* * *
Я помню тот день, было холодно; кажется, была поздняя осень, и мы торчали в помещениях, потому что ни одежда, ни обувь не отвечали погоде, а других взять было неоткуда. Он подошел ко мне, заметив в толпе нахохлившихся от холода подростков, сбившихся в кучку в переходе одной из центральных станций метро. Тусовка. Он подошел, словно давно меня знал. Он не улыбался, не шутил, не кокетничал. Просто протянул руку и сказал: "Пошли со мной". И я пошла, вот так просто, позор - и только. Он стоял на одну ступеньку ниже меня на эскалаторе, смотрел на меня внимательными серыми глазами - взъерошенный, в дурацком черном пальто, похожем на революционную шинель, - и я чувствовала, что вдруг стала единым целым, самой собой. Чувство собственной целостности было таким сильным, что захватывало дух. Он был - как пароль, открывающий мне доступ к самой себе. Я могла смотреть на его лицо часами, и это опьяняло. В какой-то степени это действительно напоминало запой. Когда ко мне пришла первая любовь, я не знала никакой меры.
- Тебя как зовут-то?
- Таня. Э, а тебя? - Я почти забыла, как говорить. Должно быть, я смотрелась нелепо, потому что он даже не пытался сдержать улыбку. Улыбка у него была доброй, а руки - крепкими и уверенными. Эскалатор еще не доехал до конца своей кроличьей норы, а мы уже замерли, обнявшись.
Первая любовь - не первый роман. В школе я тоже кого-то там любила, даже не одного, нескольких - по очереди. Одного в восьмом классе, второго в девятом, третьего в десятом. Ни один об этом так и не узнал. Потом с кем-то даже встречалась, приходила в гости, была даже представлена его родителям - они поили меня чаем с клубничным вареньем и все причитали, что "уж больно я худенькая". Какая ирония! Но все эти шуточные страсти ни в какое сравнение не шли с чувством первой любви. В тот день, когда я познакомилась с Ним, я забыла обо всем, что было "до". Вместе с любовью пришло и первое предчувствие катастрофы. Любви было слишком много, она была - как весеннее половодье, она заливала села и деревни, оставляла мои города без света и тепла.
Моя бабушка смотрела на меня, горестно кивала и говорила: "Надо ведь иметь какое-то уважение к себе!" Я ничем не могла ей помочь - и себе тоже. Перед лицом такой любви никакого уважения к себе не остается. И самой себя не остается. Все теряется, все тонет в этом потоке. Вместе с первой любовью сразу пришел и страх Его потерять. Кажется, страх был даже больше, чем любовь. Я любила Его больше себя, больше жизни, так что потерять его означало примерно то же самое, что и потерять себя, потерять жизнь. Я часто слышала, как такое говорят о других людях, и все эти "люблю больше жизни" казались мне чушью какой-то. Сплетением красивых слов, за которым ничего нет. Но теперь, когда я встретила Его, я вдруг осознала - никакое это не преувеличение, когда кто-то говорит: "Без него (нее) я умру". Что-то подобное я и чувствовала. Мне повезло в одном - моя сумасшедшая любовь была взаимной. А может быть, не повезло, а затянуло, как в омут.
Мы встретились поздней осенью и не расставались всю зиму. Мы не были счастливы, мы сходили с ума. Счастье не имеет отношения к первой любви, оно - для таких спокойных умиротворенных людей, как психолог Ирина. Или для таких, как я в будущем (когда выходила замуж во второй раз), тогда я была счастлива. А когда любила в первый раз - я не была счастлива, я горела в адовом огне любви.
Мы ругались каждый день, иногда - по два раза на дню. Однажды мы умудрились поругаться поздней ночью, оставшись ночевать у знакомых на их узком диване. Мы ругались и мирились, орали друг на друга, я рыдала, он сжимал кулаки. Ему не нравилось, что я пытаюсь петь под гитару, он считал меня бездарной. Я обожала, когда он играл и пел, но он сознательно избегал играть мои любимые песни, словно даже так пытался сделать мне больно. Он обвинял меня в сотне грехов в день. Я думала не так, дышала не так, неправильно смотрела в окно. У него был ужасный характер, он взрывался, как пороховая бочка, и взрывная волна накрывала меня каждый раз.
Это ровно ничего не меняло. Я любила его больше жизни.
Однажды он сказал мне, что устал. Что я должна уйти. Что так дальше продолжаться не может. Я отлично помню тот день, была весна, было тепло - мы провели вместе всю зиму. За прошедшие месяцы мне не стало легче, ведь врачи не предлагают никакого лечения для влюбленных дур. К той весне я любила его, кажется, еще сильнее. Каждый день я жила в ожидании этих слов, как собака, которая привыкла к тому, чтобы ее били сапогом. Когда я услышала их, мне показалось, что я умираю. Он отвернулся и принялся наигрывать что-то на гитаре.
- И ты ушла? - спросила меня Наша Наденька, прикусив нижнюю губку. - Я бы сразу ушла!
- Это легче сказать, чем сделать! - воскликнула Машенька, и за ее полными сочувствия словами проглядывал опыт.
- С такими, как этот ваш музыкант, лучше вообще не связываться, - пробормотала Анна.
О, как ты права, Аннушка! Но ведь ты уже разлила масло, и луна уже ушла… шесть… несчастье.
Я стояла онемев посреди комнаты. Я потеряла дар речи - в прямом смысле этого слова. Я зависла, оцепенела. Я не могла уйти, я не была уверена, что мне позволят остаться. Через какое-то время Он повернулся ко мне и посмотрел прямо в глаза - самый ледяной взгляд, на который он только был способен.
- Катись отсюда! - сказал мне он.
И я покатилась. Не помню, как я оделась, как собрала сумку и ушла. Было раннее утро, и в голове не осталось ни одной мысли - ни единой. Только грохот пульсирующей крови. Дофамин. Я рассыпалась - в физическом смысле. Я исчезала, мое тело разрушалось. Такой боли я не могла даже вообразить. Тогда я поняла, что любовь можно ненавидеть и ее можно бояться, как наказания.
Вещей было совсем немного, мы ночевали - как всегда - у кого-то, и при мне был только рюкзак. Ноги носили меня по городу, но через какое-то время они принесли в центр, туда, где, я знала, будут какие-нибудь "наши люди". Я не плакала, была внешне спокойна, даже равнодушна. Мой друг Александр, который меня знал достаточно хорошо, подошел и спросил, что случилось.
- Мне кажется, я не переживу этот день, - ответила я, с трудом найдя физические силы, чтобы ему ответить.
- Эта скотина опять…
- Опять, - кивнула я. - Только теперь все серьезно. Он сказал, чтобы я убиралась. И я убралась. А он меня не остановил. Так что теперь вот я тут.
- Ничего. Пошел он. Так даже лучше, - заверил меня Александр. Но "так" было совсем не лучше. Ближе к вечеру я начала понимать, как это - когда люди кончают с собой от неразделенной любви. Есть что-то невероятно жестокое в этой внутренней пытке, на которую человек обрекает самого себя, когда встречает свою первую большую любовь.
- Скажите, может быть, так происходит не у всех и не всегда? Может быть, мой случай - болезненное, нездоровое отклонение от нормы? - спрашиваю я.
- Первая любовь - это всегда нелегко, - отвечает психолог Ирина. - Я рада, что вы справились.
- Справилась? - я смеюсь и мотаю головой.
- Ну, вы же здесь. Вы же не сиганули с крыши в тот день, верно?
- Верно, - киваю я. Словом "справилась" этого не описать.
К обеду прошло уже несколько часов, как я сидела на парапете, потерянная и погруженная в себя, равнодушная к чему бы то ни было. Через пару метров от меня была дорога, там летели машины - в обе стороны, на приличной скорости. Я не смотрела на дорогу, я вообще никуда не смотрела. Я словно стала самым медленным на свете секундомером и отсчитывала секунды своей жизни в ожидании конца этой пытки. Было интересно, сколько я выдержу, прежде чем это станет невозможно, невыносимо. Я была близка к краю.
- Как же я тебя оставлю тут? - спросил меня друг Александр, с раздражением поглядывая на часы. - Как бы ты с собой ничего не сделала.
- Ничего я с собой не сделаю, - заверила его я. - Так и буду тут сидеть, пока меня волки не сожрут.
- Хороший план, - ответил он. - Давай, я тебя отвезу домой?
- Отвези, - пожала плечами я, и за моим равнодушием друг Александр словно увидел ту пропасть, в которую я уже летела. Место не имело значения. Мне нужен был Он и только Он, а без Него я умирала, и мне было совершенно все равно, где именно умирать. Тогда-то и появился план - не у меня, у моего друга Александра. Он предложил накормить меня таблетками, вырубить, так сказать, ненадолго и не сильно, чтобы как бы чего не вышло от того, что я останусь в твердом уме и трезвой памяти.
- Как это - накормить таблетками? - переспросила меня Наша Наденька, голос потрясенный, не верящий. - Какими таблетками?
- Обычными. Транквилизаторами. Их тогда на каждом углу продавали, - пожала плечами я.
План был принят на ура всеми, кроме меня. Я равнодушно пожала плечами и сказала: "Делайте, что хотите". Тогда была собрана инициативная группа из местных тусовщиков, уже осведомленных о проблеме. Кого-то послали за транквилизаторами - их продавали старушки у метро, совсем как сейчас квашеную капусту. Да разве в этом дело? Кто-то купил таблетки, потом "всем миром" решали, какова должна быть доза препарата, чтобы излечить меня на время от неразделенной любви, но не убить. Вопрос был не праздным, ибо передозировки в их целях и задачах не стояло. В итоге народ постановил, что выпить нужно не больше десяти таблеток. Меньше - не поможет, больше - может навредить.
Доктора, мама дорогая.
Мой друг Александр сказал, что присмотрит за мной. Я только рассмеялась и попросила воды, чтобы запить "лекарство".
- Ты уверена? - спросил он, а перед моими глазами стояло лицо того, Другого, говорящего мне, чтобы я убиралась. Это был конец, я знала, что не увижу его больше - никогда. И эта мысль была радиоактивной, опасной, она изменяла меня, трансформировала во что-то другое, неуправляемое и плохое.
- Я ни в чем не уверена, - ответила я и без колебаний выпила таблетки. Забыться на всю ночь, не думать ни о Нем, ни о чем другом - это звучало как мечта.
После мы сидели на солнце, на парапете и ждали, что же будет. Я помню ветер, помню, как он играл моими волосами, утешал меня - теплый, свободный, и легкая, почти незаметная дымка равнодушия опускалась на меня. Сумасшедшие. Совершенно сумасшедшие. Никаких вариантов, все было именно так. В какой-то момент я встала и пошла по дороге, не обращая внимания на летящие мне навстречу машины. Мой друг Александр не успел даже отследить, в какой момент мое отпущенное на свободу бессознательное скомандовало мне направить себя на встречную полосу. Он бросился за мной, мой друг Александр, он успел схватить меня и вытащить на островок между полосами. Все водители сигналили нам и орали как сумасшедшие. Я ничего этого не помню. Последнее мое воспоминание было - ветер, играющий моими волосами, и руки, которые вдруг стали будто бы не мои. И что мысли о Нем меня больше не терзали.
Любовь. Дофамин. Транквилизаторы. И вся жизнь впереди.
Я отсутствовала в этом мире три дня и две ночи. Инициативная группа все же напутала с дозировкой, или, может быть, сознание просто не хотело возвращаться обратно. Только к обеду третьего дня я очнулась в незнакомой квартире на неудобной, продавленной многолетним использованием кушетке. Я понятия не имела, где я и как попала в это место. В комнату через приоткрытую дверь залетали звуки - где-то работал телевизор, шли новости. Я принюхалась - пахло выпечкой и чем-то еще, каким-то супом. Я встала; тело слушалось меня поразительно легко, хотя еще сохранялась странная внутренняя неопределенность, когда чувствуешь, будто ты находишься в двух местах сразу. Выглянула и наткнулась взглядом на полную в бедрах старуху в халате и фартуке. Старуха разглядывала меня с нескрываемым неодобрением, и я ее понимала. Если вот мне в дом внук притащит невменяемую девушку-подростка, тоже небось не обрадуюсь.
- Живая? - только и спросил меня ее внук, незнакомый мне бородатый парень лет двадцати. Я кивнула и попросила воды. Выяснилось, что после того, как я чуть было не решила весь вопрос, кинувшись под машину с ловкостью циркового жонглера, инициативная группа пришла к заключению, что оставлять меня в одиночестве или отвозить домой в таком состоянии категорически нельзя. Конечно, никто не мог представить, что "такое состояние" продлится три дня. В первый день "дежурным по классу" был мой друг Александр, что было только логично, так как он был моим другом и именно тем лицом, которое вручило мне упаковку с таблетками. Однако на следующий день с дачи возвращались его родители, и шефство надо мной было передано следующему в цепи - девушке Кате с "Октябрьской", а от нее - Володе и Паше из Балашихи, и так далее, пока я не оказалась в Чертанове у бородатого внука старухи в фартуке, которая только что сварила гороховый суп.
- Ничего себе! И что же дальше?! - спросила Наша Наденька. - Помогло тебе это? Ты пришла в себя? Забыла Его - свою первую любовь?
- Ты знаешь, да, - кивнула я. - Как ни странно, в чем-то твои ученые правы. Но не во всем.
Я не помню, как меня притащили в квартиру в Чертанове, но уходила из квартиры совсем другой. Теплое весеннее солнце согревало мое лицо, и я сосредоточилась на этих чувствах, стараясь не думать больше ни о чем. Боль не ушла, она осталась, и малейшее эхо мысли о том, что я больше никогда не увижу Его, заставляло меня сжиматься, как от порыва ледяного ветра. Но что-то уже поменялось, и я знала, что смогу это пережить.
Возможно, что и Он почувствовал это. Мой непредсказуемый, переменчивый любовник, моя первая любовь - он перестал злиться на меня уже к вечеру первого дня. Возможно, как раз тогда, когда я начала разговаривать с ветром, он и подумал: "Где-то там моя влюбленная сумасшедшая подруга?" Когда я не вернулась ни вечером, ни к утру, Он принялся меня разыскивать. Он приехал туда, где я была вчера, - к моему парапету, и услышал о том, что случилось. Он нашел мою историю, но не нашел меня. Я была на пути к Кате на "Октябрьской". Когда нашли ее, я уже перешла в руки Володи и Паши из Балашихи. Бородатому внуку я досталась на сохранение вообще случайно - его не знал никто из тех, кто знал меня. Мой друг Александр подрался с моим возлюбленным. Возлюбленный победил - он всегда отличался бешеным нравом. Я в это время шла по Чертанову и улыбалась солнышку.
- Неужели ты вернулась к этому музыканту? - Анна смотрит на меня удивленно, как будто я добровольно купила туристическую путевку в Афганистан. - После того, что ты пережила.
- В этом-то и проблема первой любви, - улыбаюсь я. - Поэтому-то я и сказала, что пропустила бы ее и начала сразу с третьей! Конечно, я вернулась.
Если сейчас закрыть глаза, я тут же вспомню то ошеломительное чувство даже не счастья, а чего-то другого, космического, как водородный взрыв на солнце. Он стоял и смотрел на меня и спрашивал, какого черта, почему он должен бегать по всему городу и искать меня. Это было невыносимо и прекрасно. Я прожила с Ним еще два долгих года, родила дочь, вышла за Него замуж - и только потом смогла от него уйти. Но это уже совсем другая история - счастливая.
- А если бы ты смогла все переиграть заново? Ты бы, наверное, убежала, как только он появился бы на твоем горизонте, да? - спросила меня Машенька. - От греха подальше.
- Ни за что, - с удивлением ответила я. - Нет, это моя история, моя память. Сама не знаю, почему, но я бы не стала менять ничего. Ни единого дня. Первая любовь - это почти всегда очень больно. Это как рождение на свет, нужно пройти через настоящий кошмар, чтобы потом долго и мучительно учиться жить в этом мире. Но ведь оно того стоит, верно? Она меняет нас - и часто к лучшему. Мы начинаем ценить простые вещи. Такие, как тихий вечер перед телевизором. Или чашку чая.
- А кстати, кто хочет чаю? - спросила психолог Ирина. - Думаю, что нам придется назначить дополнительный семинар. Постигать чудо любви - это дело непростое. Никогда не знаешь, что всплывет из памяти. Я лично так устала, что чаю бы точно выпила.
- И мы, и мы… - защебетали мы хором. Потом выяснилось, что кто-то принес пирог с вишней, а кто-то - конфеты. Мы притащили стол, поставили его в центр, а сами расселись по стульям и принялись вспоминать безумия юности и всех наших мужчин. Все же хорошо, что на наши семинары мужчины почти никогда не приходят. Разве с ними вот так посидишь? С ними разве что постигать чудо любви. В свободное от самопознания время!
Татьяна Алюшина
Татьяна Алюшина стала писателем совершенно неожиданным и странным образом - придавила как-то жизнь в очередной раз, все и сразу навалилось, так, что не продохнуть. И вместо того чтобы пожалеть себя, Татьяна вдруг почувствовала страстное желание выговориться бумаге - села и написала первую книгу. Автор уверена, что счастье всегда рядом, нужно только суметь впустить его в свою жизнь.
Любви все возрасты…
Первая любовь произошла и случилась со мной… в детском саду.
Большая, сильная и светлая, как и положено!
Все всерьез! А как же!
И избранником моей энергичной любви стал мальчик из моей группы по имени Юра.
А произошло все таким образом.
До определенного момента ни мальчик Юра, ни какие иные мальчики, да и девочки тоже, меня особо не волновали, ну, как особо - вообще не интересовали как таковые: ну бегают, играют рядом какие-то еще дети в группе, да и пусть себе, что на них внимание-то обращать!
Все дело в том, что я в детстве была ну очень активным ребенком, к тому же - с большой фантазией и выдумкой, и без каких-либо усилий с моей стороны умудрялась непонятным образом вовлекать в свои игры и дела практически весь горшочный коллектив нашей группы.
Это получалось как-то само собой. Вот возникла какая-то фантазия у меня в голове, например: обойти территорию садика по всему периметру вдоль забора - нет, ну согласитесь: интересно же! А что там? Вот кто-нибудь ходил вдоль всего забора? А? А вдруг там что-нибудь эдакое, а никто и не знает!
И я решительно, тут же, отправлялась к воротам сада воплощать идею в жизнь в задумчивой сосредоточенности. И обязательно - вот сто пудов и всегда! - по пути мне встречался какой-нибудь одногруппник, который непременно спросит, и с большим любопытствующим пристрастием:
- А ты куда?
И я честно объясняла куда. И (так же неизменно сто пудово) он тут же горячо интересовался:
- А можно с тобой?
- Да чего ж нельзя-то! Пошли, если хочешь! - А он, как правило, тут же ощущал горячее желание присоединиться к научному изысканию и открытию новых земель, да еще на ходу успевал громко оповестить о нашем вояже товарищей по детсадовскому заключению, играющих недалеко. И глядишь, уже и коллектив заинтересованных соратников собрался.
И вперед! За девочкой Таней шуршать вдоль забора!
А вы вообще себе представляете, что там у этого забора находилось?! Для начала заросли всяческих кустов, а в них!.. Нет-нет, это происходило еще в те благостно чистые времена, когда люди не мусорили вокруг себя, как паразиты, и города, улицы, сады и леса стояли чистенькими.
Но! Бычки от сигарет иногда-таки попадались!
И вот мы-ы-ы-ы, ну, чистые археологи, эти бычки-и-и-и! И подняли, и потрогали, и понюхали, и в рот, как взрослые, понатыкали…