Как живется вам без СССР? - Лариса Бабиенко 32 стр.


Меняется в стране ход жизни, и мы, судя по воспоминаниям Богатырчука, опять открываем для себя повторяемость многих событий: "На Украине сразу же после революции возродилась деятельность национальных организаций… К последним принадлежала попытка многих горячих голов из УЦР немедленно украинизировать делопроизводство в учреждениях. Тексты и названия опер, и даже вывески торговых учреждений… Чего стоят такие переводы, как "Жиноча Голярня" "Женской парикмахерской" или "Винова Краля" оперы Чайковского "Пиковая Дама". Не говоря уже об ужасающем переводе текста оперы. Многие чересчур завзятые украинцы забыли внезапно русский язык и "не понимали", когда к ним обращались по-русски.

Другим недальновидным и неосмотрительным поступком горячих голов из УЦР была явная и скрытая дискриминация всех тех, кто плохо говорил или совсем не знал украинского языка. Из последних добрая половина была коренными украинцами, по тем или иным причинам не сподобившимися языковой премудрости. Этих бедняг не только клеймили всякими презрительными кличками, но иной раз просто увольняли с работы" (стр. 25).

Кто не помнит, как страдали миллионы людей (сколько их из-за этого погибло, еще ведь не подсчитано) из-за страшного бурана национализма, который пронесся по всем республикам после распада СССР? Зачем же после событий 1916–1919 гг. (спросить бы Кравчука) вновь такой же огород городить? Или плевать было на людей? Кстати, Богатырчук пишет, что приказ об украинизации армии гетман Скоропадский получил от… русского Корнилова. Воскресить бы Лавра да потыкать головой в его же дерьмо, как нашкодившего кота…

Но… идем по страницам воспоминаний Богатырчука дальше. Наконец-то Федор Парфеньевич через Геную и Босфор вернулся в Киев, окончил университет и как медик добровольцем отправился на фронт.

В это время фронт разваливается. Медик спокойно уходит домой уже в объявленную независимой Украину, где за несколько лет десять раз меняется власть. А что же Богатырчук? Он каждой власти предлагает услуги медика, почти везде становится во главе госпиталя. При отступлении каждую власть провожает за мост и… удирает (как и Андрей Петрович).

И ни одной властью на страницах своей книги не возмущается, хотя люди погибали в это время легко, будто затоптанные сапогами буряки. Даже приход немцев на территорию Украины, свершенный по приглашению правительства Винниченко для защиты от народного восстания, не вызывает его гнева.

А вот советской власти достается с первой же минуты… И на женщинах вместо платьев - убожество, и грязно, видите ли, в Петрограде в 1923 году, куда ненавистные ему Советы командировали его для участия в шахматном турнире.

Приезжавший в эти же годы из Харбина в Россию бывший идеолог колчаковского движения Николай Устрялов замечает иное:

"Участок Вятка - Пермь. Удобно ехать, мягко, мало трясет, даже писать можно без усилий: международный вагон. Вполне чисто, даже комфортабельно. "Довоенная норма" в этой области, кажется, налицо" ("У окна вагона").

Богатырчуку в Петрограде хочется "выйти на середину улицы и возопить истошным голосом: "За что боролись, товарищи?"".

Устрялов в это время думает иначе:

"В то время как буржуазный мир ставит в порядок дня закон джунглей и философию штыка, - государство победившего социализма широко развертывает знамя человечества и человечности. В то время как последним словом капиталистической мудрости становится фашистское изуверство, - молодое советское общество всемирно утверждает великие ценности народоправства, демократии" ("Документ мирового резонанса").

Никаких светлых чувств социализм у Богатырчука не вызвал, доволен он только НЭПом, во время которого взял в аренду в школе какие-то приборы и открыл частную практику (с. 68).

Однако темнит что-то Федор Парфеньевич. Ну, какие инструменты можно было взять в аренду в нищей школе? Циркуль, микроскоп? Скорее всего, для отвода глаз оформил аренду на какую-нибудь ерунду, а сам устроил частную практику при государственной клинике, вскоре накопил деньги, и в Вене, куда Советская страна послала его на очередной международный шахматный турнир, купил для своих частных нужд… рентгенологическое оборудование. Но привез его в Киев бесплатно, при помощи… советского посольства.

Однако все равно недоволен Федор Парфеньевич. В это время советская власть устраивает шахматные турниры по всей стране и за границей, на что тратит немалые деньги. И это, видите ли, плохо. Занимается, мол, показухой. Борется с беспризорными? Тоже плохо. И никакого нет желания разобраться в том, в чем разобрался, к примеру, английский публицист Бертран Рассел, притом за очень короткое время:

"В России трудно увидеть какие-либо промышленные товары, кроме некоторого - весьма малого - количества одежды и обуви, опять-таки за исключением того, что требуется для армии. А трудности с продовольствием - убедительное доказательство отсутствия нужных крестьянам товаров.

Как возникло такое положение дел, и почему оно продолжается?

Дезорганизация жизни в стране началась еще перед первой революцией и ширилась при Керенском. Русская промышленность частично зависела от Польши; война велась с безрассудной расточительностью, особенно в отношении подвижного состава. При Керенском наблюдалось повальное увлечение празднествами; впечатление такое, что свобода устранила необходимость трудиться. Все это, вместе взятое, привело к тому, что действительное положение промышленности при большевиках оказалось много хуже, чем даже при Керенском.

И все же главной и наиболее явной причиной явилась невиданная степень зависимости России от зарубежных стран. Из-за границы получали не только оборудование для фабрик и локомотивы для железных дорог - даже технические специалисты и организаторы промышленности были в подавляющем большинстве иностранцами. Когда Антанта продемонстрировала свою враждебность России, иностранцы, занятые в русской промышленности, покинули страну либо перешли в лагерь контрреволюции" (Бертран Рассел, "Практика и теория большевизма". М., "Наука", 1991 г., с 47).

Как видим, объективностью Федор Парфеньевич не отличался.

Однажды Богатырчук узнал, что арестован секретарь возглавляемой им в Киеве шахматной секции, освобождать которого он кинулся к самому наркому юстиции Крыленко, воспользовавшись тем, что тот был еще и Председателем Всесоюзной Шахматной Секции.

Секретаря арестовали за расклеивание антисоветских листовок, дали два года. Ну, с чего бы это эгоистичный, жесткий, люто ненавидящий советскую власть известный рентгенолог-шахматист вдруг рванул к самому Крыленко? Может, сам принимал участие в этой же подпольной группировке, принимал на работу в секцию лишь тех, кто ненавидел советскую власть, вот и струсил? И подтверждает правоту моей догадки тот факт, что вскоре за "троцкистскую" пропаганду арестовали и второго секретаря шахматной секции. Богатырчук подбирал кадры "под себя", а те, не имея такой же хитрости и верткости, то и дело прокалывались. Потому Федор Парфеньевич панически боялся ареста. Значит, были причины для этого.

Во время свидания с наркомом его поразило, что квартира Крыленко была "скромно обставлена, только немного лучше той, которую я занимал в Киеве" (с. 107), что полностью подтверждает выводы Бертрана Рассела о том, что "…большевики успешно решают проблему привлечения деловых людей на государственную службу, не допуская вместе с тем их обогащения, как это происходит в капиталистическом обществе" (Бертран Рассел, "Практика и теория большевизма". М., "Наука", 1991 г., с. 46).

Но сам Федор Парфеньевич жить по такому же принципу не собирался, небескорыстность во всем, что он делал, была главным его кредо, хотя и очень закодированным, сразу не разгадать. Может, оттого летом 1937 г. в украинской газете "Коммунист" появилась статья трех шахматистов Погребысского, Поляка и Константинопольского о том, что Богатырчук - "растратчик народных денег".

Авторы письма утверждали, что "Богатырчук, занятый собственным буржуазным благополучием, к работе с молодежью относится спустя рукава и стремится от социалистического строительства отвлечь как можно больше народных денег". Богатырчуку, возглавлявшему в ту пору Всеукраинскую шахматную секцию (федерацию), вменяли в вину растрату средств, выделенных на организацию городского шахматного клуба, и организацию за их счет гастролей экс-чемпионов мира Ласкера и Капабланки.

Вызванный для дачи объяснений в отдел пропаганды УКП(б) Федор Парфеньевич сумел убедить руководителя отдела в ложности этих обвинений (заодно отметив, что упомянутые гастроли финансировались из Москвы), в общем, выкрутился, после чего в ЦК ему неожиданно заявили: "Знаете, товарищ Богатырчук, и напечатание статьи в газете, и другие проявления недовольства вашей работой явились результатом того, что вашему политическому облику наша общественность больше не доверяет".

В правоте авторов письма у нас еще будет возможность убедиться. А пока врач Богатырчук занимается рентгенологией костей и суставов, в 1940 г. защищает диссертацию на степень доктора медицинских наук, становится профессором. В этот период он выезжает за рубеж не только как шахматист, но и как ученый, для участия в международных конференциях.

Но сам Богатырчук таким же добром советскому государству не платит, он по-прежнему ненавидит все вокруг и не верит ничему тому, что читает на страницах советских газет.

Кризис в США в 30-х годах? Ложь. "Никто в СССР эти описаниям не верил, считая их досужими выдумками советских борзописцев. Я лично был очень удивлен, когда узнал, что депрессия была сущей правдой. Позже мы были обмануты описанием зверств, творимыми гитлеровцами над евреями. Никто, включая евреев, этим выдумкам не верил, и многие евреи поплатились за неверие своей жизнью" (с. 100).

Немцы вошли в Киев 19 сентября 1941 года, а уже 29 сентября на улицах появились объявления с приказом всем евреям - жителям Киева явиться на следующий день в район еврейского кладбища с документами, драгоценностями, теплыми вещами и продовольствием на три дня.

И люди пошли, многие добровольно, потому что не верили советской власти, а члены еврейского комитета успокаивали народ, мол, "немцы - враги, немцы суровы, но они все же культурные люди, мы должны верить обещанию командования…" (А. Толстой, из статьи "Коричневый дурман". М., "Советский писатель", 1984 г., с. 254).

Так возник Бабий Яр, в котором тысячи жертв нашли свою смерть отчасти и по своей вине. Ведь многим из них Советы предложили эвакуироваться, но граждане сознательно не сделали этого.

"У нас прибавилась еще одна проблема, как спасти себя от принудительной эвакуации вглубь СССР", - признается Федор Парфеньевич на страницах своей книги (с 126).

"Наступление немецких войск развивалось стремительно, - отслеживает события тех дней в 2006 г. Никита Китайгородский в своей статье "Персона нон-грата советских шахмат", посвященной Богатырчуку, - менее чем через три месяца после начала войны частям Красной Армии пришлось эвакуироваться вглубь СССР, и многим киевлянам нечестные врачи, конечно, за мзду, выдавали справки о несуществующих болезнях и необходимости соблюдать постельный режим".

Как вспоминал Богатырчук, сотни людей (в том числе мужчин призывного возраста) попросту прятались на чердаках, в подвалах, пытались "подстраховаться". Федор Парфеньевич в их числе: "Меня "укусила" никогда не существовавшая бешеная собака, и я проходил курс воображаемых прививок у местного бактериолога".

То есть Федор Парфеньевич поступил по своей старой привычке: проводил уходящую власть… до моста, с легким сердцем смылся из ареала обитания Советского Союза и тут же побежал служить следующей власти - фашистской: "27 сентября было созвано общее собрание киевских врачей, на котором я был избран их представителем для связи с немцами. Мне пришлось иметь дело, главным образом, с главврачом гарнизона, доктором Р…" (с. 128).

"Приход к власти и возвещенная им (Гитлером. - Л. Я) вначале борьба против коммунизма окрылила меня и иже со мной живущих надеждами на гибель коммунизма в неминуемой схватке между Сталиным и Гитлером", - признается Богатырчук, хотя в это время на Западе, как заметил и Федор Парфеньевич, господствовала другая концепция, английская, мол, "плохая или хорошая, но это моя страна".

Что ж, мудро… Эта позиция куда умнее и честнее коллаборантской.

Богатырчука же эта английская концепция не волновала, вскоре он возглавил Украинский Червоный Хрест, который работал под полным контролем фашистского Генерального Комиссариата.

"Одним из первых мероприятий Красного Креста было открытие Бюро по розыску военнопленных, которое совершенно безвозмездно эти розыски производило. Поэтому явной неправдой являются утверждения советчиков и им сочувствующих, что мы на этом "розыске" заработали много денег. Точных цифр я не имею, но знаю, что мы помогли не одной тысяче жителей Украины разыскать своих близких" (с. 132).

Только какова потом была их судьба? В союзе с фашистами искать военнопленных? И насколько безвозмездно? И чем это потом обернулось тем, кого нашли? И почему председатель Красного Креста никогда не помогал врачам - евреям, полукровкам, в чем сам признается на страницах своей книги, ибо он, видите ли, "был бессилен сделать что-либо для них, как и доктор Р., и об этой своей беспомощности должен был говорить всем обращавшимся ко мне" (с. 131).

Как же хитро, изворотливо написана эта книга! Даже спустя 30 лет Богатырчук не назвал ни одной фамилии из тех немцев, с которыми во время оккупации контактировал. Все персонажи то С., то Х., попробуй проверить даже спустя много лет, подлинно ли изложенное? Возможно, на момент создания мемуаров те фашисты еще были живы. Видела же я в Канаде в 1999 году командира фашисткой подводной лодки, который спокойно жил в Торонто, и никакие еврейские организации его не разыскивали. Вот и фашисты в книге у Богатырчука все порядочные, сглаженные временем и подкрашенные авторским двурушничеством (кроме, конечно, Гитлера и Гиммлера), абсолютно, видите ли, не ведающие, какие приказы выполняют. И ни на одной странице нет слова "фашист". Свои же, как можно клясть даже спустя много лет?

"Если бы не генерал Х. и не многие подобные ему порядочные люди Германии, то бредовые идеи Гитлера и его подручных нанесли бы еще больше вреда…" (с. 134).

А что порядочные люди Германии вообще не пожелали сотрудничать с гитлеровским режимом и оказались либо в изгнании, либо в концлагерях, это Богатырчуку даже в голову не пришло.

В Киеве фашисты устроили облаву, забрали в гестапо членов Городской Управы, Красного Креста, многих расстреляли, но, елки-дрова, нашего героя опять отпустили, хотя и опубликовали заметку о расформировании Украинского Красного Креста из-за крупных в нем злоупотреблений. Даже фашисты обвиняли Федора Парфеньевича в воровстве, но тут же к Богатырчуку домой является депутация из сотрудников институтов Рентгеновского и Экспериментальной Биологии с просьбой "организовать и возглавить новый институт, используя сотрудников и имущество, оставшихся после эвакуации. Немцев особенно прельстило предложение проф. Н. Сиротина - разработать новую сыворотку, предохраняющую от сыпного тифа, вспышки эпидемии которого немцы очень боялись" (с. 141).

- Немцы деда очень уважали, - рассказывала мне спустя много лет внучка Федора Парфеньевича Галина Елецкая. - Он ведь крупный специалист. Многим немецким солдатам помог. Особенно с переломами.

Неужто Федор Парфеньевич и впрямь был завербован, коль его даже из гестапо отпускают, а потом позволяют открыть еще и Медицинский факультет? Мало того, дают командировку для поисков экспериментальных животных в Берлин, где он удивлен антигитлеровскими настроениями среди немцев, однако успокаивается, когда знакомится с генералом Власовым.

Правда, спустя много лет Федор Парфеньевич несколько смущен содержанием листовки за подписью Власова, разбрасывавшейся в 1942 г. с фашистских самолетов над Смоленском, в которой была грубейшая ложь: "лживая пропаганда хочет запугать вас рассказами о фашизме, о расстрелах и жестокостях в немецком плену. Она распространяет сведения о голоде и исчезновении германских резервов. Миллионы пленных могут засвидетельствовать прямо противоположное. Они воспринимают Германию так, какой она является в действительности, где война вовсе не ощущается, где каждый солдат может, по меньшей мере, провести свой отпуск в семье".

Фашисты, да, еще могли провести отпуск в семье, однако Власов не мог не знать, что тысячи советских солдат в плену мечтали лишь о грязном капустном листке. Из-за одной только этой лжи никак нельзя по меркам всех времен и народов считать Власова "полководцем", умным человеком, дальновидным политиком и честным генералом.

Но Богатырчук спрыгнуть с подножки коллаборационизма уже не мог, хотя фашисты терпели уже поражение по всем фронтам, значит, пришла пора профессору переползать на следующую политическую шею.

"Я отдал приказ об эвакуации по Институту, еще не решив окончательно, как самому поступить, - пишет Богатырчук в своих воспоминаниях дальше. - В тот же день ко мне явились два молодых технических работника Института и заявили, что они - члены подпольной коммунистической ячейки и гарантируют мне лично полную безопасность в том случае, если я останусь в Киеве" (с. 156).

Однако вечером на семейном совещании решили во имя будущего молодых "найти свободную жизнь в свободной стране" (с. 157). (Как мы уже знаем, никакого будущего у молодых в Канаде не окажется.)

На той же странице, на которой семья обсуждает, куда им теперь податься дальше, читатель вдруг узнает, что даже во время войны у Богатырчуков была домработница Варя (которая тоже принимает решение драпать вместе с немцами)… Ничего себе борец с фашизмом: и в оккупации - на мягких подушках и с розовыми тарелками на столе.

"Наших вагонов было достаточно не только для сотрудников, решивших отряхнуть прах коммунизма от ног своих. В отдельном вагоне ехали хладнокровные экспериментальные животные… Аксолотли проехали не только через всю Европу, добравшись в целости и сохранности до Мюнхена, но и переехали через океан, найдя свое пристанище в Экспериментальном Раковом Институте г. Баффало в США" (с. 158).

В общем, украденные в Киеве аксолотли были заложниками будущего благосостояния Богатырчука и подобных ему перебежчиков, что он и подтверждает: "В этом учреждении сыновья, внуки и правнуки киевских благодетелей человечества пребывают по сегодняшний день. Я не ошибусь, если скажу, что эти труженики на благо науки подарили онкологии (наука о раке) не менее двух сотен работ, посвященных разным проблемам опухолей" (с. 158).

Однако работы на основе наблюдений за украденными в Киеве аксолотлями, скорее всего, были высосаны из пальца, лишь бы втереться в доверие очередным покровителям, лишь бы приютили. В будущем эти труды не помогли даже умирающей от рака внучке Богатырчука.

23 сентября 1943 года коллаборанты в вагонах, которые предоставили им немцы, покинули Киев, год просидели в Кракове. Затем в Праге на организованном фашистами шахматном турнире Федор Парфеньевич… "был поражен тогда прокоммунистическими настроениями в среде чешской интеллигенции… Чехи от мала до велика ждали большевиков, как манны небесной" (с. 164).

"Приказ о немедленном отъезде пришел в начале августа столь неожиданно, что мы терялись в догадках о его причинах. Только позже мы узнали, что он был связан со вспыхнувшим в Варшаве восстанием" (с. 166).

Назад Дальше