* * *
В своих выступлениях сторона обвинения, которую представляли П. Виноградская, заведующая женотделом МГК ВКП(б), и А. Залкинд, известный москвичам как врач Партии, утверждали, что "излишнее внимание к вопросам пола может ослабить боеспособность пролетарских масс", да и вообще, "рабочий класс в интересах революционной целесообразности имеет право вмешиваться в половую жизнь своих членов".
В заключение оба обвинителя просили суд приговорить Хватова к лишению свободы на пять лет с отбыванием наказания во Владимирском Централе и конфискацией имущества.
…Когда председатель суда по фамилии Могила, фронтовик-рубака, потерявший в боях с белогвардейцами правую руку, предоставил слово защитникам, на сцену вспрыгнула А. Коллонтай.
В течение сорока минут она, оседлав любимого конька, стала блистательно отстаивать свою теорию "Эроса крылатого" – свободу отношений между мужчиной и женщиной, лишённой формальных уз, подводя, таким образом, теоретическую базу под фривольность нравов, проповедовавшихся Мартыном Хватовым в "Декрете".
Подчеркнула, что присущие до 1917 года социальным низам вольность и даже падение нравов – это всего лишь отрыжка буржуазного прошлого, но с развитием социализма от них не останется и следа.
Закончила она свою речь требованием освободить Хватова из-под стражи прямо в зале суда, но с одной оговоркой: он обязан вернуть в государственную казну деньги, полученные от похотливых коммунаров.
Едва Коллонтай спрыгнула со сцены, как толпа замужних женщин-простолюдинок, смяв дежурный наряд вооружённых красноармейцев, ворвалась в зал.
С криками: "Ироды! Богохульники! Креста на вас нет!" – женщины стали забрасывать тухлыми яйцами, гнилой картошкой и дохлыми кошками защитников, судью и, конечно, Хватова. Срочно было вызвано подкрепление: броневик с облепившими его вооружёнными матросами. Дав несколько пулемётных очередей в воздух, броневик угрожающе двинулся к входу. Толпа рассеялась. А суд в лице безрукого фронтовика Могилы и двух солдат-заседателей удалился в совещательную комнату для принятия решения.
Совещались они около трёх часов и, в конце концов, вняв доводам Александры Коллонтай (как-никак, член ЦК ВКП(б) и нарком госпризрения – ей виднее!), вынесли вердикт: освободить Хватова прямо из зала суда ввиду отсутствия состава преступления. Вместе с тем, у подсудимого должна быть конфискована избушка в Сокольниках, а также возвращены государству деньги, полученные им от "трудовых семей", развлекавшихся во "Дворце Любви".
Хватов недолго праздновал своё освобождение. На следующий день он был убит в собственной лавке группой анархистов, которые выпустили по этому поводу прокламацию. В ней они разъясняли, что убийство Хватова – это "акт мести и справедливого протеста" за издание от имени анархистов порнографического пасквиля под названием "Декрет об обобществлении российских девиц и женщин".
"Декрет" превратил Россию в публичный дом
Убийством Хватова, однако, история с "Декретом" не закончилась. Напротив, она только начиналась. Прежде всего, потому что пасквиль с необычайной быстротой стал распространяться по России.
К осени 1918 года он был перепечатан многими буржуазными и мелкобуржуазными газетами. Одни редакторы публиковали его как курьёзный документ с целью развлечь читателей, другие – с целью дискредитировать анархистское движение, а заодно и советскую власть, так как анархисты в то время участвовали вместе с большевиками в работе Советов всех уровней.
Процесс распространения "Декрета" вышел из-под контроля властей. Начали появляться различные его варианты.
Так, в Вятке правый эсер Виноградов, переписав текст "Декрета" из газеты "Уфимская жизнь", напечатал его под названием "Бессмертный документ" в газете "Вятский край".
Шумную известность получил декрет Владимирского совета об объявлении женщин с 18 до 32 лет государственной собственностью. Местная газета "Владимирские вести" писала:
"Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчин в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги…"
А в Екатеринодаре летом 1918 года особо отличившимся красноармейцам выдавали на руки мандат следующего содержания:
"Предъявителю сего мандата предоставляется право по собственному уразумению социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц в возрасте от 16 до 20 лет на кого укажет товарищ".
В годы Гражданской войны "Декрет" взяли на вооружение и белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они начали широко использовать его в агитации населения против советской власти. (Любопытная деталь: при аресте в январе 1920 года адмирала Колчака в кармане его френча был обнаружен текст хватовского "Декрета"!)
…Знаменитый английский писатель Герберт Уэллс (сам бесподобный волочила и сластолюбец, не пропускавший ни одной юбки!), заинтересовавшись этим поистине фантастическим феноменом – появлением и реализацией параграфов "Декрета", – специально прибыл в Москву в 1920 году и имел трёхчасовую беседу с Лениным, чтобы выяснить, действительно ли руководство ВКП(б) обнародовало и воплощает в жизнь установки "Декрета об обобществлении российских девиц и женщин". Вождю удалось убедить всемирно известного писателя, что центральные органы советской власти не имеют к "Декрету" ни малейшего отношения, о чём Уэллс и поведал англоговорящим читателям в своей книге "Россия во мгле", в 1920 году.
* * *
На рубеже 1920–1930 годов начался поворот к резкой деэротизации советского общества. Был взят курс на ужесточение норм социальной жизни. С середины 1930-х сфера интимной жизни стала предельно политизированной. На страницах газет и журналов уже невозможно было найти дискуссий по половым проблемам. С улиц городов исчезли фривольно одетые девушки. "Нормой жизни" стали истории, подобные той, что произошла в марте 1935 года на фабрике "Трёхгорная мануфактура": бюро ВЛКСМ исключило из комсомола молодого слесаря за то, что он "ухаживал одновременно за двумя девушками".
Новый социалистический аскетизм всячески поощрялся властными и идеологическими структурами. С 1937 года бытовые неурядицы стали раздуваться до масштаба громких дел. В том же году "Комсомольская правда" сообщала в передовице, что "враги народа немало поработали, чтобы привить молодёжи буржуазные взгляды на вопросы любви и брака, стараясь тем самым разложить советскую молодёжь политически".
Добрачные половые контакты окончательно перешли в разряд проявлений "тлетворного капиталистического образа жизни". Даже факт официального развода отныне ставил клеймо на дальнейшей судьбе и карьере коммунистов и комсомольцев.
Последующие великие события ХХ века растворили факт появления "Декрета", будто жалкую муху, упавшую в чан с кипящей кислотой. Поэтому-то преобладающее большинство современных историков ничего о нём и не знают…
– Вот так-то, Леонид Иосифович, – Тамара молитвенно сложила ладони на груди. – Что скажите вы на эту лекцию?
– Думаю, Тамара Сергеевна, что в роли обобществленной женщины вам выступать не придется… Во всяком случае, пока вы будете работать со мной…
– Уверены?
– Слово офицера!
Операция "Тандем"
Тамара – теперь агентесса под псевдонимом "АЛИСА" – и "КОНСТАНТИНОВ" работали в паре, изображая влюблённую пару.
Генерал Козлов их выступления называл "Театром двух актёров".
В ресторане, как правило, это был "Метрополь", "Националь" или "Пекин", молодые люди – мачо в форме морского офицера и его ослепительной красоты спутница – устраивались за столиком по соседству с ужинавшим в одиночестве иностранцем – объектом заинтересованности Службы генерала Козлова, – о неистребимом влечении которого к красивым женщинам было известно заранее и доподлинно.
Сразу после того как "АЛИСА" начинала плотоядным взглядом пожирать инородца и выразительно ему подмигивать, между любовниками вспыхивала ссора.
Бурная сцена ревности неизменно заканчивалась уничтожением ресторанного реквизита. "КОНСТАНТИНОВ", разыгрывая праведный гнев, вскакивал из-за стола, разбивал пару фужеров, а в зависимости от настроения, ещё и замахивался на свою "неблаговерную", флиртующую с кем ни попадя. Бросал на стол крупную купюру и с гордо поднятой головой демонстративно покидал ресторан. Выход из зала был гвоздем мизансцены, призванным убедить объект, что возмущенный поведением своей спутницы моряк покинул её, и, по крайней мере, на сегодняшний вечер они разошлись, "как в море корабли", а у иноземного счастливца – целых семь футов под килем…
Оставшись в одиночестве, "АЛИСА" загадочно посматривала в сторону объекта, ожидая утешений – ведь он явился причиной ссоры! Не было случая, чтобы слова сочувствия заставили себя долго ждать. Выждав две-три минуты и убедившись, что морской офицер не вернётся, иностранец подсаживался к безвременно "овдовевшей" красавице. Слово за слово, и знакомство состоялось, а дальше… Дальше "АЛИСА" никогда не подводила своего оператора – генерал-майора Козлова. Информация всегда была добротной и своевременной…
"Анютины глазки"
Подстава "АЛИСЫ" иностранцам в ресторане помогла генералу Козлову привлечь к сотрудничеству пару англичан и голландцев.
Было так.
Однажды Козлов, выясняя оперативные возможности новоявленной секретной помощницы, поинтересовался, не приходилось ли ей иметь дело, кроме иранского дипломата, с другими иностранцами, находящимися в Москве по служебным делам?
Тамара с готовностью ответила, что у нее были контакты с подданными Великобритании и Нидерландов, работающими в посольствах этих стран в Москве. Однако общение с ними она прервала по причине их экстравагантных сексуальных запросов. Хотя, при необходимости, она могла бы возобновить знакомства, так как сохранила визитные карточки.
– И в чём их экстравагантность?
– Да все они – "анютины глазки"…
– "Голубые", что ли?
– Нет-нет, Леонид Иосифович… Они – мазохисты…
– И что ты с ними делала?
– За триста долларов я их размазывала по стене… И никогда не позволяла им себя трогать. Впрочем, они и не нуждались в половой близости… Один из таких моих "дружков" был советником английского посла. Однажды он предложил мне заключить с ним контракт: за тысячу фунтов стерлингов в месяц я должна была играть роль изощренной великосветской дамы и по первому вызову, днем ли, ночью ли, мчаться к нему и делать всё, что он мне предварительно продиктует по телефону… Предложение, конечно, заманчивое, но меня беспокоил его слишком буйный темперамент. Он переодевался в женское платье и хотел, чтобы я его унижала и оскорбляла… Я должна была называть его женским именем и обращаться с ним, как со своей собственностью, ну, скажем, как с провинившейся домработницей. Кстати, его коллекции женских трусиков можно было позавидовать – она стократ превосходила мою…
Другой мой "дружок" хотел, чтобы я делала вид, будто отрезаю у него член огромным ножом. Я изображала всё, как он просил. Как оказалось, его девушка когда-то проделала с ним этот трюк, но не понарошку, а всамделишно, и чуть было не лишила его мужского достоинства. Так вот, с тех пор от ощущения лезвия ножа на коже он балдел и достигал оргазма…
Вообще-то, иметь дело с "анютиными глазками" – всё равно, что вертеть в руках гранату с выдернутой чекой: постоянно испытываешь страх, что она вот-вот взорвется. С этой публикой нужен постоянный контроль. Над ними и над собой. Ты командуешь, а они тебе подчиняются…
Однако такие отношения очень неустойчивы: "дружки" иногда начинали использовать мои штучки против меня же… Но я, как правило, умела увидеть, когда у них наступал перелом, ну, и предвосхищала последствия… Какое-то время они мне нравились больше, чем иранец, из-за того, что к ним не надо даже прикасаться…
Я пришла к заключению, что их нужно было провести через три стадии. Первые две – унижение и рабское состояние. Во время третьей они просто мастурбировали передо мной. Но в течение всего общения необходимо было с ними разговаривать, постоянно подчеркивая, что они недостойны даже прикоснуться ко мне… Я на собственном опыте убедилась, как можно вертеть людьми с помощью одних только слов и команд… Знаете, Леонид Иосифович, мне кажется, "анютины глазки" – не редкость среди английских и голландских дипломатов, даже притом, что их жены здесь, в Москве…
– Что, в их среде есть и женатые?!
– Да в том-то всё и дело, Леонид Иосифович! Я сделала вывод, что чем большего они достигли в жизни, тем скучнее им становится оттого, что окружающие – особенно женщины – охотно подчиняются их прихотям и капризам. Мне кажется, что со временем у них возникает потребность, чтобы кто-нибудь сказал им, что они – пустое место…
Как-то – и это явилось последним кадром в этом садомазохистском фильме с моим участием в главной роли – я приковала одного англичанина наручниками к биде, изрезала ему бритвой всю спину, а потом стала поливать раны водкой. Он словил кайф, а я почувствовала приступ тошноты. Когда я вернулась домой, меня вырвало. Вот тогда-то я решила: всё, баста, иначе можно свихнуться! Но, вы знаете, не прошло и недели, мне вновь захотелось пообщаться, вдохнуть, так сказать, аромата "анютиных глазок"… Увы, не срослось – я встретила иранского дипломата…
– Ну, а сейчас? Сейчас ты могла бы при необходимости возобновить отношения с кем-нибудь из знакомых тебе "анютиных глазок"? Не стошнит?
– Думаю, не стошнит…
– Что ж, будем считать, что твоё согласие получено!
Семинар четвёртый. Руководитель полковник Главного разведывательного управления Генштаба (военная разведка) Ловчиков В. Д.
– Товарищи курсанты! Широко известен казус с полковником Пеньковским, а вот имя его предтечи, первого изменника в системе военной разведки СССР, полковника Попова упоминается в узких кругах экспертов советских спецслужб довольно редко. Хотя этому обстоятельству есть и объективные причины.
Во-первых, масштаб ущерба, нанесенный Пеньковским Вооруженным Силам и обороноспособности СССР, много значительнее и несопоставим с тем, что причинил Попов. Во-вторых, эти две личности никоим образом не могут быть сравнимы по своему калибру.
Пеньковский – амбициозный, высокообразованный интеллектуал, дерзкий инициативник, возомнивший себя арбитром в схватке двух супердержав – СССР и США.
Попов – комплексующий человечек от сохи, сначала по чужой воле ставший военным разведчиком, а затем другая чужая воля заставила его стать предателем.
Однако цель нашего сегодняшнего занятия – не в том, чтобы выяснять личностные характеристики изменников и определять степень их вины и размеры урона, нанесенного интересам державы. Нет! Мы проанализируем методы изучения американскими разведчиками потенциальных кандидатов на вербовку; оригинальный приём подставы Попову "ласточки"; неординарные способы установления контакта и развития с ним агентурных отношений, а также его стимулирование как источника информации.
Короче, обсудим всё то, что стало известно в ходе допросов предателя, после его разоблачения и задержания.
Первый "Крот" ЦРУ в военной разведке. Инородец в резидентуре
Подполковник Петр Семёнович Попов попал в разведку благодаря высокой протекции генерала армии Ивана Александровича Серова, у которого во время войны состоял порученцем и по совместительству собутыльником.
Он не обладал ни чутьём, ни воображением, необходимым оперативному сотруднику. Неравенство Попова с сотрудниками венской резидентуры ГРУ усиливалось его слабой профессиональной подготовкой, поверхностным знанием немецкого языка, особенностей национальной культуры и психологии граждан страны пребывания, всё перечисленное усугублялось отсутствием у него гибкости ума, чувства юмора, завышенной оценкой собственной личности, упрямством, граничащим с твердолобостью.
В каждой критической реплике в свой адрес Попов подозревал намёк на своё крестьянское происхождение, маленький рост и невзрачную внешность, недостаток светского лоска, привычного в кругу его сослуживцев-разведчиков.
Прибыв на стажировку в венскую резидентуру, Пётр с самого начала решил вести себя как герой-фронтовик, свысока взирающий на не нюхавших пороха сослуживцев, но вскоре понял, что соответствовать ставкам не в силах, и тогда дремлющий в нём комплекс ущербности оголился и стал кровоточащей раной…
"Охотник за скальпами"
Джордж Уильямс Кайзвальтер родился в Санкт-Петербурге в 1910 году. Его отец, интендант царской армии, в 1904 году был направлен в Вену для наблюдения за производством снарядов для российской армии в войне с Японией. Там он встретил учительницу из Франции, которая, вернувшись с ним в Россию, вышла за него замуж. После революции 1917 года Кайзвальтер вывез жену и сына Джорджа в Нью-Йорк, где семья получила американское гражданство. В 1930 году Джордж окончил Дартмутский университет со степенью бакалавра, а год спустя защитил степень магистра по прикладной психологии. Вскоре он поступил на службу в армию.
В 1944–1945 годах Джордж Кайзвальтер служил в отделе армейской разведки Соединённых Штатов. Два года совместной работы с пленённым генералом Рейнхардом Геленом, во время войны возглавлявшим подразделение под названием "Иностранные армии Востока", – отдел Генерального штаба вермахта, осуществлявший сбор разведывательной информации по Советскому Союзу, – предопределили дальнейшую судьбу Джорджа.
В 1951 году он стал кадровым офицером ЦРУ, а ещё через два года был назначен помощником сразу двух начальников резидентур этого ведомства: в Западном Берлине и в Вене в качестве "охотника за скальпами" – сотрудника, задачей которого являлся поиск потенциальных предателей в среде офицеров Группы Советских Войск в ГДР и Австрии с целью их последующей вербовки в качестве агентов ЦРУ.