"Ему нравилось учиться, но как-то припадками, - вспоминает его мать. - А потом он прогуливал. Ребята из его компании слонялись возле школы до последнего звонка, а внутрь так и не заходили. Потом утверждали, что дверь была заперта. Отправлялись прямиком в Сефтон-парк и торчали там весь день".
Риччи было одиннадцать, когда мать начала встречаться с маляром-декоратором Ливерпульской корпорации Гарри Грейвзом. Он родился с Лондоне, в Ромфорде. Гарри болел и по совету врача решил сменить климат. По некой необъяснимой причине климат он сменил на ливерпульский. По сей день не помнит, отчего так вышло. С Элси он познакомился через общих друзей, Магуайров. И с Риччи сразу поладил. Раза два-три в неделю они вместе ходили в кино.
"Я сказала Риччи, что Гарри хочет на мне жениться. Если бы Риччи был против, я бы отказалась, но Риччи ответил: "Выходи замуж, мам. Я не всегда буду маленьким. Ты же не хочешь, чтобы у тебя все кончилось как у бабушки"". Он имел в виду бабушку, которая не вышла замуж за мистера Лестера с его губной гармошкой.
Гарри Грейвз и Элси Старки поженились 17 апреля 1953 года, когда Риччи шел тринадцатый год. Вскоре после свадьбы Элси бросила работу. Гарри говорит, они с Риччи никогда не сказали друг другу ни одного дурного слова. Элси на Гарри сетует: если она жаловалась, что сын ей дерзит, муж лишь улыбался и не делал ровным счетом ничего.
В тринадцать Риччи снова серьезно заболел. Простуда перешла в плеврит, а потом болезнь перекинулась на легкие. Мальчик снова попал на Мёртл-стрит, а оттуда в детскую больницу Хесуолла.
Чтобы подбодрить пацана и чем-нибудь его заинтересовать, Гарри записал его в клуб болельщиков "Арсенала". Тоже не помнит, отчего так. Сам Гарри к "Арсеналу" относился прохладно. Он был и остается преданным болельщиком "Вест-Хэма". "Но у "Арсенала" в то время был эдакий лоск. Я подумал, мальчику понравится".
Пока Риччи лежал в больнице, в Ливерпуль заехал Том Уиттакер, в то время менеджер "Арсенала". Гарри написал ему: мол, так и так, было бы очень любезно с вашей стороны навестить одного из самых рьяных своих юных болельщиков, который сейчас лежит в больнице. До больницы мистер Уиттакер не добрался, но написал дружеское письмо, которым, по словам Гарри, Риччи очень дорожил. Сам Ринго ничегошеньки не помнит ни о письме, ни о клубе болельщиков "Арсенала".
Зато у него много добрых воспоминаний о самом Гарри. "Он постоянно таскал мне американские комиксы. Он был классный. Когда они с мамой ссорились, я всегда был за него. Я считал, она чересчур им помыкает, мне его было жалко. От Гарри я научился мягкости. Никогда никакого насилия".
На сей раз Риччи пролежал в больнице почти два года - с тринадцати до пятнадцати лет. "Мне придумывали кучу занятий, чтобы убить время, - вязание, например. Я сделал из папье-маше большой остров и ферму, полную скота. Как-то раз мы в больнице подрались с одним парнем. Он взбесился и треснул меня громадным подносом - чудом пальцы не раздробил".
Риччи вышел из больницы в пятнадцать лет. Формально он уже должен был закончить школу, хотя на деле его там почти не видели. В школу все равно пришлось зайти - получить табель, чтобы устраиваться на работу хоть с какой-то бумажкой. Ринго говорит, он так долго отсутствовал, что его никто не вспомнил.
Пришлось сидеть дома, выздоравливать, а уж потом думать о работе. Мать ужасно переживала, какую работу он сможет найти. Она понимала, что он недостаточно силен и не сможет таскать тяжести, но недостаточно образован и не сможет заниматься чем-то умным.
В конце концов через сотрудника службы занятости молодежи Ринго нашел место посыльного в Британской железнодорожной компании за пятьдесят шиллингов в неделю.
"Прихожу за униформой, а мне выдают только фуражку. Вот, думаю, гнусная работенка! Двадцать лет надо пахать, чтоб нормальную униформу дали. Ушел через полтора месяца. Не только из-за униформы. Там у них медосмотр, и я не подошел… Потом полтора месяца работал барменом на пароме, который ходил в Северный Уэльс и обратно. Как-то раз пошел на вечеринку, всю ночь пил и оттуда отправился прямо на работу. Нагрубил шефу, и он сказал: "Получи-ка расчет, сынок"".
Друзья Гарри помогли Ринго устроиться в фирму "Х. Хант и сын". "Вроде брали подмастерьем столяра. Но два месяца я только и делал, что гонял на велике за заказами. Мне уже стукнуло семнадцать - что ж, думаю, такое, когда же учиться-то начну? Прихожу к начальству, а они говорят: места столяра сейчас нет, пойдешь слесарем? Ладно, говорю, пойду. Чем не профессия? Все говорят: получил специальность - и ты в шоколаде".
Правда, больше никто не верил, что Риччи будет в шоколаде. Он был низкорослый, слабосильный, какой-то недокормленный и почти без образования.
"У него было трудное детство, - говорит Мари Магуайр, научившая его читать. - Развод родителей, две тяжелые болезни. Я лишь надеялась, что он будет счастлив. Какие там успехи? Ничего такого - просто счастлив".
Видимо, две долгие болезни сильно на него повлияли: ему трудно было приспособиться к школе, к работе, к повседневности. Сегодня он не может назвать ни одного своего учителя, но прекрасно помнит двух медсестер, которые за ним ухаживали, - сестру Кларк и сиделку Эджингтон.
И совсем не помнит, чтобы был несчастным. Он считает, у него было хорошее детство.
Какая ирония: никто не вспомнил Риччи, когда тот зашел в школу Дингл-Вейл за табелем. А через несколько лет в день открытых дверей там показывали парту, за которой якобы сидел Ринго Старр. Брали с посетителей по шесть пенсов за то, чтобы посидеть за ней и сфотографироваться.
19
Ринго и "Битлз"
В детстве Ринго не интересовался музыкой и не научился играть ни на одном инструменте. "В больнице у нас был ансамбль - четверо на тарелках, двое на треугольниках. Я не играл, пока не появился барабан".
Когда Ринго поступил в подмастерья слесаря, все свихнулись на скиффле. Вместе с ребятами он создал группу Eddie Clayton Skiffle, которая в обед выступала перед другими подмастерьями.
Первые подержанные барабаны отчим купил ему, съездив домой в Ромфорд. Стоили они десять фунтов. "Я привез их из Лондона в служебном фургоне, - рассказывает Гарри. - Стою на Лайм-стрит, жду такси, а тут идет Джо Лосс. Ну, думаю, если спросит, умею ли я играть, придется сознаться, что не умею. Но он прошел мимо".
За свою первую новую ударную установку Ринго заплатил сотню фунтов. За первым взносом в пятьдесят фунтов он отправился к дедушке.
"Риччи закатывал дикие сцены, если дед отказывал ему хоть в шиллинге, - рассказывает мать Ринго. - А тут дед пришел ко мне: "Слыхала, что хочет этот распроклятый лоботряс?" Он всегда называл Риччи лоботрясом. Но деньги дал, и Риччи честно ему возвращал - по фунту в неделю из зарплаты".
Мать Ринго побаивалась, что ансамбль будет отнимать слишком много времени. Сыну ведь надо ходить в технический колледж Ривердейл, наверстывать упущенное в школе.
Но Гарри нравилось, что пасынок играет в скиффл-группе. Он считал, парню надо чем-то интересоваться. Однажды Гарри разговорился в баре с одним типом - тот утверждал, что играет в группе. Он согласился на пробу взять Риччи, назначил время. Риччи пошел один и вернулся в ярости. Группа оказалась уличным оркестром. Ему повесили на грудь громадный барабан и хотели заставить маршировать по улице, стуча палочками под военный марш - бум-бум.
Впрочем, в группе Эдди Клейтона было немногим лучше. Да и никакого Эдди Клейтона, вообще-то, не существовало. Лидер группы Эдди Майлз взял себе для звучности сценический псевдоним. Точно так же Пол, Джордж и Джон изменили имена, поехав в Шотландию.
В конце концов, играя на тех же конкурсах, вечеринках и небольших танцплощадках, что и "Битлз", Риччи примкнул к группе Рори Сторма. Когда они получили сезонный ангажемент в летнем лагере "Батлинз", Риччи пришлось решать, бросать ли работу. Ему исполнилось двадцать, ходить в подмастерьях предстояло всего год. "Все говорили, что с работы уходить нельзя, и они, вероятно, были правы. Но мне очень хотелось смыться. Я получал шесть фунтов в неделю у "Ханта и сына" и еще восемь, играя по вечерам. "Батлинз" предлагал мне двадцать фунтов в неделю, за вычетом платы за жилье - шестнадцать".
В то время группа Рори была ведущей в Ливерпуле, но тринадцатинедельный ангажемент в "Батлинз" стал их величайшим прорывом. "Мы все хотели, чтоб наши имена прославились, - значит, думаем, имена должны быть позвучнее. Рори Сторм брал псевдонимы уже дважды. Вообще-то, он Алан Колдуэлл, потом стал Джетом Стормом, а потом Рори Стормом".
В "Батлинз" Ричард Старки наконец и стал Ринго. Прежде его иногда называли Rings. Первое кольцо ему подарила мать на шестнадцатый день рождения. Когда умер дедушка Старки, Риччи получил второе кольцо, широкое и золотое, которое носит по сей день. К двадцати годам он носил до четырех колец. В "Батлинз" ему сократили фамилию до Старра, чтобы можно было объявлять соло на ударных как "Star Time". "Rings" само собой превратилось в "Ringo" - в сочетании с односложной фамилией выходило звучнее.
Вернувшись в Ливерпуль, Ринго дома на Адмирал-Гроув отпраздновал двадцать первый день рождения. Пришли все самые известные группы, в том числе Gerry and the Pacemakers, The Big Three, и Силла Блэк. "Битлз" не было. Ринго их не знал. Они жили в другом районе и были просто еще одной группой на неверном пути к успеху.
Гостиная в доме на Адмирал-Гроув была очень маленькой, десять на двенадцать футов, но в нее каким-то чудом набилось шестьдесят человек. За цифру можно ручаться - в конце вечеринки Ринго сфотографировал гостей на куче битого кирпича напротив дома.
Мать Ринго давно знала Силлу Блэк - соседскую девушку, которую, вообще-то, звали Силла Уайт. Почти год та с подружкой по средам заходила к миссис Старки после работы. Элси поила их чаем, а потом Силла делала ей прическу.
Успешные выступления в "Батлинз" открыли группе Рори Сторма дорогу к другим ангажементам. Они прокатились по американским военно-воздушным базам во Франции, однако Ринго говорит, что это был кошмар. "Французы не любят англичан. Ну и я от них был не в восторге".
Дела шли так хорошо, что от первого предложения съездить на гастроли в Гамбург группа Рори отказалась. Потом, правда, все равно поехала, и в "Кайзеркеллере" впервые встретилась с "Битлз". Ринго смутно припоминает, что уже видел их в Ливерпуле: как-то заглянул в клуб "Джакаранда", а они там учили Стю играть на бас-гитаре.
В Гамбурге Ринго болтал с "Битлз" между сетами и заказывал им номера, когда они играли. Потом он уехал в Ливерпуль с Рори, а позже снова появился в Гамбурге, но уже один - аккомпанировал Тони Шеридану. В тот период Ринго всерьез подумывал остаться в Германии. Ему предложили годичный ангажемент - квартиру, машину и тридцать фунтов в неделю. Однако он решил вернуться в Ливерпуль и отыграть с Рори Стормом еще один сезон в "Батлинз". И тут его позвали присоединиться к "Битлз". По телефону Джон сказал, что прическу надо сменить, но бакенбарды разрешил оставить.
На Ринго обрушилось негодование поклонников Пита Беста - его засыпали угрожающими письмами. "Девчонки по Питу с ума сходили. А я был тощим усатым заморышем. Брайану я тоже не понравился. Он считал, у меня нет индивидуальности. И вообще, зачем брать драного кота, когда есть ухоженный?"
Все решили деньги. "Тогда же меня позвали в Kingsize Taylor and the Dominoes. Предложили двадцать фунтов в неделю. "Битлз" давали двадцать пять, поэтому я выбрал их".
Их пути могли не пересечься - это касается и битлов, и вообще всех в этой жизни. Задолго до того Ринго чуть было не эмигрировал в Соединенные Штаты. Как-то, с одним другом перебирая пластинки, он прочитал на конверте: "Лайтнин Хопкинс из Хьюстона, штат Техас". Они тут же направились к консулу США в Ливерпуле и заявили, что хотят в Хьюстон, штат Техас. Тот сказал, что для этого сначала нужно найти работу. Ринго выбрал работу на заводе. "Мне прислали огромные анкеты, а там сплошь про то, был ли "красным" датский дог вашего дедушки. Я вообще не врубался. Если бы врубился, точно бы уехал".
Ринго вписался в группу и как личность, и как ударник, и с ним "Битлз" стали безусловными лидерами среди ливерпульских групп. У них был менеджер-джентльмен, с ними наконец вышел на связь Лондон. Но их успех, пусть и местного масштаба, постепенно разрушал старые связи, которыми Ринго очень дорожил.
"В Ливерпуле одно время было столько групп, что мы часто играли только друг для друга. Такой особый свой круг, бит-группы. Ходили в одни и те же места, друг для друга играли. Было здорово. А когда пришли компании звукозаписи и начали подписывать контракты, дружба пошла на убыль. Кто-то пробился, а кто-то нет… Бывало, встретишь знакомого, и он такой: "Всё классно, парень, полный дурдом. Только что записался, но пластинки не будет. Сказали, что я слишком похож на Рэя Чарльза…" И это разбило наш круг. Люди друг на друга взъелись. Я перестал ходить в старые места. Но те дни в Ливерпуле навсегда мне дороги, на всю жизнь. На мой двадцать первый день рождения пришли все".
"Битлз" всё ждали, когда Джордж Мартин объявит дату их первой записи. Тем временем в Ливерпуле все устаканивалось. Брайан наконец пришел к выводу, что управлять двумя магазинами и бит-группой - это чересчур, о чем отец твердил ему давным-давно. Решив отойти от каждодневного управления магазином на Уайтчепел, Брайан перевел туда Питера Брауна с Грейт-Шарлотт-стрит. Сам он сосредоточился на NEMS Enterprises, но временами заскакивал вниз к Питеру - посмотреть, как идут дела. Это приводило к ссорам - Брайан не терпел ни малейших изменений в его идеально налаженном деле. После одного крупного скандала он даже уволил Питера, потом, правда, взял обратно.
А вот с битлами Брайан никогда не ссорился. Единственный инцидент произошел с Полом. Как-то вечером вся компания заехала за ним, но Пол был в ванной и отказался выходить. "Я крикнул им, что через пару минут выйду, пусть подождут. Выхожу - а они с Брайаном уехали. Ну и пошли вы тогда в жопу, сказал я как последний идиот. Им неохота меня подождать - а мне неохота за ними бегать. И остался дома смотреть телик".
Настоящая причина конфликта была в другом - Пол вбил себе в голову, что пора взбунтоваться. "Я всегда был весь такой рьяный, вечно куда-то рвался, подкатывался к менеджерам, сочинял анонсы. Может, много о себе возомнил, а может, и правда лучше других умел. Короче, я всегда был вот такой".
В результате Пол и Брайан повздорили, но не слишком серьезно. Скоро Пол опять стал весь такой рьяный. "Я сообразил, что только больше лукавлю, если не стараюсь".
Пол с Джоном по-прежнему увлеченно сочиняли песни, одно за другим создавая "оригинальные произведения Леннона - Маккартни". Но Мими оставалась при своем: все это несерьезно. "Ждала, что со дня на день Джон придет домой и скажет, что никакой больше группы нет. Мол, "мне все это до смерти надоело…" Я последней заметила, как хорошо пошли у них дела. К нам под дверь стали приходить молоденькие девочки - спрашивали Джона. На мой вопрос "зачем?" отвечали, что просто хотели бы его увидеть. Я этого не понимала. Девочки, совсем молоденькие. Я знала, что у него только одна постоянная подруга, Син".
Летом 1962 года Синтия обнаружила, что беременна. "Я не знала, захочет ли Джон жениться. Не хотела его связывать".
"У меня был легкий шок, - рассказывает Джон. - Но я сказал да. Придется жениться. Я не сопротивлялся".
Они поженились 23 августа 1962 года в ливерпульском бюро записи актов гражданского состояния на Маунт-Плезант. "Я зашел накануне предупредить Мими. Син ждет ребенка, мы завтра женимся, хочешь прийти? А Мими только застонала".
Родителей на свадьбе не было. Судя по описаниям, церемония получилась примерно такая же, как у родителей Джона двадцатью четырьмя годами раньше. Джон, Пол и Джордж явились в черном. "На улице грохотал отбойный молоток, - говорит Джон. - Я вообще не слышал, что говорили. Потом мы пошли через дорогу, съели курицу. Подарков не помню. Это было не в наших правилах. Знатно повеселились".
"Битлз" хотели сохранить свадьбу в тайне от поклонниц, но официантка из "Кэверн" видела, как они выходили из бюро регистрации, и новость просочилась наружу, хотя битлы отнекивались. "Мне казалось, жениться - значит распрощаться с группой: все так говорили. Мы не водили девушек в "Кэверн" - боялись растерять поклонниц. Чистая комедия, как выяснилось. Но я смущался быть женатым. Хожу такой весь из себя муж. Как будто в разных носках или с незастегнутой ширинкой".
Синтия тоже предпочитала свадьбу не афишировать. "Хватало того, что Джона везде узнавали, вечно за ним бегали. Я не хотела, чтобы то же случилось со мной".
К тому времени число поклонниц стало устрашающим; они упрямо ходили за битлами по пятам и по малейшему поводу поднимали визг. И однако, за пределами Ливерпуля о "Битлз" еще никто не слышал. Группа все ждала, когда же Джордж Мартин, великий лондонский звукорежиссер, вызовет их записываться.
В Ливерпуле все произошло без всякой рекламы. Поклонники открыли "Битлз" самостоятельно.
Среди этих поклонников была и Морин Кокс. Однажды они с подружкой побежали за Ринго по улице - это было вскоре после того, как он присоединился к "Битлз". Ринго как раз выходил из машины. Выдала его седая прядка в волосах. Морин выпросила автограф и записала в тетрадке номер машины Ринго. Морин только что окончила школу и шла на вечерние курсы парикмахеров. "До сих пор помню номер - NWM 466".
Сегодня Морин Кокс - жена Ринго. Но первым она поцеловала Пола, хотя сейчас слегка смущается, вспоминая об этом.
Как-то вечером в "Кэверн" подруга побилась с ней об заклад, что Морин не сможет подойти и поцеловать Пола. "Я сказала: это ты струсишь. А она сказала, что струшу я. И я на слабо́ пробилась к гримерной и, когда Пол вышел, его поцеловала. Подруга от зависти даже разревелась. Но мне больше всех нравился Риччи. Пола я поцеловала просто на спор. Я подождала Риччи и его тоже поцеловала".