Доведена ли до Вашего сведения информация о причастности Службы безопасности РАО "ЕЭС" к покушению на Вас?"
Чубайс багровеет: "Это ложь!"
Миронов: "Скажите, мог Олег Николаевич Сосковец, лично по Вашей инициативе и по Вашей лживой информации о кремлевском заговоре уволенный с должности первого заместителя Председателя Правительства Российской Федерации, быть причастным к покушению на Вас по мотивам личной мести?"
Чубайс мнется, потом обращается к судье, намекая на неуместность вопроса: "Ваша честь, я должен отвечать?"
Судья: "Ответьте".
Чубайс подчиняется: "По-моему, это какая-то чушь".
Миронов: "А мог Владимир Павлович Полеванов, Ваш преемник на посту Председателя Госкомимущества, который оценил Вашу работу как колоссальный вред государственным интересам, и который был снят с должности заместителя Председателя Правительства по Вашему личному настоянию, быть причастным к покушению на Вас по мотивам личной мести?"
Чубайс начинает многословно отнекиваться: "Вы знаете, я во время работы в Правительстве настаивал на увольнении десятков министров и губернаторов, наверное, это им не очень нравилось. Но идти на убийство, наверное, для этого нужно иметь совсем другие мозги. Я таких обвинений в их адрес не высказывал".
Миронов перебирает долгий список врагов Чубайса: "Мог ли быть причастным к покушению на Вас по мотивам личной мести Юрий Ильич Скуратов, чьей отставки с поста Генерального прокурора лично Вы добились после того, как он возбудил уголовное дело против Вас по факту дефолта?"
До Чубайса начинает доходить, что допрос приобретает серьезный оборот, он осторожно подыскивает слова: "Ну, во-первых, если я должен отвечать, то я должен сказать, что слово после в данном случае звучит как слово из-за. А, во-вторых, уголовное дело, о котором Вы говорите, было закрыто. В-третьих, к увольнению Скуратова я не имел никакого отношения".
Миронов: "Подавали ли Вы в суд за клевету и оскорбление на Конгресс Соединенных Штатов Америки, опубликовавший 20 сентября 2000 года доклад "О коррупции в России", где Вы названы крупнейшим коррупционером и вором?"
Чубайс нервно: "М-м-м. Нет, я не очень люблю подавать в суд. Я даже не подавал в суд на оскорбления, которые Ваш отец в мой адрес сделал, и уж тем более на американский Конгресс. Это меня не интересует".
Миронов: "Подавали ли Вы в суд за клевету и оскорбление на газету "Нью-Йорк Таймс", опубликовавшую доклад Конгресса США "О коррупции в России" и написавшую в редакционной статье: "Чубайс должен быть наиболее презираемым человеком в России"?"
За столами, где восседают прокуроры и адвокаты Чубайса, нарастает ропот, те явно в панике. И судья, уловив панический ропот, тут же пресекает оглашение компрометирующих Чубайса сведений: "Вопрос снимается. В отличие от Миронова, основная масса в судебном заседании газет не читала и в материалах уголовного дела их не исследовала".
Миронов: "Потерпевший, подавали ли Вы в суд за клевету и оскорбление на Владимира Павловича Полеванова, Вашего преемника на посту Председателя Госкомимущества, который написал о Вас: "Когда я пришел в Госкомимущество…"
Судья раздраженно и истерично: "Миронов! Вы почему не подчиняетесь распоряжениям председательствующего судьи?! Я вопрос снимаю, в каком бы виде он ни был".
Миронов, выслушав судью, продолжает: "Скажите, потерпевший Чубайс, это Вам принадлежат слова: "Что Вы волнуетесь за этих людей. Ну, вымрет тридцать миллионов, они не вписались в рынок. Не думайте об этом, новые вырастут".
Судья настолько оглушена этой цитатой, что забывает снять вопрос. Чубайс же с яростью набрасывается на подсудимого: "Это ложь, которую распространяет Полеванов вместе с Вашим отцом. Никогда в жизни ничего подобного я не говорил! Ни разу никто из них не мог привести мои слова!"
В этих словах Чубайса правдой было только одно: отец подсудимого Ивана Миронова бывший Председатель Комитета Российской Федерации по печати Борис Миронов в своих книгах изобличал преступную деятельность Чубайса. Но знаменитая цитата о тридцати обреченных на вымирание миллионах, широко разошедшаяся по миру в фильмах и книгах, Чубайсом нигде и никогда не опровергалась. Упомянув ненавистное ему имя - отца Ивана, Чубайс заметно побледнел.
Подсудимый Миронов в ответ медленно чеканит: "Скажите, потерпевший Чубайс, Вы подавали в суд за клевету и оскорбление на журнал "Российская Федерация сегодня", опубликовавший именно эти слова?"
Чубайс успевает взять себя в руки: "Я никого и никогда, ни на Вашего отца, ни на его книги, ни на Полеванова не подавал в суд за клевету, - это бессмыслица".
Миронов: "Были ли до 17 марта 2005 года попытки покушения на Вас?"
Чубайс: "Да".
Миронов: "Действительно ли в ноябре 2002 года заказчиками Вашего убийства были представители экстремистского крыла КПРФ?"
Чубайс уверенно: "Я так считаю, у меня есть на то подтверждения".
Миронов: "Действительно ли в ноябре 2002 года нанимался киллер за 19 тысяч долларов, чтобы убить Вас?"
Чубайс: "Да, обвиняемый Миронов, так и есть".
Миронов: "Потерпевший Чубайс, действительно ли в ноябре 2002 года Ваша служба безопасности передавала материалы о готовившемся покушении на Вас в ФСБ?"
Чубайс в запальчивости: "Потерпевший Миронов! Я не…".
Судья цедит сквозь зубы: "Он - подсудимый".
Чубайс поправляется: "Подсудимый, прошу прощения, материалы эти содержатся в томах уголовного дела и мной эти сведения уже сообщались. Так и есть".
Миронов: "А Вы допрашивались по этому делу?"
Вопрос снимается.
Миронов: "Кто был привлечен по данному делу в качестве обвиняемых?"
Вопрос снимается.
Завеса с таинственного покушения на Чубайса в 2002 году так и не упала. Не сумел Миронов одолеть стену судейских запретов.
Миронов: "Могло ли покушение на Вас быть связано с Вашей деятельностью на посту Председателя Госкомимущества при проведении Вами глобальной приватизации, нанесшей колоссальный урон стране, о чем свидетельствуют документы Государственной Думы, Совета Федерации, Службы Внешней разведки, ФСБ, Генеральной Прокуратуры, МВД, Счетной палаты?"
Чубайс растерянно бормочет: "Ну, есть и другие, прямо противоположные материалы".
Судья: "Вопрос я, пожалуй, сниму. Как не направленный на выяснение фактических обстоятельств дела и содержащий умозаключения подсудимого Миронова. Нам не представлено документов, которые бы содержали тот вывод, который он привел в своем вопросе".
Миронов: "Считаете ли Вы себя общественным деятелем, потерпевший Чубайс?"
Чубайс очень живо, с облегчением: "Да, именно так квалифицируется статья, по которой Вас и обвиняют".
Миронов: "Так в чем выражается Ваша общественная деятельность?"
Чубайс горделиво: "Ну, в том, о чем Вы только что меня спрашивали: в приватизации, в реформе энергетики, в привлеченных инвестициях, в построенных электростанциях, - ровно в этом".
Миронов резко возвращается к врагам Чубайса: "Вы действительно, как рассказывает Ваш биограф Андрей Колесников, посылали Юрия Михайловича Лужкова?"
Вопрос, разумеется, снят.
Тогда Миронов делает заход с другой стороны: "Скажите, Чубайс, как Вы относитесь к заявлению депутата Государственной Думы Хинштейна…".
Судья: "Вопрос я заранее снимаю, поскольку господина Хинштейна мы не допрашивали, и он нам ничего не говорил".
Миронов: "Одним из предполагаемых мотивов убийства через три недели после взрыва на Митькинском шоссе - 10 апреля 2005 года - генерал-полковника Анатолия Трофимова и его жены, по заявлению Хинштейна, является Ваша месть Трофимову за организованное против Вас покушение…".
Кто же даст на такой вопрос отвечать. Вопрос, конечно же, снимается.
Миронов: "Какие отношения Вас связывали с бывшим главой Главного следственного управления Следственного комитета при Генеральной прокуратуре Довгием Дмитрием Павловичем, который курировал наше дело и был осужден на девять лет за коррупцию?"
Надо ли уточнять, что вопрос немедленно снят.
Миронов: "Скажите, какая сумма была передана Довгию, или какой административный ресурс задействован, чтобы я оказался на скамье подсудимых?"
Судья завела было привычное: "Вопрос снят как… - но вдруг, бывает же! В Пантелеевой пересилило простое бабье любопытство: - Вообще-то, оставлю. Ответьте ему, пожалуйста".
Чубайс почти рычит: "Да если бы я передал сумму, Вы бы там и остались!"
Адвокат Ивана Миронова Михалкина вскидывает голову: "Ваша честь, это угроза!"
Судья усмехается: "Где угроза? Какая угроза? Каков вопрос - таков ответ".
Миронов абсолютно спокойно: "Уточните, пожалуйста, свой ответ. Конкретизируйте".
Чубайс злобно усмехается: "А Вы свой вопрос, пожалуйста".
Миронов четко: "Какие коррупционные отношения связывали Вас с Дмитрием Павловичем Довгием, что Вы имели возможность передать ему определенную сумму для того, чтобы кто-то остался под стражей?"
Чубайс выпаливает: "В глаза Довгия не видел!"
Вопрос снимается, так что оправдания Чубайса в протокол не попадают.
Миронов: "Скажите, по Вашей ли инициативе Дмитрий Павлович Довгий предлагал прекратить против меня уголовное преследование и выпустить меня из тюрьмы, если я дам показания против своего отца, а также Дмитрия Олеговича Рогозина, Сергея Юрьевича Глазьева и ряда других лидеров народно-патриотического поля России?"
Судья снимает вопрос, рассуждая при этом: "Вообще-то удивительно - Миронов ставит себя на одну ступень с Рогозиным и Глазьевым и другими. Насколько я помню, эти деятели государственные должности занимали или общественные. Ни на одной такой должности Миронов не был".
Миронов напоминает: "Я был помощником Глазьева, Ваша честь".
Судья не рада уточнению: "Уважаемые присяжные заседатели, есть государственный деятель, а есть помощник".
Миронов: "Так показаний от меня на мое начальство и требовали".
Истощилось терпенье судьи Пантелеевой: "Миронов, встаньте! Это будет последнее предупреждение Вам. Следующая мера - удаление Вас из зала!"
Миронов: "Скажите, потерпевший Чубайс, внезапная смерть одного из членов экипажа второй машины сопровождения Кутейникова связана с попыткой шантажа Вас за неразглашение обстоятельств имитации покушения?"
Чубайс зло цедит сквозь зубы: "Вы это сами придумали?"
Миронов: "Вы заявили о том, что Вас пытались убить профессионалы. Вы можете отнести к профессионалам аспиранта-историка, ни дня не служившего в армии?"
Чубайс недобро ухмыляется: "Конечно, если он мастер по рукопашному бою".
Миронов без секунды задержки: "И Бэтман вдобавок, который на крыльях летает… Когда Вы впервые озвучили идею ликвидации РАО "ЕЭС России"?"
Вопрос снят.
Миронов: "Скажите, инсценировка покушения явилась акцией устрашения противников расчленения российской энергетики?"
Чубайс пытается сохранить остатки лица перед присяжными: "Уважаемый Иван Борисович! Вы хорошо знаете, что энергетику никто не расчленял. Энергетика получила инвестиции в размере более 600 миллиардов рублей. Строятся десятки электростанций на эти деньги".
Миронов горячо: "Вы это скажите ста шестидесяти четырем сиротам!"
Чубайс нахально: "При чем здесь я?! Никакого расчленения не было и быть не могло. Были действия Президента страны, Парламента страны, принявшего соответствующий закон. И мои действия - только исполнение их. А насчет инсценировки - это Ваши домыслы. Я уже объяснял: попробуйте сами так инсценироваться".
Миронов: "Скажите, Вы находились в машине БМВ 17 марта 2005 года, когда произошел взрыв?"
Чубайс: "Да, а Вы не в курсе?"
Миронов: "Я в курсе, что Вы там не находились".
В допрос вступает адвокат Михалкина: "Вопрос относительно покушений, которые были осуществлены на Вас до марта 2005 года. С чем Вы связываете эти покушения?"
Чубайс нехотя: "С тем же, что и здесь".
Михалкина настойчиво: "В связи с Вашей государственной и общественной деятельностью?"
Чубайс отрывисто: "Да".
Михалкина: "Отвечая на вопросы моего подзащитного, Вы неоднократно упоминали о том, что, привожу дословно: "Вы в кустах сидели". Скажите, Вы видели, сколько человек сидели в кустах?"
Чубайс морщится: "Я уже отвечал на этот вопрос. Мне их совсем не было видно, а им меня хорошо было видно. Они для этого в кусты залезли".
Михалкина: "Кто это - они?"
Чубайс: "Те, которых обвиняют в убийстве меня".
Михалкина: "Фамилии, будьте любезны".
Чубайс пятится: "Вы их фамилии хорошо знаете".
Михалкина твердо: "Пожалуйста, для протокола назовите фамилии тех, кто сидел в кустах".
Чубайс срывается в крик: "Я Вам уже сказал, что обвиняемые по данному процессу обвиняются в том, что они сидели в кустах".
Сердобольная судья спасает Чубайса: "Потерпевший говорит: я не видел!"
Михалкина возражает: "Он так не говорит, Ваша честь".
Тем не менее вопрос неумолимо снят.
Михалкина: "Отвечая на вопрос моего подзащитного относительно Ваших взаимоотношений с осужденным Довгием, Вы сказали, что "Вы бы там остались". Поясните, где там он мог остаться, имея в виду Миронова".
Судья как профессиональный спасатель: "Я вопрос о Довгие снимала. Поэтому вопроса нет, и ответа тоже нет".
Тут Михалкина подходит к главному в поисках причин происшествия: "На дату 17 марта 2005 года проводились ли какие-либо проверки деятельности РАО Счетной палатой?"
Чубайс напрягся: "Ну, у нас Счетная палата постоянно проверяла, но на эту дату, по-моему, нет".
У адвоката Михалкиной другие сведения: "Вам известно, что материалы Счетной палаты по результатам проверки РАО, в том числе о злоупотреблении должностных лиц РАО, где упоминалась Ваша фамилия, были направлены в Генеральную прокуратуру 18 марта 2005 года?"
Пантелеева тут как тут со спасательным кругом: "Вопрос снимается в связи с содержащейся в нем информацией, которая не исследовалась в суде. Присяжные заседатели должны оставить ее без внимания".
Подсудимый Александр Найденов: "Анатолий Борисович, у Вас в личном пользовании была автомашина в период февраля - марта 2005 года?"
Чубайс: "Да".
Найденов: "Вы от окружающих этот факт не скрывали?"