Он понимает, что нужно прежде всего преодолеть многие застарелые привычки, равнодушие к миру, в котором мы живем. Люди слишком привыкли к тому, что ежедневно им говорят по радио и телевидению о социальных и политических бедствиях, о стихийных катастрофах, слишком поглощены своими мелкими заботами. Сименон указывает на одну из главных бед сознания современного человека на Западе: "Можно было бы сказать, что мы не созданы для того, чтобы думать в масштабах всего мира или хотя бы континента". Если мы мысленно вернемся к некоторым его романам и внимательно вдумаемся в них, то найдем в них предлагаемое писателем объяснение того, как, почему, в каких условиях произошло "отречение", самоустранение "маленького человека" от участия в судьбах окружающего его мира, его отлучение от Истории.
Все за тем же "круглым столом" в "Леттр франсэз" писатели не раз говорили об ограниченности наших знаний, о невозможности охватить в целом, понять современный мир. Прислушаемся, например, к словам Б. Пенго: "Писатели сегодня абсолютно не способны получить общую картину мира… Они создают литературу изоляции, отчуждения. Чувствуешь себя совершенно чужим по отношению к вещам, которые описываешь, и страдаешь от этого". По мнению К. Симона, писатель "знает лишь обрывки реальности, фрагменты, смысл которых ему не доступен".
Сименону эта позиция чужда. Такие его романы, как "Братья Рико", "Грязь на снегу", "Лунный удар", да и многие другие, свидетельствуют о стремлении писателя охватить современность в самых различных ее проявлениях, о принятии принципиальной возможности проникнуть в суть происходящих событий, обнаружить скрытые пружины человеческих судеб.
Размышляя о будущем, о том, кто будет строить его, Сименон обращается к молодежи. Ей он посвятил ряд лучших своих романов. В них - и тревога за сегодняшнее положение той части молодежи, которую отсутствие идеалов, безработица, социальная несправедливость толкают к преступлениям, и вера в молодежь, способную преодолевать сопротивление враждебного ей общества, его бездушие и жестокость. "Мы, люди пожилые и старики, не создадим новую мораль, - говорит Сименон. - Ее создадут сегодняшние дети и молодежь, которую упрекают за длинные волосы и за то, что она выходит на улицы с плакатами в руках. Они - предмет почти всеобщего порицания. Однако от них рождается мир будущего".
Сименона беспокоит то, что часть молодых людей, в том числе и тех, которые принимали участие в волнениях весны 1968 года, приспосабливается к буржуазному образу жизни, принимает условия его игры, подчиняется его правилам. Процесс этот он прослеживает во многих романах, которые можно было бы назвать романами воспитания-развращения. В книге воспоминаний "Вынужденные каникулы" Сименон с горечью отмечает, как постепенно его собственные сыновья приобретают привычки, вкусы, характерные для "обыкновенных" буржуа нашего просвещенного времени. Они, конечно, не презирают "маленьких людей", которые их окружают, но они, что еще хуже, их игнорируют. Их жизнь сосредоточена на них самих, на их будущем, на их благополучии, сегодняшнем и завтрашнем. В мае 1978 года Сименона постиг тяжелый удар: покончила жизнь самоубийством горячо любимая им дочь Мари-Жорж, не сумевшая и не пожелавшая пойти по пути приспособления к тому, что она ненавидела и не принимала.
В центре внимания Сименона-писателя всегда человек, "несчастный и чудесный маленький человек, исполненный героических порывов, надежд - и так часто - повседневного мужества, которое ничто не может истребить". Сименон пишет о тех, чья жизнь "состоит в том, чтобы любой ценой добывать хлеб насущный для себя и для своей семьи", о тех, кто, как легендарный Сизиф, всю жизнь катят вверх тяжелый камень собственной судьбы, который то и дело скатывается к подножию горы, снова и снова подхватывают его, пока не наступает трагический перелом, выбивающий их из "нормальной" колеи жизни, сталкивающий их с безжалостным и бесчеловечным Законом.
Еще в юные годы Сименон мечтал о роли человека, "выпрямляющего" судьбы других людей, их защитника (самого Сименона часто называют "адвокатом человеческих душ"). Эту роль, как известно, писатель отвел главному своему герою - Мегрэ. Честность большого художника в конце концов заставила писателя взглянуть правде в глаза: ни он сам, ни Мегрэ не в состоянии бороться в одиночку. Мегрэ побеждает в борьбе против настоящих преступников (на какой бы ступени социальной лестницы они ни стояли), но терпит поражение в борьбе за оступившихся, несчастных, затравленных обществом и его законами "маленьких людей".
Действующих в романах Сименона персонажей можно с некоторой долей условности отнести к двум основным категориям, резко противопоставленным друг другу. С одной стороны - власть имущие всех рангов и степеней, которые редко становятся предметом специального изображения и находятся чаще всего за кулисами основного действия; почти всегда они подаются в отрицательном плане. С другой - "простые", "маленькие" люди. К ним Сименон относится с бесконечным сочувствием и симпатией, но они в его романах являются лишь жертвами обстоятельств, бесчеловечного и несправедливого уклада буржуазной жизни. Каждый из этих людей живет как бы сам по себе, обреченный на одиночество. Те же, кто восстает против установленного порядка вещей, находит пути к объединению с другими людьми в совместной с ними борьбе, остались за пределами романов Сименона, в которых есть героика долготерпения и жертвенности, но нет героики сопротивления и борьбы.
Еще одно существенное обстоятельство, позволяющее понять принципы изображения человека у Сименона. "В своих книгах я стараюсь изучать только маленькие колесики, которые кажутся второстепенными, - пишет он. - Это заставляет меня выбирать персонажей довольно заурядных, а не людей исключительных. Человек, обладающий слишком большим умом, слишком развитый, имеет тенденцию смотреть на себя со стороны, заниматься самоанализом, и в силу этого его поведение оказывается неестественным". Здесь Сименон поднимает весьма важную и актуальную проблему современной литературы - проблему "аутентичности", подлинности человеческой личности, скрытой под грудой условностей, штампов, навязываемых ей обществом. Задача писателя заключается в том, чтобы снимать один за другим слои "лакировки", обнажая человека подлинного, "глубинного". Заметим, что эта тема стала одной из ведущих тем творчества французской писательницы Н. Саррот, таких ее романов, как "Портрет неизвестного", "Планетарий" или знакомый советскому читателю по русскому переводу роман "Золотые плоды".
Тем, кто писал о творчестве Сименона, еще не удалось достаточно полно проследить, каким образом, обходясь минимумом изобразительных средств, писатель в лучших своих произведениях сумел передать почти незаметные движения человеческой души, несколькими фразами очертить характер человека. Это - одна из сильных сторон мастерства романиста. Есть, однако, в проникновении в "общечеловеческие", глубоко скрытые пласты внутренней жизни человека и некоторая опасность. Слои "лакировки", которую наносит на человека общество, - это ведь и признаки данного, конкретного времени; по ним, подобно тому как по годовым кольцам определяют возраст деревьев, мы точно определяем временную принадлежность человека. "Голый", как его называет Сименон, человек, освобожденный от всего наносного, может оказаться как бы вне времени, а романы с его участием в отдельных случаях могут потерять временную конкретность. Страницы воспоминаний позволяют проследить, как художественные поиски Сименона движутся между двумя полюсами - изображением человека "вообще" в некой его "вечной" сущности и изображением людей в их конкретной сущности, социальной и исторической.
В краткой заметке, предваряющей роман "Розы в кредит", Э. Триоле говорит о драматическом разрыве между психологией современного человека и достижениями научного и технического прогресса. Люди живут в "нейлоновом веке" комфорта, в "обществе потребления", сохраняя привычки и инстинкты каменного века. С нетерпением призывая новые времена, общество, основанное на новых ценностях, Сименон, как и Э. Триоле, остро ощущает губительность этого противоречия для людей нашего времени. Человек изменяется слишком медленно, несмотря на все новейшие открытия и изобретения.
Тема "общества потребления", "общества изобилия" и его развращающего влияния на души людей была одной из ведущих тем французского романа с конца 50-х годов вплоть до 1968 года, принесшего с собой в литературу новые темы и проблемы. Вспомним такие, например, произведения, как "Прелестные картинки" С. де Бовуар, "Молодожены" Ж. Л. Кюртиса, "Вещи" Ж. Перека. В творчестве Сименона мы не найдем романа, в котором эта тема была бы определяющей, центральной, в ряде его произведений она проходит как бы на втором плане, но в своих воспоминаниях писатель обращается к ней непосредственно и неоднократно. Человека сегодня заставляют потреблять, покупать даже то, в чем он совершенно не нуждается. "Речь идет о том, чтобы продавать любой ценой, отбирать деньги у наивного покупателя". "Священное слово нашей эпохи -"продавать", продавать, но не покупать. Каждая страна становится крепостью. Стараются всеми способами, даже незаконными, распространять свою продукцию по всему миру. Это тем более безнравственно, что существуют страны, где сотни тысяч людей продолжают голодать, когда в Европе твердят об "обществе изобилия"".
Одним из самых мощных и изощренных орудий угнетения "маленького человека" являются средства массовой информации. Что такое журналистика "свободного мира", Сименон знает превосходно. Сам он проделал путь от репортера - сотрудника отдела происшествий провинциальной газеты - до автора статей на злободневные темы международной и внутренней жизни. Газетному миру в своих воспоминаниях он посвятил немало блестящих сатирических страниц. Наблюдения над современной прессой, радио- и телепередачами заставляют его с горечью писать: "Личность, которую называют "маленьким человеком", оказывается объектом такого скрытого или откровенного давления, что я не уверен, долго ли она еще сможет сопротивляться". Средства массовой информации не только вдалбливают в головы людей рекламу тех или иных товаров, но и создают ложное, извращенное представление о мире. "Сегодня утром, пробежав "Ньюсуик", я спросил себя, каким чудом еще существуют в мире миллионы, десятки миллионов порядочных людей".
Сам Сименон прямо называет тех, кто несет ответственность за существующие в мире насилие, жестокость, войны, голодную смерть тысяч людей, но "маленький человек" не случайно в его изображении оказывается одиноким, покинутым, отданным во власть неизвестных ему, анонимных сил. Если бы "маленький человек" обрел понимание сложного механизма современного мира, узнал настоящих своих врагов, он перестал бы быть маленьким и беззащитным. Пока же в романах Сименона народ безмолвствует.
Иногда возникает ощущение, что мысль Сименона, его позиция по отношению к современности как бы соткана из противоречий, самоопровержений и споров с самим собой. Это оттого, что он в постоянных поисках, заставляющих его то утверждать какие-то истины, то отказываться от них. Сименон, как и значительная часть западной интеллигенции, то пристально вглядывается в будущее во власти новых и смелых идей, то отдается на волю анахронических предрассудков, которые тем прочнее, чем больший абстрактно-гуманистический заряд в них заложен. Это касается едва ли не в первую очередь взглядов писателя на соотношение личности и народа, на проблему индивидуальной свободы и исторической необходимости.
В отличие от многих других деятелей культуры, своих современников, Сименон понимает, что историю сегодня делают (или будут делать) массы, народ: "Сейчас все решают не несколько великих людей, а массы". Сименон не испытывает страха перед движением этих масс, и мы уже убедились, с какой симпатией относится он к тем, кто оказывает все большее сопротивление своим угнетателям.
Но вот словно оживают призраки предрассудков, унаследованных еще от XIX века, и появляется страх перед "казармой", человеческим муравейником, подавляющим и уничтожающим личность. В этом, скорее всего, можно усмотреть желание противопоставить себя нивелирующим людей тенденциям стандартизации жизни, культуры, которые на Западе принимают устойчивый характер. Сименон говорит о том, как современная жизнь превращает человека в робота, час за часом крадет у него его "я", его индивидуальность.
Стандартизация, подчинение "массе" не исключают и другой крайности, которая становится трагедией современности - одиночества человека в безбрежном море других людей. Этой трагедии посвящены многие страницы как романов, так и книг цикла "Я диктую". Сименон с сокрушением говорит о "дроблении", распаде человеческих групп, коллективов, растущем обособлении людей. Уходят в прошлое такие объединявшие их раньше "центры", как городской квартал с его кафе и их завсегдатаями, "главная" площадь или даже церковь в деревне, которые для многих были местом встреч, живого человеческого общения. На смену приходит индивидуум у телевизора, оставляющий внешний мир за порогом своей квартиры или изгородью своего сада.
"Дробление" - несомненно реальный процесс, о нем рассуждают писатели, о нем пишут в газетах и журналах, о нем говорит и Сименон. Но противоположный процесс - сплочение масс, создание "коллективов", организованно отстаивающих свои права, в том числе и право на то, чтобы каждый мог оставаться личностью, - в его произведениях пока не зафиксирован.
На страницах воспоминаний не раз появляются заявления Сименона о своей аполитичности. Еще бы! Ему хорошо известна политика буржуазная, политика капиталистических государств и партий, представляющих власть имущих. Она отключена от нравственной сферы, в ней не действуют моральные принципы и запреты, и поэтому Сименон отмежевывается от нее.
Аполитичность аполитичностью, но Сименон ясно отдает себе отчет в том, что сама история (как это было во времена фашистского мятежа в Испании или в годы Народного фронта во Франции) потребует "от каждого, в первую очередь от писателей, быть ангажированными". И когда повороты буржуазной политики, деяния буржуазных политиканов становятся особенно отвратительными, у него вырывается крик: "Неужели во Франции не найдется никого, чтобы написать новое "Я обвиняю"?" И потом, если бы в его романах не было этого желания помочь человеку, чувства ответственности за его судьбу, значительная доля их нравственной и художественной силы пропала бы.
Время не стоит на месте, и в 1974 году Сименон готов послать своего тринадцатилетнего сына Пьера с его товарищами на улицу - разделить с другими ответственность за происходящие события.
"С раннего детства, - говорит Сименон, - я был бунтарем, бунтарем против уродства, бунтарем против несправедливости, против эксплуатации человека человеком, бунтарем против лжи организованного общества и особенно против лицемерия". Романы Сименона - свидетельство этого бунта, бунта против… Но за что? За кого?
Конечно, за "маленького человека", за то, чтобы ему спокойно жилось на земле. И другой ответ, который дает Сименон на поставленные вопросы: во имя свободы, прежде всего свободы личности.
Таким образом, писатель оказывается между двумя исключающими друг друга позициями: исповедуемой им устаревшей религией индивидуализма и деятельной любовью и уважением к человеку. Но будем справедливы: в своем творчестве Сименон, несмотря на заявление о том, что "ангажированность" вызывает у него страх, выступает прежде всего как писатель "ангажированный" - во имя человека, во имя его будущего.
Что же касается свободы в том реальном мире, в котором Сименон живет сейчас, сегодня, писатель не строит никаких иллюзий: "Я упорно ищу, какие права нам еще остаются, и нахожу очень небольшое их количество, чтобы не сказать ни одного". Это утверждение приобретает свой точный смысл на фоне, например, гимна современной западной цивилизации, который слагает другой французский писатель - Ф. Нурисье: "Никогда люди… не были столь свободны и защищены, как на нашем маленьком Европейском континенте".
Книги цикла "Я диктую" дают богатую пищу для размышлений о литературе, в первую очередь о романах самого Сименона, о "творческой лаборатории" писателя. Вместе с их автором, мысленно возвращающимся к различным моментам своей творческой деятельности, мы можем проследить становление писателя - от ранних повестей и рассказов начала 20-х годов к романам о Мегрэ, в которых детектив уже освобождается от оков внешней развлекательности, к социально-психологическим романам.
К этим романам Сименон шел далеко не таким простым путем, как полагали некоторые из его критиков. Легенда о писателе, создающем свои книги чуть ли не поточным методом, - одна из наиболее устойчивых легенд о Сименоне. Ученичество его было, однако, долгим. Известно, что до того, как он познакомился со многими произведениями французской литературы, он пережил увлечение русской литературой, влияние которой ощутимо в его романах на протяжении всей жизни. Имена русских классиков мы не раз встречаем на страницах его воспоминаний. "В 16 лет, - пишет он, - я читал русских писателей, точнее, поглощал Пушкина, Достоевского, Гоголя, Толстого, Горького и многих других. Не знаю, когда я спал. Все свободное время я проводил за книгами". Без рассказов Чехова трудно представить себе не только "Человека с собачкой", но и ряд других романов Сименона, без "Шинели" Гоголя, которой Сименон не перестает восхищаться, - разработку им темы "маленького человека". Гоголь вообще занимает совершенно особое место в сознании Сименона. "Я перечитывал Гоголя, которого считал и до сих пор считаю величайшим русским романистом" - характерное признание, в свете которого было бы небезынтересно взглянуть на многие романы французского писателя.
У Достоевского и Толстого учился Сименон проникновению во внутренний мир человека. Гениальная повесть Толстого "Смерть Ивана Ильича" определила пафос и направленность романа "Колокола Бисетра", современного "западного" варианта истории человека, который перед лицом смерти мучительно сознает, что "вся его жизнь была не то".
Можно без преувеличения сказать, что именно русская литература предохранила Сименона от воздействия литературы модернистской, способствовала его становлению как писателя-гуманиста, верного реалистическим традициям. Размышляя о взаимоотношениях литературы и изобразительных искусств, Сименон отмечал близость своего творчества к исканиям и достижениям художников-реалистов. Близость с живописью была нарушена с появлением "различных видов так называемого абстрактного искусства". Сименон ставит закономерный вопрос: "Не является ли новый роман, роман без романа, о котором много говорят… эквивалентом этого искусства? Я хотел бы, - добавляет он с иронией, - понять его, загореться энтузиазмом, не превратиться в реакционера. Мне это не удается… Параллелизм моего творчества, моей жизни с живописью внезапно прервался".
Среди своих учителей Сименон называет У. Фолкнера и Д. Конрада. Литературоведам еще предстоит определить, в чем именно проявилось их влияние на творческую манеру Сименона. Во всяком случае, можно предположить, что, создавая свои "морские" романы, писатель опирался на художественный опыт Д. Конрада.