- Поиск плавсредств в районе...
- Не обнаружили? Я тоже. Только что сел, перед вами. Затаились фашисты. Укрылись в базах, выжидают. Тем более с моря нельзя глаз спускать...
Ну вот. И отрицательный результат здесь расценивается как надо.
* * *
- Хо, Минаков! Откуда свалился?
Через секунду мы уже тискали друг друга в объятиях, хлопали по гулким кожаным плечам, отступали, узнавая и не узнавая... [14]
Василий Кравченко! Капитан... Вместе еще до войны служили...
- К нам? Насовсем? Молодчина! Вместе громить будем гадов... Давно вырвался с "тихого"?
С малой буквы - не океан. Хоть от него пошло. Тихим с начала войны мы прозвали свой Дальневосточный фронт, оказавшийся самым глубоким тылом. Кравченке повезло, вырвался на год раньше...
- Во, знакомься! Будете в одном звене, у них как раз не хватает... Дмитрий Бабий! Летчик от бога!
Бабий? Димка? Снова объятия. С Димкой дружили курсантами, парень что надо, душа, весельчак...
- Видал, Николай? - ищу взглядом Прилуцкого.
Но и штурман уже в окружении, тоже объятья, хлопанье по плечам...
- Братцы, чего новичков томите! Они же с задания, целое море ощупали, чтобы нам сделать втык... Айда в столовку!
- Какие они новички! Хлопцы из тридцать шестого! Вместе жару давали...
Вот оно - братство! Небесное, фронтовое! Стыдно вспомнить - летел как к чужим. Будто и раньше не приходилось садиться на чьих-то аэродромах. Не было случая, чтобы не встретил друзей...
Вечером с Димой бродили по опустевшим дорожкам, вспоминали былые годы. Ейское военно-морское авиационное училище мы окончили за полгода до войны. Дальше пути разошлись.
- Петю Игашева помнишь?
Как не помнить! Комсомольский вожак училища, спортсмен, певец, организатор самодеятельности... Все его знали, завидовали энергии, талантам - в любом деле первый! С виду не богатырь, но парень яркий - смоляные брови, такой же чуб... Внимательный, добрый...
- О его подвиге слышал?
- Ты с ним служил? [15]
- На Балтике, в первом минно-торпедном. Мехколонну бомбила их группа. Петр первым зашел, высыпал серию под ураганным огнем зениток. Тут же и на второй заход. А на него - три "мессера"... Он уж на боевом, не стал маневрировать. Стрелок-радист у него молодец был, Новиков, одному врезал, тот задымил. А два другие... Загорелся, пламя сбить - не выходит. И с парашютом нельзя - внизу немцы. Тут как раз "мессер" заходит спереди, добивать... Петр - ему в лоб. Таранил! А потом - на колонну немцев... Первый воздушный таран, совершенный бомбардировщиком! Неужели не слышал?
- Слышал немного... Я ведь на Дальнем Востоке полгода еще загорал... Красиво жил парень!
- И умер красиво! А знаешь, кем он до училища был?
- Ну?
- Не поверишь. Учителем в школе! Он же, помнишь, постарше нас...
Вот, значит, что. Самодеятельность, общительность, доброта... Первый в истории...
Молча прошли кипарисовую аллею, под ногами зашелестели тяжелые, кожаные листья магнолий, захрустели иссохшие свитки коры эвкалиптов - как вафельные трубочки с кремом, что у нас в городе появились в продаже перед войной. Да... Вот и здесь отдыхали люди. Бегали с полотенцами к морю, валялись на пляже, хвастались ровным загаром, по вечерам танцевали фокстроты и танго на той вон, наверно, дощатой площадке, под фонарями-шарами, висящими в ветвях платанов, как исполинские, солнцем напитанные плоды...
- Курорт, - угадал мои мысли Дима, - Аллейки, таблички, утром увидишь: "Ванны", "Солярий", как его... "Тер-ренкур"... Будто сезон окончился, разъехались люди по городам... Вдруг - посыльный. И спустя час - [16] молнии, шапки разрывов, вонь тротиловой гари в кабине, град осколков по плоскостям...
- На Балтике жарко было?
- Фашисты перли на Ленинград - страх божий! Пылища по всем дорогам, не видно конца... Мы по три-четыре вылета делали. На малых высотах, как штурмовики. Мазуренко Алешу помнишь? Пересел на Ил-2. Недавно Героем стал, слышал? Землячок твой Разгонин...
С Саней Разгониным дружили мы с малых лет. Вместе мечтали в родных Минводах о небе, вместе пошли в училище...
- Вся Балтика его знает! Мастер торпедных ударов, несколько крупных транспортов потопил. И Юра Бунимович...
- О себе расскажи, Дима. Сюда как попал?
- Сбили над Порховом, выпрыгнул с парашютом. Через фронт перебрался, вернулся в полк. Ну "безлошадник", направили в запасной, а оттуда...
Негусто. Но я еще днем у него под распахнутой тертой кожанкой приметил орден Красного Знамени...
- Экипаж подобрался - что надо! Штурман Лебедев Леонид, я тебя с ним знакомил, стрелок-радист...
- Что сейчас делает полк, Дима?
- Как сказать... Вроде как передышка. На разведку летаем, Черное море щупаем и Азовское, на "свободную охоту" с торпедами. Бомбим плавсредства у побережья Крыма, в базах... Сегодня вот на разведку летал. Возле Анапы прищучил нас "мессер", еле отбились...
Гвардейский порядок
На другой день капитан Матяш (адъютант эскадрильи, вместе с комэском и замполитом принимал вчера мой "двухэтажный" доклад) построил личный состав, доложил Чумичеву. Тот представил нас, объявил: [17]
- Штурманом в экипаж лейтенанта Минакова назначается старший сержант Сергиенко.
К этому я был готов. На Прилуцкого не рассчитывал: он постоянно летал с Осиповым, бывшим нашим замкомэском, тоже переведенным в гвардейцы, назначенным командиром звена.
- Стрелок-радист остается прежний. А воздушного стрелка выбирайте сами. Кто из резервных стрелков желает летать с лейтенантом?
В четвертом ряду поднялось несколько рук.
- Весь резерв, - пояснил Матяш.
Да, но как выбирать? Биографии спрашивать? А строй будет ждать? Задачка на пять минут. А от ее решения... Уж где-где, а в летном-то экипаже в самом буквальном смысле - один за всех. С семьей не сравнишь, там живут только вместе...
Оглядываю поочередно. Ребята как ребята. Все смотрят открыто, все вроде желают - хоть жребий бросай. А что? Ткнуть пальцем не глядя, в кого попало, по крайности не за что будет себя ругать.
Сзади начальство на психику давит, спереди - строй...
Вдруг почувствовал - кто-то дергает за рукав. Панов Коля! Смотрит на черноглазого, ниже всех ростом, и тот к нему тянется, молит...
- Старший сержант Жуковец! - выпалил, чуть не насильно притянув к себе и мой взгляд.
А что? Симпатичный парнишка. И фамилия... Лубенец - Жуковец. Судьба!
- Выбрали? - подталкивает комэск. В голосе теплые нотки, ясно, что адресованные не мне. - Должен предупредить, однако. Боевого опыта в качестве воздушного стрелка старший сержант не имеет. Подготовлен из оружейников.
Шанс отступить. Спросить: кто имеет?
Еще раз оглядываю паренька. Губы прикушены, в [18] черных глазах отчаяние. Сзади настойчиво шепчет какое-то слово Панов...
- Прошу зачислить во вверенный мне экипаж старшего сержанта Жуковца!
В глазах майора вчерашние огоньки. Сориентировались и тут, лейтенант?
- Ну что ж. Думаю, не ошиблись. Севастополец!
Вот оно, слово, что мне шептал Панов. И вчера слышал, от Кравченко и от Димы...
- Ну а с техническим экипажем и вовсе вам повезло.
Верю, киваю. И так задержал эскадрилью.
- Не дали маху насчет стрелка? - обернулся к Панову, когда разошелся строй.
- Нет, командир! Я тут вчера с ребятами... Тоже вот говорят - севастополец. Большое слово это у них!
Техник-лейтенант 2 ранга Михаил Беляков мне понравился сразу. По рукам видно - мастер.
- В порядке "пятерка", - заверил. О самолете, только что закрепленном за нами.
Представил своих подчиненных. Механик авиационный - старшина Павел Петров, моторист - сержант Петр Ястребилов. Оба севастопольцы, как и сам Беляков. Механик по вооружению - сержант Владимир Сергиенко, однофамилец штурмана; механик по приборам и электрооборудованию - старший сержант Леонид Клейман. Экипаж слаженный, вместе работают не один день.
Штурмана Гришу Сергиенко я знал давно - из нашего тридцать шестого. Даже летать приходилось вместе.
- Знакомьтесь с личным составом, сколачивайте экипаж, - сказал на прощанье Чумичев.
* * *
Это представлялось так: проверить подготовленность воздушного стрелка, сделать несколько пробных полетов с применением оружия на полигоне, доложить о готовности к выполнению боевых заданий. На все - день-два. Максимум три. Так обычно бывало. [19]
Получилось не так.
День проходит, другой...
- Как, лейтенант, с экипажем?
- Порядок, товарищ гвардии майор!
- Хорошо, продолжайте занятия.
Еще день, еще...
- Как экипаж, Минаков?
- В порядке...
- К зачетам готовитесь?
А? Только вслух не сказал, а рот так и раскрыл, наверно. Это что тут? Училище, курсы? Прямо же с боевого задания прибыл, сам он и похвалил за посадку, оценку еще спросил... по ориентированию. Это что же, выходит, не шутка? Все тут с оценками, что ли, у них?
Вдобавок загремел в наряд. Как "безлошадник" - дежурным по старту на аэродроме. Через день - снова. Еще через день. Другие летают, а ты выпускай, принимай. Красиво махай флажками. На перекурах выслушивай увлекательные рассказы - где что разбомбили, разведали, кто отличился...
Пошел к замполиту майору Стешенко. Как следует побеседовать, по душам.
- А, Минаков! Ну как, экипажем довольны?
- Спасибо, товарищ гвардии майор. Зашел вот узнать. Насчет приказа.
- Приказа? О чем?
- О моем переводе. В аэродромную команду. Без заключения медицины.
- А-а, - улыбается. - Вы садитесь! Без заключения, говорите? Садитесь, садитесь, вот табурет. Василий... Иванович, так ведь? Степан Афанасьевич. Да, так о чем... Ознакомились с экипажем, успели?
- С Пановым, стрелком-радистом, успел. За полсотни совместных боевых вылетов. Со штурманом тоже, хоть и поменьше. А вот с воздушным стрелком...
Смеется. [20]
- Боитесь, что вообще не придется? В воздухе, значит, привыкли знакомиться? Пятьдесят вылетов, говорите?
- Скажете, тут и за двести у многих?
- Не скажу. Пятьдесят - тоже немало. А вот поговорку одну напомню. Слышали, верно, - насчет порядка... Как у вас взгляд вообще-то на эту вещь?
- Положительный. Поэтому и пришел к вам. Боевого летчика отстранять от полетов...
- Ну уж и отстранять! Просто в воздух не выпускать без сдачи зачетов. Слышали о таком порядке?
- Вроде слышал. Давно. Года за два, дай память, еще до войны, когда и был выпущен в этот... воздух.
Ясно, что вел себя непозволительно вольно. Но перестроиться уже не мог. Да и какого черта, в самом-то деле...
Майор и не думал одергивать. Кивал, улыбался, будто и ему нравился разговор в таком тоне.
- В самом деле давненько. И, как я понял, ведь не у нас?
- Ах вон что! Другой у вас воздух. Атмосфера поделена. Может, и "эрликоны" у немцев - одни для гвардейцев...
- Не знаю, не знаю, - смеется, разводит руками, - насчет "эрликонов". А атмосфера... Что ж. В некотором смысле, возможно, и да. Несколько и иная. В отношении некоторых вещей. Ну вот, к примеру... Знакомая, верно, и вам картина? С опытом летчик, с боевым стажем, с самыми лучшими летными данными... И даже не то чтобы после ранения или из запасного, в тылу засидевшийся "безлошадник", а тут же вот и воюет, летает без перерывов, и вдруг...
- Проваливается на зачете?
В глазах замполита впервые мелькнула досада.
- На взлете. Буквально "проваливается" и...
- И что досадно - по самой элементарной причине! [21] - его же голосом подхватил. - Про триммер забудет или про шаг винта...
- Ну да, и про триммер.
- И это причина?
- А что, по-вашему?
- Что... Война!
- В самую точку попали, Василий Иванович! Правда, хотелось бы поконкретней.
Я заскрипел табуретом, готовясь подняться.
- Не торопитесь, - положил на колено мне руку. - Расставим все по местам. Во-первых, за триммер не я, а вы зацепились. Я это причиной не называл. Следствием, так разумелось скорее, поскольку об опытном летчике речь. Война, даже если конкретней - плохие аэродромы, перенапряженный режим полетов, - тоже никак не причина, поскольку взята за условие, так? Само собой разумеющееся в задачке. А вот теперь и вернемся к вопросу: так в чем же дело?
- Ну... в состоянии летчика.
- Во!
- А зачеты тут и помогут!
- Вовсе-то не помогут, но вероятность аварий снижают, как опыт наш показал. Как-нибудь загляните в штаб, убедитесь. Доказано по теории вероятности. И возражения исключены, ссылки на рост мастерства и так далее. Помогают! А чем объяснить... Ясно, что не в инструкциях дело, хоть, впрочем, и это... Наблюдали, чай, за собой? Раз пренебрег чем-то из-за условий, второй... А третий - уж без условий.
Я не мог не кивнуть.
- В аэроклубах зазнайством когда-то еще называли. Наивно, но дело-то не в словах. Обратная сторона навыка. Потеря чувства новизны, следствие безнаказанности... Но главное даже не в том. В психологической, что ли, зарядке. Вот последите потом, зайдете, поделитесь. Опыт ведь он по крохам накапливается... [22]
Вот так. Сам угодил в теоретики. В пользу зачетов. Но это уж по инерции иронизировал, а настроение... Черт-те что наболтал! Не было же у них недоверия, ни там еще чего - просто порядок. В чужой монастырь... Эту, наверно, имел он в виду поговорку. И что досадно - ведь сам все знал! Точно так же сказать бы мог и об авариях, и об опасных привычках... Знал и спорил, вот именно как мальчишка. Что он подумает, замполит? Воюют люди с начала войны, выводы сделать успели...
- Ну а когда зачеты, товарищ гвардии майор?
- Степан Афанасьевич. Думаю, скоро, война не ждет. Да и вы уже, вижу, дозрели.
- Как бы не перезреть, - все же не удержался.
- И это возможно. Обратная сторона. Сбить навык излишним контролем, уверенность подорвать... Впрочем, в вашем-то случае, как я понял...
Тоже в долгу не остался. Распрощались смеясь.
Уже в дверях вспомнил:
- Да, Степан Афанасьич... Если к зачетам готовиться, так зачем же в наряд через день? Или и это входит в психологическую зарядку?
Замполит оторвал взгляд от бумаг, серьезно подумал.
- А что? Вполне вероятно. Вот последите потом за собой...
В боевом строю
Обстановка на туапсинском направлении оставалась сложной. Противник готовился к наступлению, угроза его прорыва в город еще не была снята.
В деле снабжения войск 18-й армии, оборонявшей этот ответственнейший участок, важное значение приобретали морские перевозки. Корабли доставляли в Туапсе пополнение, боеприпасы и продовольствие, а разгрузившись, открывали огонь по сосредоточениям вражеских войск. [23]
Противник всячески стремился перерезать эту коммуникацию. Его подводные лодки рыскали у самого побережья; дошло до того, что одна из них всплыла и обстреляла из своих пушек поезд, шедший вдоль берега. Торпедные катера, базирующиеся в Киик-Атлама, в Феодосии и Анапе, производили ночные набеги на корабли и транспорты, курсирующие между Туапсе и Новороссийском.
Действия вражеских подлодок и торпедных катеров у береговой черты обеспечивали гидросамолеты "Дорнье-24". Держась вне зоны действия зенитных батарей, летая на сверхмалых высотах, они назойливо висели над морем, пока не появлялись наши истребители. Их приближение они улавливали своими бортовыми радиолокационными станциями и своевременно уходили в сторону моря. Выждав, появлялись снова. Цель их полетов была очевидна: получить сведения о выходе в море наших кораблей и конвоев. Дерзость гитлеровских летчиков доходила до того, что они садились на воду вне досягаемости огня с береговых постов и оттуда часами спокойно вели наблюдение.
Командование Черноморского флота принимало все меры, чтобы не допустить срыва морских перевозок вдоль побережья. Важнейшая роль в борьбе с обнаглевшим врагом отводилась морской авиации. Для борьбы с торпедными катерами и сидящими на воде гидропланами в нашем полку в кратчайший срок несколько самолетов было переоборудовано и вооружено реактивными осколочно-фугасными снарядами калибра 132 миллиметра. Особое внимание уделялось воздушной разведке. Она должна была вестись постоянно и целенаправленно. Штаб полка разработал план, предусматривающий систематические полеты самолетов-разведчиков в заданных секторах, на которые были разбиты требующие постоянного внимания районы моря и побережья. [24]
Дежурю по старту на аэродроме. Тишина. Все, кому назначено, вылетели, возвратятся не скоро. Неожиданных заданий не поступает. Вспоминаю вчерашний разговор с замполитом. Дело сдвинулось, завтра начнем тренировочные полеты. Потом зачетные. Проверяющий комэск. Как ни смешно, волнуюсь. Привычка? С детства, с экзаменов в школе, с первых полетов в аэроклубе, в училище... В общем, в крови. У каждого, верно. Заставь хоть и Чумичева, даже и командира полка...
В небе возникает знакомый прерывистый звук... Разведчик! Каждый день пролетает вот в это время, если есть видимость. Быстро свертываю посадочные знаки, вглядываюсь в слепящую синеву. Ну да, тем же курсом идет, на восток. Нас он обычно не замечает.
Но что это? Поворот... Захлопали зенитки. Ну да, сюда! От фюзеляжа отрываются черные точки...
Только и не хватало - погибнуть на аэродроме! Лежа на спине, рассчитываю, куда упадут бомбы. Целит в стоянку, вражина! Вроде с недолетом идут. Значит, здесь разорвутся, на старте...
Поворачиваюсь, прячу лицо в пыльную колючую траву, жарко нагретую солнцем. Свист обрывается, под животом дважды вздрагивает земной шар. В уши надавливает, как при большой перегрузке в полете...
Бух-ух!.. Комья земли, осколки... Все? Приподнимаю голову, вслушиваюсь. Перед носом, как ни в чем не бывало, ползут по стебельку две букашки с полированными крылышками. Вроде бы не свистит больше. Или оглох? Вскакиваю, ищу, где упали бомбы. Ну да, недолет! Не дотянул на боевом курсе фашист, с первого залпа зениток в штаны наложил. Или сам, или его штурман. А может, и оба...
Опять тишина. Птицы запели. Удивились, наверно, - гроза без дождя. Впрочем, гроз в эту пору уже не бывает... [25]
От стоянки идут краснофлотцы с лопатами - зарывать воронки. Махаю, чтобы помогли выложить знаки. Вот тебе и курорт?
* * *
И еще одна, вовсе уж не курортная, встреча. Как бы не с тем же самым фрицем. В порядке психологической подготовки, пошутил бы, наверное, замполит. Нам в тот момент не до шуток было...
Предстояло выполнить "слепой" полет. По приборам, в наглухо зашторенной кабине. Облачность была низкая, и мы со штурманом решили пробить ее. Уйти в сторону моря и уже там потренироваться.
Слой облаков оказался толстым. Высота полторы тысячи, две... Постепенно проясняется, но лечу еще по приборам. Вдруг крик:
- Командир, самолет!..
Ничего не соображая, моментально перевожу машину в горизонтальный полет.
- Ух! - голос штурмана. - - Заслонил все небо...
- Как привидение! - выдыхает Панов.
- В чем дело?
- "Юнкерс"... Чуть не таранили в брюхо! Прямо на него вырулили, - отдышавшись, объясняет Сергиенко. - Счастье, ты отдал штурвал, командир. Если бы отвернуть вздумал, непременно задел бы крылом...