Европейский фашизм породил геополитически безответственную и несостоятельную иллюзию общих интересов у Моря (Запад) и Суши (Восток) перед лицом некоего третьего субъекта, который с точки зрения геополитической доктрины не мог не быть фикцией, так как не обладал достаточным геополитическим, географическим, историческим и цивилизационным масштабом. Европа (фашистская или нет) имеет только две геополитические перспективы - либо быть западным форпостом Востока (как это было, к примеру, в православной империи Рима до раскола), либо выступать стратегической береговой зоной под контролем Моря, направленной против континентальной массы Евразии. Стратегия стран Оси была не той, не иной. Поражение Германии было очевидно уже тогда, когда началась война на два фронта. Такая противоестественная авантюра не только была самоубийственной для Германии (шире - Европы), но и заложила половинчатую, незаконченную геополитическую базу для всего евразийского континента, что в конце концов привело к гибели и краху всю цивилизацию Суши. Это последнее замечание основано на блестящем анализе Жана Тириара относительно распада СССР и Варшавского договора, который он сделал за 20 лет до того, как это стало фактом. Тириар показал, что с геополитической точки зрения стратегическое пространство, контролируемое странами соцлагеря, не закончено и не сможет выдержать длительного противостояния с Западом. Главной причиной Тириар считал проблему разделенной Европы, которая давала все стратегические преимущества заокеанской державе в ущерб СССР. Тириар утверждал, что для решения этой радикальной задачи, доставшейся Евразии в наследство от суицидальной политики Гитлера, необходимо либо завоевать Западную Европу и включить ее страны в соцлагерь, либо, напротив, настаивать на выводе из Восточной Европы стратегических объектов и войск СССР с параллельным роспуском НАТО и удалением всех американских стратегических баз. Это привело бы к созданию в Европе нейтрального пространства, которое обеспечило бы Москве возможность полностью сосредоточиться на южном направлении и дать решающий позиционный бой США в Афганистане, на Дальнем и Ближнем Востоке.
Но цивилизация Моря внимательнейшим образом изучала геополитические теории Макиндера и Мэхэна, не просто сверяя с ними свою стратегию, но понимая серьезность угрозы, исходящей из прогрессивной евразийской континентальной интеграции под эгидой Советов, и предприняла все возможные усилия, чтобы ни в коем случае не допустить ее. Снова, как и в случае с борьбой Труда и Капитала, не просто действовали объективные исторические силы, но наблюдалось и активное прямое вмешательство субъективного фактора - агенты Запада сделали все возможное, чтобы не допустить реализации "континентального блока", пакта Берлин-Москва-Токио, проект которого выдвигался крупнейшим немецким геополитиком Карлом Хаусхофером. Вместе с развитием геополитических исследований Море обретало логичный и эффективный интеллектуальный, концептуальный аппарат для того, чтобы действовать в истории не инерциально, а сознательно.
Конец Советского блока, крах и распад СССР означают в геополитических терминах победу Моря над Сушей, талассократии над теллурократией. Запада над Востоком. Снова, как и в случае с парой Труд-Капитал, мы видим в истории XX века телеологическое вычленение двух важнейших, ранее не до конца проявленных геополитических субъектов, - только на сей раз это Море и Суша, - их планетарную дуэль и финальную победу Моря, Запада.
Если сравнить сюжет экономической редукции с моделью геополитического объяснения истории, сразу же в глаза бросается отчетливый параллелизм, который прослеживается на всех этапах. Такое впечатление, что одна и та же траектория повторяется на различных, параллельных уровнях, не связанных между собой прямо. Напрашивается следующее отождествление:
Судьба Труда = судьба Суши, Востока.
Судьба Капитала = судьба Моря, Запада.
Труд фиксирован, Капитал ликвиден. Труд - созидание ценностей, восхождение (этимологически "вое-ток"), Капитал - эксплуатация, отчуждение, грехопадение вещей (этимологически "за-пад"). Морская цивилизация - цивилизация либерализма. Сухопутная цивилизация - цивилизация социализма. Евразия, Суша, Восток, Труд, социализм - синонимический ряд. Атлантизм, Море, Запад, Капитал, либерализм, рынок - тоже синонимический ряд.
Сопоставление политэкономии и геополитики дает на редкость стройную концептуальную картину.
"Конец истории" в геополитических терминах означает "конец Суши", "конец Востока". Не напоминает ли это библейскую символику Всемирного потопа?
Война народов
Еще одной моделью интерпретации истории являются разнообразные этнические теории, которые рассматривают в качестве основных субъектов истории народы, иногда расы, иногда какой-то один народ, противопоставленный всем остальным. В этой сфере существует неисчислимое многообразие версий. Одним из самых ярких теоретиков этнического подхода был немецкий деятель просвещения Гердер, идеи которого были развиты немецкими романтиками, отчасти позаимствованы Гегелем и, наконец, взяты на вооружение представителями немецкой консервативной революции, особенно выдающимся мыслителем, юристом и философом Карлом Шмиттом.
Расовый подход был в общих чертах изложен в трудах графа Гобино, а затем подхвачен немецкими национал-социалистами. Идеи же рассмотрения истории через призму одного этноса ярче всего представлены в иудаистических, сионистских кругах, на основе специфики еврейской религии. Кроме того, в период подъема национальных чувств в любом народе всегда можно встретить тенденции, близкие идее национальной исключительности. Разница в том, что практически нигде эти теории не получают столь выраженного религиозного содержания, не являются столь устойчивыми и развитыми, не имеют такой длительной исторической традиции, как у евреев.
Существует несколько необычных, но крайне убедительных этнических теорий, не попадающих ни в одну из вышеперечисленных категорий. Такова, к примеру, "теория пассионарности и этногенеза" гениального русского ученого Льва Гумилева. Она также рассматривает всемирную историю как результат взаимодействия этносов, понятых как органичные живые существа, проходящие различные периоды жизни - от младенчества до старости и умирания. Несмотря на то, что эта теория в высшей степени интересна и открывает многие загадочные закономерности цивилизации, она не обладает той степенью телеологического редукционизма, которая нас интересует. Воззрения Гумилева не претендуют на последнее обобщение. Более того, эсхатологические взгляды (откровенные или замаскированные) Гумилев был склонен рассматривать как выражение "упаднической" стадии развития этноса, как химеры, возникающие в среде разлагающихся, утративших пассио-нарность, приближающихся к порогу смерти культур и народов. Соответственно, для него сама постановка вопроса относительно интерпретации "конца истории" являлась бы выражением глубокого декаданса. По этой причине придется оставить Гумилева в стороне.
На примере Гумилева можно выделить первый критерий, на основании которого следует разделить все теории этноса как субъекта истории на две части. Одни теории имеют телеологическое, эсхатологическое измерение, а другие нет. Что мы имеем в виду?
Существуют такие концепции этнической истории, которые видят в судьбе того или иного народа (варианты: нескольких народов или рас) отражение смысла всего исторического процесса. Следовательно, конечный триумф, возрождение или, наоборот, поражение, унижение, исчезновение нации рассматриваются как результат всемирной истории, конечное выражение ее тайного смысла. Это - этнические теории эсхатологической ориентации, они нас интересуют более всего. Иные же, даже самые экстравагантные, но не обладающие телеологическим измерением, ничего не добавляют к пониманию исследуемой нами проблемы. Так, к примеру, русский, американский, еврейский, курдский, английский национализм, немецкий расизм явно тяготеют к эсхатологической постановке вопроса. Национализм же польский, венгерский, арабский, сербский, итальянский или армянский - хотя он может быть не менее ярким, насыщенным и динамичным - явно телеологически пассивен. Первая группа считает, что приоритетным субъектом истории является данный народ, его перипетии составляют содержание всемирного исторического процесса, а конечное торжество и попрание враждебных народов положат конец истории. Вторая группа не имеет планов такого глобального масштаба и настаивает лишь на прагматическом и не столь претенциозном утверждении национальной особенности, культуры и государственности перед лицом окружающих народов и культур. Здесь проходит важная разделительная черта. Исследование второй группы этнических доктрин никак не приближает нас к выявлению исторической парадигмы, так как изначально здесь берется слишком малый масштаб. Первая же группа, напротив, удовлетворяет нашим требованиям. Хотя и здесь следует отделять "глобализм пожелания" от "глобализма реального", т. к. для того, чтобы даже чисто теоретически рассматривать этническую интерпретацию эсхатологии, конкретному этносу необходимо обладать значительным историческим масштабом (во времени и в пространстве).
Но, даже ограничив круг рассмотрения телеологическим национализмом, мы все равно не имеем здесь стройной картины. Так как между политэкономией и геополитикой аналогия получилась совершенной и наглядной, попробуем - несколько искусственно - распространить ту же модель и на этническую историю.
Геополитика позволяет сделать в этом отношении первый шаг. Раз Море = Запад, то "этнос Запада" является носителем талассократических тенденций на этническом уровне. А так как в нашем уравнении уже есть формула Море=Капитал, то гипотетический (пока) "этнос Запада" становится третьим членом тождества: Море="этнос Запада"=Капитал. Легко выстроить и уравнение противоположного полюса Суша="этнос Востока"=Труд. Теперь остается соотнести понятия "этнос Запада" и "этнос Востока" с какими-то фиксированными историческими реальностями и выяснить наличие соответствующих эсхатологических доктрин.
Здесь нам на помощь приходят русские евразийцы (Трубецкой, Савицкий и др.). "Этнос Запада" они вслед за Данилевским отождествили с "романо-гер-манскими" народами, "этнос Востока" - с "евразийцами", на полюсе которых стоят русские, как уникальный синтез славянских, тюркских, угорских, германских и иранских этносов. Конечно, говорить о романо-германцах как об этносе не совсем точно, но все же некоторые общие исторические и цивилизационные черты здесь явно присутствуют. Романо-германцы объединены и географией, и культурой, и религией, и общностью технологического развития. Колыбелью того, что можно назвать "романо-германской цивилизацией", принято считать Западную Римскую империю, а позже "Священную Римскую империю германских наций".
Этнокультурное единство прослеживается, но правомочно ли говорить о единой эсхатологической концепции, которая рассматривала бы судьбу этой этнической группы как парадигму истории? Если внимательно присмотреться к логике развития романо-германского мира, мы увидим, что изначально этот мир узурпировал и применил исключительно к самому себе понятие "эйкумена", т. е. вселенная, которое характеризовало ранее в Православной империи совокупность всех ее частей. Но после откола от Византии Запад ограничил понятие "эйкумена" самим собой, сведя вселенскую историю к истории Запада, оставив за скобками не только нехристианский мир, но и все восточные православные народы и, более того, ось истинного христианства - Византию. Таким образом, за пределы "христианского мира" ро-мано-германцев выпал самый центр аутентичного христианства - православный Восток. Далее эта концепция "европейской эйкумены" была унаследована народами Запада - и после нарушения его католического религиозного единства, и после окончательной секуляризации. Романо-германский мир отождествил свою этническую историю с историей человечества, что, в частности, и дало основание Н.С. Трубецкому озаглавить свою книгу "Европа и человечество". В этой книге он убедительно показывает, что самоотождествление Запада со всем человечеством делает его врагом реального Человечества в полном и нормальном значении этого понятия. В такой перспективе начинает ясно проглядывать фактическое самоотождествление Европы и европейцев с этническим субъектом истории, и в такой перспективе позитивный (в сознании романо-германца) исход истории будет равнозначен окончательному триумфу Запада, его культурной и политической "эйкумены", над всеми остальными народами планеты. Это, в частности, предполагает, что романогерманские политические, этические, культурные и экономические нормативы, выработанные в процессе истории, должны стать универсальными и повсеместно принятыми, а все сопротивление со стороны автохтонных народов и культур должно быть сломлено.
Концептуальный эсхатологизм европейских наций прошел несколько фаз развития. Вначале он имел католико-схоластическое выражение, параллельно с которым развивались и чисто мистические доктрины, наподобие концепции "Третьего Царства" Иоахима де Флора. Речь шла о том, что романо-гер-манский мир завершит "евангелизацию" варваров и еретиков (в число которых включались православные!) и наступит "рай на земле", более или менее аналогичный повсеместному господству Ватикана, только возведенному в абсолют.
В XVI веке европейский эсхатологизм выразился в Реформации, а позже нашел окончательную формулу в англосаксонской протестантской доктрине "потерянных колен". Эта доктрина рассматривает англосаксонские народы как этнических потомков десяти потерянных колен Израиля, не вернувшихся, по библейской истории, из вавилонского плена. Следовательно, истинными евреями, израильтянами, "избранным народом" являются англосаксы, "золотое зерно" романо-германского мира, это им суждено в конце времен установить главенство над всеми остальными народами земли. В этой экстремальной доктрине, сформулированной в XVII веке сторонниками Оливера Кромвеля, концентрируется в сжатом виде вся логика этнической истории Европы, отчетливо и недвусмысленно утверждается этнокультурный универсализм претензий Запада на мировое господство. Таким образом, происходит уточнение этнического субъекта романо-германского мира. Этим субъектом постепенно и все более отчетливо становятся англосаксы, протестантские фундаменталисты эсхатологической ориентации. Но корень этой доктрины следует искать в католическом Средневековье, в Ватикане. По этому поводу блестящий анализ дал Вернер Зомбарт в книге "Буржуа".
Англосаксы параллельно кристаллизации концепции этнической избранности первыми включаются в два судьбоносных процесса, лежащих в основе современной политэкономии и геополитики. Англия делает индустриальный рывок, первой из европейских держав вступая в промышленную революцию, которая ускоренными темпами приводит к расцвету капитализма и одновременно покоряет морские просторы планеты, побеждая в геополитической дуэли более архаичных, "почвенных" и традиционалистских испанцев. Карл Шмитт прекрасно показал
' Зомбарт В. Буржуа. М., 1994.
взаимосвязь между этими двумя поворотными событиями современной истории .
Мало-помалу инициативу Англии перенимает "дочернее" государство - США, которое изначально основано на принципах "протестантского фундаментализма" и мыслится его основателями как "пространство утопии", как "обетованная земля", где история должна окончиться планетарным триумфом "10 потерянных колен". Эта мысль воплощена в американской концепции Manifest Destiny, которая видит "американскую нацию" как идеальную человеческую общность, являющуюся апофеозом мировой истории народов.
Сопоставив абстрактную теорию "этнической избранности англосаксов" с исторической практикой, мы увидим, что реальное влияние Англии, как авангарда романо-германского мира, на саму Европу и, шире, на весь мир и мировую историю, действительно огромно. А во второй половине XX века, когда США стали де-факто синонимом "западных народов" и символом обоснованности эсхатологического англосаксонского национализма, в наличии Manifest Destiny вообще едва ли можно сомневаться. Если, к примеру, масонско-католический национализм французов, несмотря на возвышенные мифы о "последнем короле", оказался лишь региональным и относительным, то англосаксонская концепция протестантского фундаментализма подтверждается не только поразительными успехами "владычицы морей", но и гигантской гипердержавой - единственной в современном мцре.
Теперь обратимся к "этносу Востока", к евразийцам. Здесь тоже следует обратить внимание в первую очередь на народы, доказавшие свой исторический масштаб. Нет сомнений, что единственной этнической общностью, которая в современном мире оказалась на высоте истории, которая смогла утвердить свой национальный эсхатологизм в гигантском объеме, являются русские. Так было не всегда, и в какие-то периоды истории Востока русские были лишь.одним из народов, наряду с другими расширяющими или сужающими (с переменным успехом) границы своего культурного, политического и географического присутствия.
Китай и Индия, будучи древнейшими и высочайшими традиционными цивилизациями, несмотря на масштаб и духовное значение, никогда не выдвигали концепций эсхатологического национализма, не отождествляли свою этническую историю с историей человечества, не наделяли драматическим элементом межнациональные отношения или конфликты. Кроме того, ни китайская, ни индусская традиции не отличались "мессианизмом", претензией на универсальность своей религиозной и этической парадигмы. Это - Восток статичный, "перманентный", глубоко "консервативный", не способный и не желающий принимать вызов Запада. Ни в Китае, ни в Индии никогда не существовало национальных теорий, согласно которым китайцы или индусы когда-то, в конечные времена, будут править миром. Лишь у иранцев и арабов были национально-расовые теории эсхатологической ориентации. Но история последних веков показала, что реальный масштаб подобной этнической телеологии - с явно выраженным исламским религиозным компонентом - недостаточен для того, чтобы рассматривать ее как серьезного соперника "народам Запада". Функции авангарда "этноса Востока" однозначно возложены на русских, которые смогли выработать универсалистски-месси-анский идеал - по масштабу сопоставимый с идеалом англосаксонским, позже американским - и воплотить его в гигантскую историческую реальность.
Эсхатологическая идея Православного царства - "Москвы как Третьего Рима" - была позднее перенесена на секуляризированную петербургскую Россию и, наконец, на СССР. Из византийского Православия через Святую Русь к столице Третьего интернационала. Аналогично тому, как англосаксы перешли от этнической концепции "колен Израилевых" к американскому melting-pot как "искусственному эсхатологическому либеральному раю", русский мессианизм - изначально основанный на концепции "открытого этноса" - обрел в XX веке формулу "советского патриотизма", собирающего под гигантским культурно-этническим универсальным проектом народы, этносы и культуры Евразии.