- Я боюсь революции… Знаю: будет русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Но отсиживаться дома уже стыдно. Мне не нужен "новый СССР", "обновленный СССР", "истинный СССР". Со мной нельзя так, что мы, мол, тут сели вдвоем и решили: сегодня - он президент, а завтра - я. Пипл схавает. Мы - не быдло, мы - народ. На митингах я вижу тех, кого никогда раньше там не видел: закаленные в борьбе шестидесятники-семидесятники и много студентов, а недавно им было наплевать на то, что там, в зомбоящике, нам втюхивают… И дамы в норковых шубках, и молодые ребята, которые приехали на митинг на "мерседесах". Недавно их увлекали деньги, вещи, комфорт, но оказалось, что этого мало. Им этого уже не хватает. Как и мне. Идут не голодные, а сытые. Плакаты… народное творчество… "Путин, уйди сам!", "Я не голосовал за этих сволочей, я голосовал за других сволочей!". Мне понравился плакат "Вы нас даже не представляете". Мы не собирались штурмом брать Кремль, мы хотели сказать, кто мы. Уходили и скандировали: "Мы еще вернемся".
- Я - человек советский, я всего боюсь. Еще десять лет назад я ни за что бы не вышла на площадь. А сейчас ни одного митинга не пропускаю. Была на проспекте Сахарова и на Новом Арбате. И на Белом кольце. Учусь быть свободной. Я не хочу умереть такой, какая я сейчас - советской. Вычерпываю из себя свою советскость ведрами…
- Я хожу на митинги, потому что туда ходит мой муж…
- Я - человек немолодой. Хочу еще пожить в России без Путина.
- Достали евреи, чекисты, гомосексуалисты…
- Я - левый. Я убежден: мирным путем ничего нельзя добиться. Я жажду крови! Без крови у нас большие дела не делаются. Зачем мы выходим? Я стою и жду, когда мы пойдем на Кремль. Это уже не игры. Кремль давно надо было брать, а не ходить и орать. Дайте команду взять вилы и ломик! Я жду.
- Я вместе с друзьями… Мне семнадцать лет. Что я знаю о Путине? Я знаю, что он дзюдоист, получил восьмой дан по дзюдо. И, кажется, это все, что я о нем знаю…
- Я не Че Гевара, я трусиха, но я ни одного митинга не пропустила. Хочу жить в стране, за которую мне не стыдно.
- У меня характер такой, что я должна быть на баррикадах. Меня так воспитали. Мой отец добровольцем поехал на ликвидацию последствий землетрясения в Спитаке. Из-за этого рано умер. Инфаркт. С детства я живу не с папой, а с фотографией папы. Идти или не идти - каждый сам должен решить. Мой отец сам поехал… а мог не ехать… Подруга тоже хотела пойти со мной на Болотную площадь, потом позвонила: "Понимаешь, у меня маленький ребенок". А у меня старенькая мама. Я ухожу, она сосет валидол. Но я все равно иду…
- Хочу, чтобы дети мною гордились…
- Мне это нужно для самоуважения…
- Надо попытаться что-то сделать…
- Я верю в революцию… Революция - это долгая и упорная работа. В 1905 году первая русская революция закончилась провалом и разгромом. А через двенадцать лет - в 1917 году рвануло так, что разнесло царский режим вдребезги. Будет и у нас своя революция!
- Я иду на митинг, а ты?
- Я лично устал от девяносто первого… от девяносто третьего… Не хочу больше революций! Во-первых, революции редко бывают бархатными, а во-вторых, у меня есть опыт: даже если мы победим, будет как в девяносто первом. Эйфория быстро кончится. Поле боя достанется мародерам. Придут гусинские, березовские, абрамовичи…
- Я против антипутинских митингов. Движуха в основном в столице. Москва и Петербург за оппозицию, а провинция за Путина. Мы что, плохо живем? Разве мы живем не лучше, чем раньше? Страшно это потерять. Все помнят, как настрадались в девяностые. Никому неохота опять сломать все нахер и кровью залить.
- Я не фанат путинского режима. Надоел "царек", хотим сменяемых руководителей. Перемены, конечно, нужны, но не революция. И когда швыряют асфальтом в полицию, мне тоже не нравится…
- Все проплатил Госдеп. Западные кукловоды. Один раз по их рецептам мы сделали перестройку, и что из этого вышло? Нас погрузили в такую яму! Я хожу не на эти митинги, а на митинги за Путина! За сильную Россию!
- За последние двадцать лет картинка несколько раз полностью менялась. А результат? "Путин, уходи! Путин, уходи!" - очередная мантра. Я не хожу на эти спектакли. Ну уйдет Путин. И сядет на трон новый самодержец. Как воровали, так и будут воровать. Останутся заплеванные подъезды, брошенные старики, циничные чиновники и наглые гаишники… и дать взятку будет считаться нормальным… Какой смысл менять правительство, если мы сами не меняемся? Ни в какую демократию у нас я не верю. Восточная страна… Феодализм… Попы вместо интеллектуалов…
- Не люблю толпу… Стадо… Толпа никогда ничего не решает, решают личности. Власть постаралась, чтобы наверху не было ярких личностей. У оппозиции нет ни Сахарова, ни Ельцина. Не родила "снежная" революция своих героев. Где программа? Что делать собираются? Походят, покричат… И тот же Немцов… Навальный… пишут в твиттере, что поехали на каникулы на Мальдивы или в Таиланд. Любуются Парижем. Представьте себе, что Ленин в семнадцатом году поехал после очередной демонстрации в Италию или покататься на лыжах в Альпах…
- Я не хожу на митинги и не хожу голосовать. Я не питаю иллюзий…
- А вы в курсе, что кроме вас есть еще Россия? До Сахалина… Так вот, она не желает никаких революций - ни "оранжевой", ни "розовой", ни "снежной". Хватит революций! Оставьте Родину в покое!
- Мне плевать на то, что будет завтра…
- Я не хочу идти в одной колонне с коммунистами и националистами… с нациками… Вы бы пошли на марш с Ку-клукс-кланом в балахонах и с крестами? Какую бы замечательную цель этот марш не имел. Мы о разной России мечтаем.
- Не хожу… Боюсь, что дадут дубинкой по голове…
- Надо молиться, а не на митинги ходить. Господь послал нам Путина…
- Мне не нравятся революционные флаги за окном. Я за эволюцию… за строительство…
- Не хожу… И не буду оправдываться, что не хожу на политические шоу. Дешевые понты - эти митинги. Надо самому жить, как учил Солженицын, не по лжи. Без этого мы ни на миллиметр не продвинемся. Будем ходить по кругу.
- Люблю Родину и так…
- Я выключил государство из зоны своих интересов. Мои приоритеты - семья, друзья и мой бизнес. Понятно объяснил?
- А ты не враг народа, гражданин?
- Что-то обязательно произойдет. И скоро. Пока еще не революция, но запах озона ощущается. Все ждут: кто, где, когда?
- Я только жить нормально начал. Дайте пожить!
- Спит Россия. Не мечтайте.
Десять историй без интерьера
О Ромео и Джульетте… только звали их Маргарита и Абульфаз
Маргарита К. - армянская беженка, 41 год
- Ой! Я не об этом… Не об этом хочу… Я знаю другое…
Я до сих пор сплю, закинув руки за голову, привычка тех лет, когда было счастье. Я так любила жить! Я - армянка, но родилась и выросла в Баку. На берегу моря. Море… мое море! Я уехала, но я люблю море, люди и все остальное меня разочаровали, я люблю только море. Мне оно часто снится - серое, черное, фиолетовое. И молнии! Молнии пляшут вместе с волнами. Любила смотреть вдаль, смотреть, как вечером садится солнце, оно к вечеру такое красное, что, кажется, шипит, опускаясь в воду. Камни, нагретые за день, теплые камни, будто живые. Я любила смотреть на море утром и днем, вечером и ночью. Ночью появлялись летучие мыши, и я их очень пугалась. Пели цикады. Полное небо звезд… нигде нет столько звезд… Баку - мой самый любимый город… Самый любимый, несмотря ни на что! Во сне я часто гуляю по Губернаторскому саду и Нагорному парку… поднимаюсь на крепостную стену… И отовсюду видно море - корабли и нефтяные вышки… С мамой мы любили заходить в чайхану и пить красный чай. (На глазах слезы.) Мама - в Америке. Плачет и скучает. Я - в Москве…
В Баку мы жили в большом доме… Был большой двор, во дворе шелковица росла, желтая шелковица. Вкусная! Жили все вместе, одной семьей - азербайджанцы, русские, армяне, украинцы, татары… Тетя Клара, тетя Сара… Абдулла, Рубен… Самая красивая - Сильва, она работала стюардессой на международных линиях, летала в Стамбул, ее муж Эльмир был таксистом. Она - армянка, он - азербайджанец, но никто над этим не задумывался, таких разговоров я не помню. Мир делился по-другому: хороший человек или плохой, жадный или добрый. Сосед и гость. Из одной деревни… города… У всех одна национальность - все советские, все знали русский язык.
Самый красивый, самый любимый праздник у всех - Навруз. Навруз Байрам - день прихода весны. Ждали праздник весь год, праздновали семь дней. Семь дней не запирались ворота и двери… днем и ночью никаких замков и ключей… Жгли костры… Костры горели на крышах и во дворах. Весь город в кострах! В огонь бросали душистую руту и просили о счастье, приговаривали: "Сарылыгин сене, гырмызылыгин мене" - "Все мои невзгоды - тебе, а мою радость мне". "Гырмызылыгин мене…" Любой зайдет к любому - везде примут как гостя, угостят молочным пловом и красным чаем с корицей или кардамоном. А на седьмой день, главный день праздника, все собирались вместе… за одним столом… Каждый выносил во двор свой стол, и составляли один длинный-длинный стол. На этом столе: грузинские хинкали, армянские бораки и бастурма, русские блины, татарский эчпочмак, украинские вареники, мясо с каштанами по-азербайджански… Тетя Клава приносила свою фирменную селедку под шубой, а тетя Сара фаршированную рыбу. Пили вино, армянский коньяк. Азербайджанский. Пели армянские и азербайджанские песни. И русскую "Катюшу": "Расцветали яблони и груши… Поплыли туманы над рекой…". Наконец время сладостей: пахлава, шекер-чурек… Для меня до сих пор вкуснее их ничего нет! Лучше всех сладости получались у моей мамы. "Что у тебя за руки, Кнарик! Какое легкое тесто!" - Всегда ее похвалят соседки.
Мама дружила с Зейнаб, а у Зейнаб было две девочки и сын Анар, с которым мы учились в одном классе. "Отдашь дочь за моего Анара, - смеялась Зейнаб, - станем родственниками". (Уговаривает себя.) Плакать не буду… Плакать не надо… Начнутся армянские погромы… И тетя Зейнаб, добрая наша тетя Зейнаб, вместе со своим Анаром… мы убежали, прятались у добрых людей… они вытащат ночью из нашего дома холодильник и телевизор… газовую плиту и новенькую югославскую стенку… А один раз Анар встретит со своими друзьями моего мужа, и они будут бить его железными прутьями: "Какой ты азербайджанец? Ты - предатель! Ты живешь с армянкой - нашим врагом!". Меня увела к себе подруга, я жила у них на чердаке… Каждую ночь чердак открывали, кормили меня - и я снова уходила наверх, вход забивали гвоздями. Намертво забивали гвоздями. Найдут - убьют! Я вышла оттуда с седой челкой… (Совсем тихо.) Другим говорю: не надо обо мне плакать… А у самой слезы… Анар мне в школе нравился, он был красивый мальчик. Один раз мы с ним даже целовались… "Привет, королева!" - поджидал он меня у ворот школы. Привет, королева!
Я помню ту весну… конечно, она вспоминается, но теперь уже редко… не часто… Весна-а-а-а! Я окончила училище и устроилась связисткой на телеграфе. На Центральном телеграфе. Люди стоят у окошка: одна плачет - мать умерла, другая смеется - у нее свадьба. С днем рождения! С золотым юбилеем! Телеграммы, телеграммы. Вызываю Владивосток, Усть-Кут, Ашхабад… Работа веселая. Не скучная. А любовь ждешь… в восемнадцать лет всегда ждешь любовь… Я думала, что любовь приходит только раз, и то, что это любовь, ты понимаешь сразу. А было смешно, получилось очень смешно. Мне не понравилось, как мы с ним познакомились. Утром я иду мимо охраны, все меня уже знали, никто пропуска не требовал: привет-привет - без вопросов. "Предъявите пропуск". Я остолбенела. Стоит передо мной высокий красивый парень и не пропускает. "Вы каждый день меня видите…" - "Предъявите пропуск". А я в этот день забыла пропуск, роюсь в сумке - у меня никаких документов. Вызвали моего начальника… я получила выговор… И так разозлилась на этого парня! А он… У меня была ночная смена, и он приходит с другом пить чай. Надо же! Приносят пирожки с повидлом, теперь уже нет таких пирожков, вкусные, но откусывать страшно - никогда не знаешь, с какой стороны вылезет повидло. Хохотали! Но я с ним не разговаривала, обижалась. Еще через несколько дней нашел меня после работы: "Я купил билеты в кино - пойдешь?". Билеты на мою любимую кинокомедию "Мимино" с Вахтангом Кикабидзе в главной роли, я смотрела ее десять раз, знала весь текст наизусть. Как оказалось, он тоже. Идем и перекликаемся, проверяем друг друга: "Я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся". - "Как я эту корову продам, если ее тут все знают?" И… началась любовь… У его двоюродного брата были большие парники, он торговал цветами. На встречу Абульфаз всегда приходил с розами - красные и белые… Розы бывают даже сиреневые, как будто подкрашенные, а они - настоящие. Я мечтала… Я часто мечтала о любви, но я не знала, как может биться мое сердце, из груди рваться. На мокром пляже оставались наши письма… на песке… большими буквами: "Я тебя люблю!!!". Через десять метров еще раз: "Я тебя люблю!!!". Тогда по городу везде стояли железные автоматы с газированной водой, и в автомате один стакан на всех. Помоешь - и пьешь. Подходим - нет стакана, и второй автомат без стакана. Я хочу пить! Мы столько пели, орали, смеялись у моря - я хочу пить! С нами долго происходили волшебные вещи, невероятные, а потом перестали. Ой, я знаю это… Правда! "Абульфаз, я хочу пить! Придумай что-нибудь!" Он смотрит на меня и поднимает руки к небу, что-то долго-долго говорит-говорит. И откуда-то… из-за заросших травой заборов и закрытых лотков появляется пьяный человек и отдает стакан: "Кра-а-сы-вой дэвушке - не жалко".
А этот рассвет… Нигде ни души, только мы. И туман с моря. Я иду босиком, из-под асфальта туман ползет, как пар. Опять - чудо! Появляется вдруг - солнце! Свет… освещение… как в середине летнего дня… На мне мгновенно высыхает мое летнее платье, влажное от росы. "Ты такая красивая сейчас!" А ты… ты… (На глазах слезы.) Другим говорю: не надо плакать… А сама… Все вспоминается… вспоминается… Но каждый раз все меньше голосов, и снов все меньше. Я мечтала тогда… я летала! Только… Не было! Не было у нас хеппи-энда: белого платья, марша Мендельсона, свадебного путешествия… Скоро, очень скоро… (Останавливается.) Что-то хотела сказать… Что-то… Забываю самые обыкновенные слова… стала забывать… Я хотела сказать, что скоро, очень скоро… Меня прятали в подвалах, я жила на чердаках, я превратилась в кошку… в летучую мышь… Если бы вы могли понять… если бы могли… если бы вы знали, как страшно, когда ночью кто-то кричит. Одинокий крик. Закричит ночью одинокая птица, и всем жутко. А если это человек? Я жила с одной мыслью: я люблю… люблю и еще раз люблю. По-другому бы не смогла, не вынесла. Как же - такой ужас! С чердака спускалась только ночью… шторы толстые, как одеяло… Однажды чердак открыли утром: "Вылезай! Ты спасена!". В город вошли русские войска…
Думаю об этом… Я думаю об этом даже во сне - когда все началось? Восемьдесят восьмой год… На площади собираются какие-то люди, они все в черном, танцуют и поют. Танцуют с ножами и кинжалами. Здание телеграфа рядом с площадью, все на наших глазах. Облепим балкон - и смотрим. "Что они кричат?" - спрашиваю. "Смерть неверным! Смерть!" Это продолжалось долго, очень долго… много месяцев… Нас стали отгонять от окон: "Девочки, это опасно. Сидите на своих местах и не отвлекайтесь. Работайте". Во время обеда обычно пили чай вместе, и вдруг в один день: азербайджанки сели за один столик, армянки - за другой. Одномоментно, понимаете? А я никак не могла понять, никак. До меня еще ничего не доходило. У меня любовь… я занята своими чувствами… "Девочки! Что случилось?" - "Ты не слышала? Начальник сказал, что скоро у него будут работать только чистокровные мусульманки". Моя бабушка пережила армянский погром в пятнадцатом году. Я помню… Она мне в детстве рассказывала: "Когда я была такая маленькая, как ты, моего папу зарезали. И маму, и тетю. Всех наших овец… - Глаза у бабушки всегда были печальные. - Резали соседи… До этого нормальные люди, можно даже сказать, хорошие. За столом в праздники вместе сидели…". Я думала, что это было давно… разве это может быть сейчас? Спрашиваю у мамы: "Мама, ты видела - мальчики во дворе играют не в войну, а в резню армян? Кто их научил?" - "Молчи, дочь. Соседи услышат". Мама все время плакала. Сидела и плакала. Дети тягали по двору какое-то чучело и тыкали в него палками, детскими кинжальчиками. "Кто это?" - я позвала маленького Орхана, внука маминой подруги Зейнаб. "Это армянская старуха. Мы ее убиваем. Тетя Рита, а кто ты? Почему у тебя русское имя?" Имя мне мама придумала… Мама любила русские имена и всю жизнь мечтала увидеть Москву… Папа бросил нас, папа жил с другой женщиной, но все равно это был папа. Я отправилась к нему с новостью: "Папа, я выхожу замуж!" - "А хороший парень?" - "Очень. Но зовут его Абульфаз…" Папа молчит, он хочет мне счастья. А я полюбила мусульманина… у него другой Бог… Папа молчит. И вот… Абульфаз пришел к нам в дом: "Хочу просить твоей руки". - "А почему ты один, без сватов? Без родственников?" - "Они все против, а мне никто кроме тебя, не нужен". И мне… Мне тоже не нужен. Что делать нам с нашей любовью?
Вокруг творилось не то, что внутри… Не то… совсем не то… Ночью страшно и тихо в городе… Ну как же так, я не могу так. Ну что же такое - ужас! Днем люди не смеются, не шутят, перестали покупать цветы. Раньше обязательно кто-то идет по улице с цветами. Там целуются и тут целуются. А теперь… Те же люди идут… и не смотрят друг на друга… Что-то повисло над всем и над всеми… какое-то ожидание…
Сейчас уже не могу все точно вспомнить… Менялось изо дня в день… Теперь все знают про Сумгаит… от Баку до Сумгаита тридцать километров… Там был первый погром… У нас работала девочка из Сумгаита, и вот - все после смены домой, а она остается на телеграфе. Ночует в подсобке. Ходит заплаканная, на улицу даже не выглядывает, ни с кем не разговаривает. Спрашиваем - молчит. Но когда она заговорила… стала она говорить… Я хотела ее не слышать… Не слышать! Ничего не слышать! Ну что же такое! Ну что же такое - как же так! "Что с твоим домом?" - "Дом разграбили". - "А с твоими родителями?" - "Маму вывели во двор, раздели догола и - на костер! А сестру беременную заставили танцевать вокруг костра… А когда убили, железными прутьями выковыривали из нее ребенка…" - "Замолчи! Замолчи!" - "Папу порубили… топором… Родственники узнали его только по ботинкам…" - "Замолчи! Прошу тебя!" - "Собирались мужчины, молодые и старые, по двадцать-тридцать человек и врывались в дома, где жили армянские семьи. Убивали и насиловали - дочь при отце, жену при муже…" - "Замолчи! Лучше заплачь". А она не плакала… так ей было страшно… "Жгли автомобили. На кладбище валили плиты с армянскими фамилиями… мертвых ненавидели…" - "Замолчи! Разве такое может быть с людьми?!" Начали мы все ее бояться… А телевидение, радио и газеты… ни одного слова про Сумгаит… Только слухи… У меня потом спрашивали: "Как вы жили? Как вы жили после всего?". Пришла весна. Женщины надели легкие платья… Такой ужас - и так вокруг красиво! Понимаете? И море.