ВОПРОС ВОПРОСОВ
- Папа, а ведь будут люди, которые доживут до того времени, когда погаснет Солнце?
- Возможно, будут.
- А смогут они улететь в другую галактику?
- Если Земля сохранит себя, то, вероятно, смогут… Ты же представляешь, какие нужны космические корабли, чтобы перевезти три-четыре-пять миллиардов людей на другие планеты? Пока ведь в кораблях летают три-четыре человека… Но, конечно, все может быть. Мысль человеческая беспредельна.
- Да-а, - протянул Максим, - но сохранится ли Земля? Сохранят ли ее люди?
- Будем надеяться. Должны, - отвечаю. - Иного выбора у них нет сейчас.
С минуту шагали молча.
- Да, папа. Будем надеяться. Но ты же знаешь, мысль человеческая беспредельна не только в добре… - И - после паузы: - Ну, давай об этом больше не говорить. Будем жить и радоваться, что мы живем!
- Ты прав! - говорю. - В одном хорошем романе сказано: надо жить и исполнять свои обязанности. Пойдем покатаемся на качелях минут пятнадцать - двадцать. А потом домой. Завтра ведь в школу!..
Максим поспешил на качели. А я еще долго думал о нашем разговоре.
ВЗГЛЯД НА ВЗРОСЛЫХ
Ужинаем. Не ест вкусную котлету.
- Ешь, - говорю, - тебе сейчас надо есть мясо. А то ты и не вырастешь.
- Ну и ладно. Останусь маленьким. Уж больно скучны взрослые люди.
- Понятно, значит, я тоже скучный человек, - говорю тихо и медленно, как бы между прочим. - Есть над чем подумать.
- Папа, ты же сам повторяешь - о присутствующих не говорят…
СОБАЧЬЯ ЖИЗНЬ
Идем по Большой набережной. Обочь дороги в опавших листьях осины лежит мертвая овчарка. Видимо, ее задавило машиной. Лежит так, будто все еще в беге.
- Что же это ее бросили - не похоронили? - спросил Максим.
- Такой ее хозяин, очевидно, - сказал я. - Пока служила ему собака - нужна была. А погибла - даже не похоронил.
- Да, папа. И собаке надо бы лучше знать своего хозяина. И собаке надо знать, кому служить.
После молчания:
- А и знала бы, что хозяин плохой, куда же она пошла бы от него? Собаки ведь привязчивы, говорят… Как-то мне дедушка говорил о собачьей жизни… Теперь я понимаю, что это такое.
РОДСТВЕННИК
12 октября 1976 года. Проснулись - на улице наконец-то белым-бело. Идет снег.
Как всегда, провожаю Максима в школу. Выходим пораньше, чтобы минут двадцать погулять: ему - перед занятиями, мне - перед работой.
Проходим мимо сквера. Разом останавливаемся. Максим смотрит на сквер - он весь в снегу. Каждая веточка держит снег.
- Здорово как!.. Как здорово, папа! - шепчет Максим, будто боясь, что от громкого голоса все это исчезнет.
Я стряхиваю с веток снег на Максима. Он в восторге.
Не отряхиваясь, снова замирает. И смотрит, смотрит.
- Пойдем, - говорю, - а то в школу опоздаем.
- Нет, погоди, папа. Еще постоим. Еще…
И вдруг я вспоминаю "Зимний дуб" Юрия Нагибина. Рассказываю Максиму, как мальчик, путь которого в школу лежал через лес, зачарованно любовался зимним дубом и опаздывал на уроки.
Когда я закончил пересказ, Максим сказал:
- Тот мальчик, папа… он - мой родственник.
"Я НЕ ХОЧУ ОБМАНЫВАТЬ…"
В школе задали Максиму - сшить сумку и вышить на ней свои инициалы.
Бабушка Груня предлагает помочь внуку в этой работе.
- Нет, бабушка. Я не хочу обманывать Клавдию Васильевну.
- И то правда, внучек, - согласилась бабушка.
Великое дело: не обманывать даже того, кто и знать бы не мог, что его обманули.
О СИНЯКАХ
Купаю его. Смотрю - ноги все в страшных синяках.
- Откуда это у тебя?
- Это шайба, папа. Ты знаешь, как больно, когда ею стукнут!
- На кой же дьявол тогда играть в нее? - не сдержался я. - Ведь могут образоваться надкостницы.
- Папа, а ты припомни, сколько у тебя было синяков? - И хитро, зажмурив один глаз, смотрит на меня. - Что-то я у тебя надкостниц не вижу…
- Ты в чем-то прав, - говорю, - но надо щитки купить тебе, что ли.
- Вот это здорово! - кричит на всю ванную Максим. - У одного мальчишки папа тренер, так у него и щитки, и маска вратарская…
ПО УТРАМ
В классе посадили его у окна.
- Теперь, папа, я буду тебе каждый день махать рукой на прощание.
Так у нас и повелось. Простившись с ним в коридоре школы и пожелав ему хорошего дня, я выхожу во двор, останавливаюсь и вижу в окне второго этажа его вихор. Вижу, как он готовит парту к урокам.
Потом он близко подходит к окну и машет мне рукой. Как-то неистово машет.
И каждый раз меня что-то пронизывает насквозь, становится тяжело дышать. Я машу в ответ и ухожу со двора. Он отходит к самому углу окна, чтоб дольше меня видеть, а я замедляю шаги перед калиткой…
Дай бог мне и в последний мой уход увидеть родные его глаза, родную его ладошку.
НЕ МОЖЕТ ПРОСТИТЬ
Собираемся гулять после ужина.
- И я с вами, - говорит мать.
- Нет, я пойду с папой только, - отрезает Максим.
Весь сегодняшний вечер у них стычки. Максим отвечает резко, даже дерзит. Останавливаю - не прекращает. И вот сейчас опять.
Выходим вдвоем. Поворачиваем на набережную.
- Слушай, - говорю, - Максимка, что с тобой, почему ты последнее время колючий какой-то? Почему ты стал груб с матерью? Если ты не можешь сразу отвечать, не надо. Подумай хорошенько. Разберись в себе и тогда ответь мне.
- Вот не ожидал я, - вздохнул Максим, - не ожидал, что ты меня спросишь об этом… Не ожидал я, что ты такой наивный, папа.
Я молчу. Равняемся с первым шлюзом. Во мгле видна вывеска: "Запретная зона для купания". Максим останавливает меня.
- Так ты хочешь знать, папа, почему я резок с ней? Хочешь? Так вот, - он решительно махнул рукой, - потому что она ни за что оскорбила самого любимого моего человека… Бабушку Груню!.. И ты это, папа, знаешь!..
Перед глазами у меня мгновенно встали сцены семейных раздоров.
Максим поднял сжатый кулак:
- Этого я ей не могу простить. Не могу!
Что отвечать? Что делать?
ПЕРВАЯ СИМФОНИЯ
За пианино.
- Хочешь, папа, я сыграю тебе симфонию, которую я сам сочинил?
- Конечно.
Играет.
И черт возьми, я что-то нахожу в его игре - и вроде бы настроение, и даже какую-то тему. Еще бы! Играет-то сын. Мой сын. И мне конечно же хочется найти это "что-то".
- Хорошо, - говорю, - ты бы записал ее.
- Это мне еще очень трудно, папа. Тут ведь у меня соль субконтроктавы, а я не знаю еще, сколько надо добавочных линеек, чтоб записать эти ноты… Но я скоро все это узнаю и тогда запишу. Подождешь? Ты можешь подождать?..
ПОДГОТОВКА К ЗАЧЕТУ
Готовится к зачету на скрипке. Кое-что не получается так, как хотелось бы. Снова играет, и снова не получается. Садится на диван и чуть не плачет.
- Не волнуйся, - говорю, - у всех музыкантов что-то может не выходить, даже у самых великих. А мы с тобой начинающие. Отдохни, и начнем сначала… Вот послушай стихи, они нам сейчас очень подходят. "Какое б горе мелких неудач, какая бы беда ни удручала, руками стисни горло и не плачь. Засядь за стол и все начни сначала". Понял? Вот так написал Константин Симонов.
- Стихи хорошие, да вот…
Советую заняться чем-нибудь другим, на несколько минут. Уговариваю, с трудом сдерживаясь. Меня ждет своя неотложная работа.
Садится за пианино. Через некоторое время увлекается, что-то фантазирует. Успокаивается.
Потом берет скрипку и хорошо играет и этюд, и концерт Ридинга.
Радостный подходит ко мне.
- Что? - весело спрашиваю я.
- Что-о-о? - говорит, понимая суть моего вопроса. - Ты меня извини, папа.
Обнимает. Отходит к столу, берет шариковую ручку и что-то пишет на поле газеты.
Подхожу. Читаю: "Папа + Максим = Дружба".
ПРАЗДНИЧНЫЙ УЖИН
- Как же, Максимка, мы отметим твой день рождения? - спросил я сына накануне его девятилетия.
- Ты мне что-то хочешь предложить? - ответил вопросом.
- Да, хочу. Чтоб ты пригласил в гости к себе своих одноклассников - Леночку и Олега. Ты ведь с ними дружишь? Пусть они и побудут на твоем празднике.
- Ты будто подслушал мои мысли. Я приглашу ребят.
Вечером 9 декабря ребята были у нас. К их приходу я накрыл стол. Бутерброды, конфеты, яблоки и, конечно, ситро.
В середине ужина я объявил конкурс самодеятельности. Лена и Олег спели. Максим играл на скрипке.
Жюри - мы, взрослые, - объявило, что все исполнители достойны поощрения, что они стали лауреатами конкурса и все награждаются призами. Леночка - Снегурочкой, Олег - пистолетом, Максим - набором "Русские воины".
Затем был торт с девятью свечами. Ребята шумно чаевничали. Перед уходом мы подарили ребятам по книжке.
Расходились веселые.
- Все хорошо, - сказал Максим, когда гости ушли. - Ты все хорошо придумал, папа. Но мне жаль, что у тебя не было ни одного такого дня рождения.
Год десятый
О ПОДЗАТЫЛЬНИКАХ
К очередному экзамену в музыкальной школе повторяет этюд для скрипки.
Присутствует бабушка Наташа, приехавшая на его день рождения.
Максим, чувствую, хочет сыграть как можно лучше. И как часто это бывает при чрезмерности такого желания, ошибается.
Поправляю его. Возвращаю к неважно сыгранным тактам.
Он напряжен, прерывает игру даже там, где все идет хорошо.
- Когда Вадюха, бывало, вел себя так, - заговорила бабушка Наташа, - тетя Ира его - по затылку, по затылку!..
Тетя Ира - сестра бабушки Наташи, преподаватель музыкальной школы. Вадим - ее племянник, учится играть на аккордеоне.
Максим посмотрел на меня, на бабушку Наташу. Потом повернулся к нотам. Минуты две глядел не двигаясь. И затем чисто проиграл только что не дававшийся ему этюд.
- Как видишь, бабушка, у нас без подзатыльников обходится.
Уложил скрипку в футляр. Собрал ноты. И ушел в мою комнату.
СМЕШНОЕ
- Знаешь, папа, как смешно кончается "Золотой теленок"? Остап Бендер говорит - все, с этим надо кончать. Пора начинать трудовую буржуазную жизнь в Рио-де-Жанейро. Куплю плантацию, а Балаганова выпишу в качестве обезьяны. Пусть срывает для меня бананы… Ты понимаешь, папа… Ничего себе - трудовую… буржуазную…
И хохочет. Хохочет вовсю.
НОВОГОДНИЙ СЮРПРИЗ
- У меня есть для тебя сюрприз, - сказал я незадолго до наступления Нового года.
- Какой, папа?
- Мы с тобой на каникулы поедем в Малеевку. Хорошо отдохнем. Побегаем на лыжах. Ты хочешь побегать на лыжах?
- Очень! И поживем там с тобой по-мужски, совершенно вдвоем!
Через два дня, за полторы недели до каникул, Максим вдруг заболел. Грипп. Температура сразу под сорок.
- Вот тебе и Малеевка, папа! - сокрушенно говорил Максим.
- Ничего, сынок. Впереди десять дней до каникул - выкарабкаемся!
Когда у Максима пошло на поправку, свалился я. Тоже грипп.
- Нет, не бывать нам в Малеевке! - сквозь слезы говорил Максим. - Точь-в-точь, папа, как в прошлом году. Помнишь, у нас уже были путевки, а ты свалился с этим же гриппом?..
- Нет, сынок. Прошлый год не должен повториться, - успокаивал я сына. - Я выздоровлю.
Ко времени отъезда мне действительно стало лучше, и мы решили ехать. Когда мы уже добрались до Белорусского вокзала и сели в электричку (а на вокзале у кассы была большая очередь, и я долго не мог взять билет), Максим сказал:
- Сколько ж мы преодолели с тобой, чтобы наконец поехать отдохнуть. В спорте это называется - бег с препятствиями…
ЧИТАТЕЛЬ ГОМЕРА
Пришли в Малеевке в библиотеку. Набросился на книги. Торопливо перебирал одну стопу за другой.
- Возьми "Овод" Войнич. Тебе же фильм нравился.
- Хорошо. И еще вот эти возьму.
Снимает с полки "Илиаду" и "Одиссею" - два толстых тома.
Знаю, он любит исторические вещи, книги о Древней Греции. Раз пять прочитал "Сына Зевса" Воронковой и сотню раз пересказывал мне отдельные эпизоды из жизни великих полководцев древности. Особенно ему нравится "Эхо" - сборник преданий, легенд, сказок всех народов мира. Там были отрывки из "Илиады" и "Одиссеи".
- Послушай, это много на неделю. И вообще рановато тебе читать эти книги. Возьми для начала только "Овод".
- Нет, папа, я прочитаю обязательно.
Вернулись к себе в комнату. Тут же уселся за "Илиаду". Через полчаса взял "Одиссею". Читал-читал - отложил. Задумался.
- Ты прав, папа. Мне это трудно читать пока. Много непонятных слов. Но когда-нибудь я все-таки прочитаю. Ты не жалей, что мы взяли их в библиотеке. Я рад, что хоть в руках их подержал. Понимаешь?..
В ЦАРСТВЕ БЕРЕНДЕЯ
Первая прогулка. Пошли по аллее вдоль глубокого оврага. Лес стоит заколдованный.
- Папа, - тихо сказал Максим, - а я и не знал, что ты привез меня в самое царство Берендея. Я спущусь вниз, папа. А ты подожди меня здесь.
Чуть не кубарем покатился с обрыва. Оглядывался то и дело. Ему, наверное, страшновата эта лесная и снежная таинственность. На дне оврага парок над полузамерзшей речушкой. Постоял Максим. Оглянулся и помахал рукой. И двинулся обратно. Подниматься тяжелее - пришлось несколько раз отдыхать. В беседке сказал откровенно:
- Там немножко страшно. Но я каждый день буду во время прогулки спускаться туда. Это будет моя зарядка. Хорошо?
- Да. А теперь пойдем, я покажу тебе трон Берендея.
Я повел его через пришвинский мостик к пяти березам из одного корня. Они, у самого корня выгнувшись к земле, напоминали кресло. Его-то, по преданию, Михаил Михайлович Пришвин и назвал троном Берендея.
Ныне осталось только две березы. Двух не стало давно. Третья упала недавно и лежит рядом. Недалеко от них - тоже овраг. Сквозь ветви елей и берез пробивалось солнце, и все вокруг искрилось и сверкало.
* * *
На лыжах идем. Снежное поле. Со всех сторон подступает лес. И поле, и лес в сиреневой дымке. Максим останавливается.
- Ты что? Иди, а то замерзнешь, - беспокоюсь я.
- Не замерзну, папа. Давай посмотрим на это чудо, - обводит палкой вокруг себя. - Когда-нибудь я напишу цикл картин "Воспоминания о Малеевке".
* * *
Входим в лес. Березы склонились под тяжестью снега, и мы проходим под ними, как под арками. Таких арок над лыжней много. Максим называет их воротами Берендея и считает, сколько ворот мы пройдем за прогулку.
В березовой роще лыжня разветвляется. Мы всегда шли прямо. Проходили до хмурого осинника. Потом добирались до конца леса и возвращались этой же лыжней. Когда поворачивали обратно, нас всегда манила неведомая для нас лыжня влево.
И сегодня мы решили идти по ней.
Лыжня забирает все левее и левее. Мы подходим к старым елям. Между ними белеют и березы. Ели высокие-высокие.
- Папа, это же башни берендеевского терема, - шепчет Максим. - С них Берендей наблюдает за своим лесным царством. Здорово, правда? Только не говори громко, а то мы его потревожим.
- Хорошо, - шепчу я.
- А ты знаешь, где он? - спрашивает Максим.
- Кто?
- Да Берендей!.. Вон за той толстой елью. Он не слышит нас. Мы же тихо, - объясняет сын.
И правда, кажется, за деревьями действительно кто-то есть.
- Ну, до свиданья, Берендей, мы не будем больше тревожить тебя, - говорит Максим и кланяется "терему". - Но мы еще придем к тебе.
Лыжня, сделав петлю, выходит на нашу привычную дорогу.
За обедом соседу Георгию Ивановичу сказал:
- А мы сегодня с папой были у терема Берендея самого. Вы никогда не были там? Не нашли, да? А мы нашли!
* * *
Вместе с нами на лыжах пошла девочка лет шестнадцати. Знакомые попросили нас взять ее с собой.
Максим шел впереди. Маша за ним. Я замыкал шествие.
Максим без умолку давал всяческие пояснения. Рассказывал о берендеевских воротах и, конечно, повел показать его терем. На спусках часто падал. Маша не могла затормозить и тоже падала, натыкаясь на него. Оба смеялись на весь лес.
И так - всю дорогу.
На другой день мы были на прогулке снова одни. Без Маши. Максим шел, как всегда, впереди и ни разу не упал.
- Ты сегодня идешь лучше, - сказал я. - Не падаешь… Или без Маши неинтересно падать?..
Он повернулся ко мне:
- А ты как догадался, что неинтересно?..
* * *
И в день отъезда мы пошли в лес. Прошли заветный круг. Когда из леса выехали на поле, по которому мы были уже на прямой к Дому творчества, Максим остановился на опушке, у первых берендеевских ворот, и сказал с грустью:
- Прощай, берендеевское царство! Прощай до будущего года!
Отвернулся и молча пошел вперед, к дому. Долго шел, не оборачиваясь.
"РАССКАЗ ОБ ОДНОМ ИЗ МОИХ ДРУЗЕЙ"
- Прочитай начало моего рассказа, папа.
- Лучше бы весь. Но давай начало. Читаю:
"Об одном из моих друзей.
РАССКАЗ
Пролог
В Мальтинии живут семь братьев по фамилии Сет. Первый - министр финансов, второй - полковник (служит в крепости Варфалем), а остальные футболисты. Впрочем, речь пойдет не о них, а об их деде, которого звали Пройт Схивенг Сет. Он был пират. Он награбил много денег. Я был на его корабле штурманом.
Глава первая
Тайна острова…"
- Ну, а что дальше?
- Дальше, папа, самое интересное. Этот Пройт был очень смелый человек. Однажды в бою с пиратами его ранило. У него совсем не было глаза. Он вытек, выбитый пулей из пистолета. Представляешь, все лицо залито кровью. Но он не покинул корабль… В конце концов все узнают, что он очень хороший и справедливый пират. Как Робин Гуд, справедливый. Но только об этом узнали - и он погибает… Тебе будет жалко его, да?
- Конечно, раз он хороший человек.
- Вот и мне тоже. Я думал оставить его живым. Но нельзя. Он погибает… Такова его судьба. Понимаешь?
- А в чем тайна острова?
- Тайна острова?.. - задумался. - Когда все напишу, тогда узнаешь.
- А почему у него такое странное имя?
- Так он же, папа, представитель синей расы. А там у всех такие имена.
- А может, это под впечатлением прочитанных тобою книг? Беляева, скажем?..
Пожал плечами:
- Может быть. Но, думаю, вряд ли. Я же сам его знал, Сета. Понимаешь? И присутствовал при его страшном ранении.
- Ну, разве что так! - сказал я. - Тогда другое дело…