Понятно, что неестественность поведения Чубайса с Крыченко не могла не заинтересовать защиту.
Миронов: "Вы не могли бы описать поведение Чубайса и Крыченко, когда они вышли из машины?"
Тупицын: "Да они сели молча и вышли молча. Потом зашли в подъезд, и все".
Миронов, с трудом скрывая изумление: "Они не проявляли интереса, когда вышли из машины, к осмотру автомобиля БМВ?"
Тупицын: "Нет-нет. Они вышли и сразу сели в мою машину, и мы выехали".
Миронов: "То есть повреждения машины БМВ их не интересовали?"
Тупицын: "Ну, я не видел, чтобы они осматривали. Вот я стоял сзади, они с правой стороны вышли, также справа сели, вокруг машины они не ходили".
Миронов: "А Вы не можете уточнить, в каком они настроении пребывали?"
Тупицын: "Обычное состояние".
Миронов: "Что они обсуждали, когда ехали?"
Тупицын: "Они сели молча и вышли молча. При мне вообще никаких разговоров не было".
Миронов: "Какие-то звонки были?"
Тупицын: "Ничего не было. Там ехать 5–7 минут до РАО. Ничего не было".
Миронов: "Чубайсу звонил кто-нибудь?"
Тупицын: "Когда я вез, по-моему, нет".
Да может ли нормальный человек, машину которого только что подорвали и обстреляли, равнодушно пересесть в другую, даже не глянув на то, какой опасности подвергся?! Спешили, боялись нового нападения? Вряд ли, ведь тогда Чубайс с Крыченко остановились бы у первого же стационарного поста ГАИ, а они проскочили их не один, и ждали бы подмоги из РАО под прикрытием вооруженных сотрудников ДПС. А может быть, на БМВ просто не было еще ничего, как о том говорил на суде Вербицкий? Тогда действительно, чтобы не привлекать к не расстрелянной еще машине внимание стороннего в деле Тупицына, который и не заметил ничего подозрительного, кроме дымящегося колеса, Чубайс с Крыченко быстренько пересели в Тойоту. И молчали всю дорогу. И им никто не звонил, и они никому. Так где же те сотни звонков друзей, о которых днем раньше на суде говорил Чубайс?
Миронов: "Вы когда ехали за БМВ, не заметили поврежденной задней фары?"
Тупицын пожимает плечами: "Да нет".
Миронов: "Вы не заметили повреждений на лобовом стекле, когда они к Вам пересаживались?"
Тупицын: "Все повреждения я увидел уже только в гараже".
Миронов не отступает: "Вы хорошо рассмотрели в гараже повреждения БМВ?"
Тупицын уклоняется от точного ответа: "Честно говоря, не очень хорошо. Да и Дорожкин был в таком состоянии, ни расспросить, ничего".
Миронов: "Вы сказали, что Дорожкин пребывал в некоем шоке. Можно сказать, что он не хотел говорить о том, что случилось?"
Тупицын неопределенно: "Да нет. Он был бледный и даже немножечко заикался, чуть-чуть".
Миронов: "Вы дословно приводите его слова "похоже, это был взрыв"?
Тупицын: "Думаю, что да. Он говорил: было много снежной пыли, закидало машину, не понял, отчего это произошло. Ну, - говорит, - судя по стеклу, по всему, похоже, что был взрыв".
К расспросу подключается адвокат Закалюжный: "На вопрос государственного обвинителя "Можно ли расстрелять автомобиль в боксе?" Вы почему-то ответили, что подорвать в боксе его нельзя. А расстрелять все-таки в боксе возможно было?"
Тупицын отговаривается: "Ну, Вы знаете, разговор шел о взрыве. Расстреливать можно везде. Хоть в этой комнате".
Закалюжный настаивает: "Вам известно, расстреливался автомобиль в боксе или нет?"
Тупицын понуро: "Не известно".
Оглашают показания Тупицына на предшествующем суде, и выясняется тут же, что, если верить прежним показаниям Тупицына, то повреждения на БМВ Чубайса он увидел уже в боксе гаража. Адвокат Закалюжный пытается добиться, с чем связана такая смена показаний.
До того отвечавший уверенно и просто, Тупицын неожиданно меняет тон на оправдательный: "Я и сейчас как бы… Сашка открывал гараж, чтобы ее ставить, вот я и сказал про бокс. А вообще я ее перед гаражом видел…".
И осталось неясным, почему прямо в зале суда поменял свои показания водитель Тупицын? Для чего он подчеркнул вдруг, что увидел поврежденную машину БМВ не в гараже РАО, как говорил прежде, а у въезда в гараж? Да потому что прежние его показания подтверждают основную линию защиты: расстрелянную машину Чубайса, спешно уничтоженную как вещдок, никто из независимых свидетелей не видел ни на месте происшествия, ни на дороге. Следовательно, расстрелять ее могли в любом укромном месте, в том же гараже.
Завтрак "террористов" (Заседание двадцать седьмое)
Всякий раз, когда дело о так называемом покушении на Чубайса рассматривается в судах, в обвинительном заключении всплывает имя сына полковника Квачкова - Александра, которому в момент покушения было около тридцати, и он работал тогда охранником в банке. Получалось, что в его отсутствие судили вроде бы как и его, пропавшего без вести сразу после покушения. И вот впервые, исчерпав уже все аргументы, обвинение решило представить присяжным заседателям и этого, по версии следствия, участника событий 17 марта 2005 года на Митькинском шоссе.
В зал ввели нового свидетеля - Александра Борисовича Зубкова, который работал вместе с Александром Квачковым в банке "Совинком". Он-то и должен был, по замыслу обвинения, представить суду истинное лицо современного молодого террориста.
Прокурор: "Что представлял из себя Александр Квачков как сотрудник?"
Зубков: "Нормальный парень. Исполнял свои обязанности нормально. Ничего такого я за ним не замечал".
Прокурор: "Александр Квачков физически был как развит?"
Зубков: "Он на 15 лет был моложе меня, но похож был на меня нынешнего. У него большой живот был. Я не думаю, что он был сильно физически развит".
Прокурор: "А по огневой подготовке как он?"
Зубков: "Я могу только одно сказать: когда мы стреляли, первая проба была всегда за счет банка, то есть патроны покупали за счет банка. Если не отстрелялся, то на следующий раз за свой счет. Так вот Саша всегда за свой счет стрелял".
Прокурор: "Это о чем говорит: он хороший стрелок или плохой?"
Зубков: "Ну, вообще-то хорошие стрелки с первого раза отстреливаются".
Прокурор: "Александр Квачков высказывал когда-либо свои критические взгляды?"
Зубков: "Да он политикой вообще не интересовался".
Обвинение решило представить Александра Квачкова в портретной раме молодого террориста, рассчитывало, что у охранника банка Александра Зубкова, которого приучают ненавидеть всякого нарушителя спокойствия богатых мира сего, сработает собачий рефлекс ярости к одному из тех, кто подозревается в покушении на жизнь основоположника богатств и процветания всех олигархов страны. Но прокуратура обманулась в ожиданиях. Охранник Зубков оказался честным человеком. И вместо кровожадного боевика Квачкова-младшего в его рассказе предстал добродушный увалень, рыхлый, с пузцом, круг интересов которого ограничивается кроссвордами и футболом, причем он совсем не интересуется политикой и настолько плохо стреляет, что постоянно сам платит за патроны во время зачетных стрельб…
Впрочем, это не единственный провал в режиссуре обвинения, случившийся в тот день на суде. Прокурор возвестил о предъявлении присяжным заседателям очередной партии вещественных доказательств, собранных на даче Квачкова. Надо сказать, что за время судебного процесса у многих в корне поменялось отношение к понятию "вещественное доказательство", как прямому материальному подтверждению причастности к преступлению лица, которому принадлежит то, что признано вещественным доказательством. Но это понятие здравое и правовое, у прокуроров же своя логика, сугубо прокурорская. Согласно ей, вещдоком может быть признана любая вещь, если того пожелает следователь. А если следователь того не пожелает, то из вещдоков любая вещь может быть исключена, если она свидетельствует о чем-то, прямо противоположном умозаключению следователя. Короче, если вещдок мешает следствию - это не вещдок. Вспомните БМВ Чубайса, который в число вещдоков не попал, потому что противоречил версии следствия и показаниям потерпевших.
Прокурор Каверин начинает потрошить коробки. Разрезает первую, долго шуршит пакетом, будто гоняет по дну коробки забравшуюся в нее мышь, потом извлекает нечто, торжественно объявляя: "Изъятая на даче Квачкова куртка из синтетического материала черного, серого и белого цветов". Каверин бодро трясет пыльным тряпьем перед присяжными.
Александр Найденов просит разрешения задать вопрос потерпевшему Клочкову: "Вы наблюдали нападавших. Данная куртка похожа на ту одежду, в которой Вы видели стрелявших?"
Клочков неохотно бурчит: "Нападавшие находились в маскхалатах, а не в куртках".
Прокурор Каверин по-детски разочарован, будто этого не знал. Он наклоняется к следующей коробке, одновременно, словно маг, сопровождая свои действия заклинаниями: "Вещественные доказательства, изъятые на даче Квачкова!" Под озадаченными взглядами присяжных на парапете, словно на скатерти-самобранке, возникает полуторалитровая пластмассовая бутылка с остатками минералки пятилетней давности, три водочных стеклотары, в которых, однако, ни капли горячительного, три стопарика, пустая пачка от сигарет. Прокурор нервно затоптался, смутно догадываясь, что историческая реконструкция диорамы следственного прочтения современной темы "Военный совет в Филях" ему не вполне удалась. Он заглядывает в коробку с остатками вещдоков и уныло добавляет: "Здесь еще имеются окурки, но их я выкладывать не буду".
Звеня стеклотарой, словно бомж на вокзале, Каверин упаковывает натюрморт обратно и приступает к следующей коробке: "Для осмотра предоставляется деревянный ящик, в котором находится подрывная машинка и малый омметр. На приборе имеется шильдик с надписью "Нажать кнопку до отказа". Но, - спохватывается Каверин, - нажимать мы не будем!"
Найденов: "Хочу обратить внимание суда, что этот ящик обнаружен только в ходе третьего обыска на даче Квачкова…". Говорить ему дальше запрещает бдительная судья.
Снова шуршит прокурор, роясь в следующей коробке, и очень довольный находкой извлекает из ее недр автомат Калашникова. Ахают присяжные и вместе с ними весь зрительный зал, вот это уже серьезно, в зале запахло пороховой гарью и терроризмом. Прокурор Каверин с пафосом: "Макет автомата Калашникова АК-74 с магазином к нему!"
"Макет?!" - разочарованно выдыхает зал.
"Макет, - не оставляет никакой надежды прокурор. - Обращаю внимание присяжных заседателей, что в затворе отсутствует боек".
Поднимается Найденов и в тон прокурору добавляет: "Обращаю внимание суда, что массогабаритный макет автомата Калашникова имеет выхолощенными все детали, а не только боек. Здесь нет ни одной боевой части".
Завершается демонстрация странных вещей, являющихся, по версии стороны обвинения, вещественными доказательствами по делу о покушении на Чубайса. Но что она доказывает? Что подсудимые ужинали или завтракали на даче Квачкова, выпив при этом по бутылке на брата и раскурив пачку "Золотой Явы?" Что они бережно хранили в гараже у полковника подрывную машинку, настолько бережно, что вместо нее зачем-то потащили на Митькинское шоссе тяжеленный аккумулятор, который, впрочем, тоже не понадобился? Что держали среди дачного хлама макет автомата, которым можно разве что орехи колоть? Что носили куртку черно-серо-белого цвета, одну на всех, при том что обстрелявшие охранников Чубайса люди щеголяли на поле битвы в маскхалатах?.. Эти вещи - вещественные доказательства чего? Подобного добра навалом на дачах и в гаражах у всякого майора и капитана, прапорщика и полковника, а пустая стеклотара из-под водки и стопарики - непременный атрибут каждого деревенского дома.
Взрывпакет с летальным исходом (Заседание двадцать восьмое)
После перерыва, связанного с болезнью адвоката Михалкиной и введением в процесс нового адвоката Чепурной, судебные слушания по делу о покушении на Чубайса возобновились. Прокурор Каверин приступил к оглашению письменных доказательств. Письменные доказательства - приближение труда следователя к писательскому труду, те же творческие муки в сочинении обвинения, то же пылкое воображение, тот же направленный в заоблачные дали полет фантазии, те же слезы художника, что льет он над вымыслом и этот непременный без всякой двусмысленности порыв восхищения собой: "Ай, да я, ай, да сукин сын!..". И все это следователь творит, опираясь, как подлинный писатель-реалист, на факты действительной жизни, в практике уголовных дел именуемые экспертизами - дактилоскопическими, комплексными криминалистическими, биологическими, генетическими, взрыво-техническими, лингвистическими и многими, многими другими. Именно эти экспертизы, положенные следствием в основу эпоса в шестидесяти семи томах под названием "Уголовное дело о покушении на Чубайса", и предстояло огласить сейчас прокурору Каверину.
Экспертиза как факт - вещь неумолимая. Экспертизу, как правило, проводят ученые, специалисты своего дела. И если их выводы докажут причастность подсудимых к делу, опровергнуть такое доказательство невозможно. Присяжные посуровели, ожидая неумолимых фактов. В числе первых Каверин озвучил дактилоскопические экспертизы: "Оглашается дактилоскопическая экспертиза аккумуляторной батареи, ковриков-лежаков, телефонного провода и выключателя, полиэтиленовой сумки черного цвета с цветным узором, отрезка изоленты. Экспертам был задан вопрос: "Имеются ли на данных объектах следы папиллярных узоров рук?" Вывод эксперта: "На поверхностях объектов следов папиллярных узоров рук, пригодных для идентификации, не обнаружено и не выявлено". Судья Пантелеева свое явное разочарование утешает собственным глубокомысленно философским измышлением, адресованным присяжным заседателям: "Формулировка эксперта о том, что следов папиллярных узоров не выявлено, не означает, что таких следов нет вообще. Она означает, что по ним нельзя идентифицировать лиц, которые их оставили".
Скользнув взглядом по рядам присяжных, озадаченных таким глубокомысленным изречением, Пантелеева ударилась было в теоретические проблемы дактилоскопии: "Отпечатки пальцев - это пото-жировые выделения от пальцев рук, которые сохраняются на поверхности предметов. Аналогия бывает с кровью: когда есть лужа крови, но нет тех элементов крови, по которым можно судить, кому она принадлежит". Судья замолчала, пожевала губами, как бы ощущая послевкусие только что сказанного ею, неожиданно сочла на этом криминалистическое просвещение присяжных исчерпанным и предложила прокурору продолжать священнодействие. Каверин не преминул воспользоваться приглашением судьи: "Заключение дактилоскопической экспертизы ПСМ, газового пистолета "Вальтер", двух магазинов к ним, двух запалов, патронов, электродетонатора, обнаруженных в гараже Квачкова В. В. Вывод эксперта: на поверхности этих предметов следов папиллярных узоров рук не обнаружено и не выявлено".
Зал заволновался, как на футбольном матче после несостоявшегося пенальти. Но прокурор невозмутимо гласил дальше: "Дактилоскопическая экспертиза бутылок из-под водки и пластиковых бутылок из-под минеральной воды, пачек из-под сигарет, трех рюмок". Вот где пригодилась криминалистика: "Вывод эксперта: на поверхности бутылки под названием "На березовых бруньках" выявлен след папиллярного узора, оставленный большим пальцем левой руки Квачкова В. В., след на бутылке с минеральной водой оставлен не Квачковым В. В., а другим лицом, два следа с бутылки "Богородская мягкая" оставлены указательным и средним пальцами гражданина Яшина Р. П. Другие следы оставлены не Яшиным, не Квачковым, не Найденовым, а другими лицами".
Зал облегченно выдохнул: теперь точно стало известно, что водку на даче Квачкова пили сам хозяин дачи, напирая на бутылку большим пальцем левой руки, а собутыльником являлся Яшин, который прикасался к бутылке весьма оригинально - указательным и средним пальцами. Похоже, он за нее попросту держался, что не удивительно после трех принятых на двоих поллитр.
Прокурор же, как поднаторевший экскурсовод, намерен был и дальше удивлять зрителей научными изысканиями экспертов. Он подступил к оглашению взрыво-технических экспертиз. Сначала сухо поведал об экспертизе двух взрывателей от ручных гранат, найденных на даче Квачкова при третьем обыске. Вывод эксперта потрясал неоспоримой логикой, и прокурор ею явно гордился: "Это взрыватели ручных гранат". Поскольку БМВ Чубайса не гранатами закидывали, то предназначение взрывателей не обсуждалось. Затем последовало оглашение взрыво-технической экспертизы подрывной машинки, найденной в дачном гараже Квачкова. И снова эксперт блистательно доказал, а прокурор не без торжества озвучил его вывод: "Предмет является подрывной машинкой ПМ-4, изготовленной промышленным способом, и боеприпасом не является". Следующий объект взрыво-технической экспертизы и вовсе вызвал изумление аудитории. Это был прибор для установки электроуправляемых минных полей. Чего только не скопилось в дачном гараже Квачкова за годы службы! Но и этот предмет, по убеждению эксперта-взрывотехника, взрывным устройством не являлся, что прокурор и довел до сведения уже уставших разочаровываться слушателей. А ведь как заманчиво рисовало многим бойкое воображение: броневик главного электрика Чубайса несется по электроуправляемому минному полю и…
Но главная сенсация ждала нас впереди. Это была взрыво-техническая экспертиза взрывпакета, найденного в самой квартире Квачкова. Тут уж не отговоришься, что подкинули, - отличный вещдок, неоспоримый, и, главное, несомненно, принадлежит обвиняемому. Голос прокурора Каверина стал позвякивать металлом обвинения: "Выводы эксперта: этот предмет является взрывпакетом цилиндрической формы. При срабатывании взрывпакетов поражающих факторов не производится. Взрывпакеты применяются на войсковых учениях и не являются боеприпасами. Взрывпакет исправен и пригоден по назначению. Но! - прокурор на секунду умолк, чтобы присутствующие до конца прочувствовали трагизм. - Но! Если поместить взрывпакет в металлический корпус и подорвать, возможен разрыв металлического корпуса! С поражением людей! С летальным исходом!"
В свете оглашенной экспертизы для следователя, склонного к сочинительству, здесь открываются необозримые просторы творчества. Во-первых, взрывпакет можно привязать к ручной гранате, тогда летальный исход наверняка обеспечен. Во-вторых, взрывпакет легко приладить к мине-растяжке, тогда поражающий эффект еще сильнее. Наконец, взрывпакетом можно оснастить баллистическую ракету. Жертвы будут, как от оружия массового поражения. Вот что значит с умом и фантазией следователя использовать простой взрывпакет, применяемый на учениях и не являющийся боеприпасом!..
Настал черед молекулярно-генетических экспертиз. Вопросы, заданные эксперту, и оглашенные прокурором, звучали как-то юмористически: "Имеются ли на окурках с дачи Квачкова следы слюны. Если имеются, то принадлежат одному или разным лицам?" И, представьте себе, молекулярно-генетическое исследование показало, что "на всех окурках имеются биологические следы, которые принадлежат разным индивидумам". Факты - упрямая вещь, эксперт - молекулярный генетик - обнаружил, что "принадлежность слюны на окурках Квачкову В. В. исключена на 100 процентов". На те же 100 процентов эксперт исключил возможность курения на даче и для Найденова. Но зато совершенно точно было установлено, что сигареты курил гражданин Яшин. Прокурор убежденно зачитал научно обоснованный текст: "Вероятность принадлежности ему слюны на окурках - 99,999 процентов, то есть случайное совпадение возможно лишь одно на миллион жителей планеты".