Но, может быть, и это все-таки было важно, поскольку тоже выразило время? Ведь именно здесь, на прославленном ростовском заводе (о, где теперь его слава?), выездной пленум Союза писателей РСФСР заметил и выделил незаурядное дарование Бориса Примерова. И не кто-нибудь, а друг великого Шолохова взялся напутствовать первый его сборник. А к Шолохову в Вешенскую, чтобы услышать напутствие советского классика, молодые писатели и поэты по инициативе ЦК комсомола прибудут вместе с первым космонавтом планеты. Составителем же и редактором следующей, второй по счету книжки Бориса Примерова, которая выйдет в знаменитом московском издательстве "Молодая гвардия", станет один из талантливейших и уже всесоюзно признанных к тому времени советских поэтов - Владимир Соколов…
Писал, как жил
Но что же произошло потом, что случилось? Почему рухнула страна, а некоторые из тех талантов оказались поставленными перед роковым выбором - жить или умереть?
Трудные вопросы. На них отвечают или пытаются ответить по-разному. Ответил в "Молитве" по-своему и Борис Примеров. Взывая, чтобы вернулись Советы и Советский Союз, поэт тем самым твердо сказал: в основе, принципиально и кардинально, они как таковые ни в чем не виноваты. Ни Советская власть, ни Советский Союз, исконная справедливость которых для него несомненна. Значит, вина - в извращениях и упущениях, приведших к трагедии великой страны.
Сам он, вплоть до этой трагедии, прожил жизнь абсолютно советского человека. Я говорю словами ближайшего друга его. Именно так Аршак Тер-Маркарьян сказал, а затем в разной связи повторял: абсолютно советский!
Но как это понимать? В чем советскость? Если мы возьмем творчество Бориса Примерова - могучее и тонкое, дышащее природной духовной силой и невероятно нежное, - не найдем и следа конъюнктурности, "подделки под власть". Вот Евтушенко и Вознесенский писали "Братскую ГЭС" и "Лонжюмо", "Казанский университет" и "Секвойю Ленина". У Примерова нет таких стихов. Но нет у него и кукиша в кармане, который держали до поры до времени те, другие. А потом вдруг предстали в диаметрально ином обличье…
Так, может быть, советскость в полном смысле слова - это прежде всего честность, совестливость, искренность, отсутствие корысти и хищничества, которые столь ярко продемонстрировали на сломе времен былые эстрадные лирики?
Он, предпочитавший всегда образно-метафорический язык, избегал прямых и громких деклараций. Однако иногда вырывалось. И вот среди головокружения весенней природы в его строках, где "Буйно зеленеющие птицы / Перышки почистят ветерком, / Снимутся с полей, пойдут кружиться / Над селом, над рощей, над прудом", читаю то, что вырвалось напрямую:
И плевать мне на твое богатство,
Золото, алмаз и серебро,
Звездное космическое братство
Мне дарует вечное перо…
Это вовсе не было бы гарантией бескорыстия, поскольку что-нибудь подобное можно найти в стихах людей отнюдь не бескорыстных, но в данном случае поэзия и жизнь совпадают. И когда я слышу про его "безбытность", про увлеченность книгами, на которые тратил все свои гонорары, про уникальную библиотеку, которую собрал, а с другой стороны - про полное равнодушие к рекламе, или, говоря нынешним языком, "пиару", все более убеждаюсь, насколько искренним и достоверным он был в поэзии своей.
Тер-Маркарьян восхищается:
- Эрудит, энциклопедист! Вы даже не представляете, как он знал русскую историю: добирался до таких глубин, о которых никто в его окружении понятия не имел. Философией всерьез занимался. А знание мировой живописи, той же музыки!.. В софоновском "Огоньке", до Коротича, у него печатались изумительные статьи о русских певцах и художниках. Собрать бы их да издать книгой, другой на его месте так и сделал бы. Но… непрактичный человек.
- А за границей бывал?
- Был. Во Франции, с писательской делегацией. Особых восторгов, впрочем, как от некоторых других, я от него в связи с этим не слыхал. Да и не замечал, чтобы рвался он за границу. В этом тоже соответствовал своим стихам. Писал так, как жил, как чувствовал:
Я Русь люблю! А кто не любит?!
Но я по-своему, и так,
Что слышат всю Россию люди
На песенных моих устах.Я к Дону вышел.
И отныне
В неподражаемом числе
Необходим я, как святыня,Одной-единственной земле!
И я не жажду поцелуя,
Я сам, как поцелуй, горю.
И нецелованным умру я,
А может, вовсе не умру.
Гибель, ставшая протестом
Он умер. Но сама смерть его и оставленные им стихи убеждают в том, что Борис Примеров не умрет. Это сейчас вы не слышите о нем ничего по телевизору, не видите его книг, даже, возможно, впервые узнаете, что был такой поэт, хотя его место в ряду выдающихся поэтов Отечества. Просто сейчас на слуху другие имена и стихи. Причины понятны: пока еще далеко не для всех наступило время опамятования.
Однако оно неизбежно придет. И когда отринута будет массированная антисоветская клевета, когда большинство наших сограждан захотят непредвзято увидеть, разобраться, понять, что такое была на самом деле Советская страна - первая в мире страна социализма и как ее уничтожили, без свидетельств Бориса Примерова и трагической его судьбы не обойтись.
Речь ведь не о том, что советская жизнь была беспроблемно блаженной. Были проблемы, и очень серьезные; были трудности, и весьма нелегкие. Он, Борис Терентьевич Примеров, все это видел, переживал. На естественном стремлении людей к лучшему и на доверчивости нашей сыграли враги.
Вы помните, какой чуть ли не всеобщей эйфорией начиналась так называемая перестройка?
- Когда восходил Горбачев, - рассказывает Тер-Маркарьян, - мы с Борей оказались однажды в родном Ростове. И вот в гостях у заслуженного художника РСФСР Александра Сергеевича Кулагина, уважаемого нами человека, фронтовика, смотрим телевизор. Смотрим и восторгаемся: до чего же обаятелен новый лидер страны! Без бумажки говорит, да так увлекательно… А хозяин мастерской, где мы сидим, вдруг обрушивает на нас холодный ушат: "Чему радуетесь? Я художник, физиономист. Прямо вам скажу: это - сволочь. Вы еще попомните меня…"
Ох, действительно попомнили! Осознание коварного, страшного обмана происходило не сразу и не у всех. А финал подчас был трагическим.
Осенью 1991-го, после антисоветского переворота в августе, поэт фронтового поколения Юлия Друнина выдохнет из глубин души:
Как летит под откос Россия,
Не хочу, не могу смотреть!
Она, много раз видевшая смерть в лицо на фронте, но не павшая духом, теперь сводит счеты с жизнью, добровольно ее покидая. Такова сила нравственного потрясения, которое эта мужественная женщина не в состоянии перенести.
А осенью 1992-го лег под поезд защитник Брестской крепости Тимерян Зинатов. Погиб, оставив записку с проклятиями ельцинско-гайдаровским властям, которые уничтожили Советский Союз и поставили народ на колени.
Еще через год, когда кровавые тучи сгустились над Домом Советов, ставит "точку пули в своем конце" третий мой знакомый ветеран Великой Отечественной - писатель Вячеслав Кондратьев. Все ведь сильные, немалодушные, а вот не выдержали…
Борис Примеров, о чем я уже сказал, был среди защищавших Дом Советов. Он мог погибнуть на баррикадах, как многие его товарищи, но тогда судьба сберегла поэта. Только жизнь стала теперь для него совершенно невыносимой.
- С тех пор, по-моему, я ни разу не видел улыбки на его лице, - вспоминает Аршак Тер-Маркарьян. - Он был задумчивый, мрачный, мои попытки преодолеть такое настроение кончались ничем. Об утвердившихся властителях он говорил с крайним неприятием. Торжество грабителей, хищников, торгашей вызывало у него отвращение. Спрашивал меня иногда: "Ты хоть понимаешь, Аршак, в какой стране мы жили? Понимаешь, что такое Советская власть, социализм, коммунизм?.."
Пятого мая, в День советской печати, двое друзей по давней традиции встречались, чтобы отметить этот праздник. В последние годы отмечали игрой в любимые шахматы. Вот и на сей раз договорились встретиться у Аршака в редакции "Литературной России".
Но в назначенный час друг не пришел. Ждал Аршак, а его все не было. Свалившееся потом известие ужаснуло…
Нет, не сами они убили себя, Друнина и Зинатов, Кондратьев и Примеров. Их убила бесчеловечная антисоветская жизнь, которую они не смогли принять и против которой протестовали всей душой. Так что уход, сопровождавшийся проклятиями этой якобы жизни, стал актом их борьбы - пусть, разумеется, и не образцовым для других. Но звучит же и будет звучать голос поэта сквозь годы: "Боже, Советскую власть нам верни!" И тут уж есть полная гарантия, что это - не конъюнктура в угоду кому-то, а воистину голос сердца.
Борис Примеров оставил нам свою мечту о прекрасной стране, в которой жил и возрождения которой желал страстно. Послушайте его:
Когда-нибудь, достигнув совершенства,
Великолепным пятистопным ямбом,
Цезурами преображая ритмы,
Я возвращусь в Советскую страну,
В Союз советских сказочных республик,
Назначенного часа ожидая,
Где голос наливался, словно колос,
Где яблоками созревала мысль,
Где песня лебединая поэта
Брала начало с самой первой строчки
И очень грубо кованные речи
Просторный возводили Храм свобод.
Там человек был гордым, будто знамя,
Что трепетало над рейхстагом падшим
И обжигало пламенем незримым,
Как Данту, щеки и сердца всерьез.
Какая сила и какая воля
Меня подбрасывала прямо к солнцу!..
Разные способы есть для молодых узнать про атмосферу невиданной ими страны. Слову такого поэта, как Борис Примеров, нельзя не верить. И можно ли нам, кому дорого свершенное в той стране, всеми силами не стремиться к ее идеалам, всей нашей борьбой не приближать их осуществление?
Глава третья
Кокетливый автопортрет власти на фоне народного вымирания
Несколько вопросов российского гражданина президенту страны в связи с выходом в свет его новой книги
Эти мои вопросы в форме открытого письма президенту Б. Н. Ельцину газета "Правда" опубликовала в мае 1994 года. Какое это было время? Еще не остыла в травмированном сознании многих и многих кровь невинно расстрелянных в Доме Советов и возле него. Даже некоторые из тех, кто способствовал установлению новой власти, ужаснулись. Диссидент Андрей Синявский, обращаясь из-за рубежа к российскому президенту, возгласил: "В монастырь, грехи замаливать!"
Но Борис Николаевич в монастырь не удалился, как не лег он и на рельсы, что во всеуслышание обещал сделать, если допустит хоть какое-то снижение уровня жизни народа. А между тем этот уровень не просто снизился - он катастрофически упал. И результатом стало стремительное возрастание смертности в стране. К весне 1994 года она по сравнению с временем советским увеличилась в полтора раза! Около миллиона человек в год уходило теперь из жизни, которую и жизнью-то для большинства назвать уже было нельзя.
А что при этом главный руководитель страны? Он не с теми, кто бедствует и вымирает. Не с большинством, а с кланом благоденствующих, купающихся в роскоши, которые без стеснения тычут в лицо стране свое неправедно обретенное богатство. И он спокойно выпускает вторую книгу под своим именем, где говорится о многом и разном, но про растущее вымирание народа даже не упоминается. Самовлюбленно и бесстыдно нарисован на страницах "Записок президента" эдакий кокетливый автопортрет борца-человеколюбца, сквозь который, впрочем, проглядывает вовсе не человеколюбивое нутро.
Это и побудило меня иронически, с трудом сдерживая кипящее негодование, задать президенту некоторые вопросы. Далеко не все - вопросов было так много, что не перечислить. На ответ не очень рассчитывал, но молчать не мог.
Ответа и не последовало. А курс на уничтожение народа собственной страны - курс, выгодный кому-то, но не России, - продолжался. Пройдет немного лет, и когда коммунисты в Госдуме поставят вопрос об импичменте президенту Б. Н. Ельцину, одним из пунктов обвинения станет геноцид.
Итак, мое письмо года 1994-го как документ времени.
Господин президент!
На торжественной презентации, показанной по телевидению, о вашей новой книге говорилось, что ей суждено стать бестселлером.
Наверное, так и будет.
"Записки президента" - это действительно интересно для многих. Ведь многим хочется узнать подробности об участии первого лица государства в главных событиях нашей жизни за последние годы. Причем узнать не от кого-нибудь, а от этого самого лица.
Ценно и то, что содержащаяся в книге информация снимает массу вопросов.
Например, я все-таки сомневался, когда слышал, будто президент США звонит вам по разного рода "кадровым" делам. Считал, это уж слишком.
А оказывается - так и есть: "За несколько дней до начала седьмого съезда мне позвонил Буш. Он просил меня не отдавать без борьбы Гайдара и Козырева". Хорошо, что просил, а не приказал. Но все равно после этого окончательно ясно: Гайдару логичнее называть себя не "Выбором России", а "Выбором Америки". Вопросов тут теперь нет.
Но, ответив на одни вопросы, книга породила немало других. Позвольте некоторые задать вам.
О стране
Одна из центральных глав книги называется "Крах империи".
Это - о 19–21 августа 1991 года, когда, как вы пишете, "рухнула последняя империя". И добавляете: "событие глобальное, планетарное".
Что ж, версия не нова. "Крах", "рухнула" - все это сказано как о великом благе. Но…
Дальше, где дается оценка действиям членов ГКЧП, читаю у вас совсем иное: "Эти люди и решили нашу судьбу на долгие годы вперед. Их надо "благодарить" за распад Союза, за связанную с этим страшную драму общества".
Какова же в конце концов ваша истинная трактовка случившегося? Что произошло - крах империи, которую, помнится, кое-кто называл даже империей зла, или распад Союза? Великое благо это или страшная драма? А если драма, неужели вы до сих пор не признаете, что сыграли в ней далеко не эпизодическую и отнюдь не положительную роль?
О народе
Вы шли к власти, борясь за интересы народа. Против корыстной номенклатуры. Во всяком случае, такими были лозунги. А что теперь?
Извините за длинную цитату, но она представляется мне принципиально важной: "Однажды я проезжал на машине мимо митинга национал-патриотов или коммунистов - не знаю уж, кого было больше. Кажется, коммунистов. Останавливаюсь. Смотрю: стоит пожилая бабка, в руках полотнище - красный флаг, и она машет им, как маятником, будто ее кто дергает за веревочки. Вяло так, монотонно и приговаривает при этом: долой, долой… Я попросил Коржакова подойти к ней и спросить: кого долой-то? Он подошел, спросил, она в ответ: да пошел ты!"
Поразительная, скажу вам, сцена и поразительно написана. Чего стоит одно это выражение: "пожилая бабка". Не только потому, что молодых старушек не бывает. Но - бабка! Написать такое о старой и, судя по всему, несчастной женщине… Назвать ее не бабушкой и даже не бабулькой, как насмешливо именуют таких женщин "новые русские"…
А ведь вполне может быть, что она ровесница вашей мамы, о которой вы пишете с такой теплотой и памяти которой посвящаете книгу. Переживания матери президента, на которого нападает "проклятый съезд", понятны и должны вызвать сочувствие. Но отчего вы не захотели понять переживания той, другой старой женщины - с красным флагом? И неужто в самом деле не дошло до вас, кому адресовалось это ее "долой" и почему?
Вашу маму, как вы сообщаете, похоронили на Кунцевском кладбище в Москве.
А многие старики (да и молодые, люди среднего возраста!) сейчас даже не уверены, что их более-менее нормально похоронят, потому что нет денег на гробы и могилы. Родственники отказываются от покойников, которых все больше и больше. По иронии судьбы в том же номере "Аргументов и фактов", где опубликована глава о вашей маме, есть такая заметка: "До 120 человек в неделю вывозят петербургские катафалки на безымянные кладбища. Похороны, которые стоят ныне от 300 тыс. руб., грозят многим семьям полным финансовым крахом".
Вы знали об этом? Если не знали, та женщина могла бы вас просветить. Но вы сами даже не подошли к ней - так сказать, представительнице народа. Послали начальника своей службы безопасности Коржакова, представителя новой номенклатуры. Так за кого же вы теперь, Борис Николаевич? Или считаете, что народ - это только чиновники да банкиры? А с другими-то встречаетесь, разговариваете хоть иногда, интересуетесь, как они живут? Что-то из книги этого не видно.
О себе
Лично о себе вы рассказали немало. Причем с большой любовью и нескрываемым сочувствием. Особенно в острые, критические, переломные моменты.
Возникает в описании вашем образ человека очень мужественного, но и ранимого.
Вновь вспоминаете пленум Московского горкома партии, куда вас привезли "прямо с больничной койки и в хорошем партийном стиле топтали несколько часов".
Вы подчеркиваете: "Я не выношу обстановки публичного наскока. Когда бьют с разных сторон, все вместе".
Вот эпизод, связанный со Съездом народных депутатов.
"В тот вечер, 9 декабря, после очередного заседания я вернулся на дачу не поздно. Увидел глаза жены и детей. Рванул в баню. Заперся. Лег на спину. Закрыл глаза. Мысли, честно говоря, всякие. Нехорошо. Очень нехорошо.
Вытащил меня из этого жуткого состояния Александр Васильевич Коржаков. Сумел как-то открыть дверь в баню. Уговорил вернуться в дом. Ну, в общем, помог по-человечески".
Подобные "жуткие состояния" переносить тяжело, что говорить. Но умеете ли вы проникнуться чувством другого человека, если он оказывается в аналогичном состоянии? Можете ли быть терпимым?
О кадрах
Такие мои вопросы не случайны. Вы сами подсказали их своим обстоятельным рассказом об отношениях с разными соратниками. Интересная деталь. Подбирается кандидат на должность спикера парламента. И на что же вы обращаете внимание прежде всего? "Тогда Хасбулатов казался умным, интеллигентным человеком. И тихим. Главное - тихим".
Значит, это главное…
Подбирается другая кандидатура - председателя Конституционного суда. "Валерий Дмитриевич был одним из членов Конституционной комиссии. Причем - самым незаметным. Самым скромным… Тоже тихий, порядочный интеллигент".
Тихие, послушные, покладистые по первому впечатлению, они на поверку оказались и независимыми, и твердыми. Как сами вы в собственном представлении, Борис Николаевич?
Но… примечательный у вас на это взгляд. Вот ваш комментарий к одной из напряженных бесед с Председателем Верховного Совета: "Каждый хотел быть лидером (то есть и вы, и он. - В. К.). Меня к этому обязывает, так сказать, служебное положение. А у него, как мне кажется, это какая-то природная страсть".
Выходит, у вас такой страсти нет? Просто служебное положение вынудило? Да полно, вся книга по существу - это рассказ о борьбе за власть. О борьбе упорной и бескомпромиссной. Иные интересы (скажем, улучшение жизни народа), как я уже отмечал, слабо просматриваются.