Вспомнилось, что Барри и Анна перед нашим отъездом спорили, на какой машине ехать. Барри что-то говорил о чихающем моторе, а Анна твердила, что ее машина "засветилась" на парковке, и по пути будет полно разных станций обслуживания. Она права, ее номера наверняка уже считали, и станции были, мы даже заправились на одной из них и посетили туалет, но там не занимались починкой, а свернуть в большой центр рядом с границей Барри не сообразил. Вернее, от волнения проскочил его и вспомнил только на территории Саудии.
Будь мы на основной трассе, нас бы уже либо починили, либо эвакуировали. Но мы в стороне и помощь вызвать не можем. К тому же пока она прибудет, при такой температуре можно испечься.
Я раздела Салима догола, старательно обмахивала его журналом, но помогало это все меньше и меньше. Без работающего кондиционера машина быстро нагревалась на солнце.
Я выбралась наружу. Пекло, знойное марево и бе ло-желтый песок вокруг. В Руб-эль-Хали песок оранжевый или красный, в Катаре светло-желтый и белый. В обе стороны на сколько хватало глаз – пустое шоссе. По нему ездят машины, даже большегрузы, но только не после обеда в четверг, когда все правоверные давно дома готовятся к пятничному отдыху и молитве.
– Барри, что?
Тот развел руками:
– Не знаю, что-то с мотором. Не заводится.
– Может, толкнуть?
– Что сделать?
– Машина иногда заводится, если ее заставить двигаться.
– Как можно заставить двигаться заглохшую машину?!
– Барри, все просто: подцепить тросом к другой машине или немного потолкать сзади.
– К чему подцепить или чем потолкать, Амаль?
Я, стараясь оставаться спокойной, объяснила:
– Цеплять не к чему, ты прав. Но толкнуть сзади можно. Ты садись за руль, а я попробую толкать. Иногда пяти метров достаточно. – Чтобы придать вес своим утверждениям, я добавила: – В России так нередко поступают.
Салим уже плакал, но сейчас я не могла уделить ему внимание, нужно завести машину, иначе плакать придется всем троим.
Барри ахнул:
– Русская сообразительность!
Я была горда, выросший в системе тотального сервиса Барри ни за что не сообразил бы попытаться завести свою машину "с толкача".
– В таком случае ты садись за руль, а я буду толкать…
Но мы зря радовались, сколько ни толкали, возвращаться в рабочее состояние машина не собиралась. А температура внутри повысилась настолько, что пришлось открыть окна, чтобы устроить хоть какой-то сквознячок. Оказывается, все не так просто – приличные машины с передним приводом не заводятся с толкача. Честно говоря, я об этом не знала, поскольку приличной машины никогда не имела.
– Надо вызывать эвакуационную службу, – мрачно заявил Барри.
Он был прав, как это ни прискорбно, долго мы в таких условиях не выдержим. И Катар не Эмираты, возможно, на нашу машину не обратят пристального внимания. В любом случае ничего хорошего нас не ждет, но не погибать же в пустыне?
Я мысленно взмолилась:
– Господи, за что?! Если виновата я, покарай меня, но ребенка за что?! Он-то чем провинился перед тобой?
Барри взялся за телефон. Он прав, мы торчали посреди пустыни с заглохшим мотором уже больше получаса, пока приедет эвакуатор, пройдет еще немало времени, нужно вызывать помощь сейчас, чем бы это ни кончилось, иначе потом спасать будет просто некого.
Он уже набирал номер телефона, когда я увидела вдали на шоссе крохотную точку.
– Барри!
К нам приближался небольшой грузовичок далеко не первой молодости. Я выскочила на середину дороги и отчаянно замахала руками, словно он мог проехать мимо, не заметив.
Конечно, остановился, но водитель по-английски не разговаривал. Это неважно, он с полужеста понял, что машина Барри заглохла, заглянул под капот, что-то стал объяснять. Барри развел руками, тогда араб показал на мотор, а потом на песок, мол, набился, вот и нет контакта.
Дальше последовал интернациональный жест по скребывания пятерней затылка при раздумье и предложение зацепить нас тросом. Оставался вопрос, куда он нас потащит.
– Аль-Киранах!
Барри закивал и объяснил мне:
– Это на трассе Сальва за развязкой. Там есть автоцентр, я знаю.
Наш спаситель тоже закивал:
– Сальва, да, Сальва, – потом переспросил: – Сальва?
– Барри, он хочет знать, куда мы едем, не в Сальву ли?
Барри замотал головой:
– Нет, Доха.
Снова последовали радостные возгласы, потому я поняла почему – Киранах по пути на Доху.
Кондиционер не работал, пришлось открыть окна, помогало не очень, поскольку и ветер горячий, и ехали мы неспешно. Машина нашего спасителя и без того старалась, как могла, а он сам, высунув руку в окно, жестами показывал нам, что все хорошо.
Все познается в сравнении. Недавно ехавшие в прохладном воздухе кондиционера, теперь мы были рады и горячему в нынешней ситуации. Лишь бы ехать.
В Киранахе мы наконец сообразили познакомиться со своим спасителем. Барри ткнул себя в грудь, потом показал на меня:
– Барри. Анна.
Араб расплылся в улыбке, с гордостью сообщив:
– Саид!
От денег Саид сначала категорически отказывался, но потом взял, с изумлением взирая на доллары, поблагодарил и уехал, распевая что-то во весь голос.
Дальше ехали без приключений, но смена фильтров и приведение машины в порядок основательно нас задержали. Плюс невольная остановка в пустыне.
В результате мы подъезжали к Дохе в темноте. Рейс на Париж уже улетел.
В Дохе первым делом залезу под душ! – объявил Барри.
– Нет, мы сразу в аэропорт и на самолет. Первым же рейсом.
– Анна, я не могу. Устал неимоверно, нервы на пределе.
Я его понимала, но обрадовалась, что Барри назвал меня именем жены. Это хорошо, не собьется.
– Барри, ты молодец, сказал мне "Анна". А улететь надо как можно скорей. Вдруг они сообразят проверять аэропорты?
– Не сыпь соль на раны.
Я настояла и до самого аэропорта Дохи мы не останавливались.
– Барри, дорогой, потерпи, осталось не так много. И обратного пути тоже нет.
Он неплохо знал город и не стал пересекать его весь, мы проехали окраиной сразу к аэропорту Хамад на самом берегу залива.
Я видела фотографии аэропорта в Дохе, но было уже темно, в этом регионе темнеет рано и сразу вдруг, нет долгих сумерек, потому я ни на синюю многогранную "таблетку", ни на "пойманную волну", как называют здания аэропорта Дохи в путеводителях, не глянула. Не до окружающих красот, мне бы внутрь поскорей, да в самолет.
После пережитого кошмара с побегом и застрявшей в пустыне машиной казалось, стоит ступить на борт самолета, и я спасена.
В зале на табло первый же рейс – в Москву! Увидела – чуть не заплакала, а услышав русскую речь (какие-то спортсмены возвращались с соревнований) и вовсе закусила губу. Так хотелось броситься к ним с криком: "Ребята, возьмите нас с собой! Мы в сумках ваших готовы лететь и в багажном отделении".
Стояла и с тоской смотрела на веселых, молодых, сильных, болтающих по-русски, пока Барри не спустил с небес на землю, напомнив, что нам пора выбирать рейс. А что выбирать, если кроме Москвы ближайшие в Эр-Рияд (только не туда!) и в Лондон.
Это мне категорически не подходило. Но и ждать завтрашнего рейса в Париж я тоже не могла. Барри уже переживал из-за оставшейся без документов Анны.
– Давай я утром отвезу тебя в посольство в Дохе. Не знаю, где оно, но, думаю, не проблема найти. Это, конечно, плохой выход, но все же лучше, чем никакого.
Почему мы не посмотрели заранее рейс из Хама да, непонятно. Узнали только о парижском и успокоились. Были настолько зациклены на прохождении границ и опасности оказаться узнанными на территории Эмиратов и Саудии, что об остальном забыли. Думали, попади мы в Катар, и остальное сложится само собой.
Все решил звонок Анны.
Она старалась говорить спокойно, но это плохо удавалось. Бедная женщина сообщила, что ей позвонила соседка и сказала, что к ним приезжали какие-то люди, долго звонили в дверь и ходили вокруг дома, разглядывая машину Анны.
Это означало одно: нас все-таки вычислили по видео из парковки комплекса! Анна умоляла мужа поскорей решить все вопросы и возвращаться с ее документами. Или хотя бы просто вернуться!
– Барри, я боюсь!
Он обещал…
Я понимала, что это конец. Барри должен возвращаться, чтобы не попали в беду его жена и дочь, и я не могу его остановить, не имею права ждать еще чего-то, они и без того сделали для меня слишком много.
– Аня, я не знаю, что делать… Мне нужно домой, чтобы не погубить жену.
А я вдруг увидела на табло рейс на Дамаск, посадка на который через два часа, и обратный, который прибывал… Судорожно пыталась посчитать вылет-прибытие и поняла, что между этими рейсами там, в Сирии, есть время.
– Барри, ты все равно не сможешь ехать ночью, нужно отдохнуть и поспать. Отвези меня в Дамаск, я оплачу все расходы. Ты поспишь в самолете и тут же вернешься обратно. А утром уедешь.
Он посмотрел на табло и понял логику моих рассуждений. Все верно, только это вынуждало его тащиться со мной в Сирию, в то время как его собственная Аня тряслась от страха в Дубае.
– Барри, если бы меня пустили в самолет без документов или по моим… Или можно было вернуть тебе Анины обратным рейсом.
Он протянул ко мне руку:
– Дай-ка Анин паспорт…
Я отдала, что еще я могла сделать?
Барри заглянул в раздел виз, о чем-то подумал и отошел в сторону, попросив меня посидеть. Я понимала, что, если сейчас он вдруг отправится к выходу, останавливать не буду, это было бы нечестно.
Но Барри не ушел, он кому-то звонил, что-то объяснял, что-то записывал. Неужели нашел какой-то выход?
– Что ты будешь делать в Дамаске?
– Там много наших. Там есть шанс выбраться в Россию.
– Я хотел отправить тебя в Бельгию.
Я вздохнула:
– Не до Бельгии, Барри. Отсюда выбраться бы.
– Хорошо, слушай меня внимательно.
Он сказал, что со мной не полетит, но отправит меня с документами Анны и их малышки. Сам вернется в Дубай ближайшим рейсом. В Дамаске меня встретит Леон, который уже выезжает туда из Бейрута специально ради этого. Я должна отдать ему документы, а дальше уж как знаю сама.
– На стоянке у аэропорта найдешь машину с вот такими номерами, в ней Леон. Если заблудишься, позвони вот по такому номеру… Леон привезет мне документы в Дубай утром. Аня, если Леон до семи утра не получит от тебя документы, я буду вынужден объявить, что они похищены. Ты меня поняла? Не оставайся в Дохе, это смертельно опасно для тебя.
– Почему я должна остаться, если до смерти хочу улететь?
– Не пропусти рейс, не проспи, не попадись, в конце концов! Твой рейс позже моего, ты будешь одна.
Я вспомнила о деньгах:
– Барри, возьми деньги за билеты. У меня наличные есть.
Он отказался, но посоветовал вернуть стоимость билета Леону, тот ведь не обязан по ночам ехать из Бейрута в Дамаск, а потом лететь в Дубай.
Прощаясь, Барри попросил:
– Аня, будь как можно осторожней.
Я от души поцеловала его в щеку:
– Барри, что бы ни случилось, я всегда буду благодарна вам с Анной и ни за что вас не выдам. Ты делай, как тебе лучше.
Он ушел на посадку, а я осталась – одна в совершенно чужой стране с чужими документами и маленьким сыном на руках, который в документах числился девочкой.
Малейший сбой грозил катастрофой, я вздрагивала от каждого громкого слова или чужого голоса. Объявления по аэропорту едва не вызвали истерику. Я, мусульманка, не только с открытым лицом и телом, но и с крестиком на шее! Вот это даже в достаточно свободном и разумном Катаре было настоящим преступлением, не говоря уж о том, что я увезла сына от отца и пересекла границу по чужим документам.
Но я знала одно: пока я жива, сына из рук не выпущу и ни слова не скажу об Анне и Барри.
Салим вел себя так, словно понимал, что решается наша с ним судьба. С самого утра ребенок только ел, спал и спокойно взирал вокруг. Поплакал совсем немного, когда было уж очень душно во время стоянки в пустыне. Он не возражал против долгого и трудного пути в машине, не капризничал, когда ему не давали спать, кормили как попало, когда несли, везли и подолгу не меняли памперс.
Проводив Барри, я отправилась в комнату гигиены приводить в порядок своего ребенка.
Девушка-служащая помогла мне помыть Салима, сменить памперс, покормить… Я не скрывала, что это сын, ведь здесь не требовали документы. Пока занималась сынишкой, началась регистрация на мой рейс. Я слегка расслабилась, спасение казалось таким близким…
И только увидев перед собой очередь на регистрацию, вдруг сообразила, что в сумке лежит мои российский паспорт и документы Салима. Что, если начнут досмотр? Проверяли не все сумки, но ведь проверяли!
Пришлось срочно делать вид, что у ребенка проблемы и снова исчезать в комнате гигиены. Девушка удивилась:
– Нужно сменить памперс?
Единственное место, где я могла спрятать документы, надеясь, что их не обнаружат сразу – именно памперс Салима. Но как это сделать при такой помощнице?
– Можно вас попросить о помощи? Вы не принесете мне бутылку воды из вон того магазина?
– Зачем из магазина? У нас есть своя…
Я успела засунуть все сыну в памперс, поцеловав его в нос:
– Потерпи, родной. Так надо.
Спустя десять минут я похвалила себя за предусмотрительность – сумки проверяли. Найди таможенники там мои документы, это был бы крах!
– Миссис, вы помните, что ваша сирийская виза заканчивается послезавтра?
Хотелось сказать, что она нужна мне только на несколько часов, но я важно кивнула:
– Да, конечно, но я только увижусь там с родственницей и полечу дальше.
– У вас есть билет на следующий рейс?
Вот кто тянул меня за язык, а?! Но я выпуталась:
– У меня нет, он куплен там. Мы полетим в Париж вместе.
Я чуть изменила позу, и строгой таможеннице стал виден мой крестик. Снова сработало. Губы чуть презрительно дрогнули, и над рамкой загорелся зеленый свет – путь свободен.
Еще одним испытанием оказался досмотр моих немногочисленных вещей. Чтобы не выглядело странным, что у меня с собой только подгузники и ползунки, мы сложили в чемодан кое-какие носильные вещи Анны и уже в Дохе сунули туда же мои абаю и никаб, оставлять их в машине Барри было опасно.
Именно эти вещи привлекли недоуменное внимание девушки-контролера. Я объяснила:
– Взяла подруге в подарок.
И снова обругала себя за суету. Пришлось добавить:
– Я в Дубае так привыкла к абае, что чувствую себя без нее раздетой.
Это было правдой, как и то, что я раздета по местным меркам.
Она не имела права что-то отвечать, но не выдержала:
– Так почему не носите?
Я доверительно объяснила:
– Ребенка кормить неудобно.
– Вы кормите?
Дальше последовал жест, разрешающий пройти. Иногда можно и поспекулировать малышом.
Что могло еще произойти, если я уже прошла все проверки и осталось только улететь? Я почему-то была уверена, что в Дамаске помогут, обязательно помогут.
Но оказалось, все далеко не закончено, Эмираты не собирались меня отпускать.
Самолет Эмиратских авиалиний, тех самых, на собеседование которых я не явилась, застряв в гареме Сауда. Меньше всего мне хотелось лететь самолетом этой страны, хотя они одни из лучших. Просто пока я на их борту, я все еще во власти Эмиратов, во власти Дубая. И семьи Сауда тоже.
Барри взял мне билет бизнес-класса, во-первых, так спокойней, во-вторых, Анна не летала иными, в-третьих, приличных в эконом-классе просто не было. Думаю, он и не спрашивал.
Приветливые девушки с белыми шарфиками, свисающими сбоку из красных шапочек-таблеток – изящная находка и фирменный знак арабских авиалиний… Я могла бы носить такой же, но вместо этого носила абаю и бриллианты. Казалось, каждый шаг по трапу приближает меня к спасению, но…
На верхней ступеньке рядом с двумя другими девушками стояла… о нет, только не это! Марина одна из тех, кого мы встретили у фонтана в последний день моей свободы. Она узнала меня, явно узнала, потому, что смотрела изумленно.
А мне понадобилось усилие, чтобы не броситься бежать. Вторая девушка вежливо поинтересовалась, бизнес или эконом-класс, подхватила мою сумку и проводила на мое место. Бизнес-класс был практически пуст, Дамаск не то место, куда часто летают состоятельные катарцы, во всяком случае, в свой выходной.
Теперь моя судьба была в руках Марины, которая наверняка знала, что я не та, за кого себя выдаю.
Хотелось плакать. Ну сколько же можно?! Когда же я наконец смогу вырваться на свободу из этого бесконечного лабиринта нестыковок, сложностей и опасностей?
Она обязана сообщить о несоответствии на борту, поскольку в списках пассажиров я числилась под чужим именем. Если Марина этого не сделает, и все раскроется, ее не просто уволят, она может жестоко поплатиться. Конечно, я буду до конца отрицать свое малейшее отношение к России и самой Марине, но это означает проверку и дотошный досмотр. Вот тогда и выяснится, что моя дочка в действительности сын, а я перекрашенная в черный блондинка. И пойдут прахом все усилия и переживания.
Обидно, в двух шагах от спасения потерпеть такое фиаско. Судьба почему-то упорно не хотела, чтобы я возвращалась к прежней нормальной жизни. Рок какой-то!..
Марина появилась в салоне сразу после взлета, предлагая напитки, склонилась ко мне и тихо поинтересовалась:
– Аня?
Я с изумлением переспросила:
– What?
Она извинилась, хотя я сомневалась, что поверила. Немного погодя, встав так, чтобы ее было видно только мне и встретившись со мной взглядом, Марина едва заметно вопросительно кивнула головой. Я также едва заметно отрицательно покачала. Она согласно прикрыла глаза.
Не выдаст…
Это означало, что для моего спасения еще один хороший человек рискует своей если не жизнью, то карьерой.
За время полета она подходила еще дважды, но не уделяла мне особого внимания. И все равно я боялась, очень боялась. Одно ее неосторожное слово даже не таможне, а просто своим подружкам, и меня ждал кошмар.
…Из самолета я выходила одной из первых, нервы не выдержали такой нагрузки. Марина у трапа приветливо улыбалась всем. На пожелание счастливого пути я с особенным удовольствием ответила:
– Спасибо!
Она снова прикрыла глаза…
Таможню прошла спокойно, здесь знали, что в Катаре очень строго следят за пассажирами и багажом, можно не перепроверять. Шаг… еще шаг… мы в Сирии! Хотелось сесть и просто поплакать, но я взяла себя в руки, нужно срочно найти автостоянку, а потом машину с определенным номером.
Но искать не пришлось.
– Анна!
Я вздрогнула от своего имени и тут же увидела, что мне машет рослый мужчина европейской внешности.
– Здравствуйте! Я Леон.
– Как вы меня узнали?
Он улыбнулся:
– Я знаком с настоящей Анной. Как же вы похожи!
– Только я сероглазая блондинка.
– Как вы попали в такую историю?
Я махнула рукой:
– Долго рассказывать.
– Да, вы правы, спрошу у Барри. Давайте документы, мне пора.